Семен Венцимеров Журфак Часть восьмая. Шаги за горизонт Книга первая. Романтика Предисловие к части восьмой * * * И снова запись: «Студент журфака...» Пять лет науки – не фунт изюма! Мала стипешка моя. Однако Когда получишь – большая сумма... Я вспоминаю, я вспоминаю Дух переполненного трамвая, Читалки воздух и... стройотряд. В котором сорок, как я. Ребят. И Приишимье – широкий дол, Где пыль, как порох, Нет. Хуже – тол! Взрывоопасна она в глазу – Ту пыль степную в душе несу... Мехток совхоза – передний край: От наш зависит наш каравай. Носилки носим, а в них – бетон – Перетаскай-ка десяток тонн!... Мозоли алы, ладонь – огонь. Давай, . ребята, не охолонь! – Взгрохочет гулко стальной мехток, И хлынет в бункер зерна поток... Мы всей артелью поем «Катюшу». Прораб поддел меня, пюнув в душу. Сквозил ехидненький шепоток: -- Тонки поджилки – создать мехток? – А пыльный ветер – до темноты. Прораб под вечер со мной на «ты»: -- Ты парень крепкий, я зря рукал, Ведь я другое предролагал: Слезу уронишь – и нырь под тент... И не догошишь, тебя, студень!... Сияло солнцу, машины шли, Мехток работал, Мы все смогли! Душа светилась, хрустело тело – Все, что вершилось -- Личное дело. Георгий Зайцев. Фрагмент поэмы «Личное дело» «Мы все учились как-нибудь Чему-нибудь – и понемногу... Теперь, дружок, не обессудь:: Судьба приводит нас к порогу За коим будет строгий спрос Без снисхожденья на незрелость. Что делать, коль в мозгах хаос? Как вдохновить себя, чтоб пелось Без фальши? Где идеи брать? Едва ли подсобят конспекты. Подальше отложи тетрадь. Молю: пожалуйста, успех, ты Не убегай с моей тропы, Сияй мне ярче, вдохновенье! Еще мозги мои тупы, Но и тупым порой прозренье Дается... Помнится провал С калошницей на первом курсе... Тогда я сильно сплоховал... Сомнения в душе толкутся: Смогу ли нынче оправдать Аванс Панфилова? Учитель! Мне хочется себя подать С достоинством, но не взыщите – Ведь это только первый шаг, А я еще топчусь вслепую, Еще не знаю, что и как... Не исключаю, что сглуплю – и Осмеян буду группой вновь. Они не пожалеют, черти! Бурлит взволнованная кровь, Но я же не дурак, поверьте! Прекрасной девушкой любим Есть замечательный Учитель... Как будет стыдно перед ним, Коль он, за бездарь поручитель, Увидит: я его подвел... Тогда – хоть сразу шею в петлю... Боюсь? Ужасно! Я пошел, Не то -- сбегу, коль миг промедлю... Поэма первая. Я, Семен... -- На Пятницкую, 25, У станции «Новокузнецкой»..., -- Мэтр соизволил нас послать. Восьмой этаж. Здесь центр советской Эфирно-паточной «лапши»... Ее в соцлагерные страны Москва прещедро, от души Льет ежесуточно... Пространны Постановления ЦК – Их сокращать нельзя в эфире. А остальное все ж слегка Умнее – ведь в эфирном мире Видны стандарты Би-Би-Си, «Свободы» и «Волны немецкой». Вполне к успешным относи Иновещанье и с советской Партийной кочки – на друзей В восточно-европейском блоке... Румыния... В Европе всей Едва ль страна еще, где плохи Так, как в Румынии, дела... Албания? Ну, да, возможно. Но вот судьба меня ввела В отдел вещания оплошно На приграничную страну, С моим граничившую детством. И ставлю горестно в вину Себе, что мог бы стать наследством Язык румынский, но не стал. Я был ленив, нелюбопытен – Трудом поденным пьедестал Себе не создал... Ну, увидим, Что я смогу буз языка... Я вышел из двора журфака, В кармане – паспорт. Трет бока Мне «Репортер»... Тяжел, собака, Хотя и принято считать Сие творение «Мехлаба» Из Будапешта – с цифрой «5» -- Миниатюрщиной... Не слабо? У нас на третьем этаже Лаборатория радийцев С учебной студией. Уже Я свой здесь. Здесь и взял. Сгодится, Надеюсь, личный «Репортер» -- Не занимать же у «румынов»? Короче, вышел – и попер По Карла Маркса влево. Вынув Заблаговременно пятак, Ползу под землю на Свердлова... Тому ль меня учил журфак, Проверит практика. Основа Гуманитарная дана, А практика – мозгам проверка: Способен ли творить дела, Как должно репортеру века Двадцатого? Ничьей спины Там не найдется, чтоб укрыться... Судьба, надежды не спали, Дай шанс в делах осуществиться, Как требует двадцатый век И обязует альма матер... «Новокузнецкая»... Наверх Неумолимый эскалатор, Пока я в истовой мольбе Взываю тихо к Провиденью, Вытаскивал меня к судьбе... Высокий желтый дом моленью И колебаниям предел Кладет... Прескучная рутина Началом журналистских дел: Заявка на меня бродила Меж этажами, до бюро Не добираясь пропускного... Похоже, не спешат перо Мое задействовать... Я снова И снова девушку в окне Тупым вопросом донимаю: -- Не выписан ли пропуск мне? -- Заявки нет! -- Не понимаю... Но вот – дождался, дотерпел: Мне пропуск разовый дается... Страж милицейский так глядел В глаза, как словно бы неймется Ему меня арестовать, Покуда внешней пропаганде Урона не нанес... -- Стоять! Где паспорт? -- Вот он... – Мы в Уганде? Проходят черные – и к ним Милеет страж. Во мне ж находит «Шпиёна», видно? -- Не судим, У белых не служил.. – Доводит До белого каленья страж... Есть власти порция и властью Он явно упивался, аж Рос над собою, видно. Счастью Осуществленья власти рад... Ждет, что сорвусь... Я понимаю – Стою... А страж сто раз подряд Листает паспорт... Я зеваю, А злость ничем не выдаю, Лишь с пониманьем улыбаюсь... Он грустно мне отдал мою Бумажку с паспортом... Вминаюсь В претесный лифт. Восьмой этаж... Буфет напртив лифта... Классно: Слоеных «язычков» в нем! Аж Вдруг слюнки потекли... Прекрасно: Здесь задержусь на пять минут – Не убежит отдел румынский. Мне кофе с «язычком» дают, А он – с повидлом... Чтобы свински Рубашку не ихгваздать, ем И кофе пью сверхаккуратно... Ну, вроде – все... Готов совсем. Я «окрестился»: все опрятно – По поговорке: «Партбилет – В кармане на груди, ширинка Застегнута и сигарет На день достаточно – «горилка» В блестящей фляжке на заду...» Ну, словом, в дверь стучу к «румынам»... -- Входите, кто там? – Ну, войду!... Вступаю вежливенько-чинным Интелигентиком в отдел... -- День добрый! -- Буна сяра! Кто вы? -- С журфака, значит, я... Хотел... -- Вы что там мямлите? – Суровый Седой глазастый человек Устроился вольготно в кресле... -- Входите, Венцимеров. Всех Уже перепугали... Если Вы в зданье с пропуском вошли, То не болтайтесь где-попало. Еще б минута – и могли Арестовать... Что задержало? -- Я кофе выпил... -- Ладно, все... Возьмите вот – и приступайте... Впрягайтесь в наше колесо... -- Что с этим сделать? -- Урезайте... Здесь статистический отчет О переписи населенья. В нем цифр засилье – не пойдет... Перелопатьте цифры, Сеня, В три раза сократите... Мне В пристойном выдадите виде... Все ясно? -- Ясно... – В тишине В отчетец вчитываюсь... Вы-де, -- Заданья понимаю смысл, -- Из «гениев-писак», однако, А тут – рутина... Текстик – кисл... Казенщина... Но я – с журфака... Переосмысливаю суть -- И выделяю доминанту... Ах, вот что главное? Ничуть Не скучно... Я все понял... Ладно: По-русски все перескажу... Твердит статистика: впервые – И это в голове держу – Вдруг стало горожан в России Заметно больше, чем сельчан... Индустриальная держава – Вот главный смысл, а мелочам, Что сути – пестрая оправа, Я в тексте не оставлю цифр... Статейку «Ятрань» отстучала, Шеф бросил взгляд, в три буквы шифр На уголке черкнул... -- Начало Положено... Где Розенблюм? – Вошел бритоголовый тощий, С улыбкой, как рахат-лукум, Взял текст из шефских рук – и мощи Свои торжественно за дверь Унес с моей статейкой вместе... Стою, растерянный: -- Теперь Что делать? -- Сядьте. Честь по чести Чуть потолкуем. Иванов, -- Седой мне протянул ладошку, -- Владим Владимыч... – Из ослов, Но все ж допетрил понемножку: -- Приятно... очень... -- Я ему Почти членораздельно вякнул. Он усмехнулся: -- Что к чему, Поймете постепенно... Жахнул Я вас заданьем непростым. Вы выдержали тест отменно... На первый случай вас простим За опечатки... Вижу: ценно Что вы способны понимать Глубинный смысл вещей, суть дела Из слов несвязных вынимать... Набьете руку – и умело «Нетленки» станете строгать... -- Москвич? -- Иногородний... -- Жалко, Не то бы в штат мог тотчас взять... -- Что делать дальше? -- Погонялка Вам, полагаю, не нужна... Сегодня больше нет заданий. Подумайте – у нас страна Большая... Вам хватает знаний. К чему в стране есть интерес, О том толково напишите... -- Саяно-Шушенская ГЭС?... -- Неплохо... Ставлю в план. Тащите... У нас есть справочный отдел – Там вырезки найдут по теме...— Пошел. Читаю. Овладел За час материалом, всеми Нюансами, готов писать... Пришел в отдел. «Ятрань» свободна... Спешу статейку отстучать. И Иванову сдать сегодня... Он бросил на страничку взгляд: -- Перепечатайте. Абзацы Строк через десять вставьте... -- Рад Что власть дана?... Да он, глазастый, Способен по лицу читать? -- Абзацы – диктору опора, Чтоб в студии не потерять Строку.. – -- Понятно... – И без спора Я набиваю вновь свою – Мне вправду тема интересна: Сибирь, Саяны, ГЭС – статью... -- Где Розенблюм, -- звучит, как песня... Заходит тощий персонаж, Улыбкой сладенькой сверкая... И чем-то мне знаком типаж... «Он – черновицкий!» Достигая Мозгов прозрение пришло. Земляк, румынским овладевший, Здесь переводчиком? Зело Сей дядька, в языке радевший, Сумел устроиться в Москве... Его примерчик – мне укором: Моей чего-то голове Не жоставало, если школам Встарь важности не придавал, А кое-как и еле-еле Учился... Налицо провал... А ведь уже и взять хотели На службу... Был бы с языком, Не поглядел бы на прописку Владим Владимыч... Кулаком Я сам себе заехать в «пику», Как говорили в Черновцах, Готов за леность... Да что толку? Едва я сам себя в сердцах Не отлупил, схватив за холку. Как жаль, что время упустил. Урок на будушее. Ладно... Теперь начальник попросил – Мне просьбу выполнить приятно: -- Могли бы вечером побыть С дежурным по отделу рядом, Коль нужно будет – подсобить? – Испытывает острым взглядом... -- Конечно, ежели смогу... -- Ну, что ж покуда – до свиданья! – Я вскачь по лестнице бегу... Лиза беда – меня из зданья Не выпускают: -- «Репортер», Где пропуск на него особый? – Что делать? Снова вверх попер – И с просьбой к Иванову, чтобы Помог проблему разрешить... Со мной отдельский босс спустился, Нач. караула стал просить: -- Студент на практику явился, При нем – с журфака «Репортер»... Что нужен пропуск, не допетрил... Начкар: -- Все понял! – «Перетер» Со стражем... Тот меня из петли Согласен выпустить... -- Еще, Владим Владимыч, аот досада....... -- Да, слушаю... -- Я извещен, Что завтра сводного отряда Назначены на Ленгорах Парад и проводы... -- Годится! Запишете – на всех парах – В отдел – над текстом потрудиться... -- Под вечер снова прибегу.... Я при редакторе вечернем Побуду, в чем-то помогу... -- Уж помогите, -- со значеньем Владим Владимыч поглядел... С восьмого этажа столица – Как на ладони... Я сидел, Без электричества... Ложится Вечерний сумрак на Москву... А как сейчас в Сибири Тома? Каракулями по листку – (Без света – косо, криво, хромо) – Бежит неловкая строка. Давно стихи не получались, А вот – задумался слегка – И – неуклюжие – помчались... Парнишку взяли в плен «румыны»... А вдохновенья нет в помине... Там за окном – ракета-МГУ... Автобус катится к Жемчужной – И мне тебя коснуться нужно, Но – далеко, отсюда не могу... -- Сидеть без света – моветон, -- Редактор в комнуту вломился. – Вот телетайп. Хватай, Семен – И покажи, чему учился: Подчисти и подсократи. Да будь внимательней: у ТАСС’ а Всегда полно ошибок. Бди! Я жду работу экстра-класса! -- Гвоздем – космический полет! Летят Георгий Добровольский, Пацаев, Волков... Стиль? Пойдет! Наш космолет, а не заморский – «Союз-11»... В «Салют», Небесный дом, что был запущен Немного раньще, перейдут Три космонавта, чтоб погуще Америкнцам насолить: Те только на Луну слетали, А наши космонавты жить В «Салюте» могут... Вот, видали? Ну, с этим -- все... Неужто ТАСС Не помнит: на подъеме лета Особый день для всех для нас – Рожденье славного поэта?. Да вот же! Вижу: в десять фраз -- Заметка о Пушкиногорье... Там стройотряд покажет класс, Дав раставраторам подспорье, Наш, МГУ-шный... Не журфак... Восстроят домик Ганнибала В Петровском... Зависть: как же так? Там химики начнут удало -- И выкопают из земли Былой эпохи раритеты... Мы б даже лучше их смогли, Журфаковцы: у нас поэты – Через один, полно ребят С уставной воинской закваской... Там химики нагородят!... О чем бишь это я? С опаской Бросаю осторожный взгляд... Редактор: -- Все, цейтнот... Спасибо, Подчистил, сократил? Виват! Теперь, Семен, свободен, ибо Тобой обещан репортаж О стройотрядной эпопее... Чем раньше матерьялец сдашь, Тем прохождение вернее. Просил напомнить Иванов... -- Звонил?... -- И о тебе справлялся... Ты отстрелялся – будь здоров, До завтра! – Нет, не отстрелялся: Весь суматошный день в мозгах Я обсусоливал пол-ночи, Морзянкой тюкали в висках Рассерженные молоточки... А утром форму ССО Свою потертую напялил, Проверил «Репортер»... Ну, все – К высоточке стопы направил, Нашел журфаковский отряд. Там командиром Иваненко. -- Стань в строй, Семен, в последний ряд! -- Я тут посуечусь маленько С магнитофоном: репортаж Готовлю для иновещанья... И настроенье и фактаж Возьму на пленку для созданья Эффекта соучастья... -- Вон, Гляди, Семен: Наташка Форес, А у Наташки микрофон На кабеле – и хорохорясь, Рисуясь перед всей толпой, Она уже в него вещает... -- Привет, Наташа! – Нас с тобой Умышленно не замечает... Сдал Иванову репортаж, В котором описал картину, Привел волнующий фактаж – И снова погружен в рутину Редакционных скучных дел: Урезка, верстка, переделка... Эксплуптирует отдел И в хвост и гриву: читка, сверка... А в это время в Лужниках – Отборочный этап Европы: Хозяева вгоняют в страх Команду Кипра. Киприоты Попали в ступор. Тренер Вуд Пред матчем заявлял глумливо: -- Не для того команда тут, Чтобы очки терять... Хвастливо Он выдавал сей афоризм, Что наших только подстегнуло... Свисток... Явив коллективизм – (Оглохли Лужники от гула Торсиды нашей) – понеслись Футболки белые в атаку... Федотов в бой повел – сюрприз... Григорьевич в ударе... На-ка: Шевченко выдает на край Точнейший пас ему – видали? Давай, и дальше так играй! Владимира в отрыв Виталий По флангу точным пасом шлет. Прорыв Федотова к воротам, Вратарь легко обыгран... Бьет... Сыграли точно, как по нотам -- Гол!!! И опять на острие Федотов в карусельной джиге... Противник строит щит стреле Федотовской, но Еврюжихин, Подачу Вовы получив, Не сплоховал – и мяч в воротах... Два – ноль! Голкипер еле жив. Пытается, но где там!... То-то: Судья за грубую игру Дает пенальти киприотам... Разбег короткий по ковру, Бьет Банишевский по воротам.... Эх, лучше бы Шевченко бил! Такой чудесный шанс потерян... Слабак, мазила! Вправду был Толян сегодня слаб... Тетеря! Шевченко точный пас дает – И снова Гена Еврюжихин Свою удачсу ловит... Бьет – Гол! Баста, собирай пожитки, Хвастун британский мистер Вуд... Нет повода для оптимизма: В атаке белые и бьют... Но кто так мажет снова? Клизма! – Конечно, Банишевский! Зря В команду тренер Николаев, Солистом Толика беря, Надеялся... Шалтай-болтаев Не надобно дружине, нет... Толян и после перерыва Продемонстрировал «балет»: Смотрите, дескать, как крсиво Я бегаю!... Да толку что? Пять раз промазал Банишевский И, как вода сквозь решето, Усилья игроков и жертвы, Напрасно вытекли в песок... По счастью, в нашенской команде Он не единственный игрок. Владимир Колотов: -- Давайте! – И мяч отправили ему – И он четвертый раз в воротах... Как получилось, не пойму: Наверное о киприотах Решили наши: слабаки – С ленцой забегали по полю... Мяч цепко взяли игроки Противника, почуяв волю, Они в атаку перешли – И вот, глядите: «банка» нашим... Позор, ребята! Как могли Дать шанс Стефанису? К парашам Таких ленивых игроков... Тут даже Толик встрепенулся, Прибавил в скорости... Каков?! Не поздновато ли очнулся? Давай, давай! Вперед, Толян! Летит на острие атаки... Ну, бей же! Бей! Вот истукан... Ударил... Гол!!! Алеют флаги В руках болельщиков... Ну, вот: Вновь наказали киприотов... А кто на них торпедой прет? Владим Григорьевич Федотов! Давай, накажем их, Федот, Размажем греков по газону... Нажми чуток еще... Вперед! Ворвавшись метеором в «зону», Владимир точно щелкнул... Гол! Вот это радость для «тиффози»... Жаль, правда, Рудаков подвел... Но в целом за игру – по розе Все заслужили игроки... В стране вздохнули вдохновенно И упоенно мужики... Конечно, все в подлунье бренно, Но отчего-то же футбол Так важен миллионам в мире... Ну, вот – и этот день прошел. Мой репортаж звучал в эфире... Дни очумелые летят ... Санек зовет на выходные В ему подвластный стройотряд... Шоссе – на Внуково... Поныне Храню – и к случаю надел Ту стройотрядовскую форму, Для коей год назад худел. Я ныне не превысил норму – Опять стройбатовский ремень Защелкнул – и – на Юго-Запад, В пятьсот одиннадцатый... День На взлете... На коротких лапах Ползет «Ikarus» по шоссе... А вот и перекресток с мачтой, Где выйду я... Иные все – В аэропорт... Веселой прачкой Закапал дождик... Впереди – Лес рам стальных. Встают теплицы... Где наши? Вот же, погляди – Сам Иваненко... Вереницы Ребят с носилками... -- Раствор! – Да это ж Мухаммед! Не слабо! -- Семен, впрягайся! -- Есть, попер! -- Я – Имре Имре... -- Иштван Сабо... -- Я – Петер Кантор – и толмач... Мы, стало быть – из Будапешта... -- Ну, кто со мной носилки вскачь Готов тащить? Бегом! Одежда Меня стесняет. Куртку – прочь! Забросил на приметный столбик Сил столько в мышцах, что невмочь От их избытка... Сзади стонет, Не выдержав рабочий бег С носилками несчастный Имре... -- Семен, потише! Ты мне всех Тут изуродуешь... -- Ты им не Показывал, как год назад Бегом с носилками носились? -- То был солдатский стройотряд, А этих я всемерно силюсь От всех цараптн уберечь... Я должен возвратить их мамам Целехонькими – вот в чем речь... -- И здесь одна политреклама, По современному -- PR... Ну, что ж, оспорить это нечем: Отряду будет невпрогар, Коль пацанов перекалечим... А в чем работа, поясни. Суть дела помоги усвоить... -- Вот ямобур гудит, взгляни... Что «нуль» существенно ускорить Нам помогает... Это – раз... А дальше качество работы Зависит полностью от нас. Бетонный столбик обормоты Подвешивают в ямке... -- Так... -- В струбцинке по теодолиту... А далее уже пустяк: Бетоном быть ему залиту... -- Теодолиту? -- Не остри! Конечно – столбику в той ямке... Бетон застынет – вот, смотри... Струбцинку уберем – и в дамки: Фундаментная свая есть... Понятно? -- Да, теперь понятно. Впрягаюсь – по труду и честь. Два дня – с тобой, потом – обратно, На выходные вновь сюда... -- Я закажу обед... -- Спасибо! Ну, кто со мной – лиха беда – День поработает красиво? -- Вот ты высокий, подь сюда! Ты парень сильный, хоть и хмурый. -- Как кличут-то, лиха беда? -- Да нет, я Бершачевский... Юрий... Давай потрудимся с тобой, Носилки нам полней грузите... Еще! Впряглись! – Наперебой Кричат: -- Бетона! -- Нам несите... И я все взвинчиваю темп... Я чувствую, что сил избыток... -- Вон те сигналят нам, и тем Бетон быстрее нужен... Прыток Партнер мой Юрий. Он меня Носилками толкает в спину. Я ускоряю темп. Полдня Так носимся... -- Обед! – И чинно Тащусь в огромную, как цирк, Палатку. В ней столы – рядами. Наш – у окна... -- Садись, мужик, Здесь, с краю, рядом с пацанами. Несут рассольник в казанке, В нем и черпак торчит солдатский. По праву он в моей руке: Я старше – и делю по-братски. Кто просит гуще, кто – одним Намерен черпаком наесться, Кто хочет третий... Ну, сидим, Жуем... Моим коленям деться, По прввде, некуда: тесно... Супец поели... -- Где второе? – Вот: макароны. К ним дано Прежесткое (полусырое?) – В подливе мясо... -- Не барья, Сжуем, компотиком из кружки Зальем – и радостно: моя Окуплена езда: полушки В кармане лишней не найду, А за обед платить не нужно... Уже я мысленно кладу День этот в плюс... -- Ну, встали дружно, И пошагали – заскучал На поле ямобур без дела... -- Бетон! – Задорно прокричал Мне Мухаммед – и закипела Опять работа... Сила есть, Усталость нас не одолела, Бетона столько, что не съесть... -- Давай, давай! – вокруг звенело – Захватывал азарт труда – И словно прибавлялось силы: -- Бетон – сюда! Бетон – сюда! – Нас с Юрием взахлеб просили – Мы вскоре перешли на бег – Ликует пламенное сердце: Мы во-время снабжаем всех Бетоном – в мега-мегагерце Накала пульса, струнах жил – Восторг отчаянной работы... Поет душа, хватает сил... -- Давай быстрее, обормоты! Два дня в отряде оттрубил, А с понедельника – к «румынам»... Вновь Иванов меня губил Прескучной пракой... К тем рутинам Во мне расположенья нет... Вот, если б дали мне зарплату, Вмиг ощутил бы пиэтет К голимой скукотище... Правду Скрывать не стану: чистоган Любую б мне раскрасил скуку... А так – сижу, как истукан, Уныло набиваю руку На вычитке белиберды... Но я привычен к дисциплине. Дано заданье – и труды И вдохновенье той рутине Я посвящаю... А в мозгу – Зудит червяк: язык румынский... Что с ним я выдумать могу? Неспешно приближаюсь к мысли... Райков! Он сможет мне помочь. Делюсь идейкой с Ивановым... -- Ну, что ж, попробуйте... Не прочь Я дать дорогу темам новым... – Впервые о Райкове я От Гришки услыхал: студентов Владимир Леонидыч для Своих крутых экспериментов Со всей столицы собирал. Он, погрузив в гипноз студентку, -- Вы Репин! – девушке внушал, -- Рисуйте! – Высшую отметку Давал рисунку педагог Из Строгановки... А исходно Едва ли кто поверить мог, Что вообще она способна Хоть что-нибудь изобразить... -- Вы Оксфорда студент! – внушалось Другому. Ранее зубрить Не мог английский – не вмещалась Грамматика в упрямый лоб, Произношенье не давалось. И вот – английских фраз потоп И оксфордский акцент... Случалось, Рождались классные стихи У испытуемых гипнозом. Он их мозги от шелухи Житейской очищал – и розам Души давался им толчок Для творческого пробужденья... -- Возьму Райкова на крючок, -- Я думал, -- и от предложенья Райков откажется едва ль: Я предложу себя на опыт: Меня введут в гипноз: кемарь! А в это время чей-то шепот В мозгт румынские слова Мне будет впихивать свободно – И я «румыном» для за два В два счета стану... -- Что угодно? – Спросили в домике... Нашел Не сразу во дворе на Малой Грузинской... Был сперва прикол: Определили: я из свинской Когорты вечных алкашей: Их в этом домике лечили... -- Да нет, не пью я... – Чуть взашей Прочь не погнали... -- Здесь учили, -- Рассказывали мне друзья, Язык студенты под гипнозом. И вот, подумалось: нельзя И мне попробовать? – с вопросом Таким к Райкову подхожу. -- Я из редакции румынской. Коль согласитесь, привожу Румына на сеанс – и быстрой Моей учебой поразим Радиослушателей наших... Ну, как? – Райков невозмутим. Похоже, с ним не сваришь каши: Райков качает головой: -- Нет, это мне неинтересно... Уныло семеню домой – Лишь день потратил бесполезно... -- Я так и думал! – Иванов Внимает грустному рассказу. – Тем лучше. Мог и без штанов Оставить... Ну, включайтесь сразу – Дел, как всегда невпроворот... Вы б что-то сами написали. Эфир прожорлив, все сжует... Есть мысли? Или все пропали? -- Мыслишек у меня поток... Жаль, что не все осуществимы... Ну, вот, Кривой, к примеру Рог... -- С Тимишоарой – побратимы Два эти города – вперед! И музыкальную страничку К статье придумайте, идет? Дадим в эфире перекличку Индстриальных городов... – Мою раскручивает тему Вслух громогласно Иванов – Так учит исподволь, в систему Меня мышления вводя Аналитического: складно Идейку взяв под вид гвоздя, Он тут же на него изрядно Своих идеек нацепил... Мне остается исполненье... Вновь в справочный отдел сходил, Запасся фактами, а зренье Картины города хранит, Который я когда-то строил, Чей образ пролетарский влит Мне в душу... Навсегда усвоил Рабочей братии мораль – И мне писать о ней сподручно: Мне суть ясна. А факт – деталь Картины... В ней представлю кучно Крупнейшей домны вертикаль, Контейнеры для первозки Распллава: в них чугун и сталь Доходят до Новомосковских Цехов литейных, не остыв... Я вспоминаю для зачина Названье объяснивший миф: Жил некогда казак. Детина Именовался кличкой Рог. Был одноглаз он, крив – понятно? И на распутье трех дорог Открыл корчму, где люд приятно В общенье время проводил... И от корчмы на раздорожье Тот город и происходил... Я много знал о Криворожье – И мой взволнованный рассказ Наполнил фактами прещедро... Я процедил их, перетряс: О том, как там богаты недра, Какие ГОК’и там стоят, Какие шахты и заводы... Там парки и пруды манят, Какие там дары природы: Арбузы дыни на бахчах, Антоновки в садах богатых... Тот город был в моих речах Всегдашней темой... Помню даты. Впервые был почтовый стан С таким названьем упомянут В почтовой описи местам На Ингульце... В безвестность канут Иные факты и года, Но только «семь» с «пятеркой встанут» Друг с дружкой рядышком, тогда Век восемнадцатый помянут С такими цифрами в конце, Восьмого мая в Криворожье И в этот день на Ингульце Устроят праздник... Мне дороже Всех фактов то, что родилась В том городе рабочем Люда, Чья над моей душою власть Неустранима – и остуда, Я понимаю, никогда К Людмиле не погасит чувства... Любовь-болезнь, любовь-беда – С тем чувством тягостно и грустно Сердечно раненый иду... Мне вспоминать ее негоже В год свадьбы С Томой... Но веду Поскольку речь о Криворожье, То... Впрочем речь могла идти О чем угодно, только Люду Мне из души не извести. Хочу забыть, но не забуду... Доверил «Ятрани» рассказ – В четыре уместил странички.... Вослед мне следует сейчас Для завершенья переклички Дать музыкальную еще... И я вдруг выбрал не Кобзона – Кибкало... Кстати, сам смущен Тем выбором... Вполне резонно Кобзона мог бы приплести: Он в Детстве жил в Днепропетровске, Учился в горном... Ну, прости, Певец, чьим голосом по свойски Твои же песни сам пою.... Вдруг отчего-то он, Евгений, Сегодня оттеснил твою, Иосиф, песню... Пусть не гений, Но классный оперный певец, И здорово поет про Варну, И растревоженных сердец, Что голосом его угарно Взволнованы, давно не счесть, А сверх того, о нем известно: В нем есть достоинство и честь.... А я сумею интересно О нем, конечно, написать: И мне подарен свыше голос, И я б мог залы потрясать, Да что-то с песней не смололось. Еще я, видно, понесу За то по жизни наказанье, Что даже легкую попсу -- (Наверно в ней мое призванье) – Увы, с эстрады не пою.... Хоть тем уменьшу пред Всевышним Печальную вину мою, Что выдам об успешном ближнем – Певце Евгении рассказ... И пусть его сопровождает, Румын расстрогав, как и нас, Та песня, что во мне рождает Мгновенный отклик всякий раз: Он без надрыва начинает -- И откликается тотчас Душа, она то чувство знает, О коем, просто говоря, Со мной он делится, как с другом, Той песней в плен меня беря – И ошалело ходит кругом Моя больная голова... Ах, «что так сердце, что так сердце...» Им растревожено, едва Душа найлет в эфире герцы – И голосу сама судьба Моя откликнется печально... Звучит та песня, как волшба, Над сердцем властвуя сакрально. Вот пусть заденет и румын... Сдаю «шедевры» Иванову... Он недоволен, вражий сын: Велел перепечатать снова, Убрав из очерка слова, Что ордена был удостоен Завод: -- Румынам та ботва Едва ль понятна... – Я расстроен, Да что поделаешь: сажусь Опять за мученицу-«Ятрань», Пока печатаю, вгляжусь В текст повнимательнее... Я там Еще другие нахожу Психологические ляпы... Шеф учит замечать межу Ментальных расхождений... Я бы Сам не увидел... Вновь урок Мне ненавязчивый преподан Без оскорблений, мол, сапог, Тупица... Босс мой благороден, Мое достоинство хранит... Все подчиненные считают: Он сверхвоспитан – и обид За ним не помнят... Вдохновляет Возможность с эдаким служить Умнейшим человеком рядом... Сдаю... -- Еще что предложить Могли бы? – Пред спокойным взглядом Мне хочется умнее стать: -- Могу о Северодонецке, Химграде юном написать... -- Возьмем. Творите не по-детски. – Что это было – комплимент? Издевка в сладкой оболочке? Напоминание: студент, Мозгами шевели! До ночки Я перевариваю тот Нарочно брошенный эпитет... Читаю в справочном: азот, Советский стеклопластик... Выпит Давно фруктовый сладкий квас. Особый – в Северодонецке Им воры потчевали нас... Вот там-то точно мир по-детски Еще тогда воспринимал, Хоть был на ровном месте «шишкой»: Я в цехе мастера «играл» На РМЗ тогда... Умишка Не доставало, чтоб учесть Ментальность выпущенных зэков, Не мог к порядку их привесть... Хоть в целом и не без успехов Цех дизелей тогда пахал, Чему способствовал немало И я: эскизы рисовал В цех механический... Хватало Такой работы для меня – И класс по допускам-посадкам Я демонстрировал... Темня, Вокруг кружили – по ухваткам Я понял «химики»... Они О чем-то обо мне рядили... Сбежал от этой толкотни, Уволился, уехал... Были Одной отрадою стихи -- (Там жил поэт Иосиф Курлат) – Взамен микстуры от тоски Навечно олитературят Опасный город для души... Те строки, что впитались в душу, И вправду были хороши, Газетной не томили чушью: Она забылась, первая весна... Но почему, о прошлом не тоскуя, Квадратный корень твоего окна Никак извлечь из сердца не могу я. Из памяти ушли твои черты. Не выдержав во времени экзамен, Но смотрит на меня из темноты Твое окошко карими глазами... И, старясь постепенно, не пойму: Зачем. Воспоминанья поднимая, Я мысленно все бегаю к нему, Как бегал в том. Уже далеком мае... Его литинституский друг Евгений Евтушенко тоже Ценил Иосифа – и в круг Включил провидцев: Курлат кожей Предощущал: весна еще С той оттепелью не взыграла, Которую принес Хрущев... «Еще цвести деревьям рано...» -- Иосиф Курлат написал Тогда, в студенческие годы, Чем охлажденье предсказал Демократической погоды... А я о городе пишу. Он юн – ему еще полвека Не «отстучало»... Потрошу Все клетки памяти с разбега... В них сохранились имена Первостроителей Химпрома. Им восхищалась вся страна – Ведь он певцами агитпропа, Как «комсомольский» был воспет, Чему «химзэковский» -- синоним... Ну, если с правдой тет-а-тет, И достижения припомним: Он вырос в истинный Химград – И есть мне, что сказать румынам... О том же в нем, чему не рад, В рассказе умолчим, отринем... А вечерами – в ателье Я забегаю на примерки... Там шьет усатый кутюрье Костюм для свадьбы мне... Расценки Кошмарны... Скудный гонорар Моих не покрывал расходов. Приму от папы с мамой в дар Дотацию... Моих походов Известен пятничный маршрут: Под вечер еду на теплицы. Уже меня ребята ждут. На юго-запад от столицы Встает тепличный комбинат... Там с огневым энтузиазмом Международный стройотряд Ударно вкалывает... Разом С журфаковцами кажут класс Не только венгры, но и немцы... Им, ясно, далеко до нас: В сравненьи с нашими – младенцы. Старанья им не занимать, А вот силенок маловато... Что ж, мы научим понимать: У нас носилки и лопата Как сто и двести лет назад – Извечный двигатель прогресса... Наш журналистский стройотряд К собратьям полон интереса. Я по венгерски лишь одно Словечко вспоминаю: «Сервус!» Зато в немецком мне дано Всех зависть вызывать... Барьер: “Was?” – Себя немедленно являл, Когда из немцев кто-то робко В общенье с нашими вступал, Могла лишь только "Was?" головка С натугой выдать -- для чего Язык учили и сдавали, Уж коль из языка всего Одно словечко оставляли Для жизни? И – само собой Я всем в общении толмачу. Горжусь, понятно, пред толпой: Хоть в языке я что-то значу... Из немцев мне почти что друг – Иных парней приезжих ближе – Веселый парень Манфред Круг... А немочка одна, я вижу, Блондинка Ханнелоре Брунн – Проста и искренна в общенье – И романтический ноктюрн Мне спеть готова, наслажденье Была бы рада подарить, Но я судьбу мою и душу, Не стану пополам делить -- И клятву сердца не нарушу, Любимой я не изменю... Вновь стройотрядовским обедом Я подкормился, а в меню: Харчо, колбаска... С Мухаммедом – На столбиках. У парня глаз – Не надо и теодолита: Поставим столбик – в самый раз, Поправка не нужна – и лихо Мы всех опережаем с ним... На столбики кладутся блоки Фундаментные... Уплотним Песок под ними... На потоке Идут за нами мастера, Приваривают к блокам рамы – И там где был простор вчера На чистом поле, панорамы Ничто не заслоняло – глянь: Уже поставлены теплицы... Заблещет остекленьем грань – Зимой для жителей столицы Лучок зеленый повезут, Укропчик, огурцы, томаты... Не просто так мы пашем тут За суп с колбаской без зарплаты.... Костюмчик сшит... Теперь иду На факультет. Есть справка загса. Мне выделяют с ней в ладу В высотке комнатку. Вселяться Недолго: вещи перенес Пешком по вечерам в две ходки – Пристроил в шкаф – решен вопрос: Мы с Томой – жители высотки. Журфак устроен в зоне «Д». Седьмой этаж, у холла справа Наш тесный блок, где па-де-де Нам танцевать семейно... Слава Журфаку: дали без проблем Мне крохотную комнатешку... Пусть в тесноте, но наш тандем, Что сбит судьбой не понарошку, Я