У меня есть знакомая. Американка.

Обычно мы с ней общаемся на языке, который сами англос называют хиблиш (Heblish). Это смесь английского с ивритом. Правил в этом своеобразном языке особенных нет.

Построение предложений может соответствовать грамматике иврита с использованием отдельных слов или даже целых выражений на английском.

Или же наоборот, в предложение, построенное по всем правилам английского языка, вставляется масса слова на иврите.

Ни ивритом, ни английским эту гремучую смесь назвать нельзя. Одним словом, хиблиш.

Так вот моя знакомая американка разговаривает именно на этой квинтэссенции двух родных для нее языков. Она очень добрый и отзывчивый человек, но ужасная разгильдяйка. Ее квартира находится в состоянии статичного беспорядка и хаоса, где потерять что-нибудь не составляет ни малейшего труда. Что, собственно, постоянно и происходит.

Поэтому сама моя знакомая находится в состоянии вечного поиска.

Недавно, когда я зашла к ней, она, как обычно, что-то искала. На этот раз похоже искала долго и безуспешно, потому что прямо с порога с надрывом в голосе, на чисто английском языке озвучила мне свою проблему. «Ай лост май ка-ки!».

«Ай лост» (I lost…) - фраза зазубренная еще в школьное время, в распознавании не нуждалась.. Она осела в моем мозгу, как родная, выдав ассоциации, не требующие перевода.

А вот на слове «ка-ки» в мозгу коротнуло: английский и иврит перемкнуло между собой. Я вытаращила глаза, скоропостижно соображая: что за «ка-ки» такие важные, потерю которых она так переживает?

Как известно, израильтяне довольно раскованные не только в поведении, но и в выражениях. Они могут во всеуслышанье сообщить, что им хочется «пи-пи», или срочно нужно сделаьть «ка-ки».

Естественные проблемы, названные соответствующими словами. Ничего непристойного или вульгарного в этих прилюдных высказываниях они не видят.

Однако у меня, воспитанной, на советском этикете, основанном на строгом своде правил общественного поведения, до сих пор вызывает идиотскую улыбку смущенной девственницы такие слова как «каки», и «пипи».

Моя американка в разговорной речи таких вольностей себе никогда не позволяла, наверно, руководствуясь американским сводом правил общественного поведения. Поэтому я, услышав, о заявленной без тени смущения потере «ка-ки», подавив идиотский смешок, панически стала соображать о чем, собственно речь. Т.е. искать в головном компьютере под названием мозг, перевод слова «каки» с ангийского на русский. Но тщетно. «Ка-ки» вызывали только одну ассоциацию, одинаковую и для иврита и для русского.

Между нами говоря, когда я начинаю лихорадочно вспоминать значение иностранного слова, то полностью выпадаю из диалога, чем, собственно и врежу сама себе, поскольку из дальнейшего контекста, всегда можно понять смысл сказанного в целом и даже совершенно незнакомых слов в отдельности.

Но той доли секунд, которая была потрачена на попытку перевода непонятного для меня в данном предложении слова «ка-ки», хватило, чтобы, едва успев ухватить передаваемую мне мысль за хвост эмоционально окрашенных эпитетов, тут же ее упустить.

Я сосредоточенно молчала, оставив для приличия глаза удивленно распахнутыми, в знак солидарности и сочувствия по поводу так некстати пропавших «ка-ки».

Потерянные «ка-ки» привели мою знакомую в жуткое волнение, переходящее в легкую панику. Я смотрела на нее все еще широко открытыми, но уже стеклянными глазами, стараясь изобразить сочувствие и понимание.

Сочувствие у меня было искренним, потому что, уж больно сильно американка убивалась по потере. А вот понимания не было никакого. В смысле, я ее не понимала. Совсем.

Все это длилось какие-то секунды. Но и за это время успела проскочить крамольная мыслишка: «Что уж так убивается то? Ну, сделала бы новые каки?»

Или я озвучила эту мысль. Или вновь подключилась к монологу знакомой как раз в тот момент, когда она в своих стенаниях подошла к изложению материального ущерба от потери своих «ка-ки». Но услышав, что новые «ка-ки» стоят 1000 шекелей, а у нее нет сейчас возможности выложить вот так разом эту самую 1000, мои стеклянные глаза прослезились.

Да, вот именно так я и услышала. Вся фраза, произнесенная на английском, быстро трансформировалось в русский аналог без всяких затруднений. Вся, кроме злополучных «ка-ки».

Нет, меня явно закоротило. Услышав стоимость пропажи, в голове промелькнуло по-русски: «Ничего себе, каки! Не иначе с добавлением драг металла?»

И тут, наконец-то, разомкнуло. Трансформатор заработал без сбоев.

Я вновь воспринимала английскую речь, как родную.

Мне стало по-настоящему смешно.

«Ка-ки» - это “car key” – ключ от машины.

Ключ, который она умудрилась потерять, находясь абсолютно одна в своей собственной квартире. И теперь никак не может открыть свой собственный Форд, лично ею же и припаркованный рядом с домом накануне вечером.

Позднее, когда «ка-ки» нашлись в пакете ее мужа, (каким образом они там очутились не знает НИКТО), я рассказала ей о коротком замыкании в своем мозгу, и мы вместе еще раз посмеялись над этой историей, не забыв заодно снова поудивляться, каким это таким мистическим образом ключ от машины очутился у мужа в пакете.

И теперь иногда при встрече, я задаю ей на иврите одни вопросик: «Эйфо ка-ки шелах?»

Что дословно с иврита переводится, как : «Где твои каки?»,

а на хиблиш звучит, как: «Где твой ключ от машины?»