Верендеев Дмитрий Петрович.

 

От судьбы не убежишь!

 

Эта забавная история долетела до меня лишь спустя два года – как осенний лист, заблудившийся в снегопаде. Во всём этом есть что-то удивительно красивое, и всякий раз, когда я вспоминаю некоторых персонажей, которых я знаю много лет, меня охватывает волна тёплого чувства.

 

На дворе осень, дует холодный, пронзительный ветер со стороны реки Полуй. Кружатся в воздухе и по земле жёлтые листья, по небу друг за другом гоняются тёмные облака, но отцу четверых детей не до красот северной природы, Фёдора Пыяковича мучает вопрос серьёзный; как заноза застрял в его голове недавний разговор со своей женой, когда Валентина Ивановна в присутствии старшей дочери сказала ему: «Без яиц, дорогой мой муженёк, яичницу не изжарить, женихов надо приглашать в дом, пусть знакомятся, а там будет видно…»

Фёдор Пыякович в этот день с работы ушёл пораньше и направился домой пешком. Работа у него, прямо скажем, не простая. Пост главного редактора национальной газеты «Няръяна Нгэрм» – ключевой в администрации округа, как сказал когда-то один из замов: «Губернатор без этого поста, как кот без яиц!» Мысли его неожиданно прервал оклик сзади, низкий, с простудной хрипотцой голос: «Фёдор Пыякович, аньторова!»

Главный редактор оглянулся – за ним шёл молодой незнакомый здоровый ненец ленивой, небрежной походкой; поздоровались. Редактор не без интереса спросил у парня, откуда он приехал.

«Физкультурный факультет Тобольского педагогического института, третий курс», – бойко ответил студент с молодецким затылком.

«Женат?»

«Пока нет!»

Отец четверых детей снова вспомнил магические слова своей преданной жены насчёт яичницы, и сходу выдал парню семейную тайну: «У нас теперь дочка на выданье!»

«А я и не слыхал, что у вас есть взрослая дочь», – закинул удочку молодой физкультурник.

«Хочешь познакомиться?»

«С удовольствием, Фёдор Пыякович, лучше жениться на ненке, чем на татарке или еврейке!» – ободрился студент. На лице его была написана решимость, как у человека, внезапно озарённого идеей.

«Молодой, да ранний; зришь ты, конечно, в корень, как твоя фамилия?»

«Денис Окотэтто из Се-Яхинской тундры!»

«Ну что ж, Денис, в таком случае пошли к нам».

Валентина Ивановна возилась на кухне, ужин ещё не был готов. Но дежурное блюдо у этой прекрасной женщины, жены и матери четверых детей, для каждого пришедшего в дом человека завсегда найдётся! Мне самому не раз приходилось ночевать в этом гостеприимном доме вместе с женой Ниной Николаевной Ядне, когда мы отправлялись теплоходом «Механик Калашников» на её родину – в Антипаютинскую тундру.

«При тощем желудке – тощая голова, – сказала хозяйка, симпатичная женщина со светлым лицом и ясными глазами, не подозревая ни о чём. – Давайте пока пить чай!» – и пригласила мужчин на кухню.

Попили ароматного чаю с «порса» (рыбий жир), хлебом и сахаром; хозяин сказал Денису, чтобы тот поднялся на второй этаж к невесте. Прошло минут пять, а парень всё ещё не двинулся с места. Он долго стоял в нерешительности, словно пловец, собирающийся броситься в воду, и не знал, отступить ему или идти к девушке, как вдруг из двери комнаты показалась девичья фигура – стройная, высокая девушка с сияющими глазами с книжицей в руках, и направилась прямо к нему. От волнения парень не знал, что делать. Она была очень хороша собой. У неё тонкое овальное лицо; красивые карие глаза с резко очерченными бровями; чёрные волосы, сплетённые в одну толстую косу; груди торчали высоко и задорно, а платье красиво облегало её стройные члены и юные формы тела, особо подчёркивая неповторимый девичий стан. Такие талии, между прочим, Природа может производить только по особому заказу раз в сто лет! Щёки её пламенели, как костёр, обдавая парня жаром; а тёмные, нежные глаза скромно опустились вниз, на губах и в ямочках на щеках трепетала завораживающая улыбка. Маленький, нежный и влажный рот с ровными белыми зубками точно ожидал поцелуя.