верю, будет счастлив в ней... И снова я иду к румынам. С идейкой: хоть на пару дней Урезать стажировку: ныне Дает надежду строотряд В лице Сашули Иваненко, Насчет, хоть маленьких, зарплат. Он обещает мне маленько В финале выделить. Хочу Хоть на обедах сэкономить... Еже недельку посвящу Румынам, а потом позволить Я попрошу досрочно мне Свернуть в отделе стажировку... Ну, а покуда я вполне В отдельскую включен готовку Идейно выдержанных блюд... Здесь мне все больше доверяют. И вот – задание дают – Жар откровенно загребают Моими – ловок Иванов – Еще неловкими руками... Но я берусь, не тратя слов На перепалку – (между нами Заданью откровенно рад) – Готовить цельную программу, На всю страну в ней бросить взгляд, Дав круговую панораму Советской жизни... Я начну, Пожалуй, с Черновцов... Мой город Прекрасен. Звонкую струну В душе задела тема... Молод Всегда и песнями богат... Но есть в нем крепкие заводы... Взглянув на пару лет назад, Я вспоминаю эпизоды Моей работы на станке На Черновичком машзаводе. Со штангенциркелем в руке, В очках защитных – на подходе Почти четвертый был разряд... И в цехе сварки машзавода Меня находит ретровзгляд – И это было за два года До армии, а после я В столицу на журфак подался – Так повела судьба-стезя – И я с судьбою не бодался. А биография моя Дает мне для рассказов темы – И чувств глубоких не тая, Пишу о том, что близко... Все мы Накапливаем свой багаж Душевных ценностей неспешно. Нас вдохновляет опыт наш Житейский в творчестве успешно Себя осуществлять... Пишу О городе моем с любовью... Я памятью о нем дышу – И ничьему не дам злословью Пролиться на него... Легко Мне музыкальную страничку К рассказу приписать... Ушко На песни чуткое, сердчишку Подсказывает: Ивасюк, «Червона рута»... На страничку Переливаю то, что стук Диктует сердца... Я частичку Себя в той песне нахожу, Так, словно бы и я немного Той песни автор... Закажу: Пусть в исполненьи Огневого Поставят в радиожурнал... А остальные в нем страницы Я из ТАСС-овок подобрал – Хочу скорее распроститься С отделом... Выслушав меня, Кивает Иванов: -- Согласен. Безденежная колготня, -- А впереди женитьба. Ясен Твой план: деньжонок стройотряд Наверное слегка подбросит. Дам лучший отзыв. Честно, рад Что нам помог. Отдел попросит Оценки высшей для тебя За практику. Задел хороший... – -- Спасибо! Глупости терпя Мои, меня учили... Боже! Я столько получил от вас Бесценных творческих уроков! Теперь мой репортерский класс Намного вырос – и подвохов От журналистики не жду. Я в ней почти что все умею. К любой проблеме ключ найду – Вы научили! Я немею: Так благодарен! Курс наук Вы преподали мне блестяще... -- Убавьте славословье, друг, Все суетно и преходяще. Учитесь жизни... Ну, вперед! Вот ваш отчет с моей оценкой... Желаю радости! Зовет Вас жизнь подняться над ступенькой, Где был вам классом наш отдел... – Мне отвели в палатке койку. Я из столицы улетел Тотчас же в стройотряд, поскольку Весь зад в отделе отсидел... А в стройотряде – интересно: О кощлотуре Искандер Читает стройотряду – лестно: Писатель сам приехал к нам – И вот: общаемся с Фазилем... Им вдохновленные, к делам Вернувшись, нормы две осилим... А вечерком уткнусь в роман --: У каждого одна-две книжки. Впервые мне Ромен Ролан – «Кола Брюньюн» попался... Кличке Девичьей – «Ласочка» -- вполне Подходит немка Ханнелоре... Не книжка – песня! И во мне Ее словесные узоры Окликнулись звучаньем струн Сердечных; я отныне с нею Навеки спаян... Кот-баюн Надиктовал ее?... Немею Пред словом песенным ее... Ах, что за чудо, эта книга! И сердце чуткое мое Упоено восторгом мига, Когда я в первый раз открыл Ту сказку, что с душой синхронна... Отряд наш столбики лепил, А сверху блоки многотонно Пристраивал. Под них песок Со столбиками вровень желтый Мы насывали, чтобы блок Со столбиков не прыгал... Четкий, Привычный повседневный ритм... Подъем, разминка, завтрак, поле, Работа... Завершеньем рифм – На поле столбики... Тупое С бетоном и песком битье... Но мы друг друга вдохновляем Улыбками... Житье-бытье Веселым пеньем окрыляем... А иногда по вечерам Для всех по призволу фирмы Нам излучают на экран – (Не лучшие, конечно,) – фильмы. Выстаиваем весь сеанс. Потом уходим по палаткам. Не все, конечно... Лоаят шанс Иные строгость распорядка Уединеньем нарушать: Есть заповедные кусточки, Где можно шумно подышать, Дойдя в общении до точки Кипения... Понятно, мне В предвосхищении женитьбы Такое не пристало... Вне Тех игр рискованных дожить бы До кульминации судьбы... Мир постигающий перцептор, Рад силе творческой волшбы: В гостях у нас поэт Рецептер Владимир, (он же и актер), Читал свои нам переводы Шекспира... Трепетал шатер Столовский... Ливневой погоды На нас помчался злой циклон... И ошарашил нас сюрпризом: Со столбиков сдул блоки он – Валялись как попало... С шизом Азарта я берусь один Те блоки кувыркнуть обратно – И получалось славно... Блин! Да что ж я так неаккуратно: Блок кувыркнулся на столбе – И, кувыркнув меня, мне ногу... Вдавил в песок... Ору в мольбе: -- На помощь! – Мигом, слава Богу! Товарищи ко мне бегут... А блок-то чуть не в тонну весом. Его с ноги стащили... -- Гут! – Но боль сильна: бетонным прессом Примяло кости... Не песок, Так вообще б нога в лепешку... Меня несут через лесок В больничку сельскую... Оплошку Сам допустил – и подвести Нельзя мне Иваненко Сашку... Прошу обратно отвезти В отряд... -- Не больно мне... Промашку Спешу исправить сам, пока Весть по отряду не помчалась... Ногой пошевелил слегка: Наверно трещина... Смещалось В колене что-то так и сяк... Ногой пошевелив. Поставил На место кости... Ну, пустяк... Пока мой промах не ославил Отряд отвратно, возвращусь... Не показав намеком даже, Что боль сильна – и я боюсь Того, что травма может гаже Судьбу мне исковеркать... Вот: Меня привозят из больнички В отряд к обеду... Разворот – Умчалась на свои кулички Обратно скорая... Попер... По времени отряд в застолье. И я вступаю под шатер, Шагаю быстро, точно боли Совсем не чувствую... Ребят, Гляжу, совсем печальны лица... Но тут увидел млй отряд: Я на своих ногах... Светиться Все лица радостью пошли – И раздались аплодисменты... -- Рассольник подостыл... -- Вали! Голодные съедят студенты Совсем холодный! – Похлебал, Умял с колбаской макароны, Запил компотом, Шустро встал... -- Вот спецзаданье для Семена: Дежурство по отряду... -- Есть! Переглянулись с пониманьем Ребята: так журфака честь От сплетен спасена – и бяка Последствий обойдет отряд... Ну, что ж: дежурным так дежурным... А кости смятые болят, Но, коль забрался на котурны, Стараюсь вида не казать, Что через силу ковыляю... -- Не надо ли загипсовать Колено? -- Я не врач, не знаю... Но, полагаю, коль могу Шагать без гипса, хоть и больно, То лучше гипс отдать врагу... – Я, вспомнив, застонал невольно... -- Что, большо? -- Не об этом речь: Я должен позвонить Тамаре... -- Конечно, лучше бы прилечь... Но, ладно! Мухаммед! -- И парень Сирийский мне свое плечо Подставил... Мы идем к развилке... Колену больно, горячо, Но надобно сибирской милке Мне непременно позвонить... -- Такси!— Я кое-как забрался В машину... Больно... Впрочем, ныть Себе не позволяю... Сжался От боли... Главный телеграф На Горького.. Иду, хромая, В кабинку... Кое-как набрав Сибирский номер, поднимаю Фальшивый в голосе задор... Рассказываю об общаге, О стройотряде всякий вздор, Ни слова ей о той бодяге, Что может исказить судьбу: -- Все хорошо, мая маркиза! – От боли прикусил губу, Но ей печального сюрприза Не излагаю... Заживет, Надеюсь, все-таки до свадьбы... Июль, пол-августа пройдет... -- Устал, болит нога... Поспать бы... -- Вновь ловит «тачку» Мухаммед – И я дремлю в такси, покуда Обратно долго катим... Нет Силенок боль терпеть... Но, чудо: Вдруг что-то хрустнуло в ноге – На место, видно встали кости – Боль унялась – и к мелюзге С улыбкой вышел снова... -- Бросьте, Ребята, рано отпевать. Еще потрудимся совместно. Пойду, пожалуй, отдышать... Сочувствие ребят мне лестно... -- Ты пару дней передохни, Нога пусть заживет маленько, Побудь в палатке, ладно? - Дни В отряде Сашки Иваненко... Идут неспешно... Спать и есть, А больше нечем мне заняться... Вдруг горькая приходит весть. Она велит тотчас подняться – И ехать на журфак. Со мной – Сопровождающей – Ирина Божко... Народ стоит стеной В журфаковском дворе. И видно: Три урны медленно в цветах Вывозят с Горького на площать. В тех урнах – космонавтов прах. И ленты черные полощет На флагах легкий ветерок... Все повторяют: -- Добровольский, Пацаев, Волков... – Видит Бог – Жаль космонавтов. Их геройский Полет останется в веках... Оркестр военный обжигает Минором... На прямых ногах Почетный караул шагает, На лицах – слезы... Боль моя – Ничто в сравненьи с той потерей... И ведь у каждого семья... А боль моя – не будь тетерей. Учи меня, судьба, учи – Лишь был бы толк от поученья. Рискуют жизнью лихачи И «чайники» без снисхожденья. Сам виноват – сам пожинай Последствия своей бравады... Бессмертный экипаж, прощай! -- Все, едем в стройотряд.... Не надо, Не плачь, Ирина. Им уже Теперь не больно и не страшно. На райском примет рубеже Их души Петр святой... Отважно Исполнили ребята долг, За что им будет всепрощенье. Их в ангельский запишут полк Для вечной жизни за мученья... – И день пройдет, и ночь пройдет... Экскурсия на выходные Назначена в Звенигород... -- Хотят в поездку и хромые! -- Хотел тебя просить, Семен Поехать старшим... Немцам нужен Толмач в поездке... -- Еду! -- Вон Автобус... А не станет хуже Ноге? -- До свадьбы заживет! Ну, что, Genossen, похромали? Рассаживайтесь – и вперед! – Меня в пути одолевали Расспросами и Манфред Круг И Ханнелоре Брунн... -- Ребята, Впервые сам пейзаж вокруг Я наблюдаю. Небогато Имею фактов. Поделюсь Тем, что добыл в случайных книжках... Увидим истинную Русь Сейчас... Из закромов умишка Для вас добуду что-нибудь Занятное... Сей град поставлен... Еще допрежь Москвы чуть-чуть Тем князем, что как раз прославлен За то, что основал Москву... Звенигород с Москва-рекою Повенчан тоже – и могу Заверить: красотой такою Едва ли прочие места Способны поразить туриста: По Дмитровской гряде Москва- Река извилисто и быстро Течет и делит пополам Звенигород, в нее глядящий, Русь изначальную, векам Бегущим вопреки, хранящий... Сперва на левом берегу Он встал, укрылся частоколом И башенками, чтоб врагу Любому несъедобным комом Стал в горле, буде злобный враг Придет звенигородцев грабить – И на Москву собой большак Звенигород прикрыл – и славить Мы будем город, что стоял Заслоном пред ордынским ханом Тохтамышом, свой щит держал -- Герой-малыш пред великаном. Был город ханом разорен, Но дав пример героям Бреста, Врагу не покорился он... Не брошено святое место: Князь Юрий Дмитриевич вновь, Сын Дмитрия Донского, город Отстроил, веря: предков кровь, Что пролилась – достойный повод – И мощным валом земляным, Дубовым прочным частоколом Был город окружен... Святым Успенским защищен собором. Когда четырнадцатый век Последним годом на исходе, В соборе русский человек, Сочувственно своей природе, В общенье с Господом вступал... И вот – стоим у стен собора, Что столько горя повидал... На холм я восхромал не скоро: Ступени старые круты, Журчит святой воды источник... Овраг с бурьяном и кусты. Вдали чернеет лес – и точных Мне слов тотчас не подобрать, Чтоб благолепие мгновенья В соседстве с храмом передать... Храм возбуждает вдохновенье. Он однокуполен и прост, Природе местной соразмерен. Собор – духовный аванпост, Неслышно приводящий к вере Случайных странников... Собор – Ровесник монастырским стенам... На нас века глядят в упор... Переживаниям бесценным Мы предаемся... Красота Тех давних зодчих вдохновляла... Все пред духовным – суета... Духовной силой возвышала Та крепость духа пришлых нас, Духовности живой лишенных... Молчим, глядим... Не надо фраз Необязательных,никчёмных... Вбираем в души красоту И силу крепости духовной... На миг отринули тщету Той повседневности греховной, В которой пребывать должны, Заложники среды безбожной... Звенигород придет к нам в сны Напоминаньем о неложной Духовной жизни... Выхожу Опять с отрядом на работу. Работаю, фасон держу, Всю за собой веду когорту Журфаковскую... Я теперь, У Мухаммеда научившись, Столбец поставлю без потерь Секунды лишней... Подключившись Ко мне, и Сашка, командир, Мастрячит столбики... Бетоном Засыпят ямку на гарнир... Вдруг треск в моей ноге... Со стоном На землю шлепаюсь... -- Опять? -- Наверно трещина сместилась... -- Ну, все, довольно рисковать. Твоя работа завершилась. В палатке вещи забирай – И – баста – уезжай в высотку... Жди Тому, ногу заживляй, Пиши стихи, гуляй в охотку, Короче – выполняй приказ!... Я похромал в расположенье... Сезон труда, как в первый раз, Заканчиваю с травмой... Рвенье И силы били через край, Но подвела неосторожность. Иду к автобусу... Прощай, Романтика труда! Оплошность – И оставляю за спиной Палатки и азарт веселый Работы нашей боевой... Какой урок мне этой школой Дан в назиданье? Не пойму... Неужто – избегать работы Физической? Но почему? Так много сил! Но отчего-то Уже я в третий раз подряд В беду на стройке попадаю... Уроком первым был стройбат... Сажусь в автобус, покидаю Международный стройотряд – Подкатываю к филиалу... И рад свободе – и не рад... Ввергаюсь в комнату устало. Здесь абитура. Я скребу По полкам. Вижу корку хлеба. Грызу с водичкой... Голутьбу Устроит и сухарь... Вполслепа Гляжу: тростинка-паренек Свежайший мне батон подносит С пакетом молока... Урок Добросердечия... -- Что ж, прозит – Во здравье, юноша, твое... Как прозываешься товарищ? -- Я, Миша Плотников... -- В житье Студенческое поступаешь... А на какой, брат. Факультет... Я на химический... с сестренкой... -- Тнперь к химфаку – пиэтет... – Казалось, разошлись сторонкой: Я перебрался в зону «Д». Там в коридорах пустовато. Лиц однокурсников нигде Не видно – далеко ребята. Еще не скоро третий курс – Мой курс – в общаге соберется... Бесцельно в зоне «Д» толкусь Еще в общаге остается Вся абитура... В зону «Д» Заглядывает любопытно... Смешные дети! Здесь и те, Что, встретив, подкормили сытно... Давно ли сам таким же был? Меж мною – давности двухлетней – И нынешним – барьер... Забыл, Как волновался на последней Ступеньке на пути в журфак... Глядит в почтеньем абитура... На мне отнюдь не стильный фрак... Моя громоздкая фигура, Что стройотрядное «хэбэ» Так очевидно распирает, Им, кто к студенческой судьбе С энтузиазмом подступает, Внушает трепет и респект... -- Ну, как экзамены, ребята? -- Отлично! -- Стало быть, успех? Студенты? Я молодцевато И снисходительно ребят С их достиженьем поздравляю... А те потолковать хотят Со мной, бывалым... Утоляю Их любопытство... Узнаю, Ты – Миша-химик... -- Он бойчее... -- А девушка? -- Сестру мою Я вам представлю... -- В поученье Ему солидно говорю, Что надо бы сперва мужчину Представить девушке... Велю Запомнить это... Чин по чину Сам представляюсь ей... В глазах Провинциальной русской Гретхен Живые огоньки... Впросак Не попадаю, словом метким Показываю «интеллект», Подшучиваю над собою, Являю к девушке респект, Изысканно прощаюсь, сбоя Не допуская, четко стиль Выдерживаю понарошку. Разыгрываю водевиль Сам для себя, но понемножку И эту девушку в игру Улыбок, взглядов вовлекаю Без ясной цели... Не совру: И вправду, для чего – не знаю. От скуки забавляюсь? Да, Всего скорее – в этом дело... -- Прощайте.Вот мой блок. Сюда, Прошу, заглядывайте смело, Коль будет время, на чаек. О том о сем перетолкуем. Седьмой этаж, ноль первый блок – От лифта вправо... Будьте! -- Будем!... Ловлю девичий жаркий взгляд – Но я теперь почти женатый... Глаза у девушек горят, Но лишь одной на свете взгляды Мне душу отомкнут лучом Невыносимо изумрудным... Лишь ей одной дано ключом Владеть к душе, волшебным, чудным... Жду с нетерпением ее Прилета скорого в столицу, К ней сердце верное мое, Лишь к ней единственной стремится, А для других на нем – печать, Для всех других – замок на дверце... И вот – приходит день встречать Любимую – тамтамом сердце В моей колотится груди... -- Ну, здравствуй! -- Здравствуй!... -- Прилетела... Так долго ждал я! -- Погоди: Хромаешь? Ну-ка, в чем тут дело? – От любящих зеленых глаз, Я вижу, ничего не скроешь... Разбавлю юморком рассказ: -- До свадьбы заживет! -- Позволишь Мне на колено поглядеть... -- Да что глядеть – оно в порядке! А долго ль мне еще терпеть, С тобой играя в переглядки И поцелуйчики? -- Терпи.. -- Седьмой этаж – и вот мы дома... -- Сходи, чего-нибудь купи, Я душ пока приму... -- Ну, Тома... -- Иди, пока ты мне не муж... -- Ты издеваешься, подруга... -- Ступай, Семен, дотерпишь уж... – -- Не любишь, Томочка, супруга... Мы с ней палаточный бивак Мой стройотрядный посетили. -- Вот в этих двух живет журфак... -- Знакомьтесь: Тома!... Пригласили На свадьбу Сашку... -- Мухаммед, Пойдешь свидетелем к Семену? -- Конечно! -- На другой ответ Я не рассчитывал... Бонтону Согласно -- Ханнелоре Брунн И Манфреда на свадьбу, Круга Мы тоже приглашаем... Двум Им представлять всех немцев... Туго С деньгами – будет узок круг Свидетелей женитьбы нашей. Не станем ублажать пьянчуг... Понятно, что не манной кашей Немногих угостим гостей: Нережем в миску помидоры С огурчиками... Для друзей – Студентов, полагаю, дорог Сам факт, что смогут разделить Со мной и с Томой упованье На то, что сможем жизнь прожить В любви и радости – в нирване... Как много надобно успеть Нам перед свадьбой!... Жаль, что «чайки» Не будет. В ней бы полететь Завидно... «Волги» -- таратайки – Лишь их мне удалось добыть, Конечно, менее престижны... Но разве в «чайке» соль? Любить Сильнее буду с «чайкой»? Мы ж не Так примитивны, мы уже На третьем курсе – и духовность Преобладает в багаже... А «чайка», «волга» ли – условность... Одно из неотложных дел: Посылку в Черновцы отправить Я с апельсинами хотел – Сестренке вкусненьким потрафить. С супругой будущей прошли Вдоль филиала до проулка... Мы здесь посылку сдать могли, Но очередь длинна... Томулька Меня в той очереди вдруг Оставив одного, исчезла... Я сдал посылку – и вокруг Огшлядываюсь – бесполезно. И отчего-то горечь жжет Обидой раненую душу. Душа плохих сюрпризов ждет. Но где же Тома? Разной чушью Заполнены мои мозги... И есть предчувствие утраты, Так, будто бы ее враги Внезапно увели куда-то... Я почту обежал кругом... Нет Томы... Странная загадка... А сердце будто жгут огнем – Так стало вдруг противно, гадко... Вдруг появилась – и молчит... Молчу и я, хоть догадался... Она в глаза мне не глядит. -- Я понимаю: ты дознался: Я вновь увидела его... -- И от меня к нему сбежала? -- Нет, ты не думай ничего: Ему о свадьбе рассказала – И он меня поздравил... -- Так... Все это выглядит нечисто. Ты словно бы вступаешь в брак С немилым... – Надо же случиться Такому перед свадьбой... Знак? Прогноз того, как искривится Судьба, мол, ты, Семен, дурак? Сигнал, что надобно решиться – И эту свадьбу отменить? Мне словно б наплевали в душу... Но как любовь искоренить? Карась, что выброшен на сушу, Страдает, видно, точно так: Дышу затравленно, надсадно... Неужто брак мой – полный брак? Ах, доля-долюшка!... Досадно... Еще один ожог души – Уже их было столько с Томой... Что делать, Боже, подскажи! Топлю тоску в еще бездонной Мечте... И верится: любовь Очистит душк и возвысит. И радость воссияет вновь, А грусть-тоска моя отрысит... Ну, вот: день истины настал. С утра мы делает салаты – Я возвести на пьедестал Тот день пытаюсь, но куда-то Умчалась радость... День – как день... Я созвонился с автопарком... Диспетчер: -- Я сказал – кремень! Прибудем точно, хоть запарка, Но молодых не подведем... Я вились Сашка с Мухаммедом... -- Где Харрелоре? -- Подождем... -- Не можем ждать уже, поедем... -- Она ж свидетельница... -- Блин! Вот несуразная накладка! – Сириец: Ждите! -- В миг один Вернулся с девушкой. -- Порядка Мы не нарушим. Вот она Твоя свидетельница, Тома! -- Выходим! – Вышли. Даль ясна. Стоят две «волги» возле дома С высоким шпилем... -- Нет, жених: Невеста с девушкой – отдельно. Все парни – в черную. Средь них И ты, счастливец... Что, похмельно? -- Да нет, я вообще не пью... -- Езжайте, я – на самосвале... -- Брось, Иваненко! -- Я мою Не вправе бросить «тачку»...Дали Такую «персоналку» мне, Как командиру стройотряда... -- Поехали! – и по стране Помчалась наша кавалькада... Мы в грибоедовский дворец Вступаем... -- Что, еще не поздно? – Идем с Тамарой под венец И оба выглядим серьезно, А радости на лицах нет... Нас в зал обрядов приглашают, Играют Мендельсона... Свет От фотовспышек... Совершают Весь предначертанный обряд: Выслушиваем наставленье, -- Да! – отвечаем. – Нам велят Надеть друг другу кольца... Рденье Любимых трепетных ланит, Когда велят поцеловаться – И радость чистая звенит В душе – и светлые теснятся В ней упованья – и скафандр Тоски тревожной рассосался И по фужерам Александр Разлил шампанское... Остался Прохладный вкус на языке И цвет запомнился искристый И ощущение: в руке Хрусталь с прохладою игристой... Несутся снова по стране Две быстрых «волги» в пестрых лентах... Позволено обратно мне Мчать с Томой рядом – в сантиментах Наивная моя душа... Дал Александр в подарок денег. -- Моя зарплата? -- Ни шиша! На ту зарплату только веник И купишь... Подсобрал отряд. Кто сколько мог, мне в шапку кинул... -- Спасибо всем ребятам! -- Клад Поверь, Семен, для жизни вынул Бесценный... -- Поднялись наверх Там ждали Манфред с Ханнелоре... Ну, в общем, были песни, смех Салатика отведав, вскоре Ребята, подались в отряд... Нам Сашка дважды крикнул «Горько!» -- Устала, мой чудесный клад? -- Нет, вовсе не устала, только... Мне захотелось погулять... -- Пойдем. Отличная идея! Жизнь продолжала удивлять. Мы от высотки шли, балдея К метро... Арбузы... -- Постоим? -- Давай! -- Очередина, давка... Ну, вот, подходим со своим... -- А где же деньги, Тома? Дай-ка Проверю все карманы... Нет... Подарок Санькин умыкнули... Что делать, Господи? В ответ Сочувственные взгляды... -- Пули Не жалко на таких... Видать, Последнее украл у бедных. -- Арбуз приходится отдать... У Томочки на щечках бледных Соленый тонкий ручеек... Обидна горькая потеря. -- Я виноват, прости, не смог Подарок сохранить, тетеря... – Вернулись на седьмой этаж – Остатки радости погасли... Не состоялся праздник наш -- И, видно, неспроста... Завязли В тех знаках, кои прочитать, Понять сумеем много позже... -- Ну, ладно, хватит причитать... Господь захочет – даст нам больше... Но снова постучали в дверь – Пришел Андросенко Володя... -- Ну, поздравляю... Вы теперь Для многих на журфаке вроде Примера: поступайте так, Как Сема с Томою: два курса Дружите, а потом... Журфак Семейным станет... – Вновь толкутся У нашей двери... Заглянул С бутылкой водки Мыльцев Миша... Неловко в комнату шагнул... Он – мой типаж – (я – чуть повыше) -- Неловко скроен, крепко сшит, Немногословен... Славный парень! -- Входи! – Вновь кто-то в дверь стучит... -- А, Миша-химик! Благодарен: С сестричкой? В чудный день зашли: Вот: познакомлю вас с женою... -- Тамара... – Гости помогли Нам с Томой справиться с бедою. Удачно, что билеты мы Еще заранее купили... И из Москвы, как от чумы, Мы убегаем... Подрулили – Знакомый аэровокзал... Мы в Черновцах... Душа светлеет... Мой город добротой объял – И доброта родных согреет В житейской неудаче нас.. И горечь от лица Тамары Ушла – и радостью тотчас Сияет... -- Нет красивей пары! Нам черновчане говорят. Спасибо, земляки за чудо: Повеселел любимой взгяд... Собрались родичи... Не буду Здесь пересказывать сюжет... Да, свадьба в Черновцах продлилась: Вино, колбаска, винегрет... Семейной добротой омылась Душа – и верилось в любовь, А песни обещали счастье... Сули, судьба, удачу... Новь, Дари нам радости почаще... Поэма вторая. Тома Юстюженко Вернулась в прежние лета: Золототрест, подвал... «Приобка»... Газетка та же, я – не та: Два года в МГУ головка Вбирала знания не зря... Я пожалела, что вернулась... Ведь, откровенно говоря, Любая дверь бы распахнулась Пред практиканткой... Я могла Поехать в Киев или в Таллин И даже в Лениннград... Сочла Сперва в Москве, что актуален Покой и отдых для меня... Но снова о сельхоз-навозе Пишу – унылая фигня... Мечтаешь о высокой прозе, А в прозу жизни с головой Заныриваешь... А в районке Довольны: затыкают мной Все бреши – и леплю колонки, Подвалы, полосы... Пора Страды в селе – и отпускная В газете... Моего пера «Шедеврам» улица сквозная Зеленая дана... Пишу... А Мишка Воробьев и Ярцев Наверно в отпуске... Вершу В компании премудрых «старцев» Пропагандистские дела Районки... Практика немного Мне в плане творческом дала – Лишь подтверждение: дорогу Я без ошибки избрала: Мне все по силам в журнализме. И я себе не соврала, Избрав профессию для жизни... Иконостас Я снова на Морском жила У тети Таси с Ольгой – дружно... За день сгоревшую дотла Восьмой автобус вез к Жемчужной, Потом – пешочком по дворам – В поребриках бетонных бровка... В субботу позвонили к нам -- Приехал попроведать Вовка... Он на Алтае отслужил – Пошел на «Сибсельмаш» трудиться – И в заводской общаге жил... Родная кровь, брательник... Лица Нас с ним и тети Таси – вот – На снимке – «птичка вылетает» -- В торговом центре – (рубль берет) -- Фотограф запечатлевает.... Районку обеспечив впрок «Шедеврами» на две недели, С согласия начальства срок Подсократила... Поглядели Мне вслед районные «столпы» -- И с сожаленьем покряхтели... Конечно, им хотелось бы Меня и дальше в черном теле Держать... -- Придется отпустить... – Пришлось... Я тотчас уезжаю В деревню... Кстати, навестить Меня пришли – (соображаю: В газетке встретив псевдоним, Его легко расшифровали, Решив логично: вместе с ним – И я в Сибири...) – повидали Лариска с Витькой... Земляки И школьные друзья... Супруги... Лариска давние деньки Напомнила... Тогда подруге Я, фантезируя в игре, Сказала: -- Выйду за еврея Непьющего... -- И смех и грех – Но так оно и есть... Скорее Всего, что вовсе я тогда О них, евреях, абсолютно Не знала ничего... -- Звезда У каждого своя. Подспудно В твоей душе императив С тех самых пор вершил свой выбор... Мы с ней, о прошлом погрустив, Повспоминали детство... Вы бы, Подругу встретив, тоже с ней, Все улетевшее былое Изворошили б, давних дней, Забыв печальное и злое, Хотели б доброе вернуть... Ну, вот Усть-Ламенка... С родными Спокойно обсудила путь К моей с Семеном жизни... С ними Я откровенна до конца. И обо мне им все известно. В общеньи с ними хитреца Не помогает. Только честно Привыкла с ними обсуждать Моей судьбы перипетиии... Мне, знают, млжно доверять. Они, наивные, простые, Но мудрые – отец и мать... Все о Семене рассказала И о семье его.... Понять, Наверно, можно слишком мало Лишь по рассказам... Но они Решили: значит, мне виднее... -- Совет вам да любовь! Храни Семью, Тамара, ведь над нею Божественная благодать! -- И бабушка моя, Матрена Благословила... Начинать Могу супругою Семена Судьбу, на счастье уповать... -- Спасибо за благословенье... -- Подарок к свадьбе передать – Не знаем, подойдет ли Сене?...-- Ондатровую шапку мне Они вручили для Семена... И покатился по стране, Везя к столице неуклонно Меня в купейном «Сибиряк»... Встречали Мухаммед с Семеном... -- Да что с тобой? Хромаешь так... – Переглянулись... И с поклном Мои вещички разобрав, От обсужденья отвлекали... Семен был по-мужицки прав: Они меня оберегали От всякой боли... Все равно Дознаюсь, что случилось с парнем. И боль и радость суждено Делить с ним... В зоне «Д» шикарней Дворцовых княжеских палат Мне показалась комнатенка... Учтиво наш сирийский брат Покинул нас. Устроен тонко... Мечталось: церемониал Вхождения в судьбу супруги Воспоминаньем вдохновлял Всю жизнь бы после... Буги-вуги Здесь не удастся поплясать, Но места для хороших песен Достаточно... Хотим позвать Немногих, чтобы круг был тесен, Но чтобы в том кругу душа Спокойной радостью дышала – И упованьями теша, Надежды на добро внушала Студенческая жизнь и мне И этому простому парню, В глаза друг другу в тишине Глядим пытливо и угарно: Как все получится у нас? Никто заранее ответа Пока не ведает сейчас. Пусть многая продлится лета Любовь, которая живет В душе моей, в душе Семена... Пусть он немного подождет – Любовь друг к другу неуклонно Нас продолжает приближать. Судьба ясна: нам друг от друга Не отойти, не убежать, Из нежных рук стального круга Я вырываться не хочу... Предсвадебная суматоха: С Семеном в стройотряд лечу, Знакомлюсь с немцами... Неплохо На их общаюсь языке – Не зря Раиса муштровала... Стоят теплицы на песке... Вот здесь-то наконец узнала, Как «благоверный» захромал... Тот блок мог ногу парню в щепки Перемолоть... Не совладал. Видать, у йогов кости крепки... Мы пригласили на банкет Двух славных немцев: Ханнелоре – И Манфреда... Отказа нет... Семен хромает меньше... Вскоре, Как раз до свадьбы, вообще, Надеюсь, заживет колено... Уроком будет не вотще: Не станет так самозабвенно, Азартно вкалывать... Ну, вот... Денек моральных испытаний Настал... Подъем! Труба зовет С Семеном нас на «поле брани»... Мы режем помидоры в таз И плачем весело – от лука... Ах, только бы и после нас Лишь эта вкусная докука И доводила бы до слез... Чтоб счастье нам сияло пылко... -- Бегу – прическа... – Мне вопрос: -- Где шпильки? -- Ничего о шпильках Не знала... Девушки в долгу Я не останусь, свадьба нынче! -- Ну, ежели найти смогу... Девчата, шпильки! -- Звонким кличем Всех побудили подсобрать, Какие у кого остались... -- Теперь-то справимся на «пять» -- -- Да ты принцесса! – Удивлялись Моей прическе Мухаммед – Уже в костюме, «при параде»... Вот и Семен уже одет... К рабашке жениховства ради Ему булавочкой жабо Я прикрепила кружевное... -- А может галстук бы?... -- Слабо Моднючим выглядеть? Со мною Будь принцем, раз принцесса я... Вздохнв, с жабо он примирился... -- Свидетельница где моя, Где Ханнелоре? – Изменился Жених в лице: уже пора, А немцев нет... -- Ну, Мухаммедка, Кого-нибудь иши... -- Урв! Вот, абитурная соседка Свидетельница, Тоня... -- Все! -- Выходим за порог – И «волга» Притормозила колесо У ног, а думали, что долго Придется экипажи ждать... -- А кто же будет экипажи, Как должно, к свадьбе украшать? -- А это вы должны... -- Но даже Нет лент не имеется... – Шофер Добыл с усмешкой свой запасец, Вмиг ленты растянул – Востер! Смастрячил вмиг лихой пиарец... Нас с Тоней посадил к себе, Парнишек – во вторую «волгу» -- И мы помчались по Москве... Нам до дворца довольно долго Пришлось столицею катить. И это тоже радость: прежде В автобусе с подземкой плыть Нам доставалось... Я в надежде, Что будет, будет и у нам Когда-ниюудь своя машина, Моторный и лихой Пегас. При отныне есть мужчина, Добытчик, рыцарь, финансист Семейного благополучья... Он угловат и не речист, Он простоват, что даже лучше... Ну, вот и свадебный дворец... -- Приехали... -- Не опоздали? – Здесь и вступают под венец... В былые времена едва ли Мне удалось бы вообще За иудея выйти замуж, Но изменился ход вещей... -- Вам предлагаю руку... -- Сам уж Не в состоянии ходить? -- Не в состоянии отныне... -- А будешь ли меня любить Лет через двадцать? -- В магазине, Увы, любовь не продают... Надеюсь, мы ее сумеем Сберечь... -- Ну, ладно, нас зовут... Стоим пред здешним Гименеем В обличье дамы... Нам она Серьезно проповедь читает, Что должен он, что я должна – И обменяться приглашает Нас кольцами... Весь ритуал Недолог: в книге подписали, Фотограф блицами сверкал, Нам «горько» в первый раз сказали – Выходим – и уже другим Играют в зале Мендельсона... А мы уже супруги с ним... Супруги! Я – жена Семена! Мы покатили по Москве В обратный путь в одной машине С Семеном... Нежно на виске – Прикосновенье губ... Отныне Я – мужняя жена... Семен – Не просто парень из общаги, Не просто однокурсник... Он -- Мой повелитель... Обещали Мы оба сохранить любовь... Мы поклялись! Как долго в силе Обеты? Неужели вновь Помчусь однажды по России С другим мужчиной? Не хочу! Ведь я же поклялась Семену, Ему всю душу посвящу И всю судьбу -- и благосклонно Судьба за верность наградит... И вот меня с моим мужчиной – Он озабоченный сидит -- Везут к моей судьбе машиной... Слегка кружится голова – (Шампанское полусухое?) – И улыбается Москва – Она не в первый раз такое Зрит молодое торжество... И москвичей родные лица Обращены на нас... Родство У нас стобой, моя столица... А в зоне «Д» -- ажиотаж... Внизу бабульки поздравляют. Взлетаем на седьмой этаж... А здесь нас немцы ожидают. Они в подарок принесли Вьетнамскую с резьбой тарелку... -- Спасибо, Манфред, что пришли, Мы забираемся в светелку, Пируем – есть большой салат, Выслцшиваем пожеланья... Уходят гости.... Весь расклад Свершился бракосочетанья... До вечера еще полдня – И неминуемы визиты... Их нет желанья у меня Описывать… Но и забыты Не будут парни, что пришли Пождравить нас, молодоженов… Тот день мы в стрессах провели – Судьба пытала изощренно. Осталось только в Черновцах Поставить в протоколе «птицу»… Мы мчим в Быково на рысях… Пред тем, как милую столицу Покинули, еще в кино На «Ватерлоо» побывали… Нам не понравилос оно… Перед сеансом попивали – Семен – в кофейном свитерке – Я привезла ему в подарок, В кофтенке светлой я… В руке Стакан горячий… Цветом ярок, Густой сладчайший шоколад – Привычное для нас какао… Мы в Черновцах. И город рад. Родня Семена предрекала Счастливое житье-бытье – Здесь наша свадьба завершалась… Душа светлела… Так мое Образованье пролжалось… Поэма третья. Саша Иваненко * * * Школу «третьего семестра» прошли сегодня более миллиона юношей и девушек. Участие в строительных студенческих отрядах посеяло в душах молодых добрые семена, которые дают хорошие всходы. Работа этих отрядов лишний раз доказывает, чтол участие студента в общественной жизни – это не игра в самодеятельность, а полнокровная, практически полезная деятельность, которая много дает молодому человеку, развивает чувство ответственности, приносит признание общества. Из речи Л.