Сестра вернулась к концу недели, как всегда шумная, загоревшая и с двумя вёдрами боровиков, купленных где-то по дороге домой. Допоздна сидели вдвоём на кухне, беседуя о жизни и перебирая грибы.

Появился усталый Митя.

- Кушай и ложись спать дорогой, завтра везём брата в родные края. - Забегала Элла возле мужа.

Утром взяли курс на городок, где родились и выросли.

Триста километров пробежали быстро.

И вот уже до боли знакомые места.

«Здесь ничего и не поменялось», - думал Григорий, с трудом давя нахлынувшие чувства.

Спутники говорили о чём-то своём, понимая состояние блудного сына, попавшего на родную землю после шестнадцати лет разлуки.

Больше всего он боялся визита на кладбище.

Слёзы уже предательски застилали глаза, когда он начинал думать об этом.

- Ты не мужчина, возьми себя в руки, перестань киснуть старый козёл, - повторял он сам себе ежеминутно.

Эллочка, остро чувствуя происходящее с братом, пыталась отвлечь его от мрачных мыслей. Она, то и дело, восклицала, показывая то направо, то, налево:

- А помнишь, как на тебя упала гадюка, в этом лесу?-

- А вон там, мы нашли столько грибов, что не могли унести …

Лесная зона закончилась. И вот, вдали уже видны такие родные, и такие бесконечно милые сердцу места, что казалось, их никогда не покидал, а просто на время отлучился; повидался там с кем-то, решил что-то там важное, - и домой, где опять можно почувствовать себя, как в далёком розовом детстве.

Вот сейчас выйдет из дому строгий отец и напомнит:

- Сынок, не забудь припасти корму кроликам.

А затем, с кухни мамин голос:

- Где вас носит, мои золотые, обед стынет…

- Гринчик, - просила Элла, когда въехали в городок.

- На минутку заскочим к моей подруге, хочу поздравить её с Днём рождения. А потом на кладбище.

Этот дом находился как раз через дорогу от школы, в которой они учились. Попав на эту улицу, и завидев школьные здания, сестра не преминула вспомнить эпизод детства, когда юный Гриня, в классе шестом, или седьмом, выпрыгнул из окна аудитории. Он свалился, чуть ли не на плечи, проходившему в этот злосчастный момент, завучу школы.

Что было потом, вспоминалось и им самим и всей семьёй с юмором:

- Этот бандит, этот хулиган, чуть не убил меня, - орал тот на всю школу.

Маму срочно вызвали к директору, а Грине, - здорово досталось от отца.

Сестра с мужем зашли в дом, а его как магнитом потянуло на школьный двор.

Когда он ступал на него в последний раз? Двадцать лет назад, тридцать, а может сорок? И не упомнишь. А всё осталось как прежде. Вон там был спортзал, а там школьные мастерские, а вон там, аллея, ведущая в парк, куда бегали целоваться после танцев.

- Гриня! Ты где? – Прервал его воспоминания голос Эллы.- Пора ехать. Садись в машину.

Сначала зашли на отцовскую могилу, - слегка заросшую с момента последнего посещения сестрой. Навели порядок, выбросили мусор и выросшие побеги, сойдясь на том, что по весне они появятся вновь. Пригубили из пластмассовых стаканчиков, заранее приготовленных Митяней, вылив остаток, - согласно обычаю.

Впереди главное: свидание с сыном.

Неспеша двинулись внутрь, беседуя о превратностях судьбы, необратимом роке, несправедливости бытия и слепой зависимости чему-то единому, властному, держащему свою всемогущую руку на пульсе всего живого на этой планете.

Кладбище, это то место, где человек начинает задумываться о вечном, чего не позволяет себе в повседневной жизни. Её неумолимый круговорот подхватывает людей и стремительно несёт по дорогам и лабиринтам, по странам континентам. То, соединяя их по парам, то, разлучая; порой даря им что-то, порою отбирая у них самое ценное и дорогое.

Вдруг, немного успокоившись, и поддавшись этому колдовству окружающей усыпательницы, Григорий увидел могилу сына.

Она была точь в точь, как на фотографии, стоящей у него на рабочем столе в Канаде.

- Не идите за мной…, я сам, - то ли пробормотал, то ли крикнул он приглушенным голосом.

Глаза уже обильно застилали слёзы, платочек промок, ещё не успев приблизиться к могиле.

Спутники с пониманием отошли в сторону.

В какой-то оградке, они нашли скамеечку и уселись там.

Григорий подошел к памятнику, где был высечен портрет и страшные слова…

Он стоял, прижавшись к чёрному камню, и его трясло так неистово, как будь-то тело била лихорадка; сознания не было; разум и самообладание, казалось, покинули измученное тело. Руки непроизвольно гладили гранит, как будь-то живое существо, как бы надеясь, что он оживёт и отпустит щемящую боль сердца и вечный холод в груди. В помутившемся мозгу не остались ничего, кроме пустоты и безразличия.

Трудно сказать, сколько это продолжалось. Десять, двадцать минут, пол часа, но силы постепенно иссякли, - видно сказалось напряжение последних дней.

Он начал медленно приходить в себя; взор стал проясняться. Понемногу сознание, а за ним и самообладание, вернулись в истерзанный организм.

Григорий, наконец, заметил сестру с мужем и позвал их.

Положили венки, сфотографировались, опять пригубили, как положено, и двинулись в сторону машины.