Грунтовая дорога сквозь лес - две колеи, между ними высокая трава. Наш минивэн кидает из стороны в сторону. Деревянного дельфинчика, висящего на шнурке перед лобовым стеклом, швыряет как в шторм. По этой дороге редко кто-то проезжает, и непуганные удоды летят рядом с машиной: три взмаха и вниз по параболе, потом снова.

За обочиной непроходимые канавы, там окопалась темнота и стоит насмерть. Только шум двигателя и стук амортизаторов перекрывают звенящую тишину, норовящую пролезть в салон через окна. Лодка глухо стучит о борт прицепа алюминиевым брюхом.

Чертень появляется справа из-за редколесья и около километра дразнит нас - здесь озеро неприступно как стены Трои. Мёртвые стволы деревьев частоколом торчат из воды; вместо берега глубокая жидкая грязь, поросшая острой как бритва осокой. Человек ещё не придумал средств, которыми здесь можно было бы выйти на большую воду.

Над Чертнем стелется туман. С гребня леса вдалеке срывается чёрная точка и по спирали набирает высоту - коршун поймал восходящий поток и парит над серединой озера. Красиво так, что дух захватывает.

Подъезжаем к каменистому спуску и глушим мотор. Ноги немного затекли; выходим из машины и, не сговариваясь, подходим ближе к воде - она неподвижна и мертва, волны не накатывают на берег, поэтому грани камней не сточены и остры.

Просыпаются инстинкты, почти загнувшиеся в бетонных ящиках и прессованной стали; обостряются реакция, зрение и нюх. Хруст камней под ногой пригибает к земле; хочется спрятаться в высокую траву и втянуть ноздрями холодный воздух, но приходится выгружать из прицепа лодку и сталкивать её на воду. Всё больше молчим, говорить не хочется.

Вода чёрная, как дёготь - погружаешь в неё руку по локоть, и ладони уже не видно. По металлическому дну лодки скребут невидимые стволы давно погибших деревьев, скрытые под водой и чёрные как сама вода. Жутко. Иногда наша плоскодонка садится на один из них как на мель, и приходится рывком сдёргивать её, рискуя свалиться в воду. Резиновая лодка здесь погибла бы, как испанский Серебряный флот на рифах.

Четыре года назад Чертень разлился из-за дождей - размыло земляную дамбу и затопило сотню гектаров полей. Грибники рассказывают, что находили в лесу килограммовых щук, когда сошла вода. С тех пор озеро почти восстановилось и, говорят, рыба в озере подросла.

На дне - мёртвый лес. Блесна, зацепившаяся за невидимый корч, возвращается два раза из трёх. Очередной зацеп, и мы поднимаем самодельный якорь, наматываем кевларовую леску и подтягиваем лодку к невидимой подводной коряге. Становится жутко, когда тянешь нить, уходящую в чёрную - чёртову - глубину. Коряга ли там? Стеклопластик спиннинга гнётся, леска звенит. Чертень не отпускает.

Cказочными русалками и былинными воронами и не пахнет, хотя место, казалось бы, подходящее. Здесь просто холодно с утра и немного жутко; всё человеческое осталось на съезде с асфальтовой дороги.

Шуршим катушками спиннингов. Подсак наготове. Левая ладонь в рыбьей слизи; потеряны две блесны. Иногда тройник зацепляется за чью-то сетку или "телевизор", в ячейках - дохлая рыба. Отбрасываем её подальше от лодки, чтоб не воняло и раздутое белое брюхо не мозолило глаз.

Рыбачим до полудня, пока не становится жарко. На большой воде два солнца, и оба пекут нещадно, не давая раскрыть глаз - одно снизу, другое сверху. Выходим из лодки, хрустим позвонками. В пакете огурцы и бутерброды. Перекусив, сматываем удочки и затаскиваем потяжелевшую от воды лодку обратно в прицеп.

По дороге назад молча строим планы на следующий раз - Чертень просто так не отпускает, ещё не раз здесь порыбачим.