И. Брежнева на Всесоюзном слете Студентов. ... 6 ЧАСОВ 30 МИНУТ. Солнце медленно выкатывается из-за туманного леса и сразу начинает немилосердно палить еще не проснувшуюся землю. От утреннего ветерка трепещет на мачте красный выгоревший флаг с надписью «Студеныеский строительный отряд МГУ». Но вот со стороны штаба раздаются хрипловатые звуки горна, просыавется репродуктор и начинает сотрясать воздух обжигающей мелодией. Командир дежурного отряда, протерев глаза. Идет будить руководство. Поднимаются могучие физики, вылезают из-под двух одеял юристы и психологи, сладко потягиваются студенты-востоковеды. И только в нашей палатке « 15, на боку которой пришито гучиное перо и Останкинская телебашня (а это значит, что здесь живут журналисты). Еще безмятежная тишина. Проходит минут десять, и наш комиссар, Саша Пономарев, медленно садится на кровати, смотрит на сонное царство и неторопливо произносит: -- Подъем, ребята! В ответ мы нехотя вертимся в постелях, делая вид, что вот-вот встанем. Первым, как всегда. Поднимается Семен Венцимеров. Он уже перешел на третий курс. А в отряде большинства новоиспеченных виорокурсников, поэтому Семен ласково называет нас «молодежью». Венцимеров расправляет могучие плечи. Делает комплекс утренней зарядки и потом переходит к упражнениям с тяжестями. Правда. Гирь с гантелями у него нет под рукой, но это неважно. Выхватив из-под одеяла первого попавшегося соню, Семен начинает им весело жонглировать, перебрасывая с плеча на плечо. Жертва моментально просыпается. А вместе с ней при виде такого захватывающего зрелища тотчас вскакивают с постелей и все остальные. 7.00. ЗАВТРАК. Cтоловая стоит несколько на отшибе, и к ней проложена дорожка из бетонных плит. В зале столовой грохот отодвигаемых стульев, дребезжанье тарелок, стук ложек... Кастрюли опустошаются с реактивной скоростью, и особенно прожорливые ребята начинают просить добавки. Но строгие повара зорко следят за точным развесом продуктов и количеством поррций. Лишнего. Как правило. Не бывает. Но в столовой мы не только двигаем челюстями. Вечером она превращается во всегда переполненный своеобразный конференц-зал. Здесь мы встречались с прозаиком Александром Рекемчуком, который говорил о V съезде писателей, поэтами Фазилем искандером. Владимиром Рецептером. Они читали свои стихи и просто по-дружески беседовали с нами, потому что стакан чая за общим столом куда быстрее сближает людей. Чем графин на трибуне. 8.00. Тут-то и начинается самое главное, ради чего мы покинули в Москве теплые комнаты и домашние бульоны, ради чего на два месяца уехали от театров, выставок и кинофестивалей. Мы идем на работу. Наша стройплощадка почти рядом с лагерем. Нужно только сначала пройти по дороге. Где с ревом несутся самосвалы с грохочущими кузовами и бульдозеры, поднимающие облака коричневой пыли. Потом мы сворачиваем и идем по глинистому участку, на котором уже начинают лязгать машины, копая траншеи, буря ячы и перетаскивая бетонные тумбы. Совсем недавно здесь было обыкновенное поле. Качалась травка и пылился пырей. Но вот пришли мы и принялись строить теплицы, чтобы на этой земле вырастали не сорняки. А помидоры, огурцы, клубника. А начали мы действительно с ровного места. Даже в плане работ наш цикл называется нулевым. Зато усилия нужно приложить совсем не нулевые. Да и сроки поджимают – знаете, как это бывает на строительстве – и бетон порой неравномерно подвозят, и шофер вдруг не вовремя уходит пить воду. Рабочий день начинается с отрядной линейки на рабочем месте . Мы, как и полагается, выстраиваемся в две шеренги. Вид при этом у нас довольно странный – все в мешковатой замызганной спецодежде, в разноцветных шапочках с козырьками и в резиновых сапогах неимоверных размеров. Перед строем – командир отряда Саша Иваненко. Хотя он перешел только на третий курс, твердости и деловитости в нем, хоть отбавляй. Он зорко смотрит в окуляр нивелира (это в рабочее время) и на нас (во все остальные часы), следя за соблюдением распрядка дня и техники безопасности. Итак, мы выстраиваемся в дв е шеренги. На левом фланге могучая фигура Семена Венцимерова, который на работе затрачивает энергии за троих. Рядом с Семеном стоит Мухамед Аль Вади. Он приехал из Сирии и тоже учится на факультете журналистики. Работает с запалом, красиво и продуманно. Очвень досадует, когда из-за недочетов случаются простои. На правом фланге бригада студентов будапештского университета. Они тоже работают в нашем отряде, наравне с нами. А по вечерам часто приходят к нам в палатку поболтать, выпить чаю, спеть песни. Так что отряд у нас интернациональный. Вообще в лагере трудятся и суданцы, и французы, и немцы, и вьетнамцы. -- Сегодня, -- говорит Саша Иваненко. – нам предстоит разгрузить пять машин бетона, выставить следующие ряды опорных столбиков, расчистить дренаж. Работы много. Поэтому нужно шевелиться побыстрее и держать марку нашего отряда. Нет. Я ничегот не могу сказать – многие трудятся как надо. Ну. взять хотя бы Волод. Платонова, Константиновича. Семченкову. Хорошо работают. Даже, можноо сказать. Отлично. Но некоторые – я не буду их называть – двигаются, точно вареные, а один человек даже заснул на стройплощадке, так как, нарушив распорядок дня. Гулял всю ночь напролет. Нужно понимать. Кто мы такие и зачем сюда приехали. Вот. Все расходятся по рабочим местам. И в это самое время появлдяется пыльное облачко. Оно медленно приближается – и скоро все видят. Что это первая машина с бетоном. Шофер подруливает поближе – и кузов начинает подниматься. Серая жижа бетона сначала неуверенно, а потом все быстрее и быстрее скользит вниз, и, наконец. С шумом и плеском выливается к нашим ногам. Зная, что эта вязкая масса через час превратится в камень, мы без всякого распоряжения бригадира и комиссара беремся за носилка и начинаем бегать с ними от ямы к яме. Скрежещут лопаты. Врезаясь в бетон, скрипят от тяжести ручки носилок, мелькают деревянные трамбовки. Уминающие бетонную массу. А наши бегущие ноги сливаются от скорости в одну линию. Солнце печет все сильнее. Блестит пот на лицах. Бригадир переходит от одного устанавливаемого столба к другому и. Прищурив глаз, выверяет точность работы. Потом вымеряет рулеткой нужные расстояния и торопмт на: быстрее! Затем. Не выдержав. Сам хватает носилки и вливается в общий поток. Наконец, куча бетона тает. Уменьшается, и вот от нее остается лишь бурое пятно на земле. Все удовлетворенно вздыхают, присаживаются и сладостно затягиваются сигаретами. Но не успевает пройти и нескольких минут, как на горизонте появляется новое пыльное облачко... ПОД ВЕЧЕР все работают медленно. Часто отдыхают. Устало выглядят венгры. Петер Кантор, который неутомимо грузил бетон и таскал носилки, неторопливо курит «Симфонию». Тивадар Пал, закрывшись от солнца пластмассовой каской монтажника. Стоит неподвижно. А Руди Самошвари все так же весел и с таким же интересом спрашивает: -- Что такое «сдача к 15 июля»? – потом вытаскивает из заднего кармана блокнот и записывает данные ему разъяснения. Но вот солнце краснеет и клонится к крышам домов колхозного городка. Мы уходим в лагерь. И, счастливо оглядываясь на сделанное нами, думаем. Что еще один день в нашей жизни не пропал даром. После раборты идем в душ. Холодная вода возвращает нам силы, снова мы бодры и энергичны. 20.00. Первенство лагеря по футболу. 21.00. Приезжает киноустановка. И мы бежим смотреть новый фильм. 22.00 около лагеря мы разводим костер. Сидим возле него. Кажется. Что мог бы простдет ь целую вечность так. Со своими хорошими друзьями, которых узнал по-настоящему только здесь 23.00. Мы укладываемся спать. В палатку входит комиссар Саша Пономарев и говорит: -- Через несколько дней к нам приезжают немецкие студенты. Нужно подумать. Как их встретьть получше. Организовать вечер встречи и знакомства, выпустить стенгазету. Но об этом – завтра. Со стороны палатки штаба раздаются звуки горна: отбой. Лагерь медленно засыпает. Так прошел еще один день интернационального студенческого строительного отряда МГУ. А сколько их было, этих дней – веселых и немного грустных. Дождливых и солнечных, тревожных и радостных! Но даже в минуты усталости мы ни на миг не жалели о том, что приехали сюда, на строительство тепличного комбината «Московский». Потому что здесь научились многому. Мы почернели от загара, и наши ладони стали бугриться от мозолей. Мы стали ощущать вкус обыкновенной воды (не кваса и лимонада, а воды), когда под палящим солнцем губы высыхают от жажды и вода, принесенная в ржавом чайнике на стройплощадку, булькает у тебя в животе, холодными струйками растенкаясь по подбородку и шее. Здесь мы познали цену настоящего труда, труда до красных кругов в глазах, когда к концу рабочего джня пальцы уже не держат носилки с бетоном, и ты собираешь всю силу воли. Чтобы их не уронить. Мы поняли цену нвстоящего отдыха, когда усталый падаешь на кровать в душной от жары палатке и тело ноет от изнурения и загара. Мы поняли цену настоящей дружбы, дружбы между студентами разных нгациональностей. Мы поняли истинный смысл на первый взгляд сухого лозунга «Трудовой семестр – лучшая школа воспитания советского студенчества». Мы узнали красоту настоящей жизни, смысл которой не забудем до конца дней своих. Мих. Казовский. «Вкус настоящей жизни». Журнал «Юность», № 11 (198), ноябрь 1971 г. * * * Партийный комитет рещил: -- Будь командиром в стройотряде! – Непослушаньем не грешил: -- Есть! – Принял пост не славы ради, А просто выполнял приказ, Как требует устав партийный От ленинцев, сиречь, от нас... И вот хронограф событийный: В высотке собран комсостав – И нам представлен Тимофеев, Юрфаковец по праву стал – Один из славных корифеев -- Главнейшим в сводном ССО Большого университета... Пообсуждали, как, с чего Начнется трудовое лето. Потом был медосмотр... Кошмар! Была жестокая прививка – Бросала то в озноб то в жар Шприца огромного заливка – Такой Бывалому в кино Вколол анекдотично Шурик. От хохмы той в глазах темно – И будто гвоздь в заду – без шуток... Рутинный лпбиринт пройти – Пришлось усердно суетиться... Нам предстояло возвести Объект важнейший для столицы – Большой тепличный комбинат – Дать горожанам витамины – И формируется отряд – Ох, сколько мелочной рутины, Бумажной волокиты мне Пришлось осилить... Оргвопросы Важны во всей их глубине Детальной, чтоб не криво-косо Отряд к работе приступил... Мне помогали групкомсорги И коммунисты... Быстро был Состав укомплектован... Строги Порядки – и сухой закон Предписан ССО уставом... Рекомендован был Семен Мне в комиссары главным штабом, Но отказался... Почему? -- Причиной -- трудности в учебе. А рядовым возьмешь? -- Возьму! -- Дай мне неделек пару, чтобы Вначале практику отбыть.. На выходные к вам приеду В отряд ударно подсобить... Такое у Семена кредо... У стройотряда контрагент – СУ-8... Против филиала (Словцо поймет любой студент) – Контора эта пребывала На Ломоносовском... Была Мж гастрономом и сберкассой... В СУ-8 карма приввела: Студенческой отрядной массой Умножим их потенциал. Нам по плечу дела большие. Отряд журфаковский собрал Бойцов под сотню. Поспешили Общажные и москвичи В надежде заработать денег... -- Ты, Александр в отряд включи И венгров с немцами... Свой пфениг Пусть заработают у нас... Их из энергоинститута Пришлют... -- Добро! В рабочий клас Студенческий их примем круто... СУ-8 загодя для нас Палаточный готовит лагерь На Юго-западе... Как раз У Внукова... Для нас наладил Инфраструктуру для судьбы Подрядчик силами своими: В копал высокие столбы, Провесил провода меж ними. -- Да будет свет! – сказал монтер. – Есть свет на кухне и столовой И каждый освещен шатер Безабажурной лампой новой. Повесили большой экран, Чтоб нам показывать картины, К нему кинопроектор дан – Вот будут сердца именины... -- А туалет? Скворечник? Нет, Ведь в стройотряде – иностранцы... В автоприцепах туалет – Культурно пользуйтесь, засранцы! – Ряды палаток по шнуру, Бетоноплиты между ними -- Дорожки к каждому шатру. Осталось только со своими В шатры матрацы занести, Заправить койки по солдатски, Удачу удержать в горсти – И разделить судьбу по-братски... Был ритуал на Ленгорах – Толкало речи, провожая Начальство при больших чинах.... Мы пели песни уезжая. В отряде сотня едоков И вдвое больше рук рабочих. Студент усерден, и толков, И полон юных сил, и хочет К большому делу приложить Со смыслом молодые руки... Нам здесь работать и дружить, Энтузиастам от науки. В отряде «ветеранов» -- три. Меня включая и Семена. А третьим – Мухаммед... Смотри: Сириец пашет вдохновенно, И нашим подает пример И иноземцам. Третьекурсник! Причем, языковой барьер Отсутствует – почище русских «Великим и могучим» он Владеет – парень из Дамаска... Семен стройбатом закален, Бегом носилки носит... Сказка! Всего отряда комсостав – С армейским опытом серьезным, Умеет уважать устав, Не растеряется пред грозным Сюрпризом, коими судьба Способна подкузьмить внезапно... Короче, началась борьба... Студенты трудятся азартно... Нам есть о чем потолковать Не отрываясь от лопаты, Есть что в столовой пожевать, Как говорится, чем богаты... Трудиться надо с головой, Нужна в работе филигранность. Нам цикл доверен нулевой. Объекта долгая сохранность Зависит сильно от того, Насколько правильно фундамент Мы замастрячим для него... И срок, конечно, тоже давит. Критерием – теодолит. Он задает и направленье И высоту опорных плит... До миллиметра в исступленье Мы выверяем каждый шаг... И с идеальной прямизною Фундамент создает журфак. Ни ливню грозному ни зною С журфаковцем не совладать... Константинович, Бершачевский – Ребят не нужно подгонять На труд восторженный и честный, Вот Белендинова Зугра, А для друзей в отряде – Зоя, Светла душою, как заря... Давыдова, Перова Оля... Еще Кулыгина, Божко, Диана Зисерман – загадка... С Жамеловой друзьям легко... В работе девушкам несладко – Нет скидок на прекрасный пол. Но наши парни – джентльмены – Берутся сами за топор, Носилки... У студентов смены – От завтрака – до темноты... Потом – кино и дискотека В палатке... Помыслы чисты – Все побуждает человека Явить прекрасные черты, Все перечеркивая злое... Конечно, тайные мечты Рождают в ком-то Жанна, Зоя, Диана, Оля, Света... Но Отряд – не место для интрижек – Все дружбою освящено Для всех – девчонок и мальчишек... Мы, ветераны, дружбы дух Поддерживаем и лелеем. Здесь каждый трудится за двух – Нет помазания елеем, Зато наряды раздаю Я по-макаренковски щедро. Ложусь всех позже, а встаю Всех раньше... Чтобы тело крепло, Семен весь в йоге по утрам, А завершает упражненья, По-цирковому: по плечам, Под мышками -- под изумленье Проснувшегося люда он Какого-нибудь крутит «соню»... Журфак во многом изощрен, Но я об этом не трезвоню... Мы не устраиваем цирк Всему отряду на потеху... Работаем от сих до сих, В палатку к нам на дискотеку – Не приглашаем никого – Ведь нам друг с другом интересней... Танцует Зоя... Каково? Семен порой хорошей песней Нас одаряет... У него – И тембр и баритон Кобзона... -- Тебе б на сцену... -- Ничего, Журфак не хуже. – Окрыленно Жизнь стройотрядная летит – И вовлекает венгров, немцев В мечту – приходит аппетит Здесь к дружбе чистой – у младенцев Они такую чистоту И ясность помыслов едва ли И вдохновенья высоту Как в нашем ССО видали. Немецкий парень Уве Кнут -- Его сужденья остры, резки – Немало проводил минут Со мною споря... По – немецки Охотно упражняюсь с ним – Здесь продолжается учеба. Раису с Ганной удивим: Мы с немцами болтаем, чтобы Речь разговорную развить Семен обычно с ними рядом. Коль надо что-нибудь спросить, Они к нему – таким порядком В отряде удовлетворен: ЧП не будет и капризов От немцев, если там Семен... А вот от венгров жду сюрпризов. Языкового к ним ключа Никто из наших не имеет, А кровь у венгров горяча – Какая в ней отрава тлеет, Кто разберет без языка? Заботы с Тивадаром Палом: Не успокоился, пока – (Располагал в достатке налом) – Не выхлестал до капли ром В аэропортовском трактире. Не напугаешь ни «ковром» Ни исключеньем... В командире Терпенья должен быть – вагон... Вот так живем – азартно, ярко, Танцуем под магнитофон... Одна смешливая мадьярка Мне явно знаки подает: Непрочь теснее подружиться. Нельзя мне: кувырком пойдет Вся жизнь отрядная... Жениться У нас готовится Семен... Гуляет с историчкой Светой Наш Мухаммед – и он влюблен. Брюнет – блондиночку – по цвету Не удивляюсь – выбрал он... А у меня одна забота: Отряд: наряды и бетон, Порядок, четкая работа... Платонов и Пономарев, Казовский Миша и другие – Все вкалывают – будь здоров! Не подкачайте, дорогие... Порывом ветра – вот беда! -- С меня сорвало кепку-шляпку Швырнуло в яму в миг, когда Туда бетон летел – и тряпку Уже не стали доставать... Ну, голова осталась, ладно... Кто б стал о тряпке горевать? Без шляпы тоже не прохладно. Нас опекает инженер СУ-8 -- славный парень Юра. Все в нем – и ум и глазомер, Образованье... Он сумбура В делах не допускает сам – И мне все с толком разъясняет. В палатке с ним по вечерам – Он, кстати, в ней и обитает Со мною рядом, как студент, -- Мы все обговорим задачи: Где брать песок, а где цемент, Как ладить столбик, не портача... Короче профессионал! Он изучил монтаж теплицы И мне детально излагал... Теплицы, кстати, для столицы Нам из Голландии везли. Конструкции легки и прочны, Красивы... Чтоб стоять могли Необходимо очень точно Фундамент выставить. От нас, Выходит, многое зависит. Усердно тренируем глаз: Ведь ежели студент завысит Всего на сантиметр столбец, Иль в сторону немного сдвинет, То всей констукцмии капец... Чур-чур – от этой мвсли стынет Душа... Но к нам претензий нет. Ребята тщательны сугубо. Монтажникам зеленый свет Даем: -- Не отставай, голуба! – Они, конечно отстают, За нами следуя упрямо. Но все ж на столбики встают Ажурные сварные рамы. Стекольщики вставляют в них Деревья стройные и небо... Учеба жизни не из книг: Вкус заработанного хлеба – И друга верного плечо, И ощущение всесилья Студенческого: мы еще Немало сотворим, Россия! Сюрприз (приятный) от мадьяр: Те выпускают стенгазету. -- Твоя заслуга, комиссар? – Пономарев: -- Вот как бы эту У них газету попросить?... – А там и я прославлен в шаржах... Я тут же начал егозить... -- Нет, это будет память, Саша, Как мы работали с тобой, Какая нам сияла дружба, Переходящая... в любовь... Давай-ка выпьем... Где же кружка? Но я бутылку отобрал – И все вино на землю вылил... Не ведаю: был прав – не прав? Мадьярка – в слезы. Опостылил Тогда мне командирский рок, Но как же быть? Назвался груздем... Роль командира – не пирог Медовый. С командирским грузом Не каждый справится, увы... И к самому себе я строже, Чем к Вам ко всем, ребята. Вы Сейчас всех ценностей дороже Мне. Потому я буду строг. Устав отряда -- к общей пользе. В нем столько боли между строк! Шампанское мы выпьем позже, Когда закончим все дела. А здесь я буду буквоедом. Я строг, ребята, не со зла, А просто мне, солдату, ведом Секрет: потом благодарят Сердечно строгих командиров, Как раз такие и хранят Солдат в бою... Пустых придирок, Понятно, я не допущу, Но даже малых отклонений Я и Семену не прощу... Не допускаю послаблений По дисциплине никому... И, слава Богу, все в порядке. Признаюсь: не хочу в тюрьму. Хочу, чтоб ни одной накладки В отряде не было у нас. Вот потому я строг и резок. Накладка тут как тут как раз, Ко всем заботам мне – довесок: Кто будет подвозить бетон? «Владимирец» без тракториста... -- Куда пропал? -- В больнице он. -- Так что же делать нам? -- Садись ты За тракториста, командир, -- Мне предлагает Тимофеев. Сажусь, что делать? Дыр-дыр-дыр – Занятнейшим из всех трофеев, Что предлагала мне судьба, Стал этот маломощный шассик... Ну, «у верблюда» два горба... -- Попашем, братцы, лишний часик, Чтоб израсходовать бетон... – ЧП случилось, где не ждали: Фундаментной плитой Семен Придавлен... Мы плиту убрали, Его в больницу отвезли... Все настроение упало... В столовку молча побрали... -- Семен! – И словно засияло Над нами ярче солнце вдруг: Вошел стремительной походкой, Могуче втиснулся в наш круг... -- В чем дело? Точно сковородкой Все ошарашены... Вперед, Ребята, не Москва ль за нами? Ушиб до свадьбы заживет... – Сверкая ровными зубами Всем улыбается Семен... И даже задышалось легче... -- Так, все – для ясности – замнем. Любые травмы время лечит... Уехал как-то по делам. Вернулся – темнота в палатке. Исчезли все. По вечерам Так не бывает. Вновь накладки? Но тут в палатке вспыхнул свет – И все запели «Хеппи берсдэй»... Мой день рожденья! -- Сколько лет, Ты столько раз за уши дергай! – Исполнить этот ритуал Отряд Зугру назначил, Зою, Торт многосвечием пылал... -- Спасибо! Ну, ребята!... Стоя Мы распивали лимонад, Потом немного танцевали... Незабываемый отряд! Как я примчал на самосвале Семена с Томой поженить, О том отдельную поэму Семену надо сочинить. А здесь мы завершаем тему О стройотряде... Впрочем, нет: Я тему исчерпать не властен Ее неизгладимый след В судьбе возвышен и прекрасен. Поэма четвертая. Петр Паршиков Я сдал досрочно, как всегда И вот – перехожу на третий. Дни улетают без следа... А впрочем, остаются эти Дни улетевшие уже Воспоминаниями... Что же Последний год в моей душе Оставил? Этот курс итожа, Свидетельствую: есть прогресс В учебе... Восхожденье длится. И проявили интерес Свой однокурсники-партийцы. Кривчун и Маша Кузьмина Зовут в КПСС упорно. Отпихиваюсь : мол, видна Неподготовленность. Повторно Вербует партия в ряды. Все наставляют, убеждают, Зовут, манят – ходы сюды. Почти насильно принуждают. Мэтр уважаемый, Песков – Ну, да – Геннадий Серафимыч – И тот добавил мне тычков: -- Да что ты, право, простофилишь? Уже и флот прошел, женат, В котле рабочем поварился, Давно не мальчик.. -- Все долбят, Внушают... Я и согласился. Песков – шеф практики моей. Досрочно сессию осилив, Я подготовил ряд статей При АПН – не для России – Испано-говорящих стран... Чудесно нам давал испанский Преподаватель Хангулян. Переводил на Кубе братской, Язык Сервантеса любя, Он овладел им досконально – И так он зацеплял тебя – Он это делал гениально -- Что не заметишь, как и сам Ты обретал любовь нежданно К кубинским жарким небесам И звонкому эль кастельяно. Кубинским песням обучал Наш восхитительный маэстро... А как зачеты принимал? Мы шли на финише семестра В сад Александровский толпой, Где толковали по-испански С учителем и меж собой. При этом не было опаски, Что за ошибки засмеет. Был восхитительным уроком Испанского и сам зачет. А ошибешься ненароком – Поправит мягко, не стыдя... Была такая атмосфера! С ним рядом чувствовал себя Свободно, все болтали смело. А как язык учили вы? Страх ощущался и натуга? Из сада шли в «Огни Москвы»... Пятнадцатый этаж.... Оттуда, С гостиничной веранды нам Распахивала даль столица... Мы по-испански пели там – Сияли вдохновеньем лица. И в том гостиничном кафе Язык уклалывался лучше, Надежней, крепче в голове. Учителя не сыщешь круче. Потом чудесный армянин Расписывался всем в зачетке. Зачет был вроде именин... В чем выражать восторг? В чечетке? Неудержимо дни летят – И папина дочурка, ляля, Порой бастует: в детский сад. Не хочет, папин проявляя Характер... Саня, младший брат В Некрасовке кончает школу, Надеждою глаза горят, Жизнь для него – сплошное шоу. А я, вы знаете, тишком Уже на третий курс собрался... На нас, кто дружит с языком, Внезапно спрос образовался. Поскольку Куба для страны По всем статьям – приоритетом, То переводчики нужны. И вот. За Хангуляном следом Зовут на Кубу и меня, Зарплату щедро обещают.... Но здесь таится западня... Решили с Любой: не прельщает. Ведь надо завершать журфак... Я предложил поехать Жоре. Подумав, он сказал: -- Никак! -- Я дальше предлагаю. Вскоре Нашелся все-таки один Среди «испанских» корифеев Готовый ехать гражданин – Дружок, Геннадий Кулифеев. С недавних пор женат и он На однокурснице, на Асе. Он перспективой окрылен: Язык, что мы учили в классе, В реальной жизни применить И заработать на учебу Ну, значит, так тому и быть. Уходят в академку, чтобы Вернуться года через два. И он из списка курса выбыл, Конечно, с Асей... Жди, Москва, Вернутся – уважай их выбор. Какзалось, что еще вчера Я с ним в студенты пробивался... Их интересная пора Ждет впереди – кто б сомневался? Меня ждет новый стройотряд... Опять приокские просторы Руси исконной тешат взгляд, Речушка Вобля... Очень скоро Вошло в студенческий фольклор Названье стенгазеты: «Вобля: Как мы работаем!»... Остер Журфак на выдумку. И вопля Такого, где б не услыхал, Ты оглянись : поди из наших? Увидев радостный оскал, Ответно ухмыльнись, уважь их, На позабывших наш пароль. Был командиром Марков Петя. Досталась комиссара роль Мне. С тезкой оба мы в ответе За план, за быт, за культпросвет... Район все тот же, Луховицкий. В селе Двуглинкове рассвет Наш лагерь поднимал мужицкий. Давно преславны те места Особенными огурцами. Хрустела матушка-Москва В охотку долгими веками Двуглинковскими – и сейчас Их знатоки предпочитают: Едят и солят про запас, С солеными – и выпивают. А мы оставили в селе Коровник, зерносклад, а также Надолго память о себе... Я в этом кратком репортаже Едва ли передать смогу Все стройотрядные нюансы. Случались, ясно, на бегу Интрижки – представлялись шансы. Был примечательный момент – Здесь имена не называю:: Приехал в стройотряд студент С женой... Сюжетец развиваю Драматургически: жена Другого полюбила парня Из стройотряда... Крутизна Сюжета – взял бы благодарно Его и Ибсен и Шекспир. -- Как поступить здесь? – злится Марков. За все в ответе командир, За аморалку ждет припарка Его... Занятный инцидент: Проснулся как-то на рассвете Я от тычков: будил студент: -- Пойдем, увидишь что-то, Петя... – Напротив дома был навес. К нему, зевая подтянулся, Состав отряда чуть не весь. -- Здесь кто-то явно шизанулся, -- Лнжала – голая – одна Из местных женщин под навесом. Похоже – вовсе не пьяна, Скорее – одержима бесом. А впрочем... Женщин не поймешь: Зачем такое учудила? -- Пошли отсюда, молодежь! -- Такое за пределом было, Вне здравой нормы. Странный факт. А в общем, женщины деревни Со стройотрядными в контакт С энтузиазмом шли под песни, Подтянутьсть, столицный лоск... И булозубые улыбки Растапливали точно воск Сердца селянок... Точно скрипки, Красоток местных голоса Звучали, полные соблазна, Сияли радостью глаза... Ребята провели непраздно – В лиричном смысле – тот сезон... А Николай Кузьмин влюбился. К одной молодке бегал он – В итоге – он на ней жнился. Потом был праздничный финал, Начальство грамоты вручило, Прощальный стройотрядный бал... Та радость чуточку горчила... Поэма пятая. Таня Алехина Воспоминания в утиль Не сдашь, не бросишь их на полке: На самолетике в Эртиль Мы прилетали... На двухколке В Красноармейский вез нас дед, Петр Николаич Остроухов. В поселке том на белый свет Я и пришла... Часок потпрукав, И «дарвалдаями» звеня – (Степь открывалась панорамой) -- Дед-конюх привозил меня Торжественно в поселок с мамой. Поселок наш не знаменит. Эртиль известней ненамного. Здесь «графский» сахзавод стоит, А из Воронежа дорога В усадьбу графа – двести верст... Граф – из Орловых был, тех самых. Что при Екатерине звезд, Поместий нахватали... Славных Сынов России смел октябрь, Пожег и разорил поместья, Взвил на руинах алый стяг... «Весь мир разрушим...» – эта песня Плюс достославный русский бунт Сошлись в октябрьском злобном раже: Узнай же, граф, в чем лиха фунт. Твой предок бунтовал и даже Царя законного убил. А вот теперь графьям расплата... В России разрушенья пыл Силен, а ролью супостата Здесь рады наградить того, Кто в чем-то преуспел хоть малом – Побить, пожечь, лишить всего... Коль не намажут пятки салом – Убить в жестокости слепой... А после – пожимать плечами... Загадка: на погром, разбой Не надо даже калачами Заманивать – лищь кинет клич Хоть кто-нибудь, кто похитрее – (Пример – плюгавенький Ильич) – Пойдет крушить и жечь скорее «Великомученик» -- народ... Потом века на тех руинах Голодный, пьяненький живет... Я отвлеклась... В живых картинах Красноармейский предстает, У деда с тетушкой Раисой Я прожила здесь чудный год. Мне, кстати, довелось родиться В их старом домике. В роддом Рожать меня не пожелала Поехать матушка. Потом Свой срок здесь в люльке полежала, На ножки встала – и пошла. В начале только до порога, Потом с крылечка поползла, Во дворик вывела дорога И повернула в огород, Где злобный гусь меня приметил, Загоготал... Как долбанет! Да больно так! На белом свете Не все, мол, радость, есть и боль... Такие первые уроки: Вот это сахар, это – соль... Не задержалась на пороге.. А дальше открывался луг, Ручей, поля в зеленых рамках Лесопосадок... Мир вокруг В зовущих вдаль манках-приманках – Родная отчая земля... Здесь Остроуховы когда-то Богато жили... Разоря Их лавку, выгнали из хаты, Был цех, где делали ситро – Конечно, тоже отобрали... Дед нес кулацкое тавро Бесправья. И его сослали В край, где и выжить мудрено. Дед выжил и назад вернулся. Ожог остался все равно... Но дед в обиде не замкнулся. Он с дочкой Раей проживал, И я при них, а маму с папой Воронежский завод позвал: -- Трудись давай, не будь растяпой. -- Отец Кузьма слесарил там, А мама Саша шлифовала... Я с тетей Раей по лесам Грибы, малину собирала. В совхозе Рая -- счетовод, В ответе за животноводство. На пасеку, где гонят мед С ней наезжали: производство Контроля требует всегда И в частности – от счетовода... Народ заглядывал туда Спросить, а много ль будет меда, Хорош ли нынче медосбор И нету ли варроатоза? Степенный велся разговор. В нем производственная проза Сплеталась с мудростью людей, Чьей жизнью властвует природа Здесь всех положено гостей Порадовать тарелкой меда – Таков старинный ритуал. Меня там тоже угощали. Медок мне щеки облеплял. Мне даже часто позволяли И медогонку покрутить – И я на цыпочки вставала, Чтоб сверху ручку ухватить – Росточка-то недоставало... А гости яблоки несли Заменой меда пчеловоду, Спас, дескать, яблочный прошли, Медовый небесам в угоду Грядет... Подсчитывать телят Идем с чудесной тетей Раей – Как умилительно мычат, А как бодаются, играя! Был близко к дому чудный пруд. К прутку бечевку Рая вяжет, С крючком: -- Крючок забросишь тут, Карась тотчас себя покажет: Кусочек хлебца на крючок Я аккуратно прицепляла. Там украшала бережок Пустая бочка. Залезала – И самиодельную ту снасть Забрасывала лихо в воду... Карась крючок с наживкой – шасть! Азарту ловчему в угоду Могла и два и три часа Выстаивать с той детской снастью – И раз за разом карася Вытаскиваю – и со страстью Вновь терпеливо клева жду... А тут ко мне подходит... мама... Смеется: -- Кошке на еду Хоть наловила,Таня? -- Мало? -- Показываю ей улов Не две семейных сковородки. -- Да ты добытчица – нет слов! Ну, здравствуй... – Как всегда короткий Мне мама нанесла визит – И вновь уехала в Воронеж. Над полем солнышко висит. В головку что-то мне заронишь – -- Там, за посадками, Москва... – Мы по полям гуляем с Раей. Проходим с нею до леска – И снова без конца и края – Поля – квадратами... А там Опять зеленые посадки Ветвями машут небесам... -- Москва-то где? – И я разгадки Не вижу: колки и поля... Я в эти игры не играю... Ведет куда-то колея... Я тереблю упрямо Раю: -- Так где, когда ж она, Москва? – Одно и тоже повторяя, Засечки делает в мозгах Моих незрелых тетя Рая, Что, дескать, впереди она, Москва – и надо к ней стремиться, Чем цель мне определена И мотивация – столица. И то, что в детскую вошло Головку, вряд ли похоронишь... Но тут ученье повело Меня к родителям... Воронеж... Я не нуждаюсь в похвалах, Но все же с детства что-то помню: