"Инструкцая по ведению расследовательных работ. Пункт 4, части a, b.

 

a. Любой зуг с момента вылупления из яйца становится прирожденным разведчиком, о чем обязан помнить все время. Выполнять разведывательные работы ему надлежит беспрекословно, не взирая на время, место и обстановку. Чин (ранг) зуга не является достаточным фактором, снимающим с него эти обязанности. Гарантом личной безопасноти зуга является бесценный дар природы - искусство полного перевоплощения, о чем конкретнее сказано в части b данной инструкции.

b. Любой зуг, независимо от времени и места действия может (обязан) выполнять свою работу на высокопрофессиональном уровне, и нет никакого сомнения в том, что это будет сделано им. Подтверждением этому - господство цивилизации зугов на одной трети известного пространства. При проведении разведывательной деятельности следует учитывать следующие возможные опасности:

1. Агрессию со стороны аборигенов, для защиты от которой каждому зугу рекомендуется принять образ, для местного населения привычный и атакам обычно не подвергающийся (для исследуемых планет составляется каталог в количестве не менее пятисот таких предметов). Если же это не утихомирит коренного жителя и его гнев по-прежнему будет направлен против перевоплотившегося зуга-разведчика, последнему рекомендуется принять устрашающий вид (зверя, оружия, любого опасного объекта, встречи с которым абориген стремился бы избежать. В вышеуказанном каталоге должно быть подобрано не менее ста объектов такого рода)..."

Пропищав всю инструкцию до конца, капитан Кушгу выпростал щупальце из носоглотки и поковырялся им у себя во рту. Потом, подумав пару секунд, продолжал:

- Читать все это не было особой причины. Перед нами стоит обычная задача. Мы все здесь профессионалы, и для каждого из нас это уже не первая операция. На моей памяти и с моим участием состоялась разведка и окуппация шести планет. А я, хоть и старший из вас по чину, далеко не старший по опыту. Итак, планета, которую нам надлежит обследовать, самая заурядная. Она густо населена аборигенами, которые называют себя "люди", а свое сообщество - "человечество". Как удалось выяснить из предварительных наблюдений и перехватов эфира, так называемые люди не отличаются агрессивностью в активной форме, хоть и стараются иногда упражняться в достижении необходимой стадии гнева.

У них нет, однако, чувства обязательного разрушения, как у ыэгов с Синелонги, нет у них и инстинкта обязательного убийства чего-то живого хотя бы раз в сутки, как у аборигенов Баарба. Кроме того, так называемые люди - существа довольно слабые и в процессе эволюции утратившие многие защитные средства и функции организма. Теперь им приходится использовать для активной разрушительной деятельности различные механические приспособления. Но они имеются только у небольшой части людей, остальные довольствуются собственным телом, поскольку опасные для жизни встречи на этой планете - довольно большая редкость.

Вас, разведчиков, пятеро. Не мне вам напоминать, что для шпионажа этого более, чем достаточно. На тех же Синелонге и Баарбе информацию собирали группы из трех зугов. Работали в гораздо более трудных условиях, но с задачей справились. Кто скажет, где сейчас аборигены этих планет? Они ушли туда, откуда не возвращаются, и в Космосе властвуют великие зуги!

Так что приступайте к работе. Отправляйтесь на Землю и помните, что за вами - вся наша великая цивилизация.

***

Джо Касицки возвращался с работы домой в довольно необычное время - ранним утром, когда только-только рассвело и улицы были до смешного безлюдны.

У Джо очень болела голова. Может быть, с похмелья, может, от перемены погоды, а может, просто от свалившихся на нее неприятностей.

Касицки был только что уволен с работы. Он - компьютерный оператор, причем не просто так, а экстра-класса, но кто согласится держать на работе экстра-оператора, который ежедневно заливает за воротник? Хозяева Джо терпели почти год, но в конце концов не выдержали. Лучший специалист с треском вылетел на улицу.