Девушка остановилась в двух шагах от парня и бросила на него быстрый и глубокий взгляд, один из тех женских взглядов, которые огнём палят сердце мужчины.

«Олеся», – произнесла она своё имя музыкально чистым голосом и проникающим взором начала заглядывать ему в лицо.

Ошарашенный красотой и таким неожиданным поворотом дел, и, перехватив любопытный взгляд девушки, парень попытался ответить ей улыбкой, но этого у него не получилось, и он безнадёжно пожал плечами. Было видно, что парень перестал принадлежать себе, он уже не контролировал собой, послушно сел в кресло напротив девушки, весь съёжился под пристальным её взглядом, и совсем притих. Попытка Дениса завязать приятный разговор пресеклась сразу, как только Олеся подняла на него глаза. Парень ощутил нечто вроде потрясения. Карие глаза девушки были прелестны, но не красота их лишила его дара речи. Ему показалось, будто он видит в их проникновенном взгляде трагическую борьбу между надеждой и сомнением. Она продолжала смотреть на него, а он не в состоянии был прервать молчание. Момент был совершенно необычен. Так ни слова не промолвив, он вскоре отправился восвояси.

С этого дня Олесе и её родителям уже не было покоя. Только успели родители вслух подумать, а уж по городу и по Ямальской тундре словно в пушку выстрелили. Женихи и ухажёры потянулись вереницей, в течение недели каждый день они приходили свататься кто пешком, кто на вертолёте из тундры, кто на своей машине, кто на автобусе… Видимо свободная девушка распространяет какие-то особенные флюиды.

Первый жених наверняка рассказал своему более опытному по женской части другу о небывалой красоте девушки-ненки. И на второй день около семи часов вечера снова скрипнула дверь главного редактора национальной газеты, дыхнул сквозняк, и в дом ворвался молодой человек спортивного вида – бывший десантник, спортсмен, охранник коммерческого банка, студент-заочник физкультурного отделения Тобольского пединститута, здоровый ненец из Ямальской тундры, земляк Фёдора Пыяковича по имени Хунтеко Худи. Самым заметным в его наружности были обвислые щёки, большие нижние губы и вытаращенные глаза. Высокий парень с солидной походкой смотрелся величественно. Его гладко выбритое жирное лицо было похоже на коровье вымя. Зайдя в дом, он как телёнок начал облизывать свои толстые губы, возможно оттого, что с кухни шёл сочный запах раскалённой сковороды – Валентина Ивановна несла свою обычную нелёгкую вахту.

Услышав снизу голоса, Фёдор Пыякович спустился на первый этаж по крутой деревянной лестнице, точно как герой из бразильского сериала Луис Альберто, и заговорил с парнем, который оказался его земляком. Хозяин не стал пытать парня различными вопросами, просто напомнил ему об отце. Хунтеко умолк, и пока он минуту-другую вспоминал своего отца, известного на весь Ямал оленевода, в глазах его светилась гордость.

В это время с улицы вошла Олеся. Она сверкнула на парня холодным взором и пренебрежительно фыркнула при виде потрёпанного костюма. Правда, позже она слегка спустилась со своих высот, когда отец сообщил ей, что Хунтеко работает в охране банка, что он бывший десантник, воевал в Чечне, имеет орден мужества. Оставив молодых одних, хозяин направился в свой рабочий кабинет.

Парень смотрел на девушку с упоением, на красивый изгиб шеи, на мягкие очертания чувственного подбородка, на мочку уха, притаившегося под чёрной тяжёлой косой, – всё казалось ему прекрасным, и влекло его неодолимой силой. Десантник оказался человеком не из робкого десятка, и решил ускорить процесс сватовства: «А вы такая красивая, Олеся, выходите за меня замуж! Я работаю, учусь, занимаюсь спортом, спиртное вообще не употребляю!» – он сказал эти слова так, чтобы никто в доме, кроме Олеси, не слышал, с усилием скрывая душевное напряжение и с разомлевшим взглядом тяжёлых, медленных и тёмных своих глаз. Он густо покраснел.