Когда-то здесь ногайский шлях Шел на Рязань и на Коломну... Здесь поселение росло В тринадцатом кровавом веке. Несли Руси татары зло. В одном их яростном набеге То поселенье сожжено. Стоит три века пепелищем Потом возрождено оно. Вот век шестнадцатый. Отышем От Дона в десяти верстах Уже мы крепостцу Воронеж, Поставленную в сих местах Кочевникам намеком: тронешь В набеге русских – не взыщи: Отведаешь огня пищали, Спасения в степи ищи... Враги вопили и пищали, Зато росла и крепла Русь... Воронеж стал Петровской верфью. Я перечислить не берусь Все парусники, кои в эту Эпоху город дал стране... И с этим флотом – первым, новым – Из толстых книг известно мне – Петр отличился под Азовом. Град сильно вырос при Петре. В нем сорок тысяч поселенцев. Здесь царь с двором. А при дворе Полно голландцев, персов, немцев – Посланников и мастеров, Бывалых флотских капитанов, Купцов, военных.. Будь здоров, Как жизнь кипела... Неустанно В трудах безмерных пребывал, Россию на дыбы жестоко Царь-реформатор поднимал, Мечтал, чтоб с запада, с востока С любой, короче, стороны Была б защищена. Россия От малой и большой войны, Чтоб воинская крепла сила И споро богатела Русь. И здесь немецкая слободка И почта до Москвы... Боюсь, Что царь-тиран едва ли кротко Жалел народ свой и берег... И вскоре вовсе непосильным Петровский флотский сталь оброк... Народ российский был двужильным, Но вскоре возроптал и он... Работники сжигали верфи. От тягот неумолчный стон. Жизнь в крае стала горше смерти. И наконец народ восстал... Могуч великий царь и славен... Но тот, кто жизнью рисковал, Возглавив русский бунт, Булавин Кондратий – менее велик? Весь край воронежский пылает, Поволжье... Гневен царский лик, Царь взрыв народный подавляет... Он вскоре строит стольный град На берегах Невы державной... Воронеж покидает ряд Первейших городов, но славной Истории не отобрать У города – и с полным правом Петру на мраморе стоять, Гудеть колоколами храмам, Вещать им через времена О нем, царе и человеке... Была великая война Уже в двадцатом, нашем веке... Враг наступает целый год... Второе фронтовое лето В сраженьях яростных идет, Страна разута и раздета. Идут жестокие бои От Таганрога до Белева Нвцелил враг полки свои На южный фланг, пытаясь снова, Что под Москвой не удалось, Тиеперь осуществить на юге. Безмерна у фашистов злость – Не помышляют об абцуге*, * Отходе (нем) Наоборот – идут вперед... У нас резервов маловато... Неравный, тяжкий бой идет, Но тают силы у солдата. Надежда, что поможен Бог... Последние деньки июня... --Марш, марш! – командуе фон Бок -- Фельдмаршал... Кажется фортуна Нам изменила вообще: Пошел лавиной враг от Курска. Сопротивление? Вотще: Уже сказалась перегрузка И больше не осталось сил... Июль, шестое... Враг в Воронеж Вошел... Защитник отступил... Сражаясь, чести не уронишь, Но той порою враг сильней... С резервами тянула Ставка Верховного – вина на ней... Была воронежская главка Войны трагична и черна: Песчаный лог стал Бабьим яром Для многих горожан... Красна Земля тут, где больным, и старым, И малым детям смерть пришла – Враг лютовал осатанело. Кровавая укрылала мгла Воронеж, кровь в логу кипела... Июль, шестое... У Ельца Пошли в атаку наши танки... При том, что не видать конца Отходу наших в целом... Фланги Выравнивая, отошли, Убрав опасность окруженья. Верховного обиды жгли, Но дал, однако, разрешенье Занять восточнее рубеж – И сам чему-то научился... Солдат выкапывает флешь, Верховный в думы погрузился: У них одна и та же цель: Вернуть захваченный Воронеж. Где взять резервы, чтоб отсель Изгнать врага... Когда изгонишь, Тогда покатится война На запад... Воодушевится, Надежду обретет страна... Когда же это все случится? У рядового горизонт Означен бруствером траншеи... Верховный учреждает фронт Воронежский... Ну, неужели Неодолим проклятый враг? Но избежали окруженья, Что означает: кое-как Вполне усвоили ученье, Суровый извлекли урок, Все верят: будет наступленье С победой. Дайте только срок... Позиционное сраженье Здесь продолжалось до зимы Войска накапливали силы... Январь, морозы... Вдруг из тьмы Пошли вперед полки России... И оказались здесь в «котле» Двенадцать вражеских дивизий, В смертельной огненной петле – Мадьяры с немцами... Коллизий Подобных прежде испытать Окаянным не доводилась, Но продолжает наступать Солдат советский... Разъярилась Зима: глубокий снег, мороз, Но продолжалось наступленье... Сумеет ли – большой вопрос – В котле сражаться враг? В сомненье Он начинает отступать – Освобождается Воронеж... Фольклор солдатский повторять Не станем, дескать, не догонишь... И все ж захлопнулся «котел»... Силенок, правда, не хватила, Чтоб немцев в нем сварить... Попер Враг прочь на запад... Подпалила Однако, армия страны Советской -- мокрые фашистов, В запарке драпавших, штаны... Потом был Сталинград... Расчистив Завалы, немцев погнала Страна взашей от Волги с Доном... Звезда победная взошла Здесь над народом окрыленным... ...Наш сборный двухэтажный дом Стоит на Ленинградской рядом С заводом... Заводским гудком Нас будят... Полусонным взглядом Гляжу сквозь утренний туман Качается в окошке ветка, Меня приветствует каштан: -- Не опоздаешь в школу, детка? Вот с домом рядышком... Смотри: Высокие ступени, окна, Таблицка «Школа №3»... Пусть дождь – я даже не промокла, Но опоздала, как всегда. Наверно потому, что близко... -- Входи Танюша, не беда, Успела – я еще по списку Не проверяла, кто пришел... Учительница -- Зинаида Григорьевна.... Как хорошо: При классе не покажет вида, Что после школьного звонка Являться на урок негоже. Ведь ей душа ученика Важней казенных догм, похоже. Душа хранит ее портрет: Решетникова худощава, Звокоголоса... Непосед Не урезонивает... Право, О лучшей – нечего мечтать... Волнистым золотом потоком Сияли волосы... Читать Учила нас букварь, по строчкам Вначале «палочки» писать С крючочками, а после – буквы, В парк выводила – показать Природные секреты... Будто Глаза ннам открывала.. С ней В театр ходили и музеи. Жизнь интнрнмгнй и полней... Мы ей внимали, ротозеи, Как если бы она была Пророчицей – бехмерно веря... Мои шли школьные дела Вполне успешно... Кстати, ей я Обязана: люблю читать, А по снежку ходить на лыжах.. Смогла к учебе привязать Всех нас – чернявых, русых, рыжих... Спектакль веселый «Кошкин дом» -- Мой зрительский дебют в театре... Всем классом и в кино идем, Иван-царевичу в азарте Посказываем – и «ура» -- Он будто слышит наши крики... Библиотечная пора – Читаю в упоенье книги. В начале пушкинская... С ней – О рыбаке и рыбке сказкой, Душа моя полней, ясней Старинным слогом и раскраской Я упивалась... Книга книг: И мудрость в ней и сила слова... Воистину поэт велик, Его стихи – судьбы основа Для всех, в ком русская душа... И папа мой из книгочеев... -- Вот книжка чудная – «Левша»... Поэт любимейший – Плещеев... – А Теркина он знал всего, Читал по памяти в азарте. Вот постепенно из чего Выстраивается на старте Душа ребенка: из отца. И матери души и веры.. На площади у стен дворца Нас принимали в пионеры. И повторяя нараспев Торжественное обещанье, Мы радовались: наш успех -- Шаг к постижению призванья. Повязыввает галстук мне Серьезный парень, старшеклассник... Мы в красногалстучном огне Улыбками сияем – праздник! Потом концерт был во дворце... Шажок к призванью – стенгазета... Что в каждом поместить столбце – Вначале обсуждали это, А после я блаоась писать... Нашлись ребята с дарованьем Газету в красках оформлять... Творили дружно со стараньнм... Газета сильный интерес Обычно в школе вызывало... Подвал. Колонка – рос прогресс В моем писательстве помалу... Потом вошел аккордеон В мою судьбу – в четвертом классе... С разливами играет он В синхрон с душоб «Вальс о вальсе»... Я вальсы русские люблю, «Березку» и «Сентиментальный»... Играю будто во хмелю... Звук инструмента уникальный – Его узнаешь ща версту... Клавиатуру – обожала... Дарила музыка мечту, Отцу по вечерам играла... Муж тети Раи – баянист... Я к Рае приезжала летом... У инструмента голос чист... Другие клавиши, но это Не затрудненье для меня... Я на крыльцо оду с баяном, Играю на исходе дня «Рябинушку»... Сродни нирванам Те состояния души, Которые дарила песня. Ей подпевали камыши В пруду, неслись из поднебесья В гармонии с баяном -- птиц, Взволнованных мотивом, крики... А песня над прудом летит В поля, пролески – и на пике Мотива – счастлива душа... Скучаю дома по баяну... Дорогу школьную верша, Мы едем в Ясную Поляну, Где жил, ходивший в блузе, граф, Великие писавший книги – Наворотил их целый шкаф... Вот здесь он шествовал, великий... Деревня эта родилась В стариннгом Соловском уезде, Когда дала за службу власть В прекрасном заповедном месте Землицу Карцеву... Служил Отчизне истово Григорий, Высокую судьбу сложил – Был с ней и в радости и в горе... Шел путь на Тулу и Москву Как раз чрез Ясную Поляну – И в честном сердце и мозгу, Служивого, что должен рьяно Леса засечные хранить. Они – заслон от супостата. Теперь мы можем оценить Тот скромный подвг... Помнил свято Долг патриота Карцев-сын И Карцев-внук... Потом продали Поместье... Новый господин – Волконский Николай, а дале Перенимали тот удел Наследники – потомки князя, Чей правнук Лев потом влетел В сонм мудрецов, разнообразя И углублубляя взгляд на нас, «Замшелых» московитов, русских В Европе... Ошалелых глаз В заморских головешках узких Мы навидались... Удивит Еще стократ чужих Россия... В числе ее столпов стоит И Лев Толстой, пророк, Мессия... Волконский. генерал-аншеф, Екатерининский вельможа, На землях Карцевых воссев, -- Вот холм, он как в театре ложа, -- Отметил, – здесь построю дом. – Построил. Каменный. Просторный. Два чудных флигелька при нем – Ансамбль, величия достойный И княжеского и того Пришедшего позднее графа, Потомка... Имени его Славнее нет в России, право! Само название пошло От замечательной долины, Всех изумляющей зело, И речки Ясенки недлинной. Полвека жил здесь Лев Толстой То постоянно, то наездом Провинциальной и простой Дворянской жизнью. С этим местом Повязаны «Война и мир», «Роман помещика» и «Анна...» Сей уголок – ориентир Для всех, в ком русский дух... -- Татьяна, -- Мне подсказали, -- напиши О том, что было, в молодежку, Что получила для души, Не рассусоливай, немножко... Я написала, отнесла... Журфаковская выпускница Абросимова помогла... И вот – газетная страница, На ней – заметочка моя О туре в Ясную Поляну... Надеюсь, что отныне я, Не уподобясь графоману, Сумею дельные писать Сенсационные заметки... Наставницу Галиной звать. Абросимова в той газетке Ответственна за молодняк – Раб-сель-студ-школь – и прочих коров... Над нею точно нимб – журфак. Я узнаю из разговоров С Галиной, с чем его едят, Как в эту школу поступают. -- Наверно все туда хотят, Но лишь немногих принимают, Тех, у кого особый дар, На этот факуьлтет московский? -- Ну, что сказать? Скорее -- да, Чем нет... «Короче, Склифосовский»: Учись, готовься – и пиши – Три составляющих успеха... -- Где темы брать-то? -- Из души. Заметки первые – лишь эхо Того, чем жизнь твоя полна И на уроках и вне школы. Я вижу, есть в тебе струна. В душе почувствуешь уколы: Заметка просится на свет, Поскольку есть пережитое – Бери листок, пиши... Совет: Газете самое простое Из школьной жизни важно. В ней Бывают разные событья. О них-то и пиши... -- Верней Писать о том, чем буду жить я – Я поняла – и начала... Бывали в школе представленья И праздничные вечера – Пишу заметки без сомненья. Пошли в волнующий поход К истокам, где река Воронеж Начало на горе берет Барковой... Тему проворонишь – Другой напишет... И спешу -- Что мы в походе увидали, В заметке кратко опишу. Какие открывались дали! Река спускается с холма, А у реки стоят деревни – И красотища-то, эхма! Издалека орали певни, Будя округу всю и нас... Мы на костре варили кашу – Посуду закоптили... Час Песком отдраивали... Нашу Всю эпопею изложить Детально – двух газет не хватит... Придется чувство притушить, А если чересчур накатит, То лучше песню сочинить... Воронеж – родина Кольцова С Никитиным... И Бунин жить Здесь начал и волшебник слова Андрей Платонов... Есть музей В Воронеже литературный... Он память их, кто дорог всей России, мыслящей, культурной, Хранит – и помогает их Судьбу осмыслить и творенья... И я в заметочках моих Возвыситься до озаренья Поэтов-классиков хочу... А сверх того, ведь я – спортсменка... То с лентой над ковром лечу, То с обручем, с мячом... Оценка – Шесть – ноль за артистичность мне. В соревнованьях побеждаю, Кружусь под вздохи в тишине, Восторги в зале возбуждаю. Соревнования люблю. Азарт, кураж меня заводит. Кружусь, как будто во хмелю, Купальник строгий синий входит В мой эстетический расчет, А белая, вся в блестках, юбка, Как крылышки – прыжок – и взлет! Я – точно сизая голубка, Взмываю – и лечу, лечу В мечтах, возможно – не напрасных... Вот – обруч вкруг себя верчу... И обязательно на праздник Нас приглашают выступать На площадях и стадионе... Заметку можно написать О состязаньях, чемпионе, -- Вокруг, выходит, столько тем, Что их вовек не исчерпаешь. Их хватит мне и прочим всем... Ну, повкуснее выбираешь, Поинтереснее куски... Старательно учусь. Сосед мой Нехаев Саша, у доски Не мямлит – головою светлой Он радует учителей. Мы и живем с ним по соседству, Свой в доску парень... Со своей Разумной головою к детству Он ближе: девочки быстрей Всегда взрослеют, чем мальчишки... Предметников-учителей Полно, но я математичке Свой отдала приоритет, Пока училась в третьей школе. Ей тридцать пять примерно лет, А требует от нас! Хоть что ей Как оправдание тверди, Но Зинаида свет Петровна Без скидок требует... Горды: Всем классом успеваем ровно По математике... Потом В пятнадцатую перешла я. Теперь от школы дальше дом, Но давний план осуществляя, Перехожу в девятый класс – В пятнадцаьцю, где, известно, Гуманитарные как раз Дают предметы лучше... Честно, Мне математика уже Доворьно сильно наадоела И я на важном рубежа, Когда себя пора всецело Главнейшей цели посвятить: Прямой и жесткой подготовке, Чтоб в вуз желанный поступить... И мне шагать по этой тропке Наставница поможет... Нас Литературе обучала, Достойная восторгов... Класс Понять не все сумел сначала, Из тех значительных идей, Что нам прещедро открывала... Средь образованных людей, Что я до той поры знавала, Таких, как Лидия моя Свет Викторовна не бывало... Богатых знаний не тая, Учительница вдохновляла: -- Судьба – она как цитадель: Не любит слабым поддаваться. Учитесь жизненную цель Определять – и добиваться... Портрет: высокая, слегка Излишне может полновата... Глубоким знаньем языка По-настоящему богата, В литературу влюблена, Щедра до самоотреченья... Когда она вдохновлена Анализом произведенья, То увлекала всех своей Глубокой и отважной мыслью... Всем классом благодарны ей: На крыльях пронесла нас высью Творений звездных золотой Поры в родной литературе, Духовный укрепив устой, Фундамент веры и культуры. Внимает благодарно класс Ее прозрениям обильным. Они перетекали в нас – Не зря наш класс считался сильным. Он был высокою ведом Учительской душой без фальши... И не случайно все потом Продвинулись в ученье дальше. Закономерности судьбы: Из детской радиогазеты Находят: не хотела бы Писать для радио? Ответы: «Да», «нет», «не знаю»... Вы какой Бы выбрали ответ? Ну, то-то! В газете я одной ногой, Второй на радил... Работа И в студии на микрофон И с портативным «репортером» -- Здесь так зовут магнитофон – Мне нравилась... Была юнкором, Ведущей радиопрограмм, Прибавив опыта маленько... Второй из журналистских «мам» Была Надежда Коваленко... До телевидения – шаг. Его я сделала позднее, Когда вступила на журфак, На цитадедь судьбы. Я с нею В три приступа вела борьбу. Мне дважды не хватала баллов. Не отступала – и судьбу На третий год завоевала. Копила в промежутке стаж. Сначала в областной печатне Подсобницей, а метранпаж Внушал: полезно здесь начать мне Путь в журналистику... Потом Я поднялась до прессовщицы, Чтоб тяжким добывать трудом Мой пропуск на журфак столицы. И брошюровщицей была... Поздней трудилась на заводе Никелировщицей... Жила Мечтой... И вот, стою на входе В наш флигелек на Моховой... Студентка... Люди, я студентка! Москва, сентябрь над головой, Пробилась в цитадель... Оценка За этот подвиг какова? Поставила себе «отлично»... Чудесный курс свела Москва, Глядится группа симпатично. Журфаковской стези фавор, Я не хожу, а впрямь летаю: Был дополнительный отбор В ТВ-спецгруппу... Попадаю! Борецкий лично отбирал – И старт сложился сверхудачным. Каким получится финал? Об этом позже посудачим... Кто в нашей «варежке» живет? Слепынина и Пархомовский, Княжна Джорджадзе Тома – вот Какие люди! Семеновский. Еще – Наташа Воливач, Потом Сережа Ерофеев – Типаж для телепередач Серьезных... А из книгочеев – Володя Федоров... Бордун Самокритична. Самоедка... Вот острослов и хохотун Вол... Лиля Маслова, соседка По этажу в общаге... Плюс Федькова – девушка загадка... Здесь я немного отвлекусь... Мне вспоминать светло и сладко: Случилась первая любовь... А как? Была судьбы раскладка Такой: со скрежетом зубов Шла в третий раз лихая схватка: Брала на приступ «цитадель»... В толпе собратьев-кокурентов, Преследовавших ту же цель, Взъяреннных абиториентов, Светилась ясная душа Наймушиной... Небесным чудом Предначертание верша Мы встретились... Жила под спудом Потребность дружбы в ней, во мне. Она своей душою звонкой Меня, что тихо в стороне Стояла, выделила зорко, Толпу раздвинув подошла, Душевным светом озарила... Порой представлю, что могла Не подойти... Душа светила Необычайной добротой, Оправдывая имя Света, Светлана, Светик, Свет... Святой Той дружбе до скончанья века Верна... -- Ну, здравствуй, Таня! Гость В дом -- радость в дом! А курсы «Выстрел», Военный град Солнечногорск Кусочек Подмосковья выстриг Под полигоны... Уголок К норд-весту от Москвы, чудесен. Рассказа о любви пролог – О городе достойном песен, В зеленом поясе Москвы, Где санотории, турбазы И лагеря для мелюзги... Здесь красота, как по заказу: Поставь подрамник – и твори! Союз художников наверно Не зря поставил здесь свои Палаты. Чтобы вдохновенно Творили мастера резца И кисти, здесь для них поставлен Дворец для творчества. Дворца Уют среди своих прославлен. Жемчужиною этих мест – Сияющая капля – Сенеж. Холмы, луга лежат окрест... Мираж, (который не рассеешь), Нерукотворной красоты – Он наполняет счастьем душу. Здесь вдохновенные мечты Нашептывают клены... Сушу Они с березой и сосной По-братски подмосковной делят... У озера с рекой Сестрой Есть тайна... Пусть недобро целят Все нимфы острый взгляд в меня – Их тайну я сейчас открою. Есть дамба на реке. Тесня Леса, заполнена Сестрою Здесь чаша меж холмов. Она И стала озером – вся тайна... В пять метров с лишним глубина... -- А хочешь, порыбачим, Таня? -- Рыбалка летом и зимой. Здесь окуньки как две ладони, Лещи, карасики... -- Со мной Не надо о рыбалке: то ли Не ведаете, как вхожу В азарт, когда крючок забросив, Рыбешку бедную ужу? Провалим снова -- без вопросов -- Экзамены... Сдадим, тогда... – Светланин папа, дядя Дима – Военный, с «Выстрела» ... Звезда На кованых воротах – зримо Показывает: гарнизон Здесь размещен Солнечногорский. Весь к «Выстрелу» привязан он... Встречался в городе монгольский, Корейский, польский офицер... А курсы возглавлял Драгунский Давид Абрамович – и цель: Чтоб командир и по-пластунски Поупражнялся – и владел Всем современнейшим оружьем... Танкист прославленный хотел, Чтоб были воину не вчуже И бокс, и лыжи, и буссоль С логарифмическкой линейкой... Чтоб стал военный – вот в чем соль – С какой ни подошли бы меркой – Всех лучше в мире... Опекал Заботливо курсантов Дважды Герой, престрогий генерал- Полковник, фронтовик отважный... Избранник воинской судьбы, Он поднимал все выше планки... Надставив сверху две трубы Он первым дно реки на танке В тридцатых храбро пересек, Чем всех в Союзе ошарашил... -- Не знаю, что сказать, сынок! – Комдив восторг свой обозначил Часами с надписью... Давид Был танковой войны поэтом. О подвиге его звенит Доныне Висла: жарким летом -- (Фашистом взорваны мосты) -- Давил преодолел преграду: Поставив танки на плоты, За Вислу перевел бригаду И занял танками плацдарм, Что называют Сандомирским... Тот подвиг не затмить годам, Нелепым измышленьям низким Величия не зачеркнуть... За удаль боевую воин Впервые Звездочки на грудь Был по заслугам удостоен. Вторую дали за Берлин... А в шестдесят девятом «Выстрел», Он, Святского портного сын, Возглавил... Измененьям быстрым Подвергся тот армейский вуз... А дядя Дима, папа Светы Делил с Давидом тяжкий груз Ответственности... У планеты Одна надежда, что войны Удастся избежать глобальной. Вот ради этого должны О подготовке идеальной Советских командиров и Союзников радеть в Союзе... Но я поведать о любви Хочу – не о военном вузе. У Светы – васильковый взгляд И золотистым водопадом На нежных плечиках лежат Подарком Господа богатым, Вводящие немедля в шок Всех мужиков солнечногорских, Сияющие точно шелк, Не знавшие отрав заморских Златые локоны... При ней – «Три мушкетера с д’Артаньяном» -- Четверка молодых парней – Из офицерских чад... Ни пьяным Ни в наркотическом дыму Из той четверки не встречали Нигде и никого... К сему: Достоинством всегда звучали Их речи... Все уже Москву -- Студентами – завоевали И я сейчас их назову, -- Знакомы, может, но – едва ли... Орлов Валера (он же – Граф) – Манер изысканных носитель, Джентльмен, певец – (не вертопрах) – Светланин главный искуситель. Короткий Вова... Не в ладах С фамилией: взаправду – длинный... Ему сдалось сердечко – ах! Вот он – мой богатырь былинный, Вступивший в мир моей души, Герой моей сердечной тайны... (Вот так, поэт, и напиши: Володя стал любовью Тани). Два парня рядом. И о них По паре слов: Кондратов Виктор И Саша Доскин... Не из книг Узнала, не ТВ-шный диктор Мне сказ о дружбе провещал И о любви весенней первой... Мне «Выстрел» радость обещал... И защищаема Минервой, Я поступила на журфак... Суббота... Я -- на электричку – К подруге Свете в гости... Так – Еженедельно – и в привычку Вошло у Светы ночевать. А повод: вместе учим вроде. Она – заочница... Сдавать И ей зачеты... И Володя Из Бауманки приезжал, И Граф, и Виктор с Александром... И вечерами – карнавал Счастливой молодости... Сартром Зачитывались, в городке Веселым хором распевали С гитарою накоротке Про златоглавую... Гуляли До Шахматова пешачком Ходили, где усадьба Блока В развалинах – со старичком Встречались, помнившим неплохо Певца порушенной Руси, Что для него «прекрасной дамой» Была... О, Боже, упаси Нас жить, когда эпиталамой Той даме, шедшей под венец С бессмысленным жестоким бунтом Звучали плач и стон сердец... Народец, озверевший будто, Сперва разграбил светлый дом Печальнейшего из поэтов... Мы по пожарищу пройдем... Мы помним -- прочитали где-то -- Что Шахматово приобрел Друг Менделеева Бекетов, Не ведаем, кто дом возвел. Конечно, интересно это, Но было интересней знать, Что по проекту Александра Строенья перелицевать Решили... До чего ж досадно: Поместье не сохранено... Когда поместье создавалось, Примкнуло новое, оно – (Пожгли уроды, эка жалость!) – К поместьям Батюшковых и Фонвизиных, а также близко К Татищевскому... Ох, грехи!... В моральное паденье низко Прославленный «святой» народ Впал в упоении разбоя В тот «рреволюционный» год, Что с красныи флагом и звездою Порушил вековой уклад, А в девятсот десятом Саша Отстроил дом, проредил сад, Где властвовать могла Любаша – Дщерь Менделлева... Она Семью годами раньше Блоку Супругой стала... Жизнь полна... Пристроен по проекту сбоку Высокий флигель... Тет-а-тет Здесь с музою поэт встречался – Во флигеле свой кабинет Он поместил... Уединялся В нем для возвышенных трудов, Когда диктует человеку Каскады вдохновенных слов Господь... Свою библиотеку Блок в мезонине поместил... Все это старичок поведал, Что все эпохи пережил... Где на терраске Блок обедал, Как выглядел господский дом: Обитый тесом, под зеленой Высокой крышей... Часто в нем Поэт, природой вдохновленный, Друзей-поэтов принимал. Борис Бугаев, то есть, Белый Андрей нередко здесь бывал... Весною кипенью доспелой, Лиловой, алой полыхал... Над садом аромат сирени. Жасмин в куртинах расцветал... Березы на аллейку тени Бросали... Был за садом пруд... Чудеснейшее было место В высокий погружаться труд... Увы, заброшено поместье... Мы приходили на поклон, Читали вслух стихи поэта... Порой казалось явно: он Вздыхает, нам внимая, где-то Стоит, незримый в стороне... Когда свалдила раз ангина, Все парни с фруктами ко мне В общагу прикатили чинно На Ломоносовский проспект, Поднять старались настроенье. Психологический аспект Играет роль в выздоровленье. Короткий – длинный и в очках, Плечистый, юморной и добрый... Под «Офищерский вальс» в руках Володиных кружусь... Недолгой Была та первая любовь – Куда-то все ушло, пропало... Погас огонь, остыла кровь, Ушло – и будто не бывало... Учиться было тяжело Я в школе никогда уроки Не выполняла – и сошло. В головке оставались крохи – Оценки все же хороши... А здесь такое не прокатит... Скажу Наташе от души Спасибо... Вот – подругу, кстати, Наташу Воливач, в Москву Приехавшую из глубинки, Как я, охотно назову: Без уговоров, без дубинки – Приером собственным меня К усидчивости приучала. Сидит за книжками полдня – Я с нею рядом... Но сначала Был в этом непосильный труд Для непривычной к регулярной Учебе, но остаться тут Хочу – не прогнали чтобы, Сижу в библиотеке с ней. Моей Наташей до закрытья... Согла в итоге л своей Привычке не учить забыть я – И. В общем, сессию сдала, Хотя, конечно, не блистала... На Ломоносовском жила... Наш – третий корпус Филиала... Взлетаю на второй этаж. Вот: Галя, Люда, Таня, Вика -- Лодчонки нашей экипаж. Над койками девчат – взляни-ка: Не Мастроянни и Делон, А Западов – профессор. Старый – Но остроумец и пижон, Плэйбой и, видно, бабник ярый... Соседка, Вика Тур, была, Хоть с хитрецою, но сердечна. АСабельникова прошла Семестр начальный, будто встречно Ей несся, все сметая, смерч... Училась Люда под девизом: «Журфак. Победа или смерть!», Всем тяготам бросая вызов. Кто с первых дней околдовал? Митяева. Предмет – неважный. А лектор – выше всех похвал. Предмет партийный и бодяжный. Когда б студент хоть четверть знал Того, что лкторша давала, С налеты бы предмет сдавал... Она нас жестко заставляла Стеногрфировать за ней, Первоисточников конспекты Ей предъявлять... Немало дней На них ушло. Но все аспекты: Кого облаивал Ильич, Кого пугал огнем от «Искры», В ней революционный клич, В опасные играя игры Бросая, обличал кого (Не перепутать бы!) – на съездах... Она-то знала – что с того? Ведь в наши головы не влезла Истпартовская эта муть... . Была отрадою богиня Кучборская и не задуть Те искры Света, что поныне Сияют в душах... Их она, Творя незнаемое с нами, Возжгла... Горят сквозь времена – «Из искры возгорится пламя» -- Тот лозунг – более о ней, Неподражаемой, великой... Легендой до скончанья дней, Бессмертною былиной, книгой, Останется – и не прервать Обожествленья эстафету... А мы все будем добавлять Штришки к любимому портрету. С портфельчиков вступает в зал, На сцену медленно восходит... Таращимся во все глаза... Портфель бросает. Он приходит На самый краешек стола. Не падает каким-то чудом. – И тотчас в плен нас всех взяла. Не обьяснить сторонним людям, Каким владела волшебством. Не только знания, манера... Она жила в далеком том Античном мире – и Гомера Так излагала, словно он Ей сам истолковал поэмы – И задышали в унисон С гекзаметром Гомера все мы... Мы погружаемся в мираж... Кричат над полем боя птицы. Мы видим явственно, как в раж Впадая, боги-олимпийцы Вступают разъяренно в бой, Кто за троянцев, кто за греков, Уже не властвуя собой... Затаиваем вздохи... Где-то Неведомо – двадцатый век, А мы – не в нем, мы выпадаем... Кучборская – не человек – Об этом даже не гадаем. Богиня – это ясно всем. Возможно, что сама Афина Вне политстроев и систем – (Истпарту с диаматом – мина) – Нам открывает судь вещей... Покуда нам она вещает, Вне «отлитованных» вестей, Она нам души очищает. Потом бумаги соберет – И точно так же, как богиня, Уходит... Помню, был зачет... Был парень -- (Я не стану имя Здесь приводить) – Сдавал с трудом. Бедна, потерта одежонка. И щеки впалые притом... Он сверхчутко и сверхтонко К нему, бедняге подошла: Шанс фантазировать в вопросе – Не просто сдать зачет дала, А вдохновила... Даже после Тот парень подружился с ней – Обращался за советом... С теченьем времени ясней, Что было счастьем – с чудом этим Соприкоснуться... Отвечать Ей на экзаменах непросто. Ведь надобно не только знать, А мыслить и свежо и остро... Геракл, Ахилл и Одиссей – Не статуи в музее пыльном, А круг надежнейших друзей – И в этом их кругу всесильном Нам с ними рядом пребывать – Такое с нами сотворила Кучборская – прозрений мать... Я -- точно в облаках парила... Татаринова в параллель С Кучборской шла по нашей жизни. Мы обживали цитадель Журфака. Придавал отчизне Журфак такую глубину – Татариновой благодарна Ввела в такую глубину Родного слова лучезарно, Что стало многое ясней В душе и силе духа русской... Как и с Кучборской, рак и с ней Из тесной выползали, узкой Зашоренности злобных догм Истпартовских враждебных съездов... Россию – Богом данный дом, Она нам открывала, взрезав Свободной мыслью тот бандаж, Что налагал на нас мар-леном Цековский агитпроп... Воздашь, Всевышний, этим вдохновенным Учителям за их борьбу С идейным смертоносным ядом... Журфак, спасибо за судьбу, За то, что были с нами рядом Такие светочи... Учил Нас русской лексике Калинин – Талантливо глаза включил И уши, словно бы расклинил Мозги – и стали понимать И красоту и силу слова... Так нас всемерно поднимать Журфак старался, снова, снова Он нас в проблемы окунал – И не подсказывал решенья, А страсть к исканью пробуждал, И мы искали вдохновенья Вначале в первой курсовой... В устойчивые сочетанья Слов погружалась с головой, Неловко добывала знанья Впервые собственным трудом – Не из учебников – из жизни... Что завоевано, потом Сумеем применить... Не кисни, Сама себя всему учи – Урок прескромной той работы: Исследуй, разбирай, ищи, Анализируй – где ты, что ты, Зачем ты, с кем и почему... Руководила тем исканьем Рахманова... Ей по уму Не много равныъ и по знаньям. Она загадочна, строга, Всегда дистанцию держала. Однако и ее строка В запев мойе судьбы вбежала... Конечно, были с языком У каждого из нас проблемы... Те, кто с журфаком не знаком, Едва ли и поверят: все мы, За исключеньем, может, двух Отдельных персонажей в группе Проваливали напрочь в пух И прах свои диктанты втупе. Вопрос не в том, что собирал Журфак одних лишь идиотов -- Диктантов сложность поднимал... Вот потому-то, оттого-то Ошибки дюжинами мы Насчитывали в тех диктантах Запутывались в них умы... Лишь единицы при талантах Таких, что вовсе без одной Ошибки с той бедой справлялись... Но мы учились. С той бедой Боролись – и спротивлялись Незнанью... Русского столпы – Великий Розенталь, Салганик Мосты мостили для судьбы Литературной нам... Чекань их Святые образы, душа, Храни их трепетные лики... Мы шли пред ними, не дыша, Обожествляли их. великих... Они не снисходили к нам, Ассловно молвили: -- Давайте – Мы воспаряем у небесам – Тянитесь следом, поспевайте... – Я стенографию сдала, Усвоить не пытаясь даже... Хотя машинопись дала Полнзный навык... Впрочем, так же Десятипальцевый тик-так Никто из наших не освоил. Нам в этом не помог журфак, Но и двухпальцевый устроил. Физвоспитание. Моя Художественная в провале. Берут в спортивную. Но я Здесь в двадцать лет – стара. Едва ли Достичь мне мастерских высот. Но приказали – тренирую, Шлифую бедра и живот На вольных и бревне... Рисую Фигуру... Вот хоть в этом плюс... Для самочуствия – нелишне. Не для побед вхожу во вкус Тех тренингов – для жизни личной... Той первой трудною зимой Преодолела все бьарьеры. Сдав сессию. Спешу домой – Горды родители без меры. Все о Москве им расскажи, О факультете и подругах... Татьянин день – и вновь держи Мозги в натянутых подпругах... Семестр покатится в февраль. Частично – новые предметы. За днями – дни, за далью даль... Где отыскать на все ответы? Кириллов – логик... Он тиран... Фрагментами предмет понятен. Зачет... Раздал вопросы... План: Всех завалить? Невероятен Поступок мэтра. Он сказал: -- Понятно. Надо дать возможность... – И вышел. Видно сам устал От алогичных. Непреложность Сужденья: дескать никому Предмет сей с первого захода Не сдать, втемяшилось ему Порушить. Группой сдали. Кода! Ну, Западов... Еще чуток Добавлю черточек к портрету. Сказать, что просто был знаток -- Обидеть. К своему предмету Любовью стратстною пылал. Он был кумиром всех