Будильник не зазвенел, он проревел как пожарная сирена, но Виталик нехотя оторвал голову от подушки и дал пощёчину обидчику. Будильник прокатился по тумбочке, упал и застучал по паркету.

- Да чтоб тебя... - вырвалось у Виталика.

Он потянулся, не вставая с кровати. Посмотрел за окно. Темно. Свесил ноги вниз. Нашарил изношенные тапочки. Проследовал на кухню. По дороге заметил распластанный на 2 части будильник.

- Замечательно, - мстительно улыбнулся хозяин квартиры.

Кофе, бутерброд, душ – всё на алгоритмах.

Запищали электронные часы – 19:00. После ночной смены выходить снова в ночную – немыслимая каторга. А что делать? Раньше думали, что красота требует жертв. Неверно. Учёба. Она требует жертв. Хочешь учиться в университете, снимать неплохую квартирку – работай. Никто ничего не даст тебе даром. Это Виталик усвоил давно.

На улице прохладно. Осень матереет с каждым днём. Изо рта вырывается облачко пара. Шаги гулко отдаются по плитам. В этом городе всегда пустынно – утро ли, день, вечер – всегда. За восемь месяцев дорогу до склада изучил досконально: из дома в городской парк, его пройти насквозь, перейти дорогу, миновать главную площадь города и ворваться в одну из многочисленных улочек. В городе нет асфальта. Это поначалу пугало Виталика. Потом привык к каменным плитам, с которых совершенно невозможно стереть следы крови и испражнений.

Площадь осталась позади. Сон слетел ещё в парке. Виталик выбрал одну из улочек и ускорил шаг. Тело отдалось болью. Оно так и не привыкло к тяжёлой работе грузчика. Каждый день был настоящим вызовом – проверкой на прочность. Ему некуда было бежать, иначе давно бы всё это бросил.

Впереди замаячили неясные тени. По крайней мере шесть. Одна тень значительно короче других – ребёнок. Виталик приблизился к углу дома, из-за которого торчали как колья тени. В подворотне, чуть вдали от фонаря, стояли люди. Четверо молодых парней, они были ужасно пьяны, и потёртый жизнью мужик. Рядом с ним, уцепившись за дырявую штанину, стоял мальчишка лет шести. Он был рыжим, как и его отец. Эти двое имели самый несчастный вид, какой только можно было себе представить. Чумазые, с засаленными волосами, в изношенной одежде. Лицо мужика в полумраке отливало мертвецкой бледностью с тем характерным оттенком, который выдаёт пристрастие к алкоголю.

Парни не говорили, они почти кричали, всё повышая голос. Один из них толкнул Рыжего в грудь. Тот пошатнулся, но удержался на ногах. Через минуту раздался громкий в тишине пустынного города шлепок. Всё тот же парень, видимо, вожак ударил Рыжего по лицу. Голова его как-то смешно и страшно запрокинулась и он начал падать навзничь. Потом на него посыпался град ударов. Били ногами. Он не пробовал защищаться, только тихо стонал. Мальчишка всё так же держался за штанину, но не плакал. Порой перепадало и ему.

Через какое-то время Рыжий затих и бить его стало неинтересно. Вожак плюнул в его сторону, что-то процедил сквозь зубы и пошёл прочь. Другие трое - за ним.

Очень долго Рыжий не шевелился, а потом начал приходить в себя. Он не мог говорить, лицо было разбито, а только мычал и отхаркивался кровью. Сын помог ему подняться и, наконец, скрылись и эти двое.

За всё время происшествия Виталик не подал голоса и находился в укрытии. Уходя, мальчишка повернулся и уставился в упор на Виталика. Детское личико не было злым или расстроенным, оно не глядело на него осуждающе. В лице мальчишки, однако, было что-то такое, что заставило Виталика сорваться с места и побежать. Он бежал по улице и слёзы застилали глаза. В дверях склада он налетел на сторожа Игнатьича. Сухонького и озлобленного на жизнь старичка.

- Опаздываешь, ой опаздываешь. Третий раз за месяц.

- Игнатьич, милый, дорогой, да я...да там...в подворотне...

И Виталик захлёбываясь рассказал всю эту историю старику, ища сочувствия, совета.

- Понимаешь, Игнатьич, - говорил он пять минут спустя, - в этом мальчишке было всё вселенское несчастье – нищета, голод, разврат, пьянство, убийства. Он смотрел на меня такими глазами...такими глазами. У меня душа в камень превратилась, окутанный льдом. Разве возможно такое на свете? Отчего так происходит? Отчего одни счастливы, а другие несчастны?

- Понимать надо, - резко оборвал его Игнатьич, - он так всю жизнь свою короткую жил и сколько ему на роду написано – так и проживёт. Не в первой отца его, видать, колотили. Значит, за дело.

- Да как же... - так и задохнулся от возмущения Виталик, но сторож уже скрылся в недрах склада.

Виталика удивила эта злость, эта обыденность в тоне Игнатьича. Он не понимал, как можно быть таким чёрствым. Он сам был добродетелен. И остался в укрытии...