Люди придумали порох, аборты и одномандатные округа. Странно, но эти люди придумали вдобавок вальс, парусный флот и хрустальные бокалы. Это уже почти неплохо. Особенно в городе. Вы когда-нибудь видели город? Даром смеетесь. Я вот не видел. Или, вернее, видал, но очень редко. Обычно я в городе работал, гулял, шел по делам, покупал продукты, посещал кафе, библиотеку и кинотеатры... Да все что угодно! Только города я не видел. Дома видел. Скамейки возле домов видел. Лужайки видел. Клумбы видел. Магазины, рынки, мосты, рестораны, ларьки, тротуары, прохожих, голубей, урны, помойки, парикмахерские - все это видел. А город - нет. Как так вышло? Право, сам не понимаю. Я тоже ведь раньше считал, что не то, чтобы видел, а вообще: знаю - город! Ну да, это теперь я улыбаюсь, да и вы тоже, а тогда я всерьез так думал. А еще курил, глядя на крыши. А потом курил на крышах, глядя вниз. Но ни разу не сравнивал то и это. А если бы сравнил? Но сейчас подниматься на крышу нет времени, а глядеть на нее - нет места. Когда будет - сравним. Если снова не забудем. Если я забуду, сравните вы, хорошо? А потом мне расскажете.

 

Один за другим проходили дни. Я сидел и набивал на клавиатуре примитивные гармонии. Вроде такой.

 

Я люблю арки, белое, Ветер, город, десять, естедэй, Ёж, жернова, зеркала, ирис, Й (воистину культовая буква), корни, лес, мерцание, Нестора Махно, оранжевый, почки (прошу заметить, древесные), расстояния, стекла, торты, украдку, фанк, хлеб, целое, черное, шепот, щи, Ь (попробуйте начать с него слово - обязательно понравится!), Ы (о, вот это - самая культовая буква!), Ъ (а им надо оканчивать слова), W (простите за эклектику), эхо, южный ветер, янтарь.

 

Вот такими примерно несложными мелодиками разрабатывается пальцевая техника на обычной клавиатуре. Если хочется большего, можно уснуть. Так, по крайней мере, советовал БГ. Но БГ большой хитрец, а потому верить ему мы не будем, а пойдем лучше погуляем. Итак.

 

Ключ в замочной скважине. Последнее эхо лихорадочной мысли: все ли выключил. Убедившись уже метров за пятьсот от дома, что ничего и не включал, успокаиваешься. К счастью, ключ уже не в замочной скважине, а позади тебя на асфальте. Вывод? Дырка в кармане. Ключ водворен в другой карман, сигареты на месте. Посмотрим город? Как бы не так. Снова по пути одни прохожие, клумбы (ну это я немного привираю по законам жанра - клумб у нас в городе немного, и все в центре. Мы же.)

 

На пе-ре-фе-ри-и-и...

 

Воздух, воздух, воздух. Зеркала. Увидишь в одном осень, в другом весна. Покажется странным, но это - его дело, казаться кем-то там. Еще. От зеркала до зеркала несколько сантиметров секундной стрелки. Проходя от 12 до 12, она рождается, взрослеет и умирает. Даже комары живут дольше. Зато сколько перерождений за час! Только вот, боюсь, толку мало. Она еще долго-долго будет обычной секундной стрелкой. С другой стороны это нам так все видится. Возможно, дело обстоит совсем иначе. То есть, стрелка эта р-а-з-в-и-в-а-е-т-с-я. Глупо выглядит, да? Особенно эти черточки между буковок? Я мог бы сказать, что они символизируют как раз все эти перерождения и умирания и перерождения и умирания......... . . Но. Но? Н-О! Стрелка встала. Опа. Зеркало остановилось. Кто бы мог подумать, что оно куда-то шло, пока оно не остановилось. ... ?...

 

неТ. нУ ктО тО бЫ моГ. только вот не нравится мне этот переход в зазеркальЕ. ?как бы это помягче сказатЬ. Орфографию портит. Меня в школе учили, что русский язык велик, могуч, кипуч и дан великому народу. Подтверждения этого завета не заставили себя ждать, когда я впервые услышал грузчиков, разгружающих хлеб для школьной столовой. Там же я понял, как.

 

Химия и социология весьма родственные науки. По крайней мере, химическая социология - восхитительная дисциплина. Лучше бы было сказать антидисциплина, но я не скажу, потому что такого слова нет в русском великом языке, а во-первых, я сейчас курю, а печатать такое длинное слово одной рукой негуманно. Даже с учетом того, что на одной руке пять пальцев, тремя из которых я могу печатать. Химическая социология - там где ашдвао является критерием для выявления принадлежности индивида к определенному социальному страту. Порой хочется сказать стратосу. Но это не корректно. Учитывая, что химическая социология - служанка буржуазного общества, то... К тому же русский язык велик и могуч. И вообще. Вот ашхлор какой-нибудь, это просто химия. А маргинал - просто социология. А маргинал, который путем сложнейших формул, просчитываемых без справочника, мела и экселя получает если не философский камень, то уж эликсир бессмертия точно, это уже величаво. Я бы даже поставил восклицательный знак, но сами знаете, перегружать текст восклицательными знаками чревато. Так гласит учебник. Кстати, бессмертие сие эликсирное получается недолгим, да, пусть на несколько утренних часов, пока не найдутся деньги на портвейн. И все же! А потом наступает время мистической алхимии, и химическая социология уже не при чем. Эликсиры безмолвия, безмыслия и беспредметности бытия пенятся, шипят, смешиваются, выпиваются, проглатываются и норовят бежать на просторы породившей их природы под изящный аккомпанемент скрежета зубовного, хлопанья ресниц и возгласов, которые здесь мы приводить не будем. Чтобы не перегружать текст восклицательными знаками. Приснопамятный Ерофеев скорбно возглашал о времени тяжком, времени от рассвета до открытия магазинов. Сколь же светлее и радостней стало жить в этой стране, когда появились и стали торопливо размножаться круглосуточные ларьки. Вы только вслушайтесь в это слово - круглое, и потому гармоничное, как сам космос, величественное, и в то же время простое, как речь Ленина - круглосуточный. А за словом этим - сколько народной правды, сколько боли несдержанных обещаний советской власти. Спасибо свергшим ее и водрузившим труп ее над ларьком с сакральными числами два и четыре.