Теперь он шел домой признаваться жене в том, что с ним случилось. Ни на какое понимание со стороны дражайшей половины рассчитывать не приходилось, поскольку она и сама не любила этой страсти мужа к пузатому собеседнику, и не раз - и даже не два - предупреждала его о возможных последствиях.

Конечно, при желании можно было что-нибудь выдумать в свое оправдание, но вся беда в том и заключалась, что такого желания Джо вовсе не испытывал. В данный момент он хотел только одного - пить, и молил Бога, как евреи в пустыне - чтобы тот послал хоть глоток воды.

И Всевышний внял его мольбам, поставив на краю тротуара автомат для продажи "Кока-Колы". Это был, конечно, не самый лучший вариант, Касицки с гораздо большим удовольствием опрокинул бы сейчас двойное виски, Но на тот единственный десятицентовик, что еще не покинул его карманов вряд ли можно было приобрести хоть каплю этого благородного напитка. А вот на "Колу" хватало в самый раз.

Джо подошел к автомату и сунул монету в прорезь. На машину, однако, это не произвело впечатления. Ни напитка, ни даже пустого стаканчика экс-оператор не получил.

Тогда он ударил по железу кулаком. Монетка резко выскочила обратно, прямо в лицо изнывающему от жажды Джо.

Это было чистой воды издевательством, он понял это сразу. Автомат не должен вот так раскидываться деньгами. Напротив, получив монету, он должен быстро удовлетворить клиента, подав ему товар.

Поэтому Джо снова вставил свои последние десять центов в прорезь и с силой хлопнул ладонью по выступающему ребрышку монеты, вколачивая ее в аппарат.

"Колы" он так и не получил. Вместо этого, стоило ему убрать руку, никелевый кругляш вылетел из прорези с гораздо большей скоростью, чем в первый раз, и чуть не оставил Джо кривым на левый глаз.

Касицки разозлился. На его месте разозлился бы любой. Машина хамила человеку, и не скрывала этого. И у Джо, тяжко болеющего с похмелья, случился приступ ярости.

Схватив стоявшую неподалеку урну, он швырнул ее в автомат, вложив в бросок всю силу.

Емкость для сбора добровольных мусорных пожертвований врезалась в бок блестящего красно-черного аппарата и свалила его на землю. Вслед за этим произошло что-то непонятное. Нет, ни единой капли требуемого напитка на землю так и не пролилось, Но контуры машины вдруг заколебались, стали постепенно истончаться, и на глазах у изумленного Джо аппарат всосался в тротуар. Словно его и не было.

Касицки протер правую сторону лица, включая глаз, поскольку решил, что это ему мерещится. Но и после этого жеста отчаяния ничего не изменилось. По-прежнему на обочине валялась урна, по-прежнему отсутствовал автомат.

Все это совершенно не понравилось Джо. Он несмело шагнул вперед и увидел, что на тротуаре что-то блестит. Наклонился и поднял это что-то, оказавшееся той самой последней его монетой.

- Белая горячка! - ошарашенно взвизгнул экс-оператор, зажал десятицентовик в кулаке и бросился бежать. Прямиком к себе домой, уже не думая, какой прием окажет супруга в честь увольнения мужа.

Но все обошлось благополучно, если не считать синяка под левым глазом да одного расшатанного зуба. Зато потом между ними воцарился мир. Касицки совершенно перестал пить и был принят на работу в ту же контору на то же место. И до конца своих дней считал, что в то злополучное утро стал жертвой первого и последнего в своей жизни приступа белой горячки.

***

Эфир первый.

"Несем потери. Абориген неожиданно пришел в ярость и ударил Гха I-го Гха II-м. У Гха I-го серьезные травмы, в связи с чем направляется в лазарет. Ожидайте, скоро прибудет.

***

Семеныч долго мял и мусолил червяка, прежде чем насадить наживку на крючок. Он придерживался того правила, что наживка обязательно должна дать сок - тогда рыба будет выстраиваться к крючку очередями.