Девушка стояла, потупившись, и слушала его совершенно спокойно, опёршись рукою на перила, словно она каждый день слышит подобные заявления. Когда он кончил говорить, она взглянула на парня и беззвучным голосом, тем голосом, по которому невозможно определить, что за ним скрывается, сказала:

«Молодой человек, – произнесла она, пронзая его взором из-под чёрных, слегка нахмуренных бровей, – если уж вы совсем не пьёте, то продолжайте и дальше в том же духе. Но знайте, на трезвости никто никогда ещё не разбогател!»

Одарив её одной из своих редких улыбок, в ответ он пробормотал: «Тогда займусь бизнесом, буду продавать рыбу и оленье мясо, деньги у нас будут, Олеся, давайте поженимся! Зачем тянуть?»

Она взглянула ему прямо в глаза вызывающим взглядом, в котором горело пламя торжества и задора, и сказала: «Конечно, это не ваша вина, нужно было быть осторожными родителям, когда они давали вам имя: так как имя может нести в себе как надежду, так и быть фатальным! Ну что за имя у вас, которое мне стыдно произнести вслух?»

«Я понимаю, – разволновался Хунтеко, – мне самому не нравится это имя, я его обязательно изменю; поменяю ради вас, Олеся, две-три буквы в имени, и всё будет нормально!» Потом, перескочив на другую тему с такой же быстротой, с какой дворовый петух тащит в безопасное место найденного им червячка для выбранной ему очередной курочки, он снова начал разглагольствовать о комсомоле, о партии, о ГКЧП – одним словом, продолжал издали обстреливать её позиции, пытаясь их прорвать. Но тщетно, вода камень точит, слово – волю человеческую. Минут через пять после вынесенного обвинительного вердикта насчёт имени, парень потерял нить разговора, и чтобы не выглядеть в глазах девушки полным профаном на сердечном фронте, он задал ей вопрос: «А может, пойдём гулять, Олеся?» – и, не получив ответа, совсем умолк. Больше он не раскрывал рта и незаметно вышел на улицу.

На третий день дверь отворилась внезапно. Вошёл великан. Великан с чёрной взлохмаченной головой, в зелёных брезентовых штанах, аккуратно заправленных в болотные сапоги огромного размера, в линялой энцефалитке с капюшоном, с заспанным, словно опухшим лицом – прямо как из волшебной сказки. Взгляд хозяина дома, вдруг ставший пронзительным, пытался проникнуть в душу только что вошедшего парня и распознать его намерения. Фёдор Пыякович обладал особым даром с первых же минут беседы с человеком поставить ему соответствующий «диагноз» и расположить к себе.

Голубые глаза парня чистотой и прозрачностью говорили о честности, большой рот легко разъезжался в добрую, симпатичную улыбку. Это был оленевод с высшим образованием из Ямальской тундры. Раскосые проницательные глаза его на мгновение метнулись в сторону невесты, но встретив на пути её лучистые глаза, он тут же отвёл взгляд в сторону. Он хотел сказать ей, что приехал в такую даль на попутном вертолёте лишь для того, чтобы увидеть её и договориться насчёт свадьбы – только вот боится выразиться слишком казённо.

Олеся посмотрела на парня внезапно загоревшимся, игривым взглядом. Оленевод почувствовал, как его бросило в жар и на лбу горячим бисером собирается пот. К своему удивлению, Олеся тоже почувствовала, как по телу её разлилось тепло. Наконец, он поднял голову. Глаза у него теперь уже были мутные, словно он немного опьянел. Прежде чем заговорить, он попытался выжать из себя улыбку. Но улыбка не получилась, лишь слегка дрогнули уголки губ.

Заметив некоторое замешательство со стороны парня, Валентина Ивановна отправила молодых на второй этаж в комнату дочери для их благоприятного знакомства.

Олеся села напротив тундровика – вскоре выяснилось, что его зовут Едайко. Самым примечательным в его внешности были волосы – чёрные, густые, они росли у него повсюду, где положено и не положено. Например, торчали клоками из ушей и носа. Кустистые брови были чуть вздёрнуты, отчего казалось, что он всё время чему-то удивляется. В довершение всего одет он был неряшливо. К счастью, эта деталь искупалась твёрдой линией подбородка и гордой осанкой, как у передового оленя.