девчонок. Неоспоримый идеал – Корректен, остроумен, тонок... Юровский и Борецкий нас В ТВ-шную обитель вводят... Юровский – мэтр. Борецкий –ас Нас поученьем обиходят. Борецкий был контактен, прост, Юровский – утончен, породист, Академиченн, строг – из звезд. При нем любой впадает в робость. Борецкий -- словно близкий друг: Доверчивый и откровенный. Усилиями этих двух Нам к ослепительной вселенной Тэвэшной открывался вход. Как родилось и как взрослело ТВ, росло за годом год, К вершинам мастерства летело У нас, в Америке, везде Учили понимать природу Экранного искусства, где То формалистике в угоду Монтаж с рапидом брали верх, То скрытой камеры изыски, Борецкий нас в раздумье вверг. Мы в изумлении, в раздрызге: Шел ежедневно сериал: В простой семье американской Камерамэн весь день снимал, Что ни случалось в ней – и краской Стыда то взрослых покрывал, То младших – есть у всех секреты, Их оператор раскрывал, Вытаскивал из ниш «скелеты» -- И демонстрировал стране... Такое шоу поражало... Подумалось: а если б мне Самораскрыться подлежало, Смогла бы не играть, а жить Пред беспристрастным зорким оком? Не знаю... Ладно – ворожить Нет смысла... К образцам высоким Еще шагать нам и шагать, Но вот они, ориентиры. Они нам будут помогать Творить свои шедевры... Лиры Тэвэшной мы еще пока Ученики, но не впустую Семестров трудные деньки Ведут нас через непростую Профшколу... Курс приделал «хвост» По орфоэпии, представьте... Предмет у Зарвы был не прост – Хоть тем профессоршу прославьте: Произношение самой Так далеко от идеала, Меня ж мелодикой смурной И ритмикою доставала... Но перешла и тот барьер... И я в Московском стройотряде... -- Чем дышим? Нужен пылемер... «Сегодня мы не на параде... --» Мы рушим в глубине Арбат, Чтоб дать пространство небоскребам. Иные вон – уже стоят Унылым остекленным гробом. Зато большая магистраль Пересекает центр столицы... Стучит о старый камень сталь... Арбат старинный отступиться Обязан... Новый будет сер... Задача наша: на Арбате Самозащиты: по лопате И лому дали в руки нам: -- Очистить место от застройки! – И мы лупили по стенам, Мозоли набивая... Бойки Студенты – и энтузиазм -- Фонтаном -- хоть для киносъемок... Канализации миазм, Пыль, грязь – а Юленька Павленок – Ее Ядренком обозвал Смешливый Гена Вол беспечно... Ядренок – как девятый вал Продольно бьет и поперечно... (Она киноминнстра дочь И с белорусскими корнями) – Командует: -- Ломай, курочь! – Ответственнейшей между нами Была в сраженье с кирпичом И заскорузлою известкой. Ей лом тяжелый нипочем... А в перерыве Юля звонко Купалу и Коласа нам По-белорусски преподносит... Колотим ломом по стенам... Стена качнувшись, будто просит: «Бегите – падаю...» Бегут -- Опасность велика – Чугаев,, Буравский, Дегтярюк... Зовут... И стенка падает, шугая Меня настолько, что стою – И замерла остолбенело... В последний миг судьбу мою И жизнь спасает Гена смело: Отчаянно рваанул вперед – И выдернул меня зав руку... Стена упала... Жизнь идет – И учит, учит... Ту науку Приемлем от небесных сфер... Курс новый начался с картошки Куда, всем прочим не в пример, Я опоздала на немножко. Пришлось в назначенный колхоз Самой добраться электричкой – И погружась в сельхоз-навоз, Не авторучкою-отмычкой Дверь агропрома открывать, А ручками в грязи копаться, Из лунок клубни выбирать... Но и попеть и посмеяться Хватало поводов вполне... Стихи рождались озорные... Та осень золотая мне Напомнила про дни былые, Что с тетей Раей провела... Пробой во времени мне дорог... Нас вдохновляли на дела Алеша с Жорой... «Бедный Йорик» -- Такую кличку заслужил Один из шефов-аспирантов, Бурмистенко Алеша, был Из тех общительных талантов, С которыми всегда легко... Трудились под сентябрьским небом... Нам прямо в поле молоко С горячим привозили хлебом -- Ни от чего не отрекусь. И это школа журналиста... И покатился новый курс... Шатер стеклянный нам искристо Сиял небесной бирюзой В дворце, подаренном журфаку В том сентябре на Моховой... Мы по студенческому траку Плелись, карабкались, брели... В соседстве был ДК гумфаков... В студенческий театр могли Захаживать, где Марк Захаров Прокладывал особый путь В искусстве современнной сцены. Художник смелый что-нибудь Привнес в формированье смены Слуг микрофона и пера... В театре как-то был капустник. Порадовала всех игра Студентки нашей... Безыскусных Врубилась в память пара слов: Лужки воловьи, дескать, -- наши... Нет сотрясания основ, Никто в патриотичном раже По-идиотски не орал, Не возглашал партиийных здравиц, А представления финал Все ж мог катарсисом поправить В судьбе ошибки и в душе, Гнилую растворяя закись... Не гнить в безмысленной парше Учил с Рожновским Крошка Цахес Партийным догмам вопреки... Мы что ни день штурмуем Шипку, К ыершине делаем шажки... А Оля Маслова ошибку Нашла в учебнике... В каком! Он утвержден в ЦК, конечно – По политэку... Напролом Прошлась по формуле извечной, Всех убедившей: хуже нет Капитализма на планете – И доказала: полный бред... Не может опровергнуть эти Прозренья ясного ума И наша лекторша, представьте... Да. Новосельцева сама Сказала Масловой: -- Оставьте Мне ваши аргументы. Я Свяжусь с издательством... Связалась? В марксистской схемке бытия Наверно много б оказалось Таких же ляпов. Но кому Втемяшилось бы в черепушку Искать ошибки? На тюрьму Менять московскую избушку? Увольте... Так вот и живем В полусознательном притворстве. Мечтаем, каждый о своем И ожем себе самим в упорстве... Военка... Медицине нас, Девчонок учат. Это в радость Наташи матушка как раз Медичка. Мне она казалась Примером... Тете Любе я Хотела бы уподобиться. И медицинская моя Учеба – к пользе: научиться Уколы делать – есть резон. Учусь всему, чему нас учат: Как банки ставить, снять мозоль, Что делать, коль живтик вспучит У малыша... Короче все Сестринско-фельдшерской знанье Полезно: кто-нибудь спасен Однажды в ж изни будет нами – Уже по вторникам не зря Мы мышцы с косточками учим И колем муляжи... Нельзя Шутить здесь. Баловство исключим... Когда юнкором я пошла В воронежскую молодежку, Моей наставницей была Абросимова... Я немножко О ней рассказывала вам. Ее встречаю на журфаке – В аспирантуре... Землякам, Как говорится. В руки – факел: Найдем о чем потолковать. Я поделилась с ней заботой: Мне что-то с практикой решать Придется... Галочка с охотой Рекомендует Нальчик. Там Она росла и папа с мамой, Конеяно. Будут рады нам С Наташей, что на курсе самой Подругой близкой мне была... И вот он, Нальчик. Перед нами... С полета горного орла – В подкове гор... А меж горами – Чудесный город и река Поименованные «Нальчик»... В не столь уж давние века – (Вы можете вписать в журнальчик) – Российской армии кордон На этом месте размещался... Стал слобождой позднее он – И постепенно развался Аж до столицы Кабарды С Балкарией в двадцатом веке... По правув жители горды: Когда в разбойничьем набеге Вошли фашистские полки Незваными в кавказский город, Не подносили шашлыки Им горожане... Был заколот Кинжалом горским не один Из «культутрегеров» нацизма Орлами на врагов с вершин Слетали партизаны. Тризна Кровавя ждала врага И днем и ночью в каждом доме. И даже добрая река Врагов топила, в грозном громе Орудий Закавказский фронт Нем смерть губителям Кавказа, И уползла за горизонт Скорей фашистская зараза. -- Девчата, я как тот кулик, Свой Нальчик восхвалю охотно. Не слишком город и велик, С Москвою не сравнить – и хоть нам, Как городу – полсотни лет, Но здесь десятки предрприятий, Которые выводят в свет Сырье, приборы... Без изъятий Берут их Англия. Иран Германия – да кто угодно – Десятки самых разных стран... К нам приезжают ежегодно Туристы, лазят по горам Отчаянные альпинисты... Для вас Эльбрус был «где-то там», А вот он, гляньте! – Журналисты Охотно посвящали нас, Стажерок в местные условья: -- Здесь и курорты – высший класс Для возрождения здоровья. Театры и музеи есть, Высокая литература -- Живет Кайсын Кулиев здесь, Жива народная культура – Стажерок взяли на постой Абросимовы – вот удача! Домишко с садиком простой, Бревенчатый – ну, просто дача. Светличка выделена мне С Наташей... Вечерами в спорах.. Легко вписались мы вполне В отдел... Над нами Алла Скорых Актино шефствует. Она С Абросимовою Галиной Училась вместе. Здесь -- одна С журфака... Нас тотчас ввели на Оперативные дела... Мы по республике мотались. Где нас сенсация ждала, Туда по-репортерски мчались. Курортный славили сезон, Открылся старый парк? Отлично! Он восстановлен, обновлен – Теперь задача – снять прилично И текст нормальный написать, Потом – монтаж – и на экране Абросимовым показать... -- Ну, прямо вы, Наташа с Таней, Здесь точно две телезвезды... -- Там вместе разных два народы, Балкарии и Кабарды Сынов свела судьба-природа... Я не увидела вражды Меж ними, но встречалась ревность... Мы в репортерские труды, В оперативность их и нервность Нырнули – и гляди: плывем... И к нам относятся серьеезно. И репортажики сдаем Едва не каждый день – не поздно, Старемся не подвести. И так планирем поездки, Чтоб что-то видеть по пути: Эльбрус, Чегем – они – как фрески На васильковых небесах... Случилось поснимать в обкоме. Вводили в мимолетный страх Чиновники – как будто в коме Забронзовевшие мозги... Мы прок сценарии оставим – И самолетом – до Москвы... Друг дружку с практикой поздравим... Поэма шестая. Саша Газазян... Войны кровавой год второй, Алкает враг богатств Кавказа... Тбилиси, город над Курой! Да сохранит Господь от сглаза Великолепный теплый град, В котором я уже родился... Седой Акоп, отец мой, рад: В солидном возрасте женился – На полтора десятка лет Его, недавнего гуляки Мать, Назмик, младше... И отец Из города Ахалкалаки И мать... Гулякою назвал Отца я, кстати, не по праву... В работе папа стартовал В одиннадцать... Детей ораву Дед Мартирос кормить не мог... Сапожнику, как Ванька Жуков, Акоп был отдан, но в сапог Не скоро гвоздь забил. Наука Мастерового началась С того, что относил штиблеты Заказчикам... Над парнем власть Сапожника безмерна. Эти Законы цеха соблюдать Неукоснительно обязан Мальчишка... Можно порыдать В подушку ночью... Только связан Он строгой волею отца. Отдал в сапожную науку, Что означало: жизнь мальца В хозяйскую вложил он руку – И значит, надобно терпеть... Носил вымачивать на речку Подошвенную кожу... Греть Ручонки не дано о печку – Все в цыпках... Горек скудный хлеб, Зато суровая закалка Выковывала личность... Мне б Не смочь такое... Сильно жалко Мальчишку зябкого, отца... В четырнадцать годков трудиться И мама начала... С лица Совсем девчонка, но свершиться Беде случилось: умерла Семейства мать – и ей, как старшей, Пришлось... Она швеей пошла... Мне представлялась жуткой, страшной Моих родителей судьба: Всегда на грани выживанья Неумолимая борьба Лишала их учебы. Знанья Лишь те, что им насущный хлеб Давали, добывались в схватке С нуждой... Я повторю, что мне б Такие не снести порядки... В Ахалкалаки жил тогда Мой дед Саркис... Над скромным градом То ярче, то тусклей звезда... Судьбу его окинешь взглядом -- И видишь: были времена Удачные: звезда сияла... Лет девятьсот назад она Всего сиятельней пылала – Тогда и зародился град. Приток Куры река Парвана Поила – расцветал как сад Весной кавказской... Но тирана- Соседа город раздражал – И он разграблен и разрушен. Два века горько простоял В руинах – жизни дух потушен В Ахалкалаки... Но потом Жизнь в тихий город возвратилась... У деда под горою дом Из камня. В нем семья ютилась Немаленькая – и меня Порою привозили к деду... Его сухая пятерня Меня поглаживала... Еду К нему за мудростью. Хранил Мой дед Саркис язык армянский, В шкафу – черкеску... Не забыл Об Айястане. Ереванский Знал каждый камень – И Севан -- Армянское святое море -- И Арарат – весь Айастан... И сагу о народном горе -- Нечеловеческой резне, Еще армянскую легенду Втолковывал упорно мне, Чтоб в мозг, вернее, чем на ленту, Ту правду с притчей записать: Бог сотворил однажды Землю В каменьях всю... Решил собрать – (Рассказывает дед, я внемлю) – Все камни в кучу... -- Кто здесь жить, -- Спросил Всевышний, -- согласится? – Молчат народы... -- Так и быть! – Решил армянский поселиться На тех каменьях. До сих пор Раскаивается – гордится Той жизнью между диких гор... Христовой верой озариться Пришлось армянам так давно, Как никому во всей Европе... В пещере сыро и темно. Там заточен Григорий, чтобы Свет веры вместе с ним угас... Язычник Трдат-царь монаха Велел сгноить. Но как-то раз Вдруг из языческого праха Воскресла царская душа. Пришло к тирану озаренье: Христова вера хороша – Как будто спало ослепленье – И Трдат окрестил народ... В многоязычье толерантном Я счастливо хоть бедно рос... А вскоре стал и старшим братом, Когда родился Михаил. Мне три, а он качался в люльке. Забавно чмокал и гулил, Тянулся, чтоб достать висюльки... Меня послали в детский сад... Однажды шлепнулась со стула Вдруг воспитательица... Рад Был каждый – смехом захлестнуло Всю группу... Снова об отце: Спокойный, скромный, седовласый, Всегда в трудах, а на лице Улыбка... Хитрость, выкрутасы В общеньи папа не любил, Друзьям последнюю рубаху Готов отдать... Надежным был, Пошел бы за друзей на плаху – И потому он был любим В Тбилиси многими... Считались И важные персоны с ним – Советовались и общались... Мы на Плехановской живем, Солидной улице центральной. Архитектурно каждый дом Красив, отделан уникально. Кинотеатров пять на ней, Здесь киностудия, «Динамо»... Футбол тех незабвенных дней: Пайчадзе в наступленье! Гамма Эмоций льется через край, Весь город страстью заливая: --Давай, Борис! Вперед! Играй!... – Кричат болельщики, взывая К нему, великому... И вздох Над улицей сменялся криком... Не раз болельщиков в восторг Ввергал Борис... О нем, великом, Тбилиси вряд ли позабыть Хоть через сто веков сумеет Героев пламенно любить, От коих ретивое млеет, Умеет наш футбольный град... Замечу: вечным конкурентом Был для «Динамо» «Арарат». В непримиримом, (хоть корректном) Противоборстве – два столпа Футбола с южной жаркой страстью Рубились – и неслась толпа По нашей улице – и счастью Победы не было границ... И я тем счастьем сердце грею. Тбилисец я... Антагонизм Тбилисцам чужд. Здесь и еврею И армянину хорошо... Отец в Тбилиси перебрался В двадцатых, а жену нашел В сороковом. Союз скреплялся В Ахалкалкалаки – вся родня Живет здесь у отца и мамы. И дядей, теток у меня, Полно, а я любимый самый, Надежда этой всей родни... Брат Миша мал, а я-то в школу Уже собрался в эти дни. Четырнадцатою мужскою Я был записан в первый класс. На Ниношвили привечала Та школа несмышленых нас. Не сразу детвора узнала, Что Ниношвили был поэт Грузинский. Именем поэта Назвали улицу, где нет Дворцов роскошных... Школа эта Была построена тогда, Когда затихла канонада. Восходит мирная звезда Над школой – и учиться надо Усердно – сколько хватит сил... К звонку мы на этаж взбегали, Звонок в волнение вводил... Учительница! Мы вставали... Класс: белизна-голубизна Стены окращенной добротно. В стене – широких два окна. Три ряда парт. Заполнен плотно Мальчишками просторный класс, Остриженными под нулевку. Горнаробраз, как дикобраз, Являл и волю и сноровку, Чтоб оболванить малышей... Мой ряд – второй. На третьей парте Я – в центре класса... До ушей, До глаз доходит все... Распарьте Мозги сердечной теплотой, Тогда мы сразу поумнеем И осмелеем... С первой, той, Что нам вторая мать, умеем Мы знанья получать легко... Она, учительница Сима Михайловна, чтоб все легло В мозги, спокойно и красиво, Не обижая, учит нас... И вот я хорошо читаю, Пишу... Считаю так, что класс Завидует... Душой взлетаю От гордости: не дурачок... Когда сигналом, что уроки Закончились, звенит звонок, Топча друг друга по дороге, Летят мальчишки в гардероб. Одеться каждый хочет первым... -- Эй, первоклашек не угробь! – Директору стальные нервы Нужны... Потом наш школьный двор Футбольным становился полем. И холоду наперекор Мы атакуем, чятобы голом Игру победно завершить... А дома приходилось тяжко: Как можно маме объяснить? Чернильница непроливашка Повадилась портфель пятнить... В Тбилиси снег бывает редко: Раз в два-три года – и лепить Снежки, потом швыряться метко, И по накатанной лыжне Скользить нам здесь не приходилось. В горах, лежит, конечно, снег, Но кто же нас, скажи на милость, Кататься в горы повезет? Потом зигзагом наробраза Решают, что, наоборот, Должны – (их в крайности, зараза Бросает, ну, а мы -- терпи) – Должны теперь учиться вместе Мы с девочками... -- Уступи Дорогу девочке – и чести Мальчишеской не урони... – Краснел, обидному укору Навстречу... Странные они, Девчонки... Нас в другую школу Свели – на улице Камо... И педагоги понимали: Невероятно, чтоб само Собой привычки поломали, Что в прежних школах привились... И нас плясать учили польку, Чтоб в танце за руки взялись... Наверно, был в том смысл, поскольку Увиделось, что с ними нам, Мальчишкам, как-то интересней... Растем... Портреты по стенам... Предметники... Я помню, песней Учитель пения увлечь Стремился нас в разгар урока... Но превращали в стыдный скетч Дырявые носки жестоко Учительские тот урок... Смешно? Да, нам смешно – и горько... Уже я по-грузински мог Читать, писать... Армянский только В семье обыденно звучал. А письменности-то армянской Меня никто не обучал... А в буквы мудрость христианской Идеи заключил Месроп Маштоц, те буквы сотворивший В четвертом-пятом веке, чтоб Народ, ту мудрость получивший В графемах -- (в них Маштоц сокрыл Всю философию эпохи, Все знания в те буквы влил, В последней букве – весть о Боге) – Ту мудрость с буквами впивал... А мне той мудрости Маштоца Не достается – сплоховал... Кому досталось, тем зачтется... От дома к улице Камо – Минут двенадцать спорым шагом. Тащу учебное ярмо То прямо, то порой зигзагом. В отличники не шибко рвусь, Не отстаю по крайней мере. Без напряжения учусь Едва ли на моем примере Отличных можно воспитать Учеников-энтузиастов... Люблю кино, люблю читать, Причем, не классиков – фантастов... О школе... Строили ее Давно – еще в начале века. И анекдотов-фаблио, Историй школьных шуткотека За эти годы собрала Немало. Вот и в нашем классе Одна история была, Запомнилась школярской массе. Особенного ничего. Ни в чем преступном не замечен, А все ж неловко от того, Что будто бы и я замешан. Был день рожденья. У кого? У Наночки Аджиашвили. Был стол богатый. На него Вина бутылки водрузили – Бутылки две на нас на всех. Его-то, в общем, и не пили... А в школе так раздули грех, Как если б мы кого убили. За то несчастное вино Нас всех песочили полгода. Да в тартар провались оно – Причем здесь я? Не пил же! Мода У шкрабов – скучно доставать... Мы в чем, по правде, виноваты? Долбите Наночкину мать С отцом, а нас за что? Долбят – и Никак уняться не хотят... Уж эти мне тупые шкрабы! Достали тем вином ребят. Уж лучше б выпили – хотя бы Тогда страдали поделом... Все годы с девочками парту Делю, а класс и школьный дом Заполнен смехом их – хоть в Тарту Сбегай – подальше, но и там, Поди, достанет визг девчачий... Тут новоселье вышло нам: Решили наверху к удаче Для нашей школы: не нужны Теперь нахимовцы в Тбилиси – И дом освободить должны. А в тот дворец переселился Тот шумный школьный экипаж, В котором беззаботным юнгой – Растет слуга покорный ваш, Носясь по коридорам юрко. Взрослея, больше полюбил Историю: как встарь, что было Хотел узнать... Читал, учил Про дальние места – вводила В них география... Потом Стал к физике неравнодушен. И воспитание трудом Мне подходило: не нарушен Ген трудолюбия во мне. Урок труда мне был по нраву. Не оставался в стороне. Урок труда мне не в забаву. А если просят починить, К примеру, парты, пол покрасить, Розетку в классе заменить – Я рад пилить, строгать, дубасить, Вбивая гвозди, молотком... К биологическим наукам Проснулся интерес потом, К таким фундаментальным штукам, Как зоология... За ней И анатомия старалась, Чтоб стало многое ясней, Что важным каждому казалось... Каким-то чудом комсомол Меня не взял в свои объятья. Зато стал близким волейбол. За класс охотео стал играть я. Атаковал и отбивал. Был в классе я не самым резвым, Но трудные подачи брал, Команде, в общем, был полезным. Случилось так, что мы сперва Накостыляли всем в районе, Потом в республике... Москва Сияет нам на небосклоне: Зовут на сборы... После в Минск Помчали на спартакиаду... В республике – восторга писк... На шаг назад вернуться надо... К моменту этому уже, Закончив школьное ученье, Мы все – на вузовской меже. Понеже важное значенье Спортивной жизни придают В Тбилисском университете, На месяц раньше всех сдают Спортсмены – и порядки эти Тем летом полусотни нас, Избранников судьбы, касались. Спортсмены показали класс: В студенты чуть не все прорвались. Я, я остался за бортом, Понеже был без комсомольской Характеристики... Потои С командой нашей волейбольской Тренироваться продолжал – Уже студенческой в то время... -- Ведь ты же не студент? Мне жаль... – Запрет играть ударил в темя... Я собирался на истфак, Но стала мне круиым барьером Бумажка.... Так порой пустяк Вредит надеждам и карьерам. Здесь горечью наполнен стих, А в сердце – боль, сродни зубовной... Поскольку тут меня настиг Еще один удар, любовный... Я не рассказывал друзьям, Не позволял лицу зардеться, И Виолетта Пилосян Была моею тайной с детства. И ей о чувствх не сказал, О чем до сей поры жалею... А краше в жизни не встречал – И этой памятью болею. И вот – добавилась одна Печальнейшая из коллизий. Провальным летом вдруг она С семьей покинула Тбилиси... А вскоре тренер позвонил: -- В Москву летим на сборы... Скоро.... -- Команду мною укрепил... Ребята из Тбилисской школы И в Минске бились от души С кавказской страстью и задором, В атаке были хороши Пред сеткою живым забором Выпрыгивали... Дали нам В итоге дорогую «бронзу»... Вослед шла слава по пятам... Но жизнь меня ввергала в прозу – Со всей серьезностью вопрос Возник насущный: что же делать? И вот я в первый раз принес Зарплату маме... Покумекать О жизни будущей всерьез Конкретно и престрого надо. Извечный обсудить вопрос: С чего начать? – ведь мармелада Мне жизнь авансом не дает И не сулит судьбы парадной. Мешки таскаю взад-вперед Я на тбилисской мармеладной Известной фабрике... Гожусь, Считаю, по большому счету, На большее, а вот – тружусь Подсобником. На ту работу И то по блату я попал – Определили по знакомству. Сперва, как грузчик жилы рвал, Но не по силам, хоть упорству Меня не надобно учить... Неспешно делаю карьеру: Решили вдруг переключить В весовщики... Отвесив меру Тбилисских фирменных сластей, Я заколачиваю ящик. От молотка и от гвоздей Все пальцы – в ранах... Предстоящих Шагов судьбы не угадать. Но я – удача! – в комсомоле. Теперь бы можно в вуз подать. Я весь в фабричном волейболе, В концертах, звонких вечерах... Вошел в актив – куда деваться?... А вуз? Одолевает страх... Октябрь... Тут новенькая, Ася Пришла на фабрику. Она Желе по формам разливала... Улыбка нежная ясна... И вот – меня околдовала. Я что-то на тележке вез... -- Который час? – она спросила... Я встречный задал ей с вопрос: -- Ты с арифметкой дружила? -- По всем предметам только «пять» Я неизменно получала... -- Так нужно было поступать! – -- Недобрала к несчастью балла. – Разговорились... Взгляд с огнем -- Ожоги на душе и коже... Приснилась даже.. День за днем Мне Ася ближе и дороже... Я с ней волшебные часы Провел – по вечерам встречались... Извивы шелковой косы, Что ниже талии качались, Хочу погладить – и боюсь... Чудесной девушкой любуюсь... Ответной нежности добьюсь, Наговорюсь с ней, натанцуюсь... Она хотела на физфак – Но ей близка литература. И с ней мне интересно так И так светло! Лицо, фигура, Походка, голос все родней – И я осмелился в июне О чувствах объясниться с ней – И смелость та была не втуне: Я тоже девушкой любим – И эта радость беспредельна. Ее позвал физфак. Пусть с ним Свяжу судьбу и я похмельно, Лишь с ней бы рядом быть всегда... Конечно, Ася поступила... Меня, увы, моя звезда Вновь подвела – не пофартило... Она студентка, а меня Избрали комсомолским боссом. Об Асе думаю полдня, А после мчусь веселым кроссом В библиотеку, где она Вгрызается в гранит науки. Лишь ею вся душа полна. Ее лицо, глаза и руки Уже не вырвать из души... Чисты и трепетны свиданья, Невинным чувством хороши Прогулки, взгляды, провожанья... Теперь мой курс – на политех, В строители. Решил: строитель Прорвется в вуз вернее всех – И с фабрики ушел. Губитель Надежд подвел – лукавый рок... В «Промвентиляции» -- замерщик. Туда меня сосед вовлек – -- Потянешь! – Он в прикидках вещих К удаче – оказался прав. Нужна натура геометра, Воображение... И став Замерщиком, довольно метко Попал в профессию свою И в ней трудился с вдохновеньем. Но рок в удачное ревю Судьбы готовился со рвеньем Поправки жесткие внести... Я раньше получал отсрочки От службы, но всегда везти Не может. Выбран весь до точки Лимит отсрочек и меня Призвали вместе с Михаилом В стройбат московский... Вся родня На службу братьев проводила В Московский (Тушинский) стройбат. О Тушине скажу особо. На нас, приехавших, глядят Глаза истории. Попробуй Свой взгляд с усмешкой отведи – И там особое увидишь. А посему вокруг гляди – Запоминай, учись... А выйдешь Со службы – после землякам Урок истории расскажешь... Тысячелетьям и векам Воздай почтением. Уважишь Вниманьем к слову о былом, Глядишь – сторицею воздастся. С веками виз-а-ви живем, Его века – его богатство. Зеленый красочный район У кольцевой автодороги С норд-оста лесом обрамлен Алешкинским, а на востоке – Водохранилище, канал... Он воду волжскую столице Еще в тридцатые подал. По праву можно им гордиться Десятилетия спустя. А Сходня с Химкой – это реки... Над Чашей Тушинской летя, Вопрос поднимешь: в кои веки Тот ковш на Сходне сотворен? То упоительное чудо Природы здешней создал Он, Господь... Увидев – не забуду... У Химкинского моря – парк... Здесь воздух с запахом живицы: Вдохнешь – и хоть пляши гопак – Лекарств не надо... Край столицы Отмечен в летописях был Назад четыре с лишним века... В усадьбе Братцево любил Бывать – там все для человека, Его покоя и души, Век восемнадцатый сподобил... Поэт, поярче опиши Все Тушинское бесподобье... Мне жаль, что Ася далеко: С ней погуляли б в увольненье... Служить солдату нелегко... -- Отбой! – Забывшись в сновиденье, Я вижу милую. Она Мне видится еще прекрасней. Я знаю, что она верна. И сон о ней – мой тайный праздник. Когда, осилив карантин, Всю роту подвели к присяге, Из всей команды я один Запомнил текст. В солдатской саге, Которую любой солдат, Чуть приукрашивая часто, Рассказывал всю жизнь подряд, Присягу, как глоточек счастья, Любой служивый отмечал: Обед солдатский повкуснее, Концерт в солдатском клубе, вал Муштры дубовой послабее... Меня комроты отличил За то, что выучил присягу. Я в трудной службе не ловчил. Служу, свою слагаю сагу. Определили на завод. Мы связываем арматуру, На вибростенде нас трясет... -- Язык не прикуси там сдуру! – Из дела личного любой Поймет: я комсомольский лидер. Комсоргом взвода избран – в бой С апатией и скукой вывел Меня общественный удел... Ком. отделения, ефрейтор, Дундук безграмотный, хотел Нарядами затюкать... Флейта Моей души чиста, светла – И не понять, зачем тот упырь Меня затюкивал сподла... Но я и выдержку и удаль По комсомолу проявлял... Комроты шлет меня в учебку, Что в Реутове... Здесь блистал Я строевой повадкой, цепкой Отличной памятью... Во всем Здесь первый... Принят кандидатом В КПСС – и в послужном Отмечен списке, что солдатом Стал классным Саша Газазян... Как исключенье мне – три лычки... Сержантом возвращусь к друзьям – Учебка строгие приыычки Смогла во мне сформировать. Мне должно землякам и брату Теперь команды отдавать... Просился на прием к комбату: -- В подразделении ином На должность бы просил поставить! -- Нельзя! – Что ж, ладно... День за днем Служу... Брат Миша мог подставить: То тесный ворот расстегнет, На животе ремень ослабит... А мне уже доверен взвод. Дам волю брату, он ославит Меня по роте, дескать, слаб... И я с него снимаю стружку, Острей, чем с прочих всех... Меня б И он гонял на всю катушку Будь в положении моем... Трудна стройбатовская масса... По-русски многие с трудом Команды понимают... Класса Дошли до третьего едва. Есть даже школа в батальоне Для недоучек – ведь Мрсква, Шпиль МГУ на небосклоне... Манит наук высокий дом... Солдатской службы день сверхплотный. Я взводный командир. Притом Еще по комсомолу ротный – Не увернулся – секретарь: Отмечено в служебном списке, Что был на комсомоле встарь.. Начальству не нужны изыски: -- Раз прежде был, то будешь впредь... Давай, солдат активизируй, Не дай народу захиреть... Я к замполиту: завизируй: Организуем КВН... -- Давай. Отличная идея! -- И в выходной из клубных стен Несется хохот. Мы, балдея, Играем, батальон смеша... А в нашей части и студенты, Чья изнахрачена душа: Не доучились... Те моменты Дают им радости глоток. Начальство батальона радо: -- Ну, комсомол, даешь! – Чуток Всем в батальоне та отрада Ослабила зажим души... На мне еще все стенгазеты... -- Да кто ж напишет? -- Сам пиши! – И батальонные сюжеты Я на листок перевожу. Чего-то даже сам рисую... Тут замполит зовет. Вхожу... -- Садись-ка, дело есть. В косую Линейку на столе тетрадь. Смущен майор: -- Такое дело: Никак со словом совладать Не получается. Умело Ты стенгазеты наполнял – Напишешь за меня статейку? Пишу, в газету шлю... Финал: Отныне каждую недельку Звонит майор из окружной Газеты нашей «КрасныЙ воин»: -- Пиши, сержант, опять... – Со мной Комбат считается. Доволен Мой «крестный папа» -- замполит: Отряд замечен генералом... И я доволен: мне сулит – «Как хорошо быть с гонораром» -- По песне – маленький барыш – Мое случайное занятье... Втянулся... -- Почему не спишь? Пишу статью! – И без изъятья Все командиры отстают: Пишу статью – святое дело. И увольненья мне дают По просьбе тотчас же... Летело Ракетой быстрой время... Часть В Ижевск направил строгий жребий Решила вне сомнений власть – Отчета от нее не требуй, -- Чтоб строили автозавод В Ижевске – городе рабочем Солдаты... Службе – третий год. Я принят в партию, чем очень, Сказать по правде, дорожу... Провальный опыт на истфаке В воспоминаниях держу – И партбилет вознес, как факел... Ижевск отметил 200 лет. Граф Петр Иванович Шувалов, Елизаветинский клеврет, Для якорей и самопалов Решил построить здесь завод Железоделательный... Послан Был инженер Москвин – и вот Завод в казанских землях создан На речке Иж. Она – приток Величественно важной Камы. Завод построен, и острог... По исполнению программы Железо в Тульский шло завод На ружья для полков российских. Варшавский арсенал берет, Расписаны в казенных списках Железа кричного куски – Все до остаточного пуда. Ковались сабли и штыки, Стволы рассверливались... -- Худо: Могли бы сами выпускать В Ижевске ружья и пистоли. --- Завод ружейный открывать? -- Давайте. Не сумеем, что ли? – Сумели, да еще и как! Не для мальчишек – из фанерки, А чтобы враг валился в прах, Здесь мосинские трехлинейки Особый выдавал завод... Ижевск – рабочий, оружейный Российский арсенал кует. А той винтовки трехлинейной – При ней граненый байонет – И прежде не было в Европе, Да и сегодня лучше нет В атаке штыковой, в окопе... Ижевской славе нет конца... Поделке старшего сержанта, Еще безусого юнца, Но оружейного таланта Ижевск путевку в жизнь дает: Калашниковский безотказный Штампует автомат завод, Предмет надежный и непраздный. А нас прислали возводить Завод большой, автомобильный. Стройбат пришел – заводу быть! Стройбатовец – солдат двужильный... В Ижевске я пощел в запас Уже не ротным – батальонным Секретарем... Мне был приказ Переизбраться. Снял погоны С большой задержкой потому... И вновь в замерщики вернулся В «Промвентиляцию»... Тяну, Как прежде, лямку... Но коснулся Уже столицы... А теперь И в журналистике набита Рука – и мне известна дверь, За коей мне судьбы орбита Откроется... Известна цель – Я, полный сил, стою у старта. Фильм «Журналист» как раз поспел... И Асенька – судьбы константа – Всерьез стремится помогать. Она у нас уже с дипломом – И мне берется диктовать, Чтоб русский письменный не комом Сложился, будто первый блин -- У Аси то ли от природы, От сверхначитанности ли – Способность правила и коды Строенья самых трудных слов И предложений без заминки Мне истолковывать – основ Словесности торя тропинки, Чтоб стресс вступительных годин Не заслонил мне перспективу. Историю учу один. В английском инициативу Берет Нателла... У нее Сестра -- студентка на инязе. Косноязычие мое Одолеваем... На Кавказе – Друзья – такой потенциал, С которыми своротим горы... Я утром в шесть часов вставал, Бежал к Марине – разговоры Вести на English’e, читать – И пересказывать сюжеты, Запас словарный прибавлять... -- Нателла – кто? С Нателлой где ты, Друг, познакомился? -- А с ней Мы одноклассники... --- Понятно... Действительно, иметь друзей Всегда полезно и приятно... -- Конечно, Ася – первый друг. Она мне и во время службы И ныне поднимает дух. Мне радостно от этой дружбы. Когда я в армии служил, Она мне книги присылала, Чтоб, развиваясь, не тужил, Новинки... Как-то из журнала Кожевниковский «Щит и меч» Прислала – с очевидной целью: Придать мне мужества, сберечь Мне душу... А теперь артелью Помощников руководит, Чтоб по вступительным предметам Готовился всерьез, глядит, Напоминая мне при этом: -- И о заметках не забудь! – В газете железнодорожной На полосу открыли путь, В «Заре Востока»... Я – не ложно Замечу – целый чемодан Скопил серьезных публикаций. Мне референс отличный дан... А без таких рекомендаций Напрасно не суши мозги Среди дрожащей абитуры: Не примут на журфак Москвы... По свойству пламенной натуры Решает Ася: -- Я с тобой!... Мы сняли комнатку в столице... И грянул бой, жестокий бой – Не время петь и веселиться. Я сочинение писал О фильмах, снятых по Толстому. Я фильмы видел те, и знал, И описал их по-простому, Как здравый смысл мне подсказал. – И через тот барьер прорвался. Мне позже сообщили балл, На русскам устном... Зашатался Итог на этом рубеже... Заговорил с соседкой Олей... Меня одернули... Уже Прощался с МГУ-шной долей, Молился: -- Боже, за меня Словцо ужасным сим замолвишь? Боюсь из горше, чни огня... -- Престрогим Шанской с Абрамович Бог что-то, видимо, шепнул: Нас с Ольгою валить не стали... Оценку получив, вздохнул... Уж если бы четвертовали – И то бы легче перенес... -- Поесть бы что ли хоть сосиски... – Экзамен третий. Мне вопрос Понятно задан по английски... Волнуясь, начал отвечать Довольно гладко, без запинки... -- Как? Что? – С экзамена встречать Бежит навстречу Ася... Льдинки Слегка подтаяли в душе... -- Не расслабляйся! На последнем Держись на трудном рубеже... Я сдал! И налаждаюсь летним Столичным праздничным мирком С моей прекрасной, чудной Асей... И в первый курс вошел тишком... Я долго бился, не сдавался -- Анкетные дела: -- Бери, -- Велят, -- на курсе секретарство! -- Я не хочу в секретари: С учебой предстоит мытарство! Пусть Скоркина возьмет бразды: Была секретарем райкома... – Но члены партбюро тверды: -- Кончай выеживаться. Дома С женой капризничай. А тут... -- И навязали секретарство... От вожака студенты ждут Реальных дел... Мне, в общем, барство Не свойственно... Вхожу в контакт С учебной частью и парткомом. Роль вожака – не сахар, факт. Я не желаю чтобы комом Жизнь комсомольская пошла... Я комсомольцев подключаю Во все столичные дела... В Домжуре праздник назначаю С участием больших гостей Для первокурсников журфака. Переключатель скоростей – На высшей... Я лечу... Однако На все мне не хватает дня И ночи... Ведь от семинаров, Конспектов вряд ли кто меня Освободит... Тычков, ударов Не меньше, чем на курсе все От профессуры получаю... Кружусь, как белка в колесе, Не сплю... Короче, не скучаю... Истпарт, Митяева... Мне с ней, Как двум партийцам удается Контакт наладить... При моей Активной роли, курс несется Всей кодлой в Горки, где Ильич Провел последние денечки... Митяева держала спич, Истпарт чуть оживив на точке, Где все осталось, как при нем... Вот в гараже «роллс-ройс» огромный, Вот лавочка... На ней вдвоем Со Сталиным снимался... Темный Тянулся за вождями шлейф... Но компромат о том и этом До времени упрятан в сейф... И рисковали партбилетом И жизнью те, кто хоть намек Себе позволил о «бессмертных»... Хрущев прорвать блокаду смог – И все узнали о несметных, Несчетных жертвах той войны, Которую вели с народом Они, властители страны... И Сталин нравственным уродом Пред миром и страной предстал, Причем, пред миром много раньше, Чем пред страною... Я устал Учить истфак с марленом... Рань же Не так меня кроваво боль... Притворство стало общей сутью... Моя в том водевиле роль Трагикомична... Ну, да судьи Кто?... Я в английском не силен. Наташа Форес нам примером – Как англичанка чешет... Стон: Тянусь за нею, но с предметом Справляюсь лишь с большим трудом. Ну, что ж, коль есть ориентиры, Я дотянусь, возьму горбом. Себя из безъязыкой тины За черный с проседью вихор, Конечно, вытащу... Кавказзский Огонь, упорство и задор Соревновательный – не сказки... Над переводами корпел... Физвоспитания нагрузку, Хоть и сверх сил, но все ж терпел: Не дал бы за прогулы спуску Мэтр Хорош ни секретарю Ни даже самому декану... И вот – бегу, лыжню торю, Замедлю бег, когда устану... Уроки должен посещать: Вожак пример для подражанья... Машинопись... -- Пошли «стучать»... – Здесь мало одного старанья: Особый надобен талант К «слепой» машинописи скорой... Неведом мне ни аспирант И ни один студент, который Так научился бы стучать... Долбим одним, двумя перстами... Нам, главное, зачеты сдать. Потом доучимся и сами... Фразеологии воздал Почетом: острую, живую О ней, родимой, написал В семестре первом курсовую. А Прохоров у нас марлен Читает социологично... Недавно среди этих стен Задавлен властью, симпатично Преподававший сей предмет, Профессор-западник Левада... Левады на журфаке нет, А Прохорову ловко надо Лавировать, чтоб донести Социологиюю до массы Студентов. Суть ее спасти... Но есть средь массы «фантомасы» Под маской, что любой судьбе Поставят тайной докладною Барьер – «кроты» из КГБ... Следят, конечно, и за мною. Ведь худо-бедно я – вожак... Но дарит светлые минуты Кучборская... О, мой журфак! О чуде том упомяну – (ты Прости, ЦК КПСС) – В моей молитве это чудо. Спасибо, Господи! – ведь без Нее пришлось бы вовсе худо, А с нею – радостно душе! Татаринова! В той молитве Ее упомяну... Уже Заведомо в духовной битве Разгромлены, побеждены Двумя подвижницами духа Все бесы мрачные... Должны Понять мы все: как тускло, глухо Существовали бы без них... Нам повезло... Тяжеловато: Не древне-русском нужно книг Перелопатить многовато... Я на четверку сдал предмет... И после сессии -- в Тбилиси... Здесь – шок! -- Спаси, Господь! – Но нет – Напрасно Господу молился: Два дня – и мама умерла... Она давно уже болела, Но весть в столицу не дошла: Она беречь меня велела От беспокойств и черных дум... С последним маминым уроком – Учеба не идет на ум – Как током, пораженный шоком, В общагу горестно вступил... Как буду дальше жить без мамы? Я словно бы в отрубе был, Как будто бы под небесами Погасло солнце для меня... Но в сны ее Господь приводит – И будто солнце для меня На небосклоне ночью всходит... Семестр второй не знаю как Осилил – словно был в тумане... Был Шведов, помню... Вел журфак Меня как будто на аркане. Я пробежал на «Маяке» Учебной практики недельку. Заметок горсточка в руке... Усталый падаю в постельку... Мне Шведов подобрал вопрос: Кто из армян сыграл Отелло Блистательно. Ответ принес Зачет «по Шведову»... Взлетела Душа. Ответил: -- Папазян Ваграм...— По засиявшим ярко Усталым шведовским глазам, Я понял: этого подарка И ждал великий от меня – И отпустил меня с зачетом... А я поплелся, семеня... Как сдал все остальное чохом, Как сессия прошла – туман... Но сдал – и в форме стройотрядной Я в Приишимку, в Казахстан На труд тяжелый, непарадный Поехал... Был один чудак, Свекольной выхлебал изрядно – И на бульдозере – нещак? – Крушил в селе заборы... Ладно, Спровадил третий трудовой. А то, что заработал, кстати: (Пора мне с жизнью холостой Кончать) -- на свадьбу все потратил. В Тбилиси собралась родня Моя и Асина, а после Пришли, поздравили меня В Москве ребята, те, что возле Меня штурмуют цитадель Журфака, кто со мною вкупе Высокую провидит цель В радийной нашей славной группе. Теперь жена моя со мной В столице – рядом, тесно, близко... Не налюбуется Москвой... Снял комнату... Нужна прописка. Без штампа в паспорте ее Не хочет брать никто на службу... Помыкались – житье-бытье Не сладко... Вместо блата дружбу Включили – действенный ресурс – И взяли в ПТУ физичкой... С картошки начинался курс. Я проманкировал привычкой Быть в гуще... Стало быть, второй -- Серьезных и не очень знаний – Красиво скажем – пир горой, Курс новых острых испытаний. Нас Ружников седой вводил В суть специальности радийной... Меланхоличный малость был, Но милый. Малость пародийный. Второй журфаковской зимой Опять отправился в Тбилиси, Год как нет матушки со мной. Могилке скромной поклонился... Со мною Ася... От нее Тепло и свет исходят чистый... Она – дыхание мое, Моя мечта, мой зной огнистый... Теперь мы с ней живем в Москве... Разлуки лопнула преграда. В моей душе, и голове, В моей судьбе одна отрада... И вновь учеба... Вывожу Ребят в Москву на выходные, По старым улочкам хожу... Живут в Москве, а вот – чудные – Не видят матушки-Москвы... И я от душ сооружаю К столице тайные мостки... А с нашей группой выезжаю И в Новый Иерусалим, В Архангельское и на Истру... Толстой вел русский... Вместе с ним, Чтоб в душах вдохновенья искру Возжечь, взыскующих добра, Привозим в Ясную Поляну... Нет, это вовсе не игра. Играть с великими не стану... Гуляет с нами добрый граф Илья неспешно по усадьбе... Ее у графа отобрав, Жалела: -- Эх, и жизнь забрать бы! – Такая «добренькая» власть... В походах по Руси ушедшей О многом поразмыслишь всласть... О чем-то дуб негромко шепчет – О том, как графа Льва встречал? Я этот курс с хвостом закончил – Английский слабо отвечал... Из книжек граф гримасы корчил: Ведь он и по французски знал... В семестре этом курсовую О Би-Би-Си я написал... И в степь казахскую, сухую... Я в стройотряде командир, А комиссаром – Жора Зайцев... Отряд мой дом соорудил, Вчерне – коровник... Отказаться От стройотряда не могли Ни я ни Жора – коммунисты... Вновь «третий трудовой» прошли На полдороге в журналисты... Поэма седьмая. Света Назарюк Летит вперед на всех парах Второй сентябрь журфака... Толпы У МГУ на Ленгорах... Непосвященный, точно, в толк бы Не взял: одета ребятня Не для учебы и прогулок – Для грязного труда... Меня, Сельчанку, сей зигзаг в заулок С проспекта главного судьбы Не удивил, не огорошил... Я средь студенческой толпы Предощущением хорошим Наполнена: дадут с собой, Наверное, картох в общагу. Мне с детства тот крестьянский бой, Дарящий веру и отвагу В противоборстве и с зимой, С бескормицей, и нищетою Привычен... Прежний опыт мой Всем подтвердит: чего-то стою. Бурмистенко Алеша – наш Вождь, лидер, светоч – наше завтра – Подпитывал ажиотаж, Внушал: картошечная сафра – Такой же важный элемент Студенческой балдежной жизни, Как сессия... -- Трудись, студент! Не бойся, что в земле отчизны Испачкаешь ручонки... Ты Поймешь, почем он, фунт картошки, Узнаешь: вовсе не кроты Трудились, чтобы ты на ложке Взял с пылу с жару, сунул в рот Пюрешку с маслицем и солью... ... Гудит автобус, нас зовет, Везет сентябрьскою Москвою, Выкатывает на большак... В окошках ярко – Подмосковье... Куда ты, катишься, журфак? Куда несешься? Колдовское Свеченье золотых берез И сосен мудрое молчанье Таят ответ на мой вопрос... Слегка подремлем под качанья Тугих автобусных рессор... Привозят в пионерский лагерь За Серпуховом... Мирозданье Мигает тысячами глаз – Здесь звезды ярче, чем в столице... Вселенная глядит на нас И вопрошает: -- Что вас снится. Ребята? – Даже и во сне: Бесчисленные лунки, лунки... Не по сердцу селянке мне Глядеть,: иные недоумки Не добирают из земли Картофелины, не копают. Лишь те, что поверху легли, В мешок расслабленно кидают – Москвички... Надо научить Крестьянскому труду неловких. С землей бессовестно ловчить – Пусть это навсегда в головках Дочурок маминых, как гвоздь, Торчит, забитый аж под шляпку. Любой из нас здесь только гость. Взял в руки лопатульку, тяпку – В тркде будь честен.. Мой урок Недавним школьницам столичным Пойдет, я полагаю, впрок... Сентябрь выдался приличным. На изумрудной мураве Вразброску – золотые листья... Мы не скучаем по Москве... Скучает ли по нам столица? Красивый парень Алексей Бурмистенко – наш вождь на грядке Кумир заветных грез для всей Девчоньей орды... Порядки Строги – бдит четко партбюро О нашем «облико морале»... На нем однажды – «контра – про» -- Мы это тоже разбирали. Мы стенгазету издаем... Веселые миниатюры Хозяев колят острием: Нас кормят безобразно, шкуры! Но, правда, носят молоко Нам прямо в поле. Пьем по кружке... -- Зато здесь лишний вес легко Уходит: -- говорю подружке Ирине Мароховской. С ней Здесь, на картошке подружились, Узнав друг дружку лучше... Грей, Тепло сердец нас... Дни сложились В те лунки, клубни и мешки... И разговоры возле грядки Горазд Алеша на смешки, Подначки, мудрые загадки... А вечерами молодежь Поет: «... От горечи целую Всех тех, кто молод и хорош...», -- Цветаевскую... Я взгрустну – и – То вспомню Юру... Он далек... Володя нравился Головкин, А на меня запал Витек... Он, Левченко, летел по тропке, Улыбкой детскою светя... Но чувство к Вите напрочь вымел Володя Левин... Не шутя Замечу: в имени «Владимир» Таится надо мною власть... Картошка, славная картошка... Угваздались в землице всласть И вот – обратная дорожка На электричке... Весь вагон Веселой песнею и смехом Был бесшабашно оглашен. Летим... Надеемся – к успехам... Сюрприз: нам выделен дворец С парадной лестницей широкой. Светло, просторно – и мудрец На глядит нас с портрета строго, Чьей волей университет Был в Белокаменной построен. К нему, конечно, пиэтет. И под его надзором строгим Стремимся «над собой» расти... И те, кто учится блестяще В кругу студенческом в чести. На English’e похвалят чаще Других Орехову. Она Так «спикать» здорово умеет! Оценка ей всегда одна – «Отлично»! Мамонтова млеет: Вот, дескать, как учить могу!... Я тоже с English’ом справляюсь, Но у Ореховой в мозгу Извилин больше... Я стараюсь... По медицине наш «маяк» -- Красавица Альбац Татьяна... Предмет отдельный – кое-как Иные тянутся... Но рьяно, Ответственно к нему всегда Готовится смуглянка Таня, Журфака первая звезда... Живет, сердца мальчишек раня... На старте курса шлют меня Во ВГИК на практику... Неделя С киношниками! Колготня... Иду ответственно «на дело»... Старательно врубаюсь в суть: От темы к теме что метаться... -- Статейки пишешь? Не забудь: Я – гений – Александр Миндадзе, Великий киносценарист! -- А фильмы есть в твоем активе? -- Сто фильмов... Будет... -- Ох, артист! А ты артисток всех красивей... -- Я написала репортаж, Как ВГИК готовит сценаристов. На группе был ажиотаж... Миндадзе... Страстен и неистов – Красивый южный человек, Работавший в суде до ВГИК’а Секретарем, чтоб взять разбег Для вуза, был солдатом... Книга Его судьбы вся впереди, Как и моя. И перспективы Не вижу общей... -- Ну, гляди, Не пожалей... -- Коль будем живы... – Итогом практики была Газета «Журналист» о ВГИКЕ И от мэтрессы похвала, Калашниковой... Я на пике Восторга – нравится, когда Мне отличиться удается... Веди меня, моя звезда! Судьба из малых соберется Моих успехов и побед В большую светлую Победу... Прошел семетр. Огрехов нет. В Кыштовку на побывку еду На шаньги с клюквой и блины, Крутые сочные пельмени, Но строчку северной лыжни... Вдаль уношусь – за мною тени Не поспевают... Вдалеке Вписываю лыжной палкой «Володя Левин» на снежке... От чувства – на морозе жарко... По политэку нам дает Курс Новосельцева... Известно – (Все знает вузовский народ!) – Что с ней особенно уместно Быть осторожнее в словах – Обидеть можно ненароком: Мы – молоды, на двух ногах, А у нее протез – итогом Целинной давешней страды, Когда она была студенткой – Не отстранилась лт беды – И вот: идет по жизни с меткой Страдания – в простых чулках, Скрывающих ее несчастье... Студентам неизменно страх Внушает. Я сочла за счастье, Схватив трояк за политэк, Но с первого прошла захода. Сдав политэк, ты – человек! Известно: у мэтрессы мода Лепить тяжелые «хвосты» Студентам по ее предмету... Бабаев-умница... Чисты К нему – ученому, поэту -- Студентов чувства... Он умен. Он знает – и готов делиться Добытым знанием... И он – Из тех, на коих мы молиться Готовы... Разница – ведь так С мэтрессою по политеку. Оценку точную журфак Любому выдаст человеку. Мэтресса многих довела... Никологорская, к примеру, Татьяна «хвостик обрела -- И тем поставлена к барьеру, Которым достуа ей к закрыт К стипендии... Она из бедных. Неправедное зря творит Метресса из стремлений вредных... Похоже, что стремится мстить За боль свою всему журфаку... Нам следует ее простить – Жизнь сотворила с нею бяку... Ушел второй в забвенье курс. И я на практике в Кыштовке, В районке без толку толкусь При МГУ-шной подготовке. Приехала – и поняла, Что место пракики – ошибка. Взять ничего здесь не могла. Привычная рутина шибко Меня не может вдохновить... Могла в любую бы газету Хоть областную позвонить – И пригласили бы, но эту Возможность упустила. Босс – Танаков, вижу, расплевался Со всеми, кто в газету нес Талантливое... Разорялся, Орал... Похоже, он совсем Все потерял ориентиры. В газете интересных тем Не обнаруживаю... Тины Зато словесной дополна – Беззубая, пустая жвачка.... Вот, предо мною вся страна, Я ж ностальгически, чудачка, Сюда, направила стопы... Ну, правда, сестры, папа с мамой, Как оправдание судьбы... Просчеты с жизненной программой Ведут подспудную игру, А правила ее секретны... Ветрам открыты на юру, Всем бурям жизненным приметны... Поэма восьмая. Ира Лесина Весенняя песенка Это просто весна сна лишила меня. Это просто весна, это трудно понять. Это просто весна – люби меня. Это просто весна – люби меня, Это просто весна, побудь со мной, Это нужно веcной. Это просто рекуа вобрала все ручьи, Это просто река мне о чем-то журчит. Это просто река... Я жду звонка, Жто просто река... Я жду звонка. Жто просто река – побудь со мной. Это нужно весной. Это просто капель мне тетрадь завила, Это просто капель мне зубрить не дала. Это просто капель – открой мне дверь, Это просто капель -- открой мне дверь. Это просто капель, -- побудь со мной, Это нужно весной. Автор: Ира Лесина. Песня написана в студенческие годы. И десять тысяч лет назад, Здесь, на лиричной речке Клязьме Где ныне -- современный град, Ходили люди... И не сглазь мне, Лихой, недобрый человек, Тот град, в чьем имени орехи С зуйком сплелись... Далекий век Тринадцатый оставил вехи В старинной летописи: князь Георгий шел сюда набегом... Позднее я здесь родилась... Прославлен город человеком – Не мной покуда. Есть резон Признать, что город основали Купцы Морозовы – и он Прял, ткал... Те ткани продавали Везде... А города отцы Радели о дуще нарола: Они, Морозовы-купцы, Не отступая, год от года Расстраивали городок, Здесь храм построили и школу, Театр -- культуры очажок... Представьте, даже и футболу Смогли вниманье уделить – И стадион соорудили... Британцев, правда, победить Не удалось... Знать – засудили... Июль семнадцатого... Здесь Выходит первая газета... Я в историческую взвесь Хочу еще добавить это: По воле запредельных сфер Мой скромный град привык гордиться, Что гений музыки Флиер Не где-то угадал родиться, А здесь... Сюда собкором ТАСС Мой дед направлен, Туголуков Сан свет Андреич... Много в нас, Во внучек любящих и внуков, От них приходит, от дедов С любовным, добрым поученьем – К нам в головы из их голов... Дед Алексадр был книгочеем, Так много завоведных строк Хранил в своем высоколобье... Дед статен был, красив, высок... Федосья, бабушка, в подобье Дюймовочки при нем была... Она в гимназии училась... Когда-то ... Хорошо вела Хозяйство и с детьми возилась... А дед со стороны отца Был Лесин Моисей Ефимыч, Фотограф-частник... В пол-лица Глаза, а в них всегда увидишь, Как в зеркале, лицо жены, Красавицы-хозяйки Розы Исаевны... И нет цены Тем снимкам... Царственные позы – Супругу профессионал Художественно, вдохновенно Едва не каждый день снимал... Величественно и надменно В осознаванье красоты Она глядит с тех снимков четких Хранят бесценные черты Те снимки и у дней коротких, Что отмеряет красоте И молодости мойра-карма, Ее не вовсе во тщете Берут... Гляжу – и благодарно Переношусь в былые дни... Невероятная хозяйка... Бабуля Роза... Лишь взгляни: Такая чистота, что жалко В те комнаты и заходить... А как готовит – объяденье, Умеет деду угодить Обедом – классное уменье! От мамы, видно, красоту В наследство принял папа Толя. Брюнет – лазурную мечту Неся в глазах, манил мечтою... И Туголукову мечта Околдовала та, Инессу, Чья несравненна красота, Нездешних королевств принцессу, Мою предтечу по судьбе, Мою красивейшую маму... Я от нее взяла себе Частичку красоты: по грамму От золотых ее волос, Прекрасного лица, фигуры... Азарт профессии привнес Дед Туголуков... Синекуры Он в журнализме не искал, Искал сенсации азартно... -- Филфак столичный – пьедестал Для твоего, Инесса, завтра! – И мама по его стопам Пошла -- и стала журналисткой. Она блистательной была И в этой ипостаси склизкой... Отец сверкал, как бриллиант В лучисто-пестром ореоле. И к спорту проявил талант, Оставил яркий след в футболе: Играл за «Крылышки»... МАИ, Закончил классным инженером. И даже платьишки мои Им сшиты... Вот таким манером Шел по судьбе: изобретал, Был изумительный рассказчик, В свободный час всегда читал... Технических проблем разгадчик, Руками сделать все умел, Накапливал в столе патенты. На девочек своих глядел С великой нежностью... Студенты: Учи, зубри, читай, решай... А сверх того – купай дочурку, Гуляй, пеленочки стирай Да наблюдай за ней вприщурку. Она в колясочке кряхтит – Отец газетою увлекся... Внезапно – рев: она лежит С коляской рядышком... Зарекся Читать гуляя папа впредь... Дал слово, что со мной гуляя Лишь на меня теперь глядеть Он будет, даже не мигая... А как-то от большой любви, Со мной в свободный час играя, Нос прокусил мне... Век живи, Не зная, что стоишь у края... Я помню, хоть совсем была Мала: вот на кусточек в сквере Уселась желтая пчела... Красивая... В наивной вере: Красивое несет добро, -- Взяла пчелу, и тут... Так больно! Вот так усваиваем про Жестокость внешнюю невольно... С детьми учиться – тяжело. С дочуркой завершают вузы... Распределенье подошло: В охапку чепчики, рейтузы Мои – и в Каменск на Урал... Отец скучает по столице. Он, меломан и театрал Не может с глушью примириться. В студенчестве ночами он У касс толпился театральных, Мерз, чтоб хотя бы на балкон Попасть, премьерных, эпохальных Спектаклей чтоб не пропустить... Об однокурсниках позднее Рассказывал... Он дорожить Умел друзьями... Я, взрослея, Уже себя осознаю Однажды маленькую дочку Нес папа на плечах... В мою Картину мира случай почку На дереве высоком внес. Она готова рапуститься – Большая, красная... Вопрос В головке не успел родиться... В снах возвращаю жизнь мою В Уральском Каменске. И помню: Вот в тихом скверике стою... Теленочек, завидев ровню, Зашел со мою поиграть... Но он большой – и я пугаюсь: Вдоль изгороди убегать На ножках слабеньких стараюсь... Мой новый город знаменит Тем, что царем Петром основан. Кует России меч и щит, Чтоб вражьим озлобленным сонмам Давался доблестный отпор... Два века пушки лил заводом... А в том, что крылья распростер В военном небе «Як» -- и в гордом Подлете побеждал врага, В заслуге здешний алюминий... Морозы злющие, пурга, Окошки разукрасил иней... Тем часом Туголуков-дед В Иваново собкором послан. И мы прощальный шлем привет Уральским елочкам и соснам – Дед нас в Иваново позвал, Жить будем, мол, в его квартире. Вещички сложены... Вокзал, Перрон, вагон – и покатили... Ты нас в Иванове встречай, Дедуля ласковый, к обеду... -- Цветочки... -- Это иван-чай... Красивые... Я мимо еду... Остановить бы здесь вагон, Собрать красивые цветочки – И дальше... Лишь махнет вдогон Ветвями ель на бугорочке... То луг в окошке, то жнивье, А я грущу по иван-чаю... Четырехлетие мое Уже в Иванове встречаю. На Малой Хуторовской дом.. Отдельную квартиру деду В числе немногих дали в нем... С Урала я туда приеду... -- Село Иваново князьям Черкасским в качества калыма За женку Марьюшку отдам... – Решает Грозный. С этим имя Впервые в летопись вошло – Иваново. Не в честь царя ли Обыкновенное село Обыкновенно и назвали? Вторая царская жена Была Мария-кабардинка. Она, Черкасская княжна, Была красива, как картинка. Ее-то братьям царь Иван Иваново отдал калымом. И тем годов отсчету дан Начальный знак... Уплыли дымом Четыре сотни быстрых лет... Льняные ткались здесь полотна, Окрашивались в синий цвет И ситцы набивались плотно. Вся крашенина эта влет По всей округе разлеталась... -- Ивановская ткань! – народ В товаре разбирался малость. Пощупав ситчики с угла, Нахваливали цвет рисунка... Сто лет назад сюда легла, Связав село с Москвой, чугунка... Пошли богатые дела, Купцы умножили доходы... А в Уводь, что селом текла Спускались грязные отходы... -- Нельзя купаться, не балуй! Воды из речки не напиться... -- В соседстве – Палех и Холуй – Где что ни дом – иконописца... Возводят местные купцы Особняки подстать столичным. Все в мраморе стоят дворцы. Град приукрасился приличным Проспектом... Правда, бедный люд Становится еще беднее... Под знамя красное встают Рабочие, а кто умнее, Народом избраны в Совет... Той вехой стачечной овеян Наш революционный век... Совет рабочий был расстрелян. Об этом классно написал В своих романах папа Груни Васильевой. И воссоздал В них пятый год, кроваво-грубый... Итак, сформировался град, Я в нем внезапно очутилась. Меня отдали в детский сад, А там трагедия случилась: Упала девочка одна, Расшибла сильно головенку. А на меня легла вина... Несправедливостью ребенку Обидно душу обожгли. Никто не слушал объяснений. Следы обиды не ушли С уходом страшных тех мгновений, Они и ныне на душе... Зачем ту бяку сочинила – И душу чистую в парше Лжи очевидной усаднила Та воспитательница? Страх Ответственности был причиной, Что с грязной ложью на устах Лицо вдруг бесовской личиной Перекорежило на миг... А я была не виновата. Не докричаться мне до них, До взрослых, точно в уши вата Набита – слышать не хотят Мою истерзанную душу... Был двор. Он полон был ребят Из тесных коммуналок... Чушью, Подобной той, что в детсаду, Здесь взрослые не обижали. Делили каждую беду На всех. А радость умножали. Дом заводской, в нем этажей – Четыре, а квартир отдельных – Две-три... Отметила уже, Что двор был полон беспредельных Потоков радости... Одной Семьей здесь жили заводчане. Мне кждый в том дворе – родной. И дни рожденья отмечали Совместно, просто во дворе Гуляли, в щахматы играли... Грущу по светлой той поре... Смогу ль ее вернуть? Едва ли... Я не любила зеркала: Невидным виделась ребенком. Я блеклым сереньким была Полуощипанным утенком... За днями дни бегут вперед Все вдаль и вдаль, бочком, тишком, а Меня под крылышко берет Такая маленькая школа. Она начальная была – В старинном деревянном доме За рынком. Через рынок шла Вся в покупательской истоме. Матрешки, мишки, акробат – Резные чудные поделки. Полно соблазнов для ребят. Одна беда, что все – за деньги. Копеек -- разве на стакан Веселых семечек всего –то... Соблазн – он тоже, как обман... Учиться – трудная работа. Но я училась хорошо... Моя наставница Мария Свет Александровна – с вершок Казалась ростиком... Твори я Пред нею шалости, меня б Учительница не взлюбила... Но не шалю – и в классный штаб, В актив я с первых дней входила. Когда я в пятый перешла, То пионерским командиром Меня охотно избрала Вся ребятня – и я чудилам То утренничек проведу, То интересный сбор отряда, То стенгазету на виду У класса вывешу – и рада... Но в пятом классе я в другой – Большой (неполной средней) школе. Здесь прежде тех, кого огонь Войны ожег, лечил в покое Военный госпиталь... Пошла По школьным двигаться предметом. Потом подружка увлекла Меня занятным делом: летом Был конкурс в «Правде». Не в большой, А в нашей, детской – «Пионерской». В него втянулась всей душой: Все угадала – и поездкой За это я поощрена К Адриатическому морю. Звала чудесная страна, В незабываемое... Горю, Конечно, не было границ, Когда пришла пора расстаться. Не видно за слезами лиц – Ведь понимала: может статься: Не встречу больше тех друзей, С кем Югославия сроднила. От этой мысли горе злей... Ну, а в начале чудо было: Огромной чашей бирюзы Открылось море с самолета. С аэродромной полосы Везут в «прекрасное далеко», Что стало близким навсегда И ярко душу озарило. Прекраснейшие города! Дубровник! Сильно впечатлило Гранатовое деревцо С единственным плодом на ветке... Нам брызги теплые в лицо Бросает море, чтобы детки Не только зреньем красоту, Но всеми чувствами впитали... Судьбе спасибо за мечту, Осуществленную в начале, На взлете жизненной тропы... Меня восспитывала мама, Что я, мол, выше всей толпы, Умнее всех, красивей – прямо Звезда... И это понял класс. Со звездностью не согласился – И коллективно как-то раз Меня поправил – осердился. Пришлось пересмотреть свой взгляд И на себя и на подружек. Я что-то поняла – и рад Класс за меня. Отныне вчуже Мне звездность – и могу дружить На равных с классом... И подружки Не сталь долго ворошить Былое, сняв однажды стружки... А в первом городе моем Все так же жили поживали Родители отца – и в нем Мы на каникулах бывали. Заявимся семейкой всей – И прекращалась жизни проза. Снимал нас страстно Моисей, Кормила вкусно баба Роза... Дед Туголуков, журналист И энциклопедист известный, Был речью правилен и чист. И он следил, чтоб сор словесный Ко мне никак не прилипал... -- Ты, отвратительная морда, Как говоришь-то? – он ругал – И добвался жестко, твердо, Чтоб речь моя была чиста, Без молодежных выкрутасов И сленга улицы, проста... Корреспондент известный ТАСС-ов, Так он писал свои статьи И маму воспитал такою. Имел авторитет судьи – И правил твердою рукою Семейством. Папа уважал Интеллигентнейшего тестя И с ним дистанцию держал На Малой Хуторовской.. Здесь я Лет до шестнадцати жила... Потом картиру папе дали... Проспект Текстильщиков... Была Окраина... Яснели дали... За полем вдалеке лесок. Луна единственным плафоном – И зведный потолок высоко... Сижу под темным небосклоном На подоконнике... Расцвел На нем внезапно колкий кактус – Прекраснейший цветок возвел Над головой в шипах – и факту Сему разгадки не не найти: Отец уродлив, сын прекрасен. Лишь сутки кактусу цвести, Потом – увять... Был смсл неясен Той притчи, что с собой принес Цветок на кактусе. А запах Чудеснейший пьянил до слез... Загадка на колючих лапах... Но новоселье для меня Сопровождалось переходом В другую школу... Семеня, Со всем подростеовым народом В девятый направляюсь класс... Здесь – командиром в комсомоле Я стала – выдвиженкой масс... А отличитбься в волейболе, Как ни стараюсь – не могу... Осваиваюсь в танцевальном Кружке – солирую в кругу, Стиль обретаю в театральном... Порой бывает грустно вне Веселой дворовой отрады... На Малой Хуторовской мне По старой памяти все рады... Я забегаю в старый двор... Мне кажется: он стал теснее... Мне шепчет яблонька в укор, Что я нечасто вижусь с нею... Отцу и дедушке вослед, Непревзойденным книгочеям Пошла и я – тушите свет! – И тоже стала книжным червем Годков, наверно, с десяти... Домой явившись после школки – Я тайно – дедушка, прости! – Золя хватала с верхней полки... Бальзак и – ужас! – Мопассан... Прочитаны таким макаром... Кучборской позже будет сдан Зачет... Выходит, что недаром Те книги в тайне я брала Из дедовой библиртеки, Потом – из папиной... Росла В СССР в двадцатом веке, А здесь писатели в чести, Как совесть и душа народа... Друг другу вперебой: -- Прочти... – То на одних приходит мода Писателей, то на других... И я слова вяжу в цепочки – Веселый стих и грустный стих – Перехожу от строчки к строчке. Ложится в толстую тетрадь Страница за страницей повесть О детстве... Время выбирать Стезю-судьбу, с которой совесть Не стала б спорить и душа Не отторгала б этот выбор... Путь династический верша, -- Журфак! – определила. Вы бы На тот же точно стали путь, Раз дед и мама журналисты... Во мне сомнений нет ничуть. Здесь вроде бы отнюдь не мглисты Все перспективы... Наперед Мне все как будто бы известно... Намечен курс, так что ж – вперед! Не сомневалось, если честно Что без помарок с лету сдам Экзамен письменный и устный По русскому... А дойч – туман... Мне нужен репетитор путный. Нашлась старушка, что меня Подтягивала в том предмете... Нужны заметки? Два-три дня – Опубликованы в газете. Запросам вуза без труда И напряженья угождаю... И школу завершаю... Да, Вы проницательны – с медалью, Но лишь серебряной... Причем Мне физик с химиком оценки Завысили, чтоб стал ключом Мой аттестат надежным... Сценки, Похожие на поддавки, Знакомы многим медалисткам: Науки точные тяжки Тем, кто к вершинам журналистским Стремится... Нет у нас в мозгу Физ-мат-химических извилин... Я еду с мамочкой в Москву. И вот – на Ленинском купили Мы с ней бананы... Чудеса! Наполнили авоську грузно... Мы их на лавке в полчаса Все сразу с мамой съели... Вкусно! Представьте, дойч сдала на пять, Введя в старушку в изумленье... Но все предметы с блеском сдать Не вышло... Где-то в сочиненье Случился с громотешкой сбой – И в результате лишь четверка... И вот, наедине с судьбой Горюю... Вправду, очень горько... Но – чудо: мне письмо пришло, Что я, как бывшая в резерве, Зачислена – и обожгло Негаданн – и я на нерве С разбегу догоняю курс, Что проучился две недели... В Московской толчее толкусь – И плачу – одиноко... Еле Я ту тоску превозмогла... Я по Иванову скучала. По дому... Лишь с трудом вошла В столичный жесткий ритм... Встречала Меня другая жизнь в Москве... В общаге девушки курили... Замкнуло что-то в голове, Со мною что-то сотворили – Мне и не нравилось курить, Но захотелось научиться... Эх, да о чем тут говорить – От дыма голова кружится, Во рту противно, а курю, Хоть не имею к дыму тяги... Да что же я с собой творю? А вот – приспичило бедняге Пообезъянничать в пустом... Со мною комнатку делили, Студенческий казенный дом, Вначале те, кто курсом были Постарше... Повезло, когда: Вселилась Ангелова Здравка. Мы с нею – не разлей вода. Моей судьбы она – не главка, Бесценный уникальный том – На всю мою судьбу – подруга... К нам с ней прибавились потом Гафарова... Она упруго Сопротивлялась нищете: Сама учась – семью держала... Мы – (со щитом иль на щите?) – Вели незримый бой – и жала Враждебных обстоятельств нас Подстерегали ежечасно... Начну с бассейна. И сейчас Я плавать не умею... Ясно, Что этот МГУ-шный тест Я б моментально провалила – А что потом?... -- Свинья не съест: Я проплыву вторично! – Было: Вторично плюхнулась в бассейн, Чтоб выручить меня, подруга Татьяна Савинова... С ней Нерасторжима дружба... Круга Моих подружек дорогих Не разорвать годам и бурям... Я не предам до смерти их... Как говорится, все там будем... На группу ужас навела Мегера Новикова – «немка». Вступительный на «пять» сдала, А на уроке – дрожь в коленках: Нам с радостью пускала кровь, Полгруппы, вытолкав из вуза, Мегера с именем Любовь Свет Алексеевна. Кургузо Нас учат в школе языкам... Она нас тоже не учила – Жестоко изводила... К нам Уже на взводе приходила, Цеплялась к каждому словцу И не дослушав, прерывала... Домашнева привел к концу Досрочному язык... Финала Счастливого не дождались Из-за нее еще десятки... Пять лет живи – пять лет борись – Жестокие у нас порядки... На курсе горсточка ребят, Которых и Любовь боялась... Сергей, Семен, Борис летят В немецком выше всех... Сдавалась Пред их немецким и Любовь – Не зря в спецгруппу отобрали... Могли и ей попортить кровь – Язык они отменно знали – Международники! Семен Бросает пламенные взгляды... Но ни словца не скажет он – Смущается, нааверно... Надо К общенью парня подтолкнуть, Но как? Я и сама стесняюсь... Ну, разрешится как-нибудь... Порой по Горького слоняюсь С Танюшкой Савиновой... К нам – Черт из коробочки – мегера Подходит: -- Вот я вам задам! – Такая у нее манера: -- Немедленно отсюда вон! Идите занимайтесь, ясно? – Шипит, как старый патефон. Но связываться с ней опасно – Злопамятна -- такой аспект Мы игнорировать не можем... Митяева... Пишу конспект... Истпарт не то чтоб очень сложен, Но скучен, а еще – конспект... Мой почерк бисерен, уборист... И неожиданный успех... -- Ты дай списать-то! – Был напорист Виталик Тохтамыш... Парней Особенно конспеты злили... Кучборская... Сказать о ней, Что трепетно ее любили – Неадекватно той любви, Которую она внушала... Казалось: только позови Она – и я бы побежала За нею хоть на край земли. Я это диво обожала. В аудитории замри – И каждый вздох лови... Держала Богиня наши все сердца, На них играя, как на скрипке... Ей отдавались до конца: То боль на лицах, то улыбки – Искусство, выше, чем театр... И в нашей памяти навечно Взмах тонких рук ее – стоп-кадр... К ней обожанье – всесердечно... Татариновой красота – Еще один учебный фактор. Душа у лекторши чиста... Притула признавался как-то: Что просто в лекторшу влюблен... Я написала курсовую По Пушкину – стал ближе он. Люблю строку его живую. Синонимы из звонких строк Выкапывала как алмазы... Наш «физкультурник» Хорош строг. Физвоспитанья, как проказы, Боятся многие, но я Ходила на уроки честно. Любила лыжи. Мне лыжня Дарила радость. Так чудесно Скользить по парку в тишине... Семестр закончился спокойно. Кучборская сказала мне – (Великая была довольна) – Мол, как сирена я пою... Вот так семестр я и отпела... В .