До речки оставалась еще добрая сотня метров, но Семеныча это мало смущало. Он всегда наживлял червей на ходу. Просто терпения не хватало.

Раздвинув прибрежные кусты, рыбак вышел на свою заветную поляну и удивленно и негодующе вытаращил глаза. Здесь в его отсутствие кто-то побывал, хотя вся деревня знала, что это место - табу, и что появляться здесь может только Семеныч.

Но в том, что кто-то нарушил табу, сомневаться не приходилось. Всегда на берегу лежало только одно бревно, с которого и рыбачил Семеныч. Сегодня их было три.

Недовольно крякнув, хозяин угодий откатил два лишних бревна к центру, к кострищу, вернулся к третьему, привычному и, забросив удочку в воду, засунул ее конец под чурку.

Пять минут ожидания ничего не дали. Стало ясно, что и сегодня все будет, как последние десять лет. Рыбы в отравленной химикатами реке не было и быть не могло, но Семеныч сделал то же, что делал все последнее десятилетие, а именно - решил сидеть до упора. Зачем ему это было нужно, он не знал, наверное, сказывались привычка и страсть рыболова.

Но чтобы высидеть здесь до вечера, необходимо было развести костер. Чаек заварить, картошки испечь, просто на пламя потаращиться. Семеныч это дело тоже любил.

Уже не глядя на поплавок, поскольку и без того ясно было, что несуществующая рыба в очередь выстраиваться не спешит и давки у крючка не устраивает, он прошел к центру поляны, где за долгие годы было выжжено огромное кострище и образовался целый холм пепла.

Подтащив одно из лишних бревен в самую середину выжженного круга, Семеныч отряхнул руки и отправился за хворостом, благо, в густых зарослях ивняка, заполонившего все вокруг, этого добра было более, чем достаточно, и хватило бы еще не на один год, тем более, что после каждой зимы эти запасы пополнялись отмершими деревцами.

Привередливо отобрав только самое сухое, рыбак с охапкой дров вернулся в свои владения, обложил хворостом поленья и, сунув руку в заплечный мешок, вытащил оттуда бутылку с керосином.

Удобная штука - керосин. Не надо мучаться с разжиганием костра, чиркнул спичкой - и все дела, хотя бы намедни и дождь прошел, вымочив дрова. Кроме того, в Семеныче все еще жила иллюзия о невероятном клеве, когда на костер просто времени не останется. Для такого раза керосин подходил лучше всего.

Полив только что собственноручно выстроенный шалашик. Семеныч вытащил было спички, чтобы поджечь его, но нечаянно взглянул в сторону реки. И забыл про все на свете.

Поплавок ходил ходуном. Он то тонул. то вновь всплывал, выплевываясь из воды, как пробка из бутылки.

Чей это стиль поклевки, Семеныч не помнил. Слишком много времени прошло с тех пор, как он в последний раз вытаскивал из воды рыбу. Он даже совершенно забыл ощущение, которое испытывал при этом.

Зато сейчас он знал одно - клюет! впервые за десять лет!

Бросив спички прямо на землю, Семеныч громадными скачками промчался через всю поляну, схватил удочку и потянул, даже не заботясь о том, чтобы выждать более удачный момент для подсечки. Разучился. да и не до того было.

Рыба, однако, заглотила червяка вместе с крючком задолго до того, как рыбак догадался вытащить ее из воды. Нечто электрически синее и абсолютно плоское свисало с лески, изредка энергично выражая свой протест кульбитами в воздухе.

Семеныч не помнил, как называется эта рыба. Больше того, он не помнил, можно ли ее есть, да и имеется ли она в анналах природы. Но, поскольку эта была - как-никак - первая после долгого перерыва добыча, решил ее оставить. А потому подтянул к себе и долго возился, освобождая от крючка.