В тундре парни любят первые знаки своей самостоятельности в семейной жизни, но для нашего героя это было нечто больше, настоящее торжество, исполнение каких-то заветных желаний, к которому он готовился, быть может, как воин к первому бою. Он вдруг обнаружил новый прилив нежности, подумав, как близко от него сейчас девушка с лучистыми глазами, с толстой и длинной косой (а каждый мужчина тайно мечтает подержать такую косу в своих руках); девушка с искрящимся взором, на которой он может жениться. Великан пылким движением лохматой руки схватил руку девушки и нежно прижал к своей груди. Она взглянула на него с суровым неодобрением, отдёрнула руку и впервые назвала его по имени: «Не надо, Едайко, что Вы так сходу?» – и в ту же секунду ощутила приятное стеснение в своей девичьей груди. На загорелом лице парня вспыхнула грустная улыбка, ярко выделились ослепительно белые зубы, невольно притягивающие взор к красиво очерченному рту с пухлыми губами, пересечёнными по углам прямыми морщинками, которые придавали ему упрямый вид. Что-то нежное и тёплое шевельнулось в душе оленевода, когда он понял, что девушка проникается доверием к нему. Глаза его стали наливаться горячей северной кровью и, когда он заговорил, голос его задрожал ненецким акцентом: «Как дела, Олеся? Что теперь будем делать?»

В каждом взгляде и в каждом слове тундровика проглядывали беспредельная преданность и готовность полного подчинения. В тундре он наверняка считается самым желаемым зятем – богатый и статный, преданный и грамотный. Видно, и ему, который с рождения живёт в холодном чуме, втайне хочется прильнуть к самой когорте избранных, у которых всё с приставкой «спец»: машины, дома, дачи, путёвки…

Кроме тех семи слов парень больше не в силах был вымолвить ни одного слова, он не мог уже смотреть в жгучие глаза брюнетки с тоненькой ниточкой бровей. Какая-то волшебная сила сковала все органы этого богатыря.

День угасал, вместе с ним постепенно угасали и надежды оленевода, его решимость и энергия. Тихо захлопнулась дверь, заскрипели ступеньки, скрылся из виду великан.

Четвёртый жених пришёл к отцу невесты прямо на работу, якобы за свежим номером газеты «Няръяна Нгэрм», а сам думал о его дочери, о красавице Олесе, о которой теперь знал почти каждый молодой ненец в самом отдалённом чуме на Ямале! А парень этот приехал в Салехард из Таймыра со своей матерью с маленького острова «Олений», что расположен в Карском море вблизи от берега Харитона Лаптева – 73-я параллель! Он учился в Москве на юридическом факультете университета. Фамилия его Яптунай.

Увидев в его серых покорных глазах выражение собачьей преданности господину, Фёдор Пыякович, не задумываясь, пригласил парня домой, ненавязчиво сказав при этом: «Посмотри на мою дочь, познакомься, не надо искать где-то в стороне, есть невеста, авось понравится!»

Яптунай несказанно обрадовался. Отныне с губ не сходила вежливая улыбка, его скуластое приятное лицо с высоким открытым лбом, которое свидетельствовало об уме, покрылось румянцем. По дороге домой главный редактор решил проверить его интеллектуальные способности с помощью простых вопросов, то есть, провёл тестирование.

«Как вы думаете, товарищ Яптунай, – начал он издалека, – может ли наше общество существовать без преступных элементов?»

«Юрфак» поднял правую руку, как прилежный студент на экзамене, оставил указательный палец, сомкнув остальные, и словно выстрелил очередью: «Тот, кто способен на дурное, может сделать много добра, если он выбрал правильный путь. Думаю, что для сохранения баланса в обществе, все люди в равной степени нужны нам, Фёдор Пыякович», – и тут же исчезла его рука с выпрямленным указательным пальцем в кармане кожаной куртки.

«Силён парень, – думал отец невесты, – грамотный, с хорошим логическим мышлением, наверное, он возьмёт мою дочь».

Беседовали они до самого дома, парень жарил, как из пулемёта, а главный редактор в совершенстве владел искусством разговора, лёгкого и занимательного, сдобренного запасом последних новостей из тундры, и умел сделать так, чтобы его собеседник почувствовал себя человеком одного с ним круга. Но, находясь в его обществе, нельзя было не почувствовать властного обаяния его личности. А в поведении «юрфака» чувствовался «сыновний» пиетет перед знаменитостью.