 

Но я что-то увлекся. Нет, не разговором, картиной. Железнодорожный переезд. Все платформы серо-голубые. Как небо ранним весенним утром. Как глаза той девушки, от которой родился ребенок, ставший министром путей сообщения. Боги олимпийские, какая красота в каждом слоге! Пути сообщения! А ведь в школе нас учили, что казенный язык, что перегружено, что вот Аксаков был, а был Белинский. И сталь закалялась семьдесят лет, а потом пришла конармия и Солженицын. Много чего было. Матренин двор в 11 классе средней общеобразовательной школы. Ну, согласитесь, не звучит. А вот пути сообщения. Да, как раз сейчас на переезде сбило женщину, посуетились, оттащили куда-то, электричка дальше поехала. Так вот, а давайте восхитимся тем, чему нас учили в школе, достойному восхищения. Ведь нас же учили тому, что достойно восхищения, а если что недостойно, нам так и говорили, что недостойный он, дескать, восхищения, потому, как.

 

Вот что такое восхищение? Хищение вверх, вроде спасения. Паслись, паслись, и раз - нас наверх. Но разговор не об этом. Посмотрите в зеркало, не забудьте, с чего мы начали. Смотря - что вы там увидите? Ой, себя ли? Так значит, школа. История. Семьдесят лет выходило так, что славяне только появились, давай сразу бороться за свободу народа. Видимо, хазарского. Святослав, по крайней мере, освободил их народ. Весь. От обузы земных жизней. Да что там славяне, вылезшие из лесов на диво просвещенной Европе, которая только слегка постанывала, как в фильмах про Эммануэль, под плеточкой инквизиции. Ох уж эти оргии в Толедо! Вся история человечества, от первых неандертальцев - непрерывная цепь сражений за права угнетенного класса. Но, к счастью, через семьдесят лет, ход мировой истории круто изменился, и оказалось, что все революции были случайными оплошностями нерадивых менеджеров от дворянства, ну и некоторой перекадровкой в сфере пиара. На том бы и остановились. Но ведь есть еще в школе литература. С тех пор мы твердо помним и свято верим, что Гоголь видел Русь птицей-тройкой, за что нам ставили птицу-пятерку, Онегин был лишним человеком, а в герое нашего времени Лермонтов изобразил типа себя, только немножко другого. Безвестно имя славного баяна, автора Слова о Полку Игореве, но средства выразительности языка его бессмертны в веках. Ну и так ближе, и тому не подобное. Всего интересней анализ стихотворения. Берем живое тело, режем его, полосуем, сушим, солим, коптим, едим, перевариваем, какаем, а из полученного делаем вывод, что нам хотел сказать этим автор. Никто и не сомневался, что автор, тонкий лирик, только и думал, когда писал свои бессмертные творения, как школьники будут, поглядывая на часы, в окно и соседскую тетрадь, решать, что же он хотел сказать. И кому. И зачем. Ведь не был же автор оторван от народа. Гиппиус, например, была. С детства покалечили - от народа оторвали и символизмом нагрузили. А вот Блок сумел преодолеть. И Маяковский сумел. Тот вообще с детства. А потом, помню, я хотел прочесть на уроке "Я лучше в баре блядью буду..." Но сказали, что лучше не стоит. А, поколику вопрос об отчисление маячил неподалеку, словно прозрения символистов о мировой душе и судьбах многострадальной отчизны, то я и не стал. Но ведь Есенин был вначале тоже имажинистом, а потом понял, что надо быть ближе к народу и стал напиваться в кабаках. За что его полюбили те, кто понимал, как далеки от социальных проблем символисты.

 

Так проходили школьные годы. Нам закладывались основы культурного воспитания, а ежели непонятно, зачем наизусть знать дату восстания якобинцев или духовные искания Пьера Безухова, приводили нам довод неоспоримый. Для общего развития. Так звучала сакраментальная фраза, и я еще не встречал человека, способного оспорить ее нерушимость.

 

Итак, поглядите в зеркало. От зеркала до зеркала протянута тонкая ниточка. А приглядишься - вовсе и не ниточка, а так - тропа. Лунного света. Вовсе и не утро никакое, так - августовская туманная ночь. И кран-то закрыт плотно, а это просто с карнизов сбегают те, кто не успел во время дождя на землю. Впитаться. Стать утром росой. Да и не зеркало это вовсе, а просто окно соседнего дома. И не ты там отражаешься - с чего бы ты был такой красивый - а девушка читает рассказ. Не ты его вовсе написал, не ты. Да и не рассказ это, в общем-то, а так - страничка из записной книжки. Где-то между списком покупок в продуктовом и адресами подруг.

 

Никто так и не увидел город. Зато город увидел нас. От этого не легче, но значительно веселей. Ведь люди придумали порох, люди придумали порох, люди придумали порох... . .

 

И телефон. Алло? Это скорая? Скажите, какой у меня адрес? И кстати, являлся ли Гоголь продолжателем православных традиций, от которых отошел безвестный автор Слова о Полку? Простите, что занимаю время. Там не переезде сбило женщину. Неделю назад. Назад. н-а-з-а-Д...