Наконец это ему удалось. Уколов себе напоследок палец, он бросил небольшую - размером с ладонь - рыбешку в ведро, где она тут же перевернулась кверху брюхом и принялась подыхать, наживил следующего червя и принялся с замиранием сердца ждать, что небывалый клев все-таки случится.

Однако на реке снова воцарилось спокойствие. Поплавок мирно плавал, а последняя местная рыба так же мирно испускала дух в посудине емкостью в десять литров.

Нетерпеливо прождав еще целых полчаса, Семеныч наконец махнул рукой на это дело и вернулся к костру. Не ухи, так хоть картошки печеной на обед отведать.

Он чиркнул спичкой и поднес ее к пропитавшемуся керосином валежнику. Тот загорелся, сначала слабо, потом все решительней, и скоро уже полыхал ярким пламенем, обдавая жаром все вокруг.

Семеныч отступил на шаг и всем телом принялся впитывать благодатное тепло, довольно щурясь на огонь.

И вдруг костер взорвался, разлетевшись на ветки и уголья. Одна из них угодила в лоб рыболову, сбила его с ног и упала рядом, шипя и потрескивая.

Семеныч долго лежал, с ужасом глядя на дымящееся кострище, потом вскочил на ноги и опрометью бросился прочь, оставив на берегу и удочку, и ведро с единственным за многие годы трофеем, и заплечный мешок с так и неиспеченной картошкой. В голове стучала мысль, выплывшая откуда-то из времен подзабытого детства: "Диверсанты!".

***

Эфир второй.

"Несем потери. Землянин обманом заманил Ыгша в огонь. Сильные ожоги последней степени, в связи с чем отправлен в лазарет. Ожидайте, скоро прибудет".

***

Витюха умел стрелять из рогатки. И очень гордился этим своим умением. Оно приносило ему почет и уважение всех обитателей двора определенного возраста, которые, в жалких корчах подражательства, делали себе точно такие же рогатки, как у него. и ходили за ним табудом. пытаясь постичь секрет мастерства. Но все было тщетно. Витюха по-прежнему с легкостью выбивал десять из десяти, и никто из конкурентов и близко к нему подобраться не мог.

Так было до тех пор, пока в их дом не переехал Новый Пацан. Тощий и долговязый, он собирал на автобусных остановках окурки, здесь же, в кустах, выкуривал их, и при необходимости тоже мог выбить десять из десяти.

Более того, он стал учиться в одном с Витюхой классе, и между двумя снайперами разгорелась война. Стоило учительнице отвернуться к доске, как они начинали обстреливать друг друга из резиновых рогаток-невидимок.

Класс молчал, поскольку оба стрелка были асами, и все шишки, а точнее, заряды, доставались им самим. И тот, и другой быстро покрылись синяками и царапинами, и, наконец, когда очередная пулька угодила Витюхе слишком близко к глазу, он не выдержал и. дождавшись большой перемены, подошел к сопернику.

- Ты чего?!

- А ты чего?! - не испугался тот.

- Подеремся? - предложил Витюха.

- Ага. Ты тут всех знаешь, а я никого. Давай лучше соревнования проведем, кто кого перестреляет. Слабо?

- Еще чего!

Перемирие было оглашено в общественных школьных туалетах и в скверике, где собиралась дворовая ребятня. День Больших Стрельб был назначен на первый день летних каникул, и все болельщики принялись с нетерпением ждать их прихода.

Наконец долгожданное утро наступило. Витюха напрочь удивил своих родителей, поднявшись ни свет, ни заря, а именно - в семь часов, чего с ним в учебное время никогда не случалось. В восемь он зашел к своему визави и застал его в полной боевой готовности.

Вместе они вышли на улицу и пошагали вперед, нетерпеливыми взглядами выискивая мишени. Следом валила целая толпа почитателей, стремившаяся не упустить ни одной сцены этого захватывающего поединка.

