Не крепость я!

Я- Регистан, я сердце Самарканда,

Я памятник прошедших воин и бед.

Потомок, слушай мудрости завет: Мир береги.

Жить в мире, дружбе – счастье

Ты всюду помни это, человек.

 

В комнате небольшой беспорядок. На креслах лежат вещи, которые лень было после снятия с себя повесить в шкаф. На полу то тут, то там сидят мягкие игрушки, глядя на них, думаешь, что до твоего прихода в комнату они все занимались своими делами, жили своей игрушечной жизнью, а как только заскрипела дверь, так они замерли, кто где находился и притворились не живыми. Компьютерный стол завален книгами, дисками и разворошенными фотоальбомами, а на первом этаже двухъярусной кровати развалилась собака, которая шевелит своими густыми «брежневскими» бровями всем своим видом внушая мне, что именно на моей кровати ей и место. Когда собака шевелится, кровать издает мелодичный звон – это моя коллекция колокольчиков на разных языках возмущается, что ее потревожили. Громче всех кричит эстонец, он у меня старожил, одним из первых поселился в нашем доме, так что имеет право на возмущение.

Я включаю музыкальный центр, по радио играет какая-то модная попсовая мелодия, звучащая чуть ли не из каждого холодильника. Сразу возникает желание выключить, но вспоминаю что моя канарейка поклонница этой группы, оставляю.

В моих руках таз с водой, в тазу, словно корабль плавает губка. Уборка.

Книжные полки под потолком покрыты приличным слоем пыли, папины еще институтские учебники по математике даже страшно брать в руки без перчаток. Да, давно никто не поднимался на такие высоты. Учебники. Книги по трудовому воспитанию детей. Книги про аквариумных рыб. Спускаюсь все ниже и ниже. Вода в тазу уже стала серой. Начинаются полки с моими книгами. Их популярность заметна сразу, на них гораздо меньше пыли и книги стоят четко по размерам и авторам. Саган, Мураками, Голсуорси. Паланик и много других совершенно разных по жанрам, но безгранично интересных. Спускаюсь на полку ниже. Эзоп. Флобер. Бунин. Глиняные статуэтки изображающие восточных стариков в тюрбанах…

Я просыпаюсь от радостного чириканья птиц за окном. В спортивном зале где мы расположившись на матах спим уже который день, никого нет, кроме меня и солнечного луча гуляющего по стенам. Расстегнув спальник, я сажусь, скрестив ноги и уставившись на стену, обклеенную старыми советскими купюрами, шевелю то одной, то другой рукой. Они порядком затекли за ночь сна в узком ватном спальном мешке. В зал входит Лена. Она мне улыбается своей белоснежной улыбкой, протягивает руку и помогает встать. Спустя какое-то время мы выходим через коридор со скрипучим деревянным полом во двор, залитый солнцем. На длинном столе, за которым старики обычно играют в нарды, накрыт завтрак. Мы садимся есть. Воробьи, радостно чирикая, скачут у нас под ногами и я, стараясь чтобы никто не заметил, скармливаю им свою булочку, опустив руку под стол.

Рынок! Мы подходим к рынку! Запахи пряностей доносятся издалека, и меня охватывает радостное предчувствие. Этот рынок не такой, к которому я привыкла, на который меня часто водила бабушка. Тут не пахнет тухлой рыбой или сгнившими арбузами. Тут нет толстых теток, которые, оскалившись и выставляя на показ свои золотые зубы, обвешивают тебя. Тут нет цен на продуктах. Придя сюда, ты никогда не имеешь даже приблизительного представления, сколько оставишь денег. Нам очень много достается вообще бесплатно, стоит только моим спутникам подвести меня к прилавку, как какой-нибудь высокий статный мужчина в цветном халате и тюбетейке, добродушно улыбаясь, протягивает мне несколько яблок или груш. После часовой прогулки по рынку, наши рюкзаки полны провизии и мы радостные отправляемся обратно. Я довольно улыбаюсь и отламываю от знаменитой самаркандской лепешки кусок. Когда ее разламываешь, она пышет теплом. Это тепло не столько жар печи, сколько тепло человеческих рук. Говорят, что настоящая самаркандская лепешка годна к употреблению в пищу в течение трех лет, нужно просто сбрызнуть ее слегка водой и подогреть. Интересно, сколько лет лепешке, которую я с таким удовольствием сейчас жую? Лена держит меня за руку, иначе я просто затеряюсь в толпе. Вокруг меня столько интересного! Городу три тысячи лет, он хранит множество историй, которые я пытаюсь расслышать среди гула улиц.

