Кавалер девяти боевых и трудовых орденов (Октябрьской Революции, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Отечественной Войны I и II степени, двух орденов Красной Звезды, "За заслуги" III степени и Богдана Хмельницкого) и многих медалей Зиновий Иосифович Красовицкий даёт интервью.

Начало: № 2 (60) 2008, полоса 8

 

– Пересекая здесь улицу профессора Мессершмитта и работая в аэрокосмической фирме на аэродроме тех времён, я думаю о том, что и над Вами ««Мессеры» кружили»... А Вам приходилось бывать на вражеской территории?

– При внезапной зимней контратаке немцев они захватили всё вокруг хутора на высотке. Там пришлось нам оставить до ночи 12 тяжелораненых с опытным санитаром. Мы оказали первую помощь, отдали им все сухари, медикаменты и горячую воду в термосе и укрыли их шинелями, одеялами и чехлами. Ночью я за ними вернулся с двумя разведчиками и санитаром на трёх санях, в которые были впряжены лошади. Мы остановились у подножья и стаскивали раненых вниз на полозьях и досках. А невдалеке с рёвом двигались вражеские танки и мотоциклы... Но сани почти не скрипели, и даже наши лошади не ржали. Говорил шёпотом и тяжелораненый, который не доехал до медсанбата... А другой всю дорогу громко кричал и плакал, но вскоре вернулся в строй.

– Читал, что под Москвой немцы даже расстреливали своих раненых, если не могли их эвакуировать...

– И не только там. Фашисты!

 

– А кто на фронте подвергался большей опасности – солдаты или санитары?

– Солдат в обороне ведёт огонь из своего окопа, а в наступлении продвигается вперёд, стараясь найти какие-то прикрытия. Санитар же с оружием и санитарной сумкой перебегает под свист пуль и разрывы снарядов от одного раненого к другому по всей ширине поля боя. Опасность – каждое мгновение, на каждом шагу! Солдаты с огромным уважением и искренней любовью относились к полевым медицинским работникам. Одним только своим появлением они вселяли в раненых надежду на спасение и этим в значительной степени решали их судьбу. Насколько мне известно, на всю жизнь остаётся в благодарной памяти раненого тот, кто оказал ему первую помощь и вынес с поля боя.

 

– Когда Вас ранили впервые?

– Мы освободили Черновцы и захватили под Станиславом (ныне Ивано-Франковск) две высоты рядом. Когда спустились, нас атаковали штурмовики, и было много раненых. Приходилось беспрерывно перебегать от одного к другому, оказывать им помощь и перетаскивать их в отдельные «гнёзда» под прикрытие рвов и кустарников у подножья. Внезапно из гряды холмов поползли на нас вражеские танки, тогда как наши и авиация действовали на другом участке, а у нас были только противотанковые ружья и миномёты. Силы были неравными, и танки противника двинулись на ту из высот, где были два стрелковых батальона и миномётный взвод. А наш батальон и рота противотанковых ружей находились у подножья другой высоты, куда танки почему-то не пошли. Казалось почти невозможным побороть страх и панику в крайне тяжёлом положении. Пахло рукопашной. Было много погибших и тяжелораненых. Когда я оказывал помощь начальнику связи батальона, почувствовал ранение как сильный удар в правое бедро. Мгновенно возникла тревога: «Что же будет с мамой?» Её не стало в тот же день, 31 марта 1944 года, и почти в то же время... Я оказал себе помощь и быстро пополз наверх к «нашей» высотке без вражеских танков. Откуда брались силы, не знаю, но только это и спасло от смерти. На вершине меня подобрали санитары другой бригады и уложили на повозку. По пути в медсанбат мы проезжали мимо большой грязной лужи, где лежал убитый конь и валялась немецкая каска. Непреодолимое желание утолить жажду было сильнее всего на свете. Упросил ребят, и они водой из лужи сначала прополоскали каску, а затем напоили меня. Вода казалась сказочно вкусной... И обошлось без кишечных инфекций и даже расстройства! В госпитале под тяжело перенесённым хлороформным наркозом мне провели на бедре радикальную операцию с лампасными разрезами для предупреждения газовой гангрены. Нога отекла, рана долго не заживала и начала нагнаиваться. Долечившись, вернулся в строй.

 

– А каким запомнился Вам переход нашей границы?

– В ожесточённом бою мы увидели лежавший на земле пограничный столб и поняли, что вступили в Польшу. Радость у всех была неописуемой: мы освободили нашу Родину от врага. Раздавалось громовое «Ура!». Но в нашей бригаде было немало погибших, включая санитара-носильщика, а санинструктор и два санитара были ранены. По штатному расписанию батальону полагались врач, фельдшер, санинструктор и шесть санитаров, а также пять санитаров-носильщиков в ротах. Но обычными были нехватки. Две-три недели прослужил врачом квалифицированный капитан медслужбы, но в боях терялся и был откомандирован в медсанбат. И мне до конца войны довелось исполнять обязанности врача – начальника медсанслужбы батальона. В том бою мне пришлось беспрерывно оказывать помощь раненым. Не менее 20 из них я вынес в безопасное место, затем был ранен в шею. Пуля прошла над левой ключицей и унесла с собой кусочек мягких тканей, почти не причинив боли и не вызвав сильного кровотечения, но частично оголив солнечную артерию. Повезло! Ранение было касательным. Пройди пуля чуть глубже – пришлось бы навеки остаться в польской земле... Мне оказали помощь в медсанбате, и я сразу вернулся на передовую.