Первым не выдержал Витек. Увидев одиноко стоящую урну, он вскинул рогатку и, почти не целясь, выстрелил. Камень звякнул, ударившись о металл, и стрелок победно уставился на противника.

- Ты бы еще в целый автобус попал! - презрительно рассмеялся Новый Пацан и, в свою очередь взяв оружие на изготовку, пульнул камень. Бумажный стаканчик, стоявший возле урны, взлетел в воздух, дважды перевернулся и упал на землю.

- Эй! - Витюха обернулся к своим почитателям и командным голосом произнес: - Поставьте-ка стаканчик на пять шагов дальше.

Трое самых отъявленных фанатов его искусства бросились исполнять приказание, но стаканчик достался лишь одному, который, отсчитав пять шагов от прежней точки, и установил его на бордюрчике.

Витюха выстрелил. И попал. Новый Пацан тоже обернулся к зрителям.

- Можно и еще на пять шагов дальше поставить.

Никто, однако, к его словам прислушаться не пожелал. Он не обладал авторитетом Витюхи и, поняв это, пожал плечами и пошел сам устанавливать мишень.

И снова попал. Витюха кусал губы. Стрелять дальше по бумажному стаканчику не имело смысла, поскольку тот уже превратился в обычный кусок картона. И тут он увидел фонарь, что стоял как раз на пять шагов добавочной стоимости, что были ставкой в этой игре, дальше. Витюха, не желая терять свое реноме, медленно поднял рогатку, оттянул резинки и, тщательно прицелившись, отпустил их.

На сей раз он промахнулся. Вздох разочарования вырвался у болельщиков, когда снаряд пролетел мимо и ударился в стену дома между двумя окнами.

Новый Пацан ехидно усмехнулся и воспользовался своим оружием, чтобы еще больше увеличить витюхин позор. Но и сам не попал.

На сей раз над толпой зрителей пронесся вздох облегчения. Невольно вздохнул и Витек. И. обернувшись к противнику, спросил:

- Давай вместе?

- Давай! - легко согласился тот.

Они выудили из карманов по камню, подняли рогатки и, когда Витюха отсчитал: "Раз! Два! Три!", выстрелили.

Камни одновременно прошуршали в воздухе и один за другим врезались в стекло фонаря. Послышался звон, и на асфальт посыпались осколки.

И вдруг высоченный общественный торшер стал мягким у самого основания, прогнулся и рухнул на землю.

- Ого! - сказал Витюха, глядя на это непонятное явление природы.

- Бежим, а то уши надерут! - сказал Новый пацан, Хватая его за рукав и бросаясь в ближайший переулок. За стрелками бросилась вся ватага ребят.

Пробежав метров двести, они остановились и принялись выискивать подходящую мишень. Соревнования продолжались.

***

Эфир третий.

"Несем потери. Ушгух подвергся нападению стада молодых аборигенов. Ему отстрелили внутренний глаз, в связи с чем направляется в лазарет. Ожидайте, скоро прибудет".

***

- Карна, что это такое? - капитан лениво раскачивался с пятки на носок, но его изумрудного цвета глаза метали молнии.

- Мусорный контейнер, мсье! - доложил Карна.

- Вижу, что контейнер, а не собрание сочинений маркиза де Сада. Я спрашиваю, каким образом этот посторонний предмет оказался на баке?

- Не могу знать, господин капитан!

- Карна, вы офицер, ответственный за порядок и чистоту на военном корабле. Не на каком-нибудь торговце, заметьте, а на военном! - капитан произнес это слово с нажимом, и Карна действительно навсегда уяснил для себя это положение вещей. - И если у офицера, проходящего службу на тяжелом авианесущем крейсере, неизвестно откуда на баке появляются мусорные контейнера, вы знаете, что ожидает этого офицера?

- Точно так, мсье!

- Хорошо, что хоть это знаете! - капитан в последний раз метнул молнии из глаз и направился к люку, бросив напоследок: - Убрать, и немедленно.