Смело вошёл Яптунай в комнату невесты, решительно. Олеся встала из-за стола, её тёмные глаза поблескивали маленькими звёздочками. Познакомились, сели за стол друг против друга. Только парень успел взглянуть на неё, как дурманящая теплота сразу же обволокла его: ему захотелось протянуть руку через стол и коснуться её руки. Вместо этого он резко спросил: «Скажите мне, Олеся, есть ли у Вас парень?»

«Нет, и не было», – так же резко ответила девушка.

Как вождь древнего племени, парень принял подобающую позу, напыжился на всякий случай, но от этого он не увеличился ни в габаритах, ни в смелости.

«Он такой худой и узкогруд, – подумала Олеся, – почти как…» Она прервала ход мыслей, потому что слово, которое пыталось прорваться в её мозг, вызывало у неё неприязнь. Но оно всё же влетело в голову, обдав холодным дуновением ужаса. Да, действительно, парень почти прозрачный, подумала она, испытывая отвращение к этому слову, которое теперь приобрело для неё новое, зловещее значение. Острый взгляд девушки сверлил парня насквозь, Яптунай сидит и молчит, и не знает, что дальше делать и как ему выйти из этого ступора. Если бы от взгляда можно было промокнуть, на нём бы уже давно сухой нитки не было!

«Мне некогда с вами рассиживаться!» – наконец, сказала она и опустила глаза – способ, которым она давала понять, что вопрос ею решён, следовательно, исчерпан раз и навсегда. Олеся покинула комнату.

Яптунай опомнился, выбежал за ней, тыркнулся в ванную комнату, затем в другую – Олеси не было нигде. Он по молодости ещё не знал простейшую мужскую истину: не гонись за уходящей женщиной – не догонишь!

На пятый день перед Олесей стоял бравый парень в милицейской форме в звании капитана и рассматривал её с головы до ног. Девушка была стройна и хорошо сложена; на ней было новое тёмно-зелёное платье с красными пуговицами. Жених очень внимательно смотрел на чудо Природы, но больше всего его привлекало лицо девушки. В её взгляде то и дело мелькали какие-то неспокойные искорки, – он сразу определил, что природная сдержанность борется в ней с жадной пытливостью. Он догадался об этом по той причине, что такой внутренний конфликт был хорошо знаком ему самому. Но он не ведал, что в этой девушке много энергетики независимости и риска.

Лицо милиционера было покрыто южным дорогим загаром, а приветливая улыбка свидетельствовала об очередном превосходстве западной школы зубопротезирования над отечественной. Блеск его золотых зубов словно раздвинул тесную комнату девушки. Было ясно, что он пользуется репутацией дерзкого сокрушителя сердец.

Олеся отметила подтянутую стройную фигуру, аккуратно подстриженные усики и бритвенные складки на тёмно-синих брюках. Благодаря безупречной внешности, должности, звания и смелости, этому парню без сомненья иногда случалось урвать немножко любви, но он надеялся на нечто большее и лучшее – жениться на непорочной девушке.

«Вы не возражаете, если я закурю?» – вежливо спросил капитан, доставая из кармана кителя пачку сигарет, а другой рукой, как бы нечаянно, схватился за её талию.

Она выждала ровно секунду и, круто повернувшись, вперилась ему в лицо таким взглядом, словно она терзала загнанного зверя, затем сухо ответила: «Курите, только у открытой форточки, и не распускайте руки», – губы её, растянувшиеся было в нежной улыбке, снова сомкнулись, будто сработала пружина.

Мент чиркнул зажигалкой, прикурил и с видимым наслаждением глубоко затянулся, взглянул сквозь облачко дыма на девушку, небрежно прислонился к окну и обронил: «На моём участке в последнее время вообще не стало криминальных элементов, тут, несомненно, есть и моя доля доблестного труда…»

«Куда же они бедненькие подевались, эти элементы?» – Каждое слово невесты острым ножом вонзалось в сердце жениха. Он смутился, однако ответил с апломбом:

«Адресная работа с правонарушителями, Олеся. А что касается вора, – продолжал мент, впадая в привычное ему хвастовство, – то я могу его изловить в любой момент, когда захочу, для этого в моём арсенале имеются специальные приёмы и секреты задержания, лишь бы сверху дали команду…» Он посмотрел на свои руки, и девушка заметила, что они у него холёные и очень белые, как будто он всегда носил перчатки. Олеся резанула его палящим взглядом. Он понял, что нарушил старинное ненецкое правило: никому из посторонних не говорить о своих заслугах. И взгляд, брошенный ею на парня, был жгуч, как кончик сигареты. Мент чувствовал себя неловко, как будто девушка могла заметить на его лице следы недавних, похотливых мыслей. Ему всё хотелось рассказать какую-нибудь важную новость из криминальной жизни города, и ничего как-то не приходило в голову. Этот пристальный взгляд девушки путал все карты. Обычно под его взглядом барышни чувствовали – это он подмечал – лёгкий трепет, равносильный у девиц первому нечистому помыслу.

Олеся держала свой взгляд на его переносице, отчего выражение высокомерной надменности сползло с лица капитана. Он неуклюже сел в кресло. Наступило напряжённое молчание. Жених сразу весь как-то съёжился, бычья шея его поникла, а в глазах, затенённых длинными светлыми ресницами, появилось отчаяние. Он сидел, сжавшись в комочек, в кресле напротив невесты, словно раненый песец, попавший в железный капкан, пришибленный и жалкий; потел от натуги, вытирал пот, сопел… В выражении его лица не осталось и следа прежней непокорности и бравады, он явно пал духом. Обычная его энергия иссякла, уступив место ощущению бессилия. Он понял, что стучался в её сердце так же тщетно, как заключённый стучится в железную дверь тюремной камеры.

На шестой день скрипнула дверь, дыхнул сквозняк, и в дом невесты вошёл молодой человек лет 35, среднего роста, плотный ненец, темноволос, с искромётным взглядом чёрных глаз, бородат и длинноволос, на нём костюм-троечка цвета глаз и держит себя с достоинством, похожий больше на профессора математики или артиста эстрады. Но ухарски завязанный галстук и ухарски нахлобученная шляпа придавали внешности простоту и доступность. Лицо, как у всех ненцев, чёрное от загара, но руки холёные. Держался он скованно, будто боялся, что-то ненароком задеть и разбить.

Невеста вышла из кухни, окинула чужака неприветливым, подозрительным взглядом и прошла по крутой лестнице на второй этаж в свою комнату, словно не видя его. Тут была искусная, как бы невольная и необычайно изящная откровенность туалета, – точно девушка ожидала очередного жениха из высших кругов общества, – в движениях – нервность породистой кошки.

Старый холостяк почувствовал на себе её взгляд, призывный взгляд зрелой, опытной и смелой женщины.

Из кухни появилась Валентина Ивановна: «Какими судьбами! – удивилась она, увидев в прихожей помощника губернатора. – Вы к кому? Фёдору Пыяковичу или…?»

«Или! Могу я пройти к ней?»

«Конечно же, Николай Хэрмувич, Олеся у нас приветливая; поднимитесь на второй этаж и найдёте её».

«Шикарный у вас дом, Валентина Ивановна, прямо скажем, шикарный – болтал языком чиновник, поднимаясь по лестничной крутизне, – но далековато от реки. А вот у меня дом расположен на самом берегу реки; огромный двухэтажный приватизированный дом. А у вас, кажется, дом рассчитан на две семьи? Получается так, что в вашем распоряжении всего половина дома? Я не ошибся, Валентина Ивановна?»

Хозяйка подтвердила его доводы и проводила важного гостя до двери комнаты дочери, мысленно проклиная проектировщиков за несуразную планировку дома и слишком уж неудобную лестницу.

Олеся успела переодеться. И в этом одеянии она предстала перед чиновником: особенно ярко выделялись её необыкновенно притягательные формы: красиво выгнутая спина, округлая линия бёдер, девически юная талия и высоко торчащие груди. Подвижный алый рот и невинные карие глаза подчёркивали её миловидность. На лице гордыня написана, настоящая красавица! – каких не встретишь в стане партийно-комсомольской номенклатуры. Желая выказать свой «светский» лоск, жених поспешил поклониться.