Иваново, в семью мою, К отдохновенью полетела... И на седьмое ноября К своим помчалась... А обратно Так тяжко, честно говоря... Да не поймут меня превратно: Мне просто дома так тепло, Так много в нем любви, заботы... Но что поделаешь: пошло Житье общажное... Зачеты Нам снова стрессами грозят. Столпы журфака нам читают... Кто? Шведов с Западовым... Взгляд Мальчишки на меня бросают. Загадочно молчит Семен... Ну, я парней не понимаю... Особо страшен логик... Он, -- Ему старательно внимаю) – Но непонятно вообще, Зачем она, наука эта? Учу, стараюсь, но – вотще Секреты странного предмета Не раскрывались для меня... Все знают: сходу невозможно Сдать логику – и ждали дня Зачета с ужасом. Не ложно Скажу, боялись, как змеи Кириллова... И вот, решили Собраться к ночи – все свои, Чтоб вместе что-то подучили... Но кто-то спиртику принес. Чуток хлебнула – и в отключке. А утром – жажда: перекос В мозгах, чужие ножки, ручки. Я выпила стакан воды – Я захмелевшая к зачету Явилась. Избежать беды, Казалось невозможно... В квоту, Однако, видимо, вошла, Себе назначенную мэтром: Одна из группы всей сдала, Покончив и с вторым семестром... И снова унеслась домой... Тем летом в Левитанском Плесе Мы отдыхали всей семьей... И вновь студенческая осень. Картошка.. Золотые дни. Сентябрь раскрасили перелески. Как декорации они Стоят для разудалой пьески. Был фильм похожий: «Старики... Как будто... – «на уборке хмеля»... Бегут рабочие деньки... А только синева темнела – Часы для дружбы настают, Для песен, долгих разговоров, Что нам не менее дают, Чем лекции... Ребячьих взоров Досталось мне без счета... Где Еще бы так дышалось вольно? Андреев Коля в борозде Носил подружку... Та довольна. Он рыж, она черным-черна: Не негритянка, а брюнетка... Дежурю в кухне... Мне одна Кухарка суп дала... -- Ну, детка, Мою похлебку оцени – Я супчик съела, похвалила... -- Похвалят, может и они... Соль по ошибке заменила, -- Призналась тетка, -- сахарком... – Пришли ребята и плевались – Нет снисхождения ни в ком. Мне за компанию достались Их «комплименты»... И опять – Коллоквиумы, семинары... Военка... Под ружьем шагать Не надо девушкам. Все пары – По медицине, а потом... Спешим в Соколники, в больницу: Выносим утки, тряпкой трем Полы... Короче, ставим «птицу», Что научились, дескать, я К сестринской роли абсолютно – Скажу вам прямо, без вранья – Не приспособлена... Попутно Мы завершили курс второй. Но надобно поставить «птицу» Мне и по практике... Домой! В Иванове смогла внедриться В штат молодежки... Ну, творю, Но не скажу, что с вдохновеньем... Я журнализмом не горю, Но победив себя терпеньем, И этот эпизод судьбы. Я закругляю с разуменьем, Что это – не мое ... Клубы От горькой «Примы» над сомненьем... . . Поэма девятая. Виктор Притула Тбилиси... Там я был рожден, Хохол – казак наполовину... Отец был украинцем... Он Гнул над сукном с иглою спину – Портняжил... Нажил ишиас.. В надежде справиться с болезнью На Украине, взял и нас В Звенигородку... Строчкой в песню Судьбы моей вошла она, Хохлацкая Звенигородка, Что возле Умани... Видна Веков ушедших в ней бороздка... Точней – из Дубовы отец, Иван Ефремович Притула, Портной по местному – кравец. Весь век грузинам шил сутуло – И позвоночник натрудил – Ни разогнуться ни согнуться... Звенигородки долгим был Путь жизни. Если оглянуться, В тринадцатом прошлись по ней Набегом злобные монголы... Она была еще древней: В земле нашли каменьев сколы, Что означает: в тех местах Ходили и неандертальцы. Кололи камни на камнях, Наверно, отбивая пальцы, Но научились мастерить, Скребки, пробойники, рубила, Охотиться, огонь хранить, С природой жить в ладу... Поила И омывала их река – Они ее любили... Ты лишь Не смейся – не пойму пока, За что Гнилым прозвали Тикич... В такую старь, что не возьмусь Назвать приемлемую дату, У речки этой некто Гудзь Осмелился построить хату. В соседстве вскорости взошли Другие Как Вы упомянули,все это произошло во времена набегов татаро-монголов.Некий Гудзь облюбовал себе для постройки жилища Место возле реки, которая в последствии будет названа Гнилой Тикич. Вокруг него начали селиться беглые рабы, да и просто люди.Даже есть гипотезы, что там же была и небольшая пристань для торговых ладей. Для охраны рубежей ,козаки сооружали искусственные холмы, на которых возводили каменные колокольни .Костры служили оповещением для соседних "звенигор" о набегах врага, а колокол оповещал местное население. Народ собирался на холме и через подземный ход,протяженностью в несколько километров, уходил в район близлежащего хутора. Однажды, ненашедши людей в деревне, татары сожгли селение и взорвали колокольню. Некоторые люди вернулись поднимать Гудзовку, а другие начали строиться в районе теперешнего Звенигородского старого кладбища. Подтверждения этой легенды до сих пор лежат на Звенигоре, в Звенигоре и под Звенигорой. В 90-тых годах производились исторические раскопки, но из за скудного финансирования , Киев отозвал партию архиологов назад. Единственное,что они нашли, это каменное ядро(диаметром около 80см.!!!), множество наконечников стрел,и несколько медных и серебряных крестов. Вот и все. А у вас есть возможность опровергнуть или подтвердить эту информацию? С ув. Роман. Еще в дни Киевской Руси Воздвигнута Звенигородка. Откуда имя то, спроси – Стояла крепость-загородка, В ней колокольня, а с нее Звонили, недруга встречая... Нелегкое житье-бытье У пограничников... Большая Беда – монгольская орда... В тринадцатом примчалась веке, Казалось, город навсегда Был уничтожен в том набеге. Звенигородцы молодцы: Из пепла город возродили... В те годы – города отцы – Князья Карачевские или – Звенигородские... Они Из Рюриковичей... Последний – Князь Александр в лихие дни Литвяг, не отстояв обедни, Пошел с литвягами на Русь С сынами в свите Свидригайла – И потерял здесь власть... Дивлюсь Перипетиям: протекала Здесь жизнь в борении культур Литовской, ляшской, русь-хохлацкой... Когда здесь пращуры Притул Явились – неизвестно... Сказкой Не стану потчевать, что мы Потомки Рюрика... А впрочем, Как знать? Видны из древней тьмы Лучи преданий смутных очень... В конце шестнадцатого здесь Создали Корсуньскую область. Опять Звенигородке честь: Являя воинскую доблесть, Хранить границы, чтобы враг Не подобрался бы внезапно... «Вчера» слагалось града так, Да будет радостнее завтра... Из этих мест вокруг Черкасс Пошло казачество... Отсюда – Богдан Хмельницкий и Тарас Шевченко... Начали нехудо Из свеклы сахар добывать Здесь хитромудрые селяне, Литвяги, злобный ляшский тать С них драли шкуру в виде дани, Пока хохлацкий вождь Богдан Соседний Чигирин столицей Не объявил... Указ им дан – С Россией воссоединиться. Военный предпоследний год... Здесь, у моей Звенигородки, Котла Корсунского ворот Захлопнулись литые створки – И наша армия пошла Месить фашистские армады... Немногие лишь из котла Живыми вырывались гады... Иван Ефремович, отец, Здесь подрастал, в Звенигородке. Голодомор извел вконец Семью... Казалось, что короткий Отмерян путь земной ему... На хлебородной Украине, В бесхлебную попавшей тьму, О чем она скорбит поныне. Соседям, бросившим жилье, Чтоб в край бежать грузинский, сытный, Ванюшку, чадушко свое, Притулы отдают, чтоб ситный Лаваш грузинский спас его... Марию привезли с Кубани. Она мне мама... Ничего Не помню из Тбилисской ранней Ребячьей жизни... Я себя Осознаю в Звенигородке... Здесь местом игрищ всех ребят – Военный грузовик... Колодки Взамен колес воображать Нам не мешали шоферами Себя, -- рулить в войну играть... ... Здесь тяжко приходилось маме Пока отец не одолел Свою портновскую хворобу – Он еле жив – и не у дел. Вскорми одна семью, попробуй. На долю мамы горьких дней Пришлось так много с малолетства. Отец ее, казак Андрей, Был раскулачен – грех соседства Завистливого... Кулаком По правде старый Ляшов не был... Несправедливо – в горле ком – Лишен двора, родного неба, Семьи... Четырнадцать детей У «кулака»... Уклад разрушен – Одна из сталинских затей – Дом разорен, очаг потушен... Дед в ссылку ехать не желал, От власти бесноватой скрылся. Никто не знает, где пропал, В пространстве горько растворился. От Лабы до Куры судьба Тогда забросила Марусю. На юг стремилась голытьба, Расставшись с кровожадной Русью. Здесь домработницей ее Взял добрый адвокат Шапиро... Происхождение мое Не требует пера Шекспира.... Заносит половодье строк Реки воспоминаний в пойму: Я лет, пожалуй, с четырех. Себя в Звенигородке помню. Мороз – одна душа жива, Уже и щеки прихватило... В кабине старой пацанва По очереди руль крутила. Мороз кусается. А все ж Домой не тянет. Впрочем, дома У нас и нету... За платеж Хпзяйка местная пустила Пожить... А денег вечно нет. И мама ходит по соседям: Стирает людям, встав чуть свет. Порою мы с сестрицей следом Плетемся... Все вокруг бедны. Богаче только парт-элита. И у учителя штаны Новей... Лишь он меня досыта Кормил: черняшку поливал Олией – маслом из бутылки – И сахарком то присыпал... Пирожное! -- Москаль! – Дразнилки Везде у пацанвы в ходу. Заговорив довольно поздно, Попал в хохлацкую среду. Уже привык терпеть бесслезно Издевки, что не говорю, Как равный на хохлацкой мове... Молчу, судьбу свою корю... Но вскоре стал по местной моде По-украински стрекотать... Учитель мне читает книжки. Для малышей их негде взять, Но чем же подпитать умишки? Из Гоголевских «Вечеров...» Еврей истории читает... Да так читает – будь здоров! – Страх просто за душу хватает, Но я прошу: -- Еще, еще! Стою, жую свою черняшку. Боюсь, придет страшилище – И унесет меня, бедняжку... А мама платья продает И руки рвет на постирушках. Идет пятидесятый год – И не мечтаю об игрушках. В Звенигородке главный пан – Негреба –двинут на рембазу. Он в бурках – и партийный клан В таких, чтоб узнавали сразу. На прочих – серые пимы И кирзачи, что просят каши. С натугой выживали мы. Такие были годы наши... Еврей-учитель был в войну, Как помню, красным комиссаром. В Неметчину его жену Угнали. Занимаясь с малым, Со мною, то есть, оделял Меня, должно быть, той любовью, Что не родившимся не дал Своим детишкам... Сердце кровью Не обливаться не могло... И брат отца Федос был угнан В Неметчину, что батю жгло Всю жизнь... -- Он выжил, верю. Умным Федос был парнем... Верю: Жив В Неметчине сейчас отменно. Не пишет, чтоб не сокрушив Нам судбы, не загнать мгновенно В ГУЛАГ... – Об этом говорить Стал вслух он лишь в шестидесятых... Кого за этот страх корить? Страх черный цвет имел и запах Страх всей страною овладел... Хворь отступила понемногу... -- Обратно, в Грузию! – велел – Мы снова двинулись в дорогу. Тбилиси в чаше между гор. К одной из них спиной прижалась Нахаловка. Судьбе в укор Мы жили так, что просто жалость Брала... Нужда была горька. Снимали микрокомнатенку У украинца-земляка, А он приляпал ту хатенку К скале одна стена была Скалой – она всегда сырая. В ужасной тесноте жила Семья, в тех горестях сгорая. В Тбтлтиси снова надо мной Мальчишки стали потешаться, Поскольку с мовою родной Мне трудно сразу распрощаться. -- Хохол! – смеется пацанва, -- Хохол! – вновь прекращаю речи. Молчу – не месяц и не два – Полгода... Но и это лечит Неспешно время... Я уже, Обиду затворив в кутузке, Иначе говоря – в душе, Читаю по складам. По русски. Три книжки было у меня Для восхитительного пира Читательского. Я ни дня Без книжки. Подарил Шапиро. Из трех особо я любил «Три поросенка». Мир Диснея, Что к ней рисунки сотворил. Подарок щедрого еврея. В четыре, пять, шесть, десять лет Никто в писатели не хочет. На нашем поколенье след Войны, что взрывами грохочет. В войну играют пацаны. Другие игры неизвестны. Наследники боцов войны, Мы пели фронтовые песни. -- Я буду летчиком! -- Бойцом!– Танкистом!... -- Моряком!... -- Комбригом!... Ая престранным был мальцом – Меня всегда тянуло к книгам, А эти игры не любил. Душа судьбу предвосхищала? И вправду я престранным был: Шел к книге с самого начала... Была сестрица у меня Родная, старшая – Ирина... Скала, возможно, и фоня, С ней злое дело сотворила: Вдруг заболела – вот беда... Так жалко бедную Ирину... Не зря ль мы прибыли сюда, Покинув неньку-Украину? Вся комната – квадратов семь. В ней главным – длинный стол портновский, На нем я сплю, за ним я ем – И наблюдаю труд отцовский. Он изумительный портной. Его мальцом отдали в Умань Еврею-мастеру... -- Родной, -- Учил еврей, -- смотри и думай, Учись лекала применять Учтя и рост и стать клиента. – Отец искусство перенять Сумел вполне... Одномоментно Все о клиенте понимал И строил знатные костюмы... Так нас с сестрою поднимал... Меня не покидают думы Печальные: такой портной Наверно нажил бы хоромы В другой стране... В стране родной Мы – нищие... Судьбы изломы: Отец работал в ателье – Его зовут в совет министров, Где, обещают, кутюрье Получит бонусы... Неистов Отец в стремленье заслужить Оплату выше и квартиру... Но стало лишь труднее жить – Министры обманули... Иру Хвороба давит все сильней... Тут родилась еще Танюшка... Мне, значит, нянькой быть при ней... -- Хлебни, Витек! – под нос мне кружка Подставлена... В глаза глядел Мой крестный батя. -- Выпей, Витя! – Мне шесть всего –то... Не хотел... -- Такое важное событье, Хлебни во здравие сестры Успеха ради и удачи. На это дело мы востры... – Представьте, выпил кружку чачи. Потом на улицу пошли, На лыжах скатывались с горки... Те дни дошкольные – вдали, Я – ученик тбилисской школки, Грузинско-русской... Полон класс Армян, евреев, украинцев. Никто не разделяет нас По расам-нациям, на принцев И нищих... Все равно бедны, Одежки и обувки жалки – Укором для родной страны... А папе дали в коммуналке Побольше комнатку. Теперь На пятерых – шестнадцать метров В пятиэтажзке... Вот и верь Посулам... Лишь растрата нервов.. При доме был колодец-двор... Наш дом большой, восьмиподъездный. Торцом к нему другой в упор – И там по коммуналкам бедный, Полуголодный жил народ... Потом – фабричная общага. В ней разновозрастных живет Душ триста трикотажниц... Тяга Мужчин в тот вряд ли монастырь Всем очевидна и наглядна. И нравы у девиц просты... Живем без шика, непарадно... Дзивлетская... Здесь разный люд. И обездоленные курды В бараках злобные живут, Скитальцы без страны... Откуда В Тбилиси эти – не узнать. По правде – и не интересно. Мы их старались избегать. Боялись курдов, если честно. Был случай. Рядом стадион, Где мы, мальчишки, мяч гоняли... Парнишка-грек... Недавно он Лишился матери – мы знали. Примкнувший к нам зачем-то курд Вдруг начал матерно ругаться. Грек на расправу быстр и крут – Ножом ударил святотатца... Нет оскорбления сильней В Тбилиси -- мата для грузина. Нет в мире никого святей, Чем мама для грузина-сына. Мы, здесь живущие, сыны Народов запада, востока. Быть тоже тщательны должны В словах, не то побьют жестоко... Еще во дворике у нас Смешная башенка стояла С решетками. Народный глас Вещал: собою представляла Заборник воздуха – внизу Бомбоубежище скрывалось. Страна готовилась грозу Встречать военную, боялась... Полнее частностей охват, Деталей, среди коих жили... Кого назвать мне из ребят, Дворовых, с кем тогда дружили... Я сходу вспомню двух Валер. Один – Шпаченко, Майсурадзе – Второй... Изяществом манер Не отличались... В нашем братстве Дворовом не они в чести, А честность и души открытость, Готовность защитить, спасти... Любой из них романтик-витязь... А в классе вдохновляет нас Учительница наша Клара Свет Соломоновна – и класс -- Сказал бы кто дурное – яро Пошел бы в драку за нее. Она читать-писать учила, Но сердце восхитить мое Сумела – и в него вложила Навечно нравственный закон. Внушила: -- Бог в душе, ребята, Он – совесть, состраданье – Он, И добротою будь богата, Любовью детская душа... Мы эти максимы вбирали, Внимая Кларе, не дыша, И эту правду принимали. Библиотека... Улетал Душою в светлый мир Майн-Рида, О приключениях мечтал, Открытиях... Эфемерида Воображения меня В строй мушкетеров водружала. Мечталось: шпагою звеня, Прославлюсь и меня держава За подвиги вознаградит... Я не был вовлечен кружками, В искусствах не был даровит – Мечтал с дворовыми дружками, Впустую не комиковал – Мол, клоун, Пат и Паташон –де... По классам смело пошагал... Меня историк школьный Швондер – Но не булгаковский типаж – Увлек рассказами о прошлом. В них погружался, как в мираж, Рождали мысли о хорошем. Был Александр Ильич простым, Интеллигентным и доступным. Вещал нам голосом густым – И замечаю, как расту с ним, Неспешно изощряя ум.... А историческая проза – Подпиткою для чувств и дум... Нас по литературе Роза Свет Соломоновна вела – Еще один источник мыслей. Любовь к серьезной привила Литературе русской... Мы с ней Учились вдумчиво читать И вдумываться в тайны слова, Что помогало мне мечтать... Учители! От них – основа Судьбы, строй мыслей, первый шаг К тому, что станет направленьем... С их поощрения душа Смелеет... Каждым сочиненьем Я нашу Розу удивлял. Она писатетельскую долю Мне предвещала. Я внимал – И верил, хоть и знал: крутою Была к писательству тропа... А для физ-химии уж точно Особо голова тупа: Что ни учу – забылось прочно. Жизнь-школа... Сложная игра. И в ауте нельзя валяться... Внезапно тут пришла пора В девчонок трепетно влюбляться... Вначале офицера дочь, Совсем как пушкинская Маша... Влюбила так, что спать невмочь – Мальчишеская доля наша... Потом другая обожгла Соседка – Балашова Таня... Тут Ина Богачук вошла В мальчишеские грезы тайно... Одновременно в двух влюблен – Такая вышла незадача. Мне явь не явь и сон – не сон. Я изнываю, чуть не плача, От их воздушной красоты, К ним страшно было прикоснуться... Так чувства первые чисты... Дни юности стремглав несутся... Те искры раннего огня, Наверно, детство увенчали... А эти девочки меня, Представь себе, не замечали... Наверно миллионы раз Так было с сотворенья мира... Позднее в наш веселый класс Явилась новенькая – Ира. И ей пришелся по душе Не кто-нибудь, а сам Притула... Мне стало сложно жить – шерше Ля фам – а чувство к ней потухло. Мне жаль, что Ира – не одна Из тех, по ком душа стенает. Нет чувства – не моя вина, Другие мне милы – бывает... Ирина, старшая сестра, Заболевает все сильнее... Печаль по ней была остра. И мама уезжает с нею В Москву, меня опекуном Оставив для Танюшки, младшей... Шли час за часом, день за днем... Молю: Всевышний, ты подладь же Здоровье Иры, чтобы нам Порадовться за сестрицу... Несусь по жизненым волнам. В душе стремление искрится К неприземленному. Хочу Творить в гуманитарной сфере. В актерстве? Может быть... Свечу Возжгу в душе мечте и вере... Был день рожденья у сестры... Хотелось заработать денег Ей на подарок. Не мудры Мыслишки... Ну, решил, затейник, Что если напишу статью, То встречно будет гонорарик. С доходом бабки подобью, Смогу купить сестре подарок. А озаглавлю «Битломан...» Добавлю что-нибудь такое – Разэтакое, чтоб в карман Рублишки потекли рекою. Вот: «... на веревочке»... А что – Забавно и оригинально. В конверт свой опус, прыг в пальто – И в «Алый парус» шлю нахально. Пришел из «Паруса» ответ, Публиковать шедевр не станут. Но я не безнадежен, нет... -- Пиши еще. Глядишь, не канут В корзину прочие... – Пишу... Есть! Напечатали! Удача... И, стало быть, не засушу Дар слова... Впереди маяча, Влекла высокая стезя, Возможно – киносценариста... А тут вошел ко мне в друзья Нодари Омиадзе... Быстро Друг в друге распознали, вмиг -- Стремленья общие и цели – Ценители хороших книг, Кино взыскательно смотрели, Надеясь главное понять В кинематографе серьезном, Который должен нас принять В свои ряды, пока не поздно... Мы книжники -- Нодар и я. У букинистов видим книги Германской выделки. Змея Восторга – все ковриги Отдал бы, только б обладать Всем Пушкиным в отдельном томе, Вем Гоголем... Так издавать Нигде и не укмеют, кроме Германии. А те тома По репарации военной Для нас печатали весьма Старательно и современно. Но мне такие не купить.. Взрослевшие в то время детки Едва ли где моглм добыть Приличные на книги деньги... Окончил школу, накопив Газетных публикаций стопку... В желанный ВГИК не поступив, Так горевал... Не взят, поскольку Акцент грузинский помешал, К хохлу непрошенно прилипший... Меня Нодари утешал: -- Зато в Тбилиси ты не лишний. – Я ВГИК повторно штурмовал – Но так и не попал в актеры... Конечно, сильно горевал. Наметил новые повторы... Но тут военная труба Призывникам сигнал пропела – Шинель казенную судьба Без спросу на меня надела, Служить забросив в Краснодар... Он весь в садах и винограде. Дуб в парке Горького видал Тех запорожцев, что в отраде Добытой воли на Кубань От ока царского сбегали – И освятили в иордань «Фортецю», кою основали. Потом Екатеринодар, «Град войсковой» Екатеринин Рубеж державы ограждал... Дуб с тех годов растет поныне. Град переназван в Краснодар В двадцатом в честь красноармейцев, Чем град их храбрости воздал. В нем тысячи в трудах умельцев, Студентов... Репин здесь писал Свою картину «Запорожцы»... Сюда и Пушкин заезжал И Маяковский... Заберешься В историю – тогда понять Характер сможешь Краснодара... В бой позвала Отчизна-мать Для отражения удара, Что вероломно нанесен Фашистской варварской ордою, Забыв тотчас покой и сон, В единоборство с той бедою Вступил и мирный Краснодар... Тринадцать возрастов надели Шинели. Каждый, млад и стар, Вступить в сражение хотели. Подростки, женщины, деды Работали на оборону. Все недокормлены, худы... Завод «Октябрь» за тонной тонну Слал в бой снаряды для «катюш», А маргаринный – минометы... Кто дюж и кто совсем не дюж, Все в оборонные работы Впряглись – и не жалели сил. Все для победы, все для фронта. Никто поблажки не просил... Но явственней от горизонта Гром канонады: у врага И танков и орудий много. Метет шрапнельная пурга, Не может подойти подмога – И занят Краснодар врагом – Тот август горький и трагичный В году лихом сорок втором... Лай неумолчный гаубичный, Треск мотоциклов на шоссе И «новый» вражеский «порядок» Погибельный запомнят все. Фашист до разграбленья падок... Полгода бесновался враг Чумой кровавой в Краснодаре. Фашисты лютых злей собак – Тринадцать тысяч жизнь отдали Безвинных, мирных человек За эти страшные полгода... Рождает переломный век Всегда морального урода – И аморальностью своей Он все пространство заражает... Сопротивление сильней, Хоть враг силен и окружает, Но партизаны рвутся в бой... Игнатов – командир отряда Двух сыновей берет с собой, Евгения и Геню... Надо На рельсах поражать врага... Подрыв – игнатовское дельце. Здесь и секунда дорога: Евгений – головой на рельсе: -- Идет – и близко. Поспешим... -- Но бронепоезд – вот он, рядом... -- Что, братец Геня, как решим? – И младший отвечает взглядом, Что долг исполнят до конца. – И братья эшелон взорвали, Погибнув на глазах отца – И удостоены медали Посмертно – Золотой Звезды... Воздал поэмой краснодарский Поэт, чьим творчеством горды Все горожане – Милославский: Для счастья грядущих родных поколений Уснули навеки Евгений и Геня, Мелькнула, как блеск боевого клинка, Их жизнь, ослепительна и коротка. Но юная кровь их не пролита даром, Прошла она мстящим и грозным пожаром И путь проложила для красных лавин За Вислу, за Одер - на вражий Берлин!... Освободительный февраль Казался маем в Краснодаре. Фашисты откатились вдаль. Им наши так здесь крепко дали, Что немцы дали драпака... На башне здания крайкома Горно-стрелкового полка Бойцы – участники разгрома, Сигналом, что отброшен враг И Краснодар опять советский Установили красный флаг... Вот в этот город мировецкий Меня послал военкомат. Решили в кадрах по анкете, Что можно доверять... Виват, Удача: в чистом кабинете Я в штабе корпуса служу. Не, главным, ясно, а в обслуге. Но в увольнения хожу, Понеже я в элитном круге... Весь город в зелени садов И радует архитектурой Богатых южных городов, Со спортом дружит и культурой. Он пополняет что ни год Команду наших олимпийцев, Азартно, радостно живет, К чему и я рад прилепиться. Я видел дивное кино. Впивал в нем каждый кадр: «Мужчина И женшина»... Берет оно Так сильно в плен... Еще причина, Что страсть, стремление писать Вдруг вызрело во мне острее С решеньем сценаристом стать... Ну, ВГИК, бери меня скорее! Нодар... Тбилисская зима. Сквер Александровский январский. У загородки – кутерьма. Леграновскою киносказкой О зонтиках прельщает нас Холодный кинозал без крыши. Но фильм был точно – высший клас – И даже выше, много выше... Нодарчик слезно умолял: -- Мне напиши такой сценарий! – И я хотел, но опоздал... Где он теперь, мой друг Нодари? Так много общего всего У нас с ним, вдохновенным было, А не омталось ничего: Случайность подлая сгубила. У друга Алика в гостях До поздней ночи засиделся. Перебегал дорогу... Ах! Водитель то ли загляделся, То ль был в тот вечер сильно пьян. Удар! Вот так погиб Нодари. Сложить его судьбы роман, Снять фильм судьбы ему не дали. Невоплощенная мечта Меня казнила рикошетом. В мне и рядом – пустота. Штурмую ВГИК тем горьким летом. Я конкурс творческий прошел. Маневич, группу набиравший, Кивнул мне: -- Пишешь хорошо! – Был странный казус, помешавший... Экзамены успешно сдал, Но вышла странная накладка: Был в ведомости ниже балл, В листке зачетном выше... Гадко – Что я на подозренье... Но Я не причастен к той ошибке. Все ж мне аукнулось кино. Противны мерзкие улыбки «Приемщиков» -- гнилой миманс... Беру бумагу в «Комсомолке» -- И на журфак... Поймал свой шанс – Успел веселой балаболке В комиссии бумаги сдать В последний час – и позволяют Судьбу повторно испытать... Здесь тоже нервы мне мотают: По сочинению – «пятак», А устный и немецкий – с тройкой. Мне по истории никак Нельзя отделаться четверкой... Бывают все же чудеса: Сдаю историю отлично. Решили, видно, небеса, Поскольку, вроде, жил прилично, Меня в попытке поддержать Прорыва к творческому делу, А факультет не стал мешать Солдату... Вот и завертело В круговороте разных дел Студенческою каруселью. Я этой жизни и хотел: Наукам день, а час – веселью. Был ректорский солидный бал, Час посвящения в студенты – И налетел девятый вал Нагрузки дикой... В прецеденты Мне не хотелось угодить: Досрочно изгнанным с журфака Вон не желаю уходить – Всю силу воли ставлю на кон... Судьба нас в комнате свела С ребятами высокой пробы... Нас ждут великие дела. Раздоров жалкие микробы Дух верной дружбы победил... Вот те, с кем я, деля каморку, По зову сердца задружил – Я перечислю всю пятерку. Чудесный Ленька Крохалев, Милейший Гриша Ованесов, Болгарин Бижев – будь здоров -- По русски... Жаль, что ни бельмеса Я -- на болгарском языке. Валерка Мастеров – четвертый, Я пятый... В общем котелке Похлебку варим, делим твердый Хлебец, завариваем чай... Живем бесхитростно и дружно.... -- Истпарт, салага, изучай! – Учу, пишу конспект натужно... С Митяевой вступаю в спор. Она: -- Кто – движущая сила, С кем пятый над страной простер Стяг революции? – спросила. -- Но революция была Демократично-буржуазной? -- Да... -- Буржуазия вела В ней массы... -- Ересью заразной, Притула, вы поражены... Вы понимаете, Притула, Что из истории страны, -- Она с угрозой грохотнула, -- Не понимаете совсем, Притула, ничего... Учтите... – Да, лучше не касаться тем Партийных – и последствий ждите... Плохих последствий, к счастью, нет. Декада выдалась тревожной, Но исчерпал себя сюжет... Решил, что стану осторожней – Ведь нечего дразнить гусей... Из многоликой, многогласной Профессорской команды всей Великой нахожу, прекрасной Кучборскую... Театра с ней Не надо: дивный голос, жесты – И воскрешает из теней Героев «Илиады»... Здесь ты – Свидетель давешней войны За обладание Еленой. Не конспектировать должны Ее рассказ, что вдохновенно Нас в сопричастность вовлекал -- Снимать на камеру с синхроном, Чтоб глас ее не затихал. Как минимум – магнитофоном Для будущего сохранить И каждый вздох ее и слово... Эх, не умеем мы ценить, Что нам дается – дорогого... В Татаринову я влюблен Не как-нибудь – по полной форме. Что красотою ослеплен, Так это все, здесь это в норме. Что восхищает, как она Плач Ярославны выпевает – Она и всех... Но есть струна Любви – так нежно задевает Ее Людмила, что меня Порой буквально в жар бросает: Я – южный человек. Огня Во мне желаний пробуждает Лицо, и голос, смех и стать... Такого с вами не бывало? А мне досталось испытать... А ей, гляжу, и горя мало. Наверное не я один Профессорским поддался чарам. Над нами Эрос – властелин. Стрелою с ядовитым жалом Уколет – и считай, готов: В плену всесильнейшего чувства. Ни сна, ни яви... Да, нет слов. Особый дар и род искусства – Быть женщиной в виду толпы Парней, в эмоциях незрелых, С высокой не сходить тропы... В оценках резких, оголтелых Нас – изумлять и восхищать. И в таинства живого слова Так вдохновенно посвящать – За курсом курс... Пришедших снова, Как тех, что были год назад, Пять, десять лет назад – и раньше. Я прячу мой влюбленный взгляд. О, чувство странное, не рань же Профессоршу... Ее судьба Отдельна от моей. Так надо. С собою нелегка борьба – Буквально нет с душою слада, Но одолею свой недуг... Зато француженку смущали Молоденькую... Я и друг – Григорий Ованесов – дали Ей песню: просим, мол, помочь Перевести... Она – в смущенье, Как пятиклассница – точь в точь: Эротики полно творенье: «Же тэм, муа нон плю...» Гинсбур Поет... -- Татьяна Николавна, О чем он, только честно, чур! – Татьяна розовеет славно... Октябрь...