- Есть, господин капитан! - по тону, которым были сказаны последние слова командира, Карна понял, что надолго попал в немилость, и тем не менее с почтением глядел в спину удаляющегося капитана, пока тот не скрылся из виду, так ни разу и не оглянувшись.

Проследив путь начальника до самого конца, Карна задумчиво уставился на злополучный контейнер. Откровенно говоря, черт его знает, откуда он мог появиться здесь. Этого ответственный за чистоту и порядок не понимал. Хоть и пытался.

Но смотреть на мусорный ящик можно было сколько душе угодно, а исправлять положение, хоть и поздно, было нужно. Карна поднял голову и встретился взглядом с проходившим мимо матросом.

- Подите сюда, Жаке, - мирно сказал Карна. Он был спокойным человеком и не собирался срывать неприятность минувшего момента на подчиненных.

- Да, лейтенант! - тот приблизился и встал во фрунт, ожидая приказа.

- Видите этот ящик? - Жаке, естественно, видел, а потому и не счел нужным отвечать. Впрочем, Карна и не ждал ответа. - Его нужно поднять и выбросить за борт. Вы, значит, беритесь с той стороны, а я - с этой.

Объединенными усилиями они действительно подняли контейнер и, перевалив его через борт, сбросили в море.

Глупая акула, трое суток плывшая за авианесущим крейсером в надежде на добычу, налетела на тонущий ящик и цапнула его зубами.

***

Эфир последний.

"Остался один. Гха II-го выбросили в воду, где он подвергся нападению местного обитателя. Съеден целиком, в связи с чем в лазарет не направляется".

***

Капитан Кушгу выпростал щупальце из носоглотки и задумчиво потер слизистую своего желудка. Происходило что-то непонятное. Все разведчики оказались травмированы либо уничтожены. Последний из посланных на Землю вот уже три периода сверх отведенного времени не выходил на связь. Такого фиаско цивилизация зугов еще не знала. Максимальные потери разведчиков составляли не больше одной-двух особей. На Земле случилось необъяснимое.

Очередной радиоперехват привлек внимание главы экспедиции. Земля передавала своим согражданам репортаж из серии "Очевидное-Невероятное". Хриплый дикторский голос с едва различимой иронией говорил:

"Профессор-биолог Ю Кунва считает, что обнаруженное им на днях существо не есть пришелец из иных миров, он - продукт земной фауны. То, что раньше таких особей обнаружено не было, профессор объясняет гипертрофированной способностью животного мимикрировать, развитой до такой степени, что в момент опасности оно может не только менять окраску, но и саму форму, причем весьма и весьма значительно. Впрочем, Ю Кунва не исключает, что это - продукт мутации.

В настоящее время загадочное существо живет в оранжереях китайского исследователя и. судя ко всему, к своему хозяину привыкло..."

Кушгу выпустил пузырь огорчения и быстро принялся набирать на пульте код обратного курса. Нужно было возвращаться. Загадочная и страшная Земля оказалась в сотни раз агрессивнее любой из доселе известных планет. Конечно, инструкцию по ведению разведработ придется значительно изменить. И Кушгу этим займется. Сразу по прилете. Если за провал экспедиции его самого значительно не изменят.

***

Гух облепил колонну со всех сторон и, запустив тоненький хоботок в цветок орхидеи, сосал нектар. От этого занятия он был уже изрядно пьян, но никаких угрызений совести при этом не испытывал. Плевать на связь, плевать на капитана. Попробовал бы сам поработать на этой планете, понял бы, почем фунт лиха.

Во всяком случае, висеть в пьяном виде на колонне, даже когда тебя ежедневно страшным пристальным взглядом рассматривает какой-то абориген куда менее опасно, чем шататься где попало, ежеминутно рискуя подвергнуться совершенно необъяснимому логически нападению.

А этот абориген, похоже, совсем не агрессивный.

И время от времени он приносит свежие орхидеи.