«Премного благодарен Вам за гостеприимство, – сказал он, вытаскивая из пакета исключительный по красоте букет алых роз. – Это Вам лично от меня в честь нашей первой встречи, думаю, что она не будет последней!» – и элегантно протянул девушке букет, назвав своё имя и отчество.

Девушка тоже представилась, но ей не понравились чересчур изысканные манеры игривости в поведении старого холостяка, очень напоминающие пингвина, когда, ухаживая за самкой, короткокрылый ухажёр окружает её кольцом из разных камушков. Ей казалось, что жадный взгляд расширенных зрачков жениха пожирает её всю без остатка.

За букетом алых роз в руках невесты оказались плитка шоколада и флакон французских духов. Жених обворожительно улыбнулся, что возымело некоторое действие – на губах Олеси заиграла слабая улыбка.

«Вы невозможный человек, Николай Хермувич, – сказала она. – Но не чересчур ли всё это?»

Бровастое холёное лицо с насмешливым взглядом прищуренных глаз избалованного властью и упитавшегося деньгами и жиром человека растянулось в улыбке, и дёргающиеся редкие усы стали ещё реже. Когда он снял с головы шляпу, слабая улыбка вмиг исчезла с лица невесты.

«У него волос – на одну драку осталось», – подумала она, и отвернулась в сторону.

Лицо любого человека отражает историю: оно рассказывает о жизни, которую человек прожил, которую ему навязали или которой он сам добился. Несмотря на свои двадцать неполных лет, Олеся в этом хорошо разбиралась. Её карие глаза, не отрываясь, с безмолвным укором следили за лысеющим женихом. От неё исходила странная завораживающая сила. Чиновник всеми силами старался сохранить спокойствие, и боролся с волнением, которое распирало его изнутри и вызывало головокружение. Под её орлиным взглядом он чувствовал, что начинает понемногу уменьшаться в размерах. Вид имел он озабоченный и сосредоточенный, словно сопромат сдавал. На лбу у него выступил холодный пот. Он захлопал глазами и сделал такое глотательное движение, что показалось, будто он проглотил свой язык. После длительной паузы он дважды громко чихнул, но тут же деликатно извинился. Олеся окатила его полупрезрительным с насмешкой взором, отчего по лицу жениха разлилось крайнее недоумение. И чем больше он находился рядом с невестой, и чем искреннее вглядывался в её лицо, тем становилась в нём уверенность, что он уйдёт от неё не солоно хлебавши. Чересчур пронизывающим был в этот день взгляд Олеси.

Захлопнулась дверь, ещё не успел выветриться чиновничий запах из комнаты, как с шумом вошёл туда отец невесты.

«А знаешь ли ты, доча, с кем сейчас разговаривала?» – спросил он, прищурясь, и разглаживая усы.

Олеся подмигнула лукаво: «Какой же ты наивный, па (так она называет своего отца), да будь он хоть король турецкий, мне абсолютно всё равно!»

«Богатый он человек, однако, богаче его вряд ли встретишь в городе. С ним бы ты никогда не ведала, что такое нужда…»

«Да, чёрт возьми, провалитесь вы со своим богатством и нуждой!» – крикнула она, изменив своей обычной сдержанности.

Оставшись в комнате одна, девушка не могла удержаться от слёз. Она ясно увидела унизительность своего положения, хотя и были предоставлены ей оптимальные условия для подбора себе спутника жизни.

Фёдор Пыякович не стал больше приглашать в дом пылких холостяков, он прекрасно видел, что между её дочерью и потенциальными женихами никак не проходил электрический заряд, необходимый для стыковки двух противоположных полюсов. И в каждый из этих шести дней в облике девушки было нечто мистическое, словно она пребывала в трансе. Но вела она себя с истинно женским изяществом, унаследованным ею от своей знатной на всю Ямальскую тундру прабабушки-шаманки. Глаза Олеси ярко блестели, и блеск этот под тенью тёмных, густых и длинных волос производил поистине чарующее впечатление, поразив парней в самое сердце. На лбу её лежала печать бесконечности мыслей. Говорила она мало, но твёрдо. Девушка наверняка обладала секретом «харизмы» – гипнотического влияния на людей, господства над ними. Но она боялась новых знакомств. От одной мысли о том, что её снова познакомят с мужчиной, она приходила в такое нервное состояние, что у неё начинался тик. В уголке правого глаза начинала дёргаться кожа, словно она кому-то подмигивала исподтишка. Добрые старички готовы были в лепёшку разбиться для дочери, каждую пылинку с неё сдували, и решили больше не вмешиваться в её личную жизнь.