Как следует расслышать легенды и мифы Самарканда, непосредственно от него самого мне не удается и, словно поняв причину моего расстройства, отец сообщает нам о предстоящей экскурсии.

Высокая статная женщина водит нас по узким улицам, рассказывая загадочные истории из жизни того или иного дома, я постоянно спотыкаюсь, потому что заглядываюсь на резные ставни на окнах, небывалые, кажущиеся сказочными деревья, мозаичные стены домов. Почему в школе на ИЗО не учат делать такие мозаики? Я бы насобирала на улице цветных стекляшек и обклеила бы ими стены свей комнаты! Мы заходим в какой-то дом, предварительно сняв обувь и оставив ее на пороге. Проходим через комнаты, устланные мягкими коврами, экскурсовод останавливается у стены, на которой висит чей-то портрет и начинает очередной рассказ. Луч солнца, пробившийся через решетку на окне щекочет мне ухо. Я подхожу к окну. Во дворе под деревом на лавочке сидит девушка. На ней цветное платье, в каких тут ходят почти все женщины, волосы собраны в косу, руки сложены на коленях и перебирают лепестки какого-то цветка, розового цвета. Она такая красивая! Вот бы и мне когда вырасту быть такой красивой. Только волосы у меня светлые, да и не такие густые как нее. Но все равно я буду очень, очень стараться. Только вот она очень грустная. Длинные ресницы медленно опускаются и поднимаются, взгляд устремлен куда-то в неизвестность. Интересно о чем она думает? Может она кого-то любит, а родители хотят отдать ее замуж за другого? А может, в ее семье случилась неприятность? Или, вероятно, она потеряла на улице свою сережку? Потом, словно очнувшись, она озирается по сторонам и замечает меня прильнувшую к окну. Я смущаюсь того, что помешала ее уединению, а она встает и, подойдя к окну, подмигивает мне при этом улыбаясь так светло и радостно, что мне хочется танцевать от счастья и хлопать в ладоши. Когда я стану взрослой, я обязательно научусь так же тепло улыбаться, чтобы только от одной моей улыбки становилось легко и спокойно на душе.

Были истории про обсерваторию Улугбека, про мечеть с тысячью ступенями, которые обязательно надо сосчитать верно, и будет тебе счастье, истории про сады Тимура, про сорок бесстрашных красавиц воительниц и вот мы оказались в том месте, которое, я уверена, да, несомненно, я не забуду его никогда. Площадь Регистан. И без того ощущая себя маленькой, на этот раз я почувствовала себя песчинкой. У меня захватило дыхание, голос экскурсовода затих, и я словно перенеслась в другой мир. Перед моими глазами снуют торговцы, купцы, говорящие на всех языках мира, верблюды груженые разыми тканями, рассказчики, стоящие на ступенях и выкрикивающие в толпу истории о славных похождения воинов, мыслители и ученые, спешащие на занятия по математике или астрономии, просто праздный народ, бродящий от нечего делать по базарной площади. Кажется, эти три величественных строения на местном языке называются медресе- это такой своеобразный средневековый университет. Почему моя школа не такая, с каким бы удовольствием я в ней училась. Мне не хочется от сюда уходить, хочется разглядывать каждый камушек в настенной мозаике, дотрагиваться до него пальцами и чувствовать причастность к старине, хочется сесть по середине площади с теми стариками, что сидят на огромном ковре и играют в нарды и, задрав к солнцу голову, смотреть на минарет, возвышающийся над площадью, если долго смотреть на него, то убеждаешься в том, что земля крутится, так как синее небо без единого облачка начинает двигаться.

Вечером, когда мы укладываемся спать, Лена, помогает мне застегнуть спальный мешок и желает приятных снов. Я уверена, они будут приятными. Мне будет сниться Регистан, его синие купола, отражающие лунные лучи и арабская вязь на стенах, которую, увы, мне никогда не удастся прочитать.

Скрип двери пугает меня. Я разжимаю пальцы и роняю губку на пол. Мама смотрит на меня и в ее взгляде немой вопрос. Я так же немо отвечаю, протягивая ей маленькую глиняную статуэтку изображающую старичка с бородой, в тюрбане и ватном халате склонившегося над книгой. Мама понимающе улыбается. «И все-таки уборка штука полезная»- думаю я про себя и улыбаюсь. Надеюсь, что хоть чуть-чуть похоже на улыбку той темноволосой девушки которую я видела шестнадцать лет назад.