Киношный эпизод, Достойный эпики Чухрая. Стремится поздравлять народ Григория... -- Налей до края! – Григорий с каждым выпить рад – И вот: набрался до упора. Оперативный вдруг отряд Ворвался... Не укрыть от взора: Пустых бутылок на полу, Считай, почти что целый ящик. Григорий пьяненький в углу – И ноль вниманья на входящих. -- Отписывайтесь! – командир Отряда жаждет объясненья. Ну, я в бумаге начудил, Хохмил до умопомраченья, Оперативный, мол, отряд Пришел Григория поздравить... Тот черновик шел нарасхват. Как говорится, ни убавить И не прибавить... Хохотал Весь наш общажный курс... Анпилов Один зубами скрежетал: Он нас и выдал – было, было... Анпилов рядом обитал. Случалось, и Витюша с нами Довольно крепко выпивал, Но славен гадкими делами... Мой в телегруппу переход – Дань светлой памяти Нодара. Потерь и достижений год – Мечта себя не оправдала... Вот орфоэпия – предмет Для тех, кому звучать с экрана. Труднее не было и нет, Но ясно: поздно или рано Возьмут за глотку, свяжут рот Произносительные нормы. Берет нас в жесткий оборот, Старается не для проформы. Орфоэпиня Зарва. Ей Естественная кличка Стерва Дана – она, чем надо, злей. Порою на надрыве нерва Ее проходят тренажи... Машинопись осталась сбоку. В «марлене» пищи для души Не нахожу... Но по потоку Доплыл до сессии... Зачет Экстравагантен у Кучборской... Она для нас – и бог и черт... Как над наивною девчонкой Куражилась! Причина в чем? Степанова идет Ольгушка Великой отвечать... Поймем Легко: античность – не игрушка. Нам здесь Степанова – пример. Глядит на лекторшу влюбленно – Ребенок из нездешних сфер: -- Я восхищаюсь Антигоной. Так я и куклу назвала... -- Что? Куклу? Куклу – Антигоной? – Богиня в бешенстве была... Ушла походкой похоронной Ольгушка. Горько – незачет... А я прорвался сквозь барьеры – Сдал сессию... Да, все течет, Включая трудные семестры... Весна – пора любить, дружить, Любите, юные, дружите... Курс первый трудно пережить... Летите, дни судьбы, летите... Вновь сессия нам портит кровь, А пуще всех, конечно, Шведов, При том, что общая любовь К нему сильна, но и скелетов Студенческих в его шкафу, Зачет не сдавших корифею, Не счесть... Мне «незачет» в графу Писать не надо, мэтр! Робею... Он вызывает отвечать Пятерками... Молчим, как доски... -- С кого прикажете начать? – Поплся первым Медведовский. -- Читали Данте? -- Да, читал... -- О ком там – в третьем круге ада... – Я еле слышно подсказал: -- Франческа, -- выручать же надо. -- Франческа, -- Гришка повторил, -- Добавив от себя: -- С любимым... -- Так... Что же он там с ней творил? -- Летали, -- я шепчу. – Незримым Пока для мэтра остаюсь... Григорий повторил: -- Летали... В гробу... – Я дуиал, что свалюсь Со стула... -- Славно прочитали, -- Филиппыч Гришку оглядел, -- И в белых тапочках, конечно? – Я чуть совсем не улетел. -- Ступайте и читайте спешно! Потом вопросик по Рабле Филлипыч задает девице: -- Мамзель, ответьте, силь ву пле, Как удосужился родиться, Гаргантюа? Какой при том Употреблялся женский орган? -- Вы хам, профессор! -- Ну, дурдом! Толкуй Рабле безмозглым ордам! – Извольте книгу прочитать! – Но вот и до меня добрался... -- Вы – кто? -- Хохол... -- Должны все знать... Декамерон... – Я чуть напрягся... -- В чем, если кратко, в книге соль? Начнем главы хотя бы с первой... – Нелегкая досталась роль, Я чувствую дрожанье нерва. Беседа с мэтром – жесткий спорт, Но я не уползаю с ринга, А тотчас выдаю экспромт, -- И первая глава и книга – Вся об эротике... -- Хохол, -- Профессор хохотнул довольный, -- Конечно, сильный ход нашел, Н творческий вполне, не школьный... Короче, сессия сдана – И -- в стройотряд... Без нас, студентов, Безрука, видимо, страна... Взвалив на нас, интеллигентов, Бетон в носилках и кирпич, Селяне в пьяном обалденье... Спасибо, Леонид Ильич! Где взять еще студенту деньги? Но деньги пропиты в три дня. Где б раздобыть еще немножко? Зарплату посулив, меня Опять зовут пахать: картошка! Но я картошку не копал, Не надрывался на погрузке – За быт студентов отвечал, И без усушки и утруски Продукты в лагерь завозил, О бане вел переговоры – Старался, не жалея сил, Решая трудовые споры. Сентябрь вначале согревал, Потом дождливым стал, холодным. Я Ованесова послал За телогрейками... -- Негодным Посланник твой себя явил: Прошло два дня – где телогрейки? – Озябший люд меня корил. -- Да подождите с пол-недельки, -- Я недовольных убеждал, -- Он с бюрократией воюет. И верно. Вот и он. Примчал. Привез. Народ ликует. Нам выделили под жилье За Серпуховом детский лагерь. Картошка... Кто там был, ее Не позабудет. Я наладил Неплохо для студентов быт... Потом ребята побросали Одежду, инвентарь – отбыт Сентябрьский номер – и умчали. Мы с Ованесовым еще Неделю собирали вещи. -- Кто честен, тот и не прощен, -- Рек Ованесов. Слово веще. Прислали вскоре грузовик. Мы вещи отвезли в столицу, На склад отдали. -- Все, кирдык! Поехали теперь учиться... Отрадой чистой для сердец – Восторгов взрыв и тьма вопросов: Журфаку выделен дворец! Пред ним – Михайло Ломоносов. Порой у ног его сидим И вспоминаем стройотряды... Мы с ним толкуем, как с живым, Он с нами... Мы, конечно, рады... Картошка, стройотряды нас Сильней сроднили и сплотили. Пусть черств наш хлеб и кисл наш квас -- Студенческое братство! Жили В сердечном, искренном родстве... Большая Ленинская ярко Освещена... И в волшебстве Преподнесенного подарка – Высоких озарений, нам Вручаемых профессорами, Благословляем чистый храм Наук – журфак, любимый нами. В подвале с нами проводил Занятия майор Монголов. Он, в общем-то бурятом был, Но из детдомовцев – психолог Военный – он готовил нас К психологическим сраженьям Войск неприятеля и масс Его ж народонаселенья В стране заморской супротив... Наверно все нужны науки. Еще сильнее нас сплотив, В башку влезают эти штуки. В общажной кельюшке моей Честично новые соседи. Вот Валдис Романовский, змей, О чем подробнее в беседе Потом отдельно расскажу, Художник Сашка Иваненко... Ну, ладно... Нынче не держу Я зла на Валдиса... Маленько – И я б переступил порог, Откуда нет уже возврата. А кто в той дури мне помог? Он, Валдис... Голь на дурь богата. С иного все-таки начну – Приподниму над личным штору: В общаге девушку одну – Блондинку Танечку Кройтору Я заприметил… У нее Два рыцаря на курсе нашем: Кулиш с Успенским… А мое По ней сердечко, прямо скажем, Измаялось… Ну, да, влюблен. Подкатывает Романовский: -- Рецепт известен: вечный сон! – И у него таблеткт в горстке. Я заглотал – и повело. Еще чуть-чуть – и впрямь отъеду. -- Ребята, плохо мне! – Свело Лицо, в глазах туман… Беседу Уже не в силах продолжать. Ну, «скорая» не запоздала. Взялись в больнице промыхать Мне потроха – всерьез спасала Команда опытных врачей… Свасли… А Валдис напугался: Ведь спосят: по вине по чьей Таблеток Виктор наглотался? И лучше выдумать не мог: Сам наглотался тех таблеток. Его с сиреной уволок Фургон туда, где из-за клеток, Кокаинисты в мир глядят: И он как наркоман пристроен В одну из клеток. Дикий взгляд… Побудь там, Валдис, на постое, Отведай дэковскиъ хлебов! Но все ж судьба свела с Танюшей – Была взимная любовь. Сложилось так оно, послушай: Еще во царствие Петра По Яузе ходили струги. Река была мощна, быстра. Леса обширные в округе. Верст за четыре от Кремля – Крутой и благовидный берег – Красна Московская земля. Крест в вышине – духовный пеленг – Шесть сотен лет лучится здесь На всю Россию посылая Духовную святую взвесь Для праведных – посулом рая. Спасо-Андроников стоит Здесь монастырь оплотом веры. Дал Алексий-митрополит Обет: уймутся злые ветры, Грозившие скорлупку-струг, В котором плыл он, в Черном море Волнами потопить – (вокруг – Ад, светопреставленье, горе) – Он возведет в Москве собор Во имя Спаса... Стихла буря... Был на холме расчищен бор Площадку сгладили, трамбуя, Фундамент каменный сложив, Подняли стены... Был Андроник Назначен зодчим... Освятив Собор, что весь – в святых иконах, Андроник стал его главой. Он – Радонежского наперсник И ученик его. Святой Духовный вождь и благовестник. Собор расписывал Рублев. В монастыре и упокоен. Сто бурь и тысячи ветров Над куполами колоколен Андрониковых пронеслись. Но так же, как при славном зодчем, Кресты и ныне рвутся ввысь. В монастыре есть, между прочим, Могила светского творца: Здесь Федор Волков похоронен, Что всеми признан за отца Театра русского... Уроним Над светлой памятью слезу, Склоним главу над ним, великим. Пусть в мире каждую грозу Мы пред Нерукотворным ликом Спасителя мольбой смирим... С Танюшей древнюю обитель Мы посетили... И сидим Потом в кафе... Видать, Спаситель Решил послать любовь в сердца... Мы поглядели друг на друга... Лучились счастьем два лица... Любовь! Взлет радостного духа, Зов молодых и жадных тел... Финансы мне поют романсы, А я любимую хотел Вседневно радовать – нюансы Относим к гордости мужской. Приходится искать работу... И вот я на Тверской-Ямской Стою с лотком. Торгую. То-то! От «Дружбы» книги продаю, Самоучители, альбомы. Пока я с книгами стою, Профессора вбивают томы Ценнейших знаний тем в главу, Кто аккуратен и послушен. А я взираю на Москву... Имедашвили, с коим дружен, В кварталах двух стоит с лотком... Конечно, я его пристроил. Вещаю звонким голоском: -- Альбомы... -- Славненько усвоил Искусство уличных продаж – Альбомы – нарасхват... Наружно Продать – сумей! Прибавку дашь За лихость к жалованью, «Дружба»?... Негаданно пришла беда: Я с Ованесовым в провале. Нас обвинили, что тогда, Картошки после, мы продали Часть телогреек и сапог. Видать, открылась недостача... Обиды я сдержать не мог – Спешу к декану, чуть не плача. Засурский выслушал меня... Подумал и сказад: -- Улажу. Коль так, то прочее – фигня. Подумать – приписали кражу! Но я же никогда не крал! Оставила рубец обида... А тут и сессия – аврал. Вся прочая фигня забыта. У Танечки Кройтору – хворь. Она в жару всю ночь металась. -- Я – рядом... -- Выпей, вот, не спорь! – Я молока согрел... Досталось Той ночью рядом с Таней мне. Невыспавшийся – на зачете У Ванниковой – на волне Эмоций не в себе, в заботе О Тане, о себе... Строга Мэтресса и принципиальна... Но тут сама моя рука Поверх ее легла нахально. И за руку ее держа, Несу, что на язык ложится: Тартюф-де мерзкий был ханжа? О чувствах женщине годится Открыто, прямо говорить... Глаза профессорши все шире... Я продолжаю городить В таком же духе, будто в мире Остались лишь она и я... Она, освободив ручонку, «Зачет» -- губами шевеля, Вписала бережно в зачетку. Глядит: что, дескать, не встаю? Но озадаченному взору Навстречу молча подаю Зачетку Танечки Кройтору. -- Она болеет, -- прошептал. Поставьте ей зачетик тоже...- -- Вы – что: дурак или нахал? – Пожав плечами, пишет все же Зачет и Тане... Поклонясь, Я две зачетки забираю – И томных взглядов сторонясь, Прочь с факультета убегаю... Второй семестр не тек – летел... Вел Леонид Золотаревский, Известный ас тэвэшных дел, Наш спецпредмет... Прямой и резкий... Когда Абрамыч к нам пришел, Был в возрасте слегка за сорок. Афронт житейский к нам привел, Но как он стал нам сразу дорог! Он импозантен. В седине Легла волнами шевелюра. Пиджак из твида – вот бы мне! – На брюках стрелочки – культура! – Сияющие башмаки, Взгляд иронический и грустный: Кто, дескать, эти простаки? Он – мастер – приговор изустный, А мы – тупая молодежь, Сырая «сборная Союза». В соседней группе не найдешь Иногородних... Есть у вуза Особый к москвичам подход. В столичных школах подготовка, Понятно, качественней... Год Считай за два. Итог головка У москвичонка все ж умней. Само собою – не из бедных, А обеспеченных семей, При династически наследных Талантах... Я не говорю О языках. У них – спецшколы. Нет зависти – я в корень зрю. Ну, может, редкие уколы... У тех – амбиции... У нас Нет оснований для амбиций. Но вот наш мастер входит в класс – Не лучший день его в столицу. Из «Времени» его пинком Отправил Летунов зловредный. А был Абрамыч вожаком Природным, ярким... Юра – бледным Пред подчиненным представал. Он тех, кто явно даровитей Его, активно выживал, Комплексовал бездарный «витязь», Швырял чернильницы в людей – Был сверх всего еще и хамом, Прорвавшийся наверх злодей Хотел во всем быть самым-самым, А был бездарным... А итог – У нашей группы – классный мастер. В профессии он – царь и бог, Напротив – мы, «зеленых» кластер. Что о профессии вещал, Золотаревский нам в прологе? Он легких дней не обещал. Стращает нас наставник строгий, Бескомпромиссный – не моги С ним спорить даже о деталях – Умело ставит нам мозги, Особо – в творческих заданьях. Он не играет в поддавки, По нервам бьет и жаждет крови. Мы для него – не новички, Он за уши нас тащит в профи. Желает мэтр увидеть в нас Тех, кто необщим выраженьем Лица мог ошарашить класс. Непримиримый к возраженьям: -- Не интересны никому Причины, если не сумели. Никто не спросит, почему. Вас просто не оставят в деле. Назвался груздем, так сумей! Мне тоже ваши отговорки Не интересны... – С первых дней Он нас морковкою на терке Остругивает... Предложил -- В порядке первого зачета В программе «Время» покажи Достойное вниманья что-то... -- В дуэте я и Крохалев... Задача – ошарашить мэтра. А он придирчив – будь здоров! По-снайперски ударим метко? Общажный мирный вечерок. Нам с пленки Джимми Хендрикс воет. Пьем «Три семерки» -- портвешок. Заданье мэтра беспокоит. -- Ты с фотографией знаком? -- Конечно, -- отвечает Леня, Уже согретый портвешком, Он шапку придержал в ладонях, Пальтишко тонкое на нем. Ему – в детсад, в ночную смену – Охранником, учиться днем. Знал жизни истинную цену Уральский славный паренек. Еще мальцом ушиб колено, И после травмы занемог: Жил хромоного и согбенно – Ломал костей туберкулез. Прошел сквозь тройку операций. Судьбу свою достойно нес. Характерец без аберраций. С таким – в разведку, на гоп-стоп – Не выдаст даже и под пыткой... -- А «Красногорск», кинишко чтоб?... -- Поучимся, рискнем попыткой... – Нам нужно было снять сюжет, Но не простой, а самый лучший. Ведь мы – с судьбою тет-а-тет Судьба подбрасывает случай. Нам важно лидерами стать, Поймать за хвост свою Жар-птицу, В программу «Время» заверстать И воодушевить столицу, А вместе с нею – всю страну, Дождаться славы и оваций... Сенсацию! Хотя б одну! В году на всю страну сенсаций В программе «Время» -- пара горстк... Шестнадцатимиллиметровый, С ручным заводом «Красногорск», Не новый и не самый клевый – Его поспешно Крохалев Осваивает с лаборантом... -- Сумеешь, Леня? – -- Будь здоров! -- Не подведи! -- С моим талантом?... – Пока он камеру кромсал, Учился ракурс брать и фокус, Я разрешенья пробивал... -- Ну, приступаем, студиозус? -- Мы с Леней камеру берем. Я сценарист, он – оператор. И в Пушкинский музей идем. Хвост очереди на экватор Вдаль потянулся от дверей... Что привлекло нелюбопытных, Амбициозных москвичей? Манок из самых аппетитных? Нам на метро лишь перегон – И мы выходим на Волхонку. Пришли к искусству на поклон Ушедшей девочке вдогонку Тьмы в чудо верующих толп... -- Снимай, мой юный друг, картину, -- Я – Лене, как усталый «столп»... Застрекотав, очередину Снимает «Красногорск» в руках Камерамэна Крохалева. А я одолевая страх – С бумагами к начальству... Снова «Камерамэна» нахожу: -- Проходим в залы. Разрешили.... От удивления дрожу: В душе волшебный свет включили Рисунки Рушевой... Так жаль Мне эту девочку-подростка, Судьбою забранную вдаль Так неожиданно и жестко. Казалось, яркая судьба Возвысит и прославит Надю... Возвысила... Но так скупа На годы для нее... Стенаю – Так откликается душа... Гомеровские полубоги... Пушкиниана хороша... Вот Маргарита, Мастер... Строги И радостно вдохновлены, На чудо сказочное глядя, Вошедшие со всей страны... Ах, до чего же жалко, Надя! Там был особенный один Рисунок: в свитере девчонка Художницу былых годин Рисует пламенно и тонко. И та выходит из холста Восторженная и живая. Невыразимая мечта: Сама на чудо уповая, Творила Надя чудеса... Смотрели, думали, снимали... -- Проявка через два часа... -- Пошли! – Увидев, повздыхали. -- Прекрасна очередь-змея, «Архимеденок», «Кентавренок»... А остальное – в браке. Я Готов заплакать, как ребенок. -- Вот, «Пушкин маленький»... -- Сойдет... -- «Наташа...» -- ничего – «Ростова»... Хорошие – наперечет. Просматриваю пленку снова -- Так жаль возвышенной души. Жаль: Нади на Земле не встретить... Но как рисунки хороши! Нельзя банальностью ответить На вдохновенный вернисаж... И озаренный впечатленьем, Я сотворил сценарий наш С особым воодушевленьем, Хоть съемку Леня запорол. Почти вся пленка – брак голимый. Нам с ним – в свои ворота гол. Золотаревский наш любимый Исхлещет вдоль и поперек. Но выход отыскали все же – И в этом важный был урок: Изобретательность поможет. Мы, опираясь на стоп-кадр, На Нади Рушевой рисунки, Сумели выстроить театр Своей идеи… Чуть не сутки «Битлз» слушаем и пьём «Агдам» -- Ну, что, Витек, мы проиграли? -- Нет, я позиции не сдам. Спасем свой репортаж! -- Едва ли.. -- Законам жанра вопреки, Трюизмом начинаю строчку «В Элладе эллины живут. Там маленький Архимеденок...» Слова страшат, а мысли жгут: Что скажет мэтр? Он мудр и тонок... Не просто профи он, а гранд... Воспринимает иронично Наш с Леней странный реприманд... -- Сюжета нет!, -- категорично... -- Есть, -- уверяю, -- есть сюжет! – -- Увидим, -- мастер, -- на просмотре. – Два дня мы с пленкой тет-а-тет. Монтируем – и страх во взоре. Смонтировали репортаж… Мой текст был ярким, эксцентричным.. В итоге трудный опус наш Выходит, вроде, симпатичным: Рисунки Леня поснимал, Людей, глядящих изумленно, Наполнивших музейный зал... Смонтировали... Озаренно Я начитал свой монолог... Разбор студенческих заявок На гениальность... В потолок Глядит Золотаревский... «Пьявок» Раздал без счета всем подряд. Все зачесались от смущенья... У мэтра кислый-кислый взгляд: -- Не понимаю сам, зачем я Часы на группу убивал. Все что я видел здесь – халтура, И ваш провал, и мой провал... Но, правда, в группе есть Притула. Его и буду впредь учить, А остальные – ну, глядите!... – Еще б удачу подключить... А вы не многого хотите? Задание второе. Мэтр Велит всем выпорхнуть на площадь, Где встал могучий, словно кедр, Поэт... Мне б что-нибудь попроще. Предложен репортовать О чем-нибудь сверхинтересном. Все точки группа разобрать Успела... Что же мне – о пресном, О скучном? Лучше промолчу? На том и репортаж построю. Вновь мэтра удивить хочу. Скульптурища стоит, под кою Я с микрофоном выхожу. А накануне пили пиво Под Мика Джаггера... Держу В горсти все нервы. Чтобы живо И весело репортовать, Что площадь имени поэта Отныне станут называть Моей провальной. Мат сюжета. Сюжет Абрамыч обозрел: -- Талантливыйший проходимец, Прожженный шарлатан! Созрел. Предположенья подьвердились... -- Что обо мне предполагал, Чем оправдал предположенья, Учитель не расшифровал, Но дал посыл для вдохновенья... Бабаев скромен, и велик: Тих, незаметен, неплакатен. Он знал такое, что из книг Не накопаешь. Деликатен. Известно: он не завалил Ни одного. Вот «Литгазету» Демонстративно постелил, Читает... Все, что по билету, Ты спишешь... -- Книгу не читал... – Вослед глухому вздоху скажешь. Бабаев, думаешь, ругал? Нет, полагая так, промажешь.... -- Эмоций ждет девятый вал, Завидую, -- вещал Бабаев, -- Зато Рожновский бичевал И в хвост и в гриву раздолбаев.. Рожновский лекции читал О европейском романтизме. Словами, как бичом, хлестал, Коль уличал в идиотизме. А под раздачу попдешь – Не будешь знать, где дверь, где стенка... -- Айвенго был индейский вождь... – -- Как вы сказали? Кто? Айвенго? Рожновский стал лицом багров, Усы профессора скрутились... Колечком... Выдал – будь здоров. Все, кто присутствовал – смутились... Так сотворился анекдот... Не поздоровилось девице... Учебный завершился год... Мне как-то удалось отбиться... В душе усталой и мозгу, Остался след глубокий, резкий... Покинуть следует Москву: Тут шлет меня Золотаревский На практику на Енисей В составе агитколлектива – Меня из группы нашей всей Лишь одного. Вот так красиво Дал знать, что помнит мой сюжет О Наде Рушевой... Сюрпризом Судьбы неслабый пируэт Внезапный, что считался призом, Для третьекурсника... Летят В Сибирь Видрашку и Онучко, Да пара избранных девчат... Что я сумею, малоучка? Уже успели третий курс Два парня и одна девица Закончить... Ладно, вовлекусь, Там поглядим. Мне пригодится И опыт, новый кругозор Дарящий, со страной знакомство – И круг общенья: до сих пор Был погружен в журфаководство, А здесь представлен будет ВГИК, Литинститут – перетолкуем О том, что добыли из книг И лекций мэтров... Воспитуем Во мне литературный дар И восприимчив дар сценарный... Лечу, короче, в Краснодар... Тьфу, -- в Красноярск. Комплиментарный Вояж, считайте, стартовал. Потом – вагон до Абакана, Где – сбор отряда. Возглавлял Какой-то каперанг... Декана Посланник нашего в поход Георгий Кузнецов собрался. Он с нашей кафедры препод... Здесь нам автобус подавался. Несемся среди синих скал По котловине Минусинской... Вот царь местечко отыскал, Куда губителей Российской Империи затрамбовать! Быть может, верил Николашка, Что красотой сих мест попрать Сумеет дух вражды, что тяжко Страну позднее изломал... Мы в Шушенское прикатили. Райцентр. Уже не слишком мал... Ну, нас, конечно проводили В мемориальный уголок... В такую ссылку было б любо И мне укрыться на годок... Могучие лабазы, срубы Из кряжей двуохватных... Дом Зырянова и дом Петровой. Трактир... Я полагаю, в нем И вождь посиживал, толково За чаркой наблюдая ход Развития капитализма... Минувший век, последний год – Еще марксизм без ленинизма. Последний прозябает здесь, Катаясь на коньках по Шуши, Готовя взрывчатую смесь – Наверное, хотел, как лучше, А получилось, как всегда: Намеренья благие снова Лукаво увели туда – Чур, чур! – Не стану даже слово Ужасное употреблять... А местные комсомолята Банкетище роскошный дать Не поскупились... Так богато Попотчевали сирых нас, Что вдохновленный Цветоватый, Литинститутовец, тотчас, Уже «уетый» и поддщатый, Поэзу выдал на-гора – И был овациями встречен, Объятьями с «гип-гип-ура!»... Шедевр талантищем отмечен: Здесь Владимир Ленин жил, Ленин с Наденькой дружил... -- А дальше? -- Рифма не идет, -- Рек Цветоватый – и заплакал... -- Придет! – сочувствовал народ И щедро беленькую капал В стакан поэту... -- От винта! – «Упитый» каперанг едва-ли Соображал, чего куда... Платочком шлюпкам помахали – В путь энтузиастичных нас Достойно проводив – с приветом В честь съезда партии... До масс Мы доносили этим летом Партийных планов громадье, Подстать великому поэту, Что пел «...отечество мое», -- Его стихи не канут в Лету – И мы митинговали всласть – И прославляли без подначки Отечество свое и власть... Мы ратовали не за стачки – Ударный безоплатный труд На съездовской безумной вахте, Всем, дескать, позже воздадут. На поле ковыряйтесь, в шахте, Перекрывайте Енисей Здесь, у Саян... А по балету Мы – «впереди планеты всей... Нам весело несло по лету. Мелькали шлюпки, катера, «Ракеты» на подводных крыльях – Вниз по теченью... Жизнь текла Во вдохновении... Точно в шильях Все стулья: митинг у Саян, Еще один – у Дивногорска: «В честь съезда перекроем план!» В походе нас, считай, что горстка, Но мы шумим на всю страну... А Енисей – несет на Север, Черна вода – всю глубину И силу пряча... Мы от плевел Идеологии зерно Реальной жизни отделяем. Извечно слабое звено Тоталитарности – впиваем Те чувства, коими живет Сибирский скромный созидатель: Картошку ест и водку пьет... КПСС – ный прихлебатель – Вампир – всю силу из него Высасывает... В том походе Я в душу нахватал всего Помалу о живом народе – Не о плакатном... Те дары Однажды для судьбы опорой Послужат.... К устью Ангары Подобрались «ракетой» скорой. Река прозрачна и светла, В ней хариусы, как щенята, Снуют... Над берегами мгла Мошки сибирской... Здесь, ребята, Едва я не отдал концы: Я в Ангаре, жестокой леди, Смел искупаться... Храбрецы В реке забвенья лучше, Лете, Бездумно удаль бы свою, Чем в Ангаре являли миру. И то, что я живой стою Пред вами и покуда лиру Моей журфаковской судьбы Из рук не выпустил, наверно – Итогом маминой мольбы За сына Витю... Было скверно: Едва и впрямь не утонул. Из омута спасенный чудом, На жизнь серьезнеее взглянул. Решил, что впредь держать под спудом Я буду вольности свои... По Ангаре на теплоходе Простом двухпалубнов везли... Здесь вгиковцы – не дети вроде, Зазвали в карты поиграть Речного волка, капитана... Как начал пацанов кидать – Все вынул деньги из кармана – Те проигрались в пух и прах... «По Ангаре...», как в старой песне И Евтушенковских стихах Идем, вдали от Красной Пресни, От Якиманки... Свет в сердцах От неоглядности России... Я побывал в таких местах, О коих многие другие Узнают разве из газет... Был в легендарных Богучанах, Где будет ГЭС (Да будет свет!). Тут Гера Кузнецов – начальник В газету местную меня, Как чушку, запродал в аренду В Сев. Енисейске... Колготня Районная... Ущерба бренду Журфаковскому не нанес... На «кукурузники» мотался В село Маковское, в лесхоз, Где в фольклористах подвизался: Перенимал у старичков Старинные казачьи песни Чалдонов – первоходоков, Неведомых колумбов местных. Потом опять на Ангару С ребятами из Ленинграда Пошел – осваивать Югру. И мне и им деньжонок надо – Намылились на лесосплав... Но дела нет на лесосплаве.. Решили так, что, стыд поправ И без мечты о громкой славе, В концертах станем услаждать Ангарского аборигена... Овациями награждать Нас стали щедро... Мы отменно Про клен опавший погрустим И про цыганку-молдаванку. У нас непревзойденный стиль... Сверх пенья я еще и байку Исполню – сам и сочиню И раззадорю конферансом В репертурном есть меню И Визборские песни с трансом, И Городницкий, Юлий Ким, Высоцкий, Кукин, Окуджава, Берковский... Честно, неплохим Был наш концерт... Но душит жаба Районную сов-парт-фин власть... Мы своевременно рвем когти – В цугундер не хотим попасть... Игра неравная на корте: Мы – против власти... Теплоход В последний миг нас вырывает Из длинных рук властей – и вот Я в Красноярске... Принимает Скитальца местное тэвэ, Где занимаюсь новостями... А в забубенной голове Выстраивается частями Сценарий фильма, а в него Вошла вся масса впечатлений Агитпохода... Что с того? Да будь я хоть сценарный гений, «Семь дивногорских адресов» -- Так назывался мой сенарий – Навечно сунут под засов Иль вовсе брошен в колумбарий. Ну, что же, дря «партейных» фирм Иное было б ненормально: Пробить документальный фильм Студенту «в поле» нереально... Романтика... Мне дал приют Студенческий веселый кампус На острове... Его зовут Все робинзоньим здесь... Стал капать Сентябрь на голову... Пора... А денег – ни гроша в кармане. Как выбираться из двора? Без денег ты везде в капкане. Вождь комсомольский пособил, Хоть не поэт, но – Евтушенко: Меня на поезд посадил. Поголодаю хорошенько Пока доеду до Москвы... А в Кирове свела «чугунка» Кой с кем из вгиковской братвы: -- Бодров! Сергей! – Ладони гулко Ошлепали... -- И ты – в Москву? – -- И я... В права вступает осень... То лето в сердце и в мозгу Осталось чем-то важным очень... Опять на Горького стою – И продаю с лоточка книги... Я напишу еще мою. Она во вдохновенном крике Откроет всем моей души Неоценимое богатство... -- О том, что было, напиши! – Студенческое просит братство – И я, конечно, напишу... И многое еще, конечно, В судьбе высокой совершу, Что память обо мне навечно В толпе журфака сохранит... Вот, мерзну на ветру сутуло, Но голос звучен, взгляд горит... Я – Победитель и Притула! Поэма десятая. Леонид Крохалев. Уже мной пройден трудный путь. Живу и не засох на бровке... Родился я в селе Редуть. Оно от Звериноголовки, Райцентра -- в двадцати верстах. Граница с Казахстаном – рядом. В редутях прежде – на постах Казаки яицкие взглядом Обшаривали степь: видны ль В набеге степняки лихие? И кровь лилась в степной ковыль Чужая и своя... Такие Царили нравы. Был Курган Основан Ермаком со братья. В Зверинке – крепость, чтобы хан Мог только посылать проклятья, Но опасался нападать. Вкруг крепости везде – редути. Казаки мягко называть Привыкли, что относим к сути Их изначальной. Ведь казак Из Запорожской вышел Сечи, Хохлацкой, то есть... Мягкость – знак Преемственности человечьей. Село на левом берегу Высоком батюшки-Бобола В моем оттиснуто мозгу: Вот это домик наш, здесь школа.... Мое приречное село С высот боровых и от тракта Высокой церковью зело Приметно белоглпвой... Так- то... Год появленья моего Голодным был в округе нашей. Не оставалось ничего: Ни детям молочка ни каши. Когда пригрело по весне – О обнажились огороды – Растаял почерневший снег – Скотина выжившая всходы Пощипывала, а народ Отзимовавшую картошку Гнилую кое-как печет – Хоть это положить на ложку. Я рос, как дикая трава. Все лето бегал голопузый. И выцветала голова Под солнцем... Сельские бутузы Любили, ливень переждав, Барахтаться в глубокой лыве, Наигрывая вольный нрав – И нет на воле нвс счастливей. Напротив был поповский дом В избу-читальню превращенный, Позднее – в клуб... Картины в нем Показывали: бело-черный «Чапаев», «Светлый путь», «Весна»... -- Смотри! Хорошая картина! -- Но изверчусь весь – мне скучна Игра теней – не восхитила. Вот так жила моя Редуть. Мать Антонина – староверка. Отец – никонианин. Чуть В их поколении померкла Непримиримость предков их – Мария, бабушка, престрого Канонов старых непростых Придерживалась, веря в Бога, Молилась много раз на дню, Посты суровые держала... Божничку в памяти храню: Окладом чищенным сияла Там Богородица... Ее О милостях всегда просила Мария-бабушка... Мое Несчастье, жаль, не отмолила... Я и доныне не постиг, Каким путем свело в Редути Моих бесхитростно простых Отца и маму... Нарисуйте В уме сибирское село: Река Тобол течет в распадке, Высокий берег... Рассвело... Мычат коровы. В плащ-палатке С бичом в руке идет пастух, Гоня на бережок буренок... В избе чудесный блинный дух. Он разбудил меня. Спросонок С полатей я гляжу на мать, Что у печи стоит, хлопочет. Дух блинный мне велит вставать. Орет на всю деревню кочет. Встаю. Умоюсь – и за стол, Где блюдо с маслицем топленым И кружка с молоком... Простор Сибирский весь за остекленным Яснеет горничным окном. Блинков пяток умну горячих С чудесным нашим молоком – И – к ребятне. Гоняем мячик, Бочарный обод по сельцу, В реке играем в догонялки. Любому здешнему мальцу Тобол – для плаванья, рыбалки – Что дом родной: переплывем, От дна ногами отбиваясь И под водой его. Живем Как водяные, бултыхаясь... Григорий, мой отец, уже Немолод, но по-сельски крепок. В колхозной вывалясь деже, Поздней коммуновских зацепок Сумел содрать с себя репьи – И в леспромхоз ушел, где все же Платили денежки... Паи В колхозе – трудодни, лишь кожу И кости от односельчан Моих колхозных оставляли. Кто пошустрей, бежал в Курган, От леспромхоза лес сплавляли По речке молем мужики, Что означает: не плотами, А так пускали вдоль реки Стволы, усеяв топляками Все дно Тобола... И отец Причастен к этому заделью. Едва хватало на хлебец Зарплат отцовских... Мама с целью, Чтоб тоже денежек добыть, Соседкам шила блузки, юбки, Мне -- одежонку... Ведь купить – Откуда деньги на покупки? Зимою плотничал отец. Обрезки досок доставались Взамен игрушек мне... Малец, Строгал, порой кровавя палец, Вооружение себе: Для игр ребячьих автоматы. Хранил в сенях у нас в избе. Когда играть в войну ребята Зовут, беру с собой свое: То «ППШ» с черненым диском, То «дегтярева», то «ружье»... «Фашисты» разбегались с писком. Мы жили в пятистенке. В нем Одна лишь горница и сени. Большая печь держала дом. Полатями венчались стены. А во дворе стоял сенник – Сарайчик с островерхой крышей, Крыт горбылями – я на них, Замшелых, залезал повыше – И на опушку все глядел: Когда из леса выйдет мама. В лесу у мамы много дел: Грибы и вищенье... Упрямо Глазею. Ну, же... Наконец: Из леса женщины