Проходит неделя, другая, и чуткие родители обнаруживают изменения в характере и во внешности дочери. Густую и толстую косу, которую они привыкли видеть, Олеся закрутила на затылке, лишь отдельные пряди волос падали ей на плечи. Любопытствуя узнать причину неординарного поступка дочери, отец употребил все силы, чтобы допытаться от неё, что всё это означает, но кажется, было бы легче заставить разговориться памятнику на площади!

Но так уж определено природою, что привязанность дочерей к родителям весьма хрупка. Перед наступлением холодов Олеся привела в дом мужичка – щупленького, невысокого, с короткими ногами. Он говорил с каким-то округлым и смешным украинским акцентом, будто перекатывал во рту горячую картофелину, как настоящий хмырь с большой дороги. Но что характерно, в фамилии этого мужичонка гордо расположились аж пять букв «о» – Голобородько. Зато у этого Голобородько нет ни гражданства, ни прописки, не говоря уже о жилье; он человек с улицы, гол, как сокол! Иметь зятя с такой анкетой – всё равно, что взрывчаткой обложиться, того и гляди, взлетишь на воздух к чёртовой матери! Этот хохол предложил Олесе свою руку, и она приняла это с тайным чувством невыразимой радости. Девушка, никем не целованная, увидев его, упала, как спелый плод, к его ногам, что действительно и случилось!

Обеспокоенный отец спрашивает его: «Где же вы будете жить? Нет ни прописки, ни гражданства, ни жилья…?»

«Это мои проблемы!» – не растерялся мужичок.

Лицо Фёдора Пыяковича стало суровым и постаревшим, сочные губы трагически сжались, усы опустились, волнение его было видно невооружённым глазом. Дочь, погружённая в мысли о своём наречённом, ничего этого не заметила. Но если бы даже и заметила, она бы не отступила от своего решения, потому что не так-то легко заставить без ума влюблённую девушку прислушаться к голосу рассудка. Тут поневоле зачешешь затылок, что и сделал отец семейства.

Никому ещё не дано проникнуть, заглянуть в тёмную область человеческого сознания и разгадать тайну, заключённую в сердце другого. Олеся не смотрела, у кого какая зарплата и сколько денег накоплено в иностранной валюте, кто какую занимает должность, какая квартира, какой марки машина – а ведь в этих приметах благополучия и заключено очарование нашей эпохи. Девушка стремительным натиском вышла замуж за украинца. Видно, их биоритмы оказались слишком синхронными, и никакая разница в возрасте, вероисповедания, национальности не могла препятствовать большой любви. До этой минуты она жила, она росла в невозмутимой и доверчивой беспечности, какую знает счастливая юность в родительском доме. И эта тонкая, необычайно красивая, умная и гордая, с тугой косой тёмных волос за спиной, с упрямым ртом и острым взглядом ненецкая девушка, поймалась, как рыба на крючок. Некоторые, иногда совершенно того не заслуживая, становятся воистину баловнями судьбы. Без всяких усилий с их стороны удача сама идёт к ним в руки; Голобородько был одним из таких счастливцев.

Волна новой жизни поглотила все идеи, все верования, сложившиеся в Фёдоре Пыяковиче за полвека. Но вскоре всякая внутренняя борьба в нём прекратилась. По его круглому, замученному за эту долгую осень, лицу, снова плавает блаженная улыбка, хитроватые глаза блестят, и морщины на лбу разглаживаются.

«Juventus ventus (молодость ветрена), – примирительно говорит он своей жене, давая вместе с тем понять, что он кроме двух языков знает ещё и латынь. – Закрой на это глаза, Валюша, недаром говорят: любовь зла – полюбишь и козла!»

Немного насмешливая, чуточку печальная улыбка Валентины Ивановны, полная таинственной мудрости, закрывала мужу доступ к её мыслям. Она и в этот раз укрывалась за этой улыбкой, накрывая свадебный стол.

 

26 апреля 2004 года.

Верендеев Дмитрий Петрович.