 

– А приходилось ли Вам сталкиваться с трусостью?

– После боёв за Данциг, Сопот и Гдыню, в которых я получил сквозное пулевое ранение кисти, но остался в строю, мы вели ожесточённые сражения на подступах к Лодзи. Ровная местность, опоясанная густыми лесными насаждениями, легко простреливалась врагом. Только под прикрытием артиллерийского и миномётного огня возможно было продвижение вперёд. Многочисленных раненых выносили к опушке леса в «гнёзда» на 5-6 человек. Из третьей роты приходили легкораненые, которым на передовой медпомощь не оказывалась. Но они не видели ротного санитара, да и тяжелораненые перестали поступать. Взволнованный, я пробрался на передовую роты, но не нашёл ни её командира, ни санитара-носильщика. Пришлось организовать вынос тяжелораненых с помощью санитаров батальона и бойцов роты. А после боя обнаружил я в лесу испуганных, дрожащих санитара и командира роты, и мне впервые изменила выдержка. Обругав санитара, я сильно отлупил его увесистой палкой. Тот плакал, извинялся за трусость, уверял, что с ним такого больше не случится, что за солдат и командиров, за Родину, если понадобится, отдаст свою жизнь. Он говорил настолько искренне, что не поверить ему было невозможно. Я взял его перед командованием под мою ответственность, и его не отдали под военный трибунал. А командира роты судили по всей строгости военного времени. Санитар же оправдал доверие. Оправившись от тяжёлого ранения под Люблином, он в Берлине по воинскому долгу пополз в зону огня для спасения тяжелораненого командира и закрыл его своим телом, а сам был сражён наповал пулей, угодившей прямо в сердце.

 

– Военная служба даже в мирное время – незаменимая школа, после которой уже ничего не страшно. А война... Часто слушаю песни 30-40-х годов и заряжаюсь их высоким духом. Вы оба с братом рвались на фронт...

– Мой старший брат Илья с группой солдат и офицеров выбирался к нашим из Киевского «котла». За 35 суток они одолели более 400 км по оккупированной территории. Представь себе: их прячут семьи крестьян и учителей, делятся едой и одеждой, а к ночи выводят на восток. И никто не выдаёт своих. Даже старик, нещадно ругающий Советскую власть и вождя за недостаточную подготовку к войне. А ведь все рискуют жизнью целых семей. И только жалкие отщепенцы идут в предатели. Перед операцией «Багратион» Илья во главе группы разведчиков даже выкрадывает начальника полиции из-за линии фронта и передаёт трибуналу для вздымающего возмездия. Есть фотографии подполковника Ильи в трофейном «Мерседесе». Награждён орденами Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды (дважды), медалью «За отвагу» и другими.

 

– Илья запечатлён и как всадник. Но как-то не представляю себе Вас на коне в прямом смысле слова...

– Лошадка Монголочка спасала меня от большой беды и, возможно, даже гибели. Немцы предприняли контрнаступление на узком участке фронта, чтобы вернуть Штеттин. Телефонная связь с медсанбатом прервалась. Я выехал верхом, чтобы выяснить его расположение после передислокации. На обратном пути в темноте оказались на минном поле. Только когда проехали его половину, нас окриком остановил задремавший солдат-минёр и помог выбраться. Как мы не подорвались?! А затем запутались и сбились с дороги. Обстановка была тревожной: немцы где-то рядом. Что делать? Вспомнился совет в подобных случаях отпустить вожжи и дать лошадке самой искать дорогу: она обычно приводит к тому месту, откуда вышла. Не подвела меня Монголочка, и вернулись мы вовремя. А через час бригада отступила...

 

– Не доводилось ли Вам преодолевать реки под огнём противника?

– В боях за Познань нам предстояла река Варта. Под прикрытием темноты я с двумя санитарами под свист пуль и разрывы снарядов переправлялся на плоту к вражескому берегу, чтобы организовать там «гнёзда» для раненых. Наш плот разбили, и мы добрались вплавь. До этого я не умел плавать, но в чрезвычайной обстановке благодаря то ли страху, то ли жажде жизни сразу освоился. Я нырял – уклонялся от пуль – и выбрался на берег противника даже одновременно с санитарами.

 

– А в Германии Вы не сталкивались с окружением?

– Немецкие танки контратаковали нас у Зееловских высот, держали наши в кольце и подожгли многие их них. Большими были потери и у медработников. На 10-тонной итальянской дизельной машине мы установили два яруса нар и вывезли около 40 раненых из окружения.

 

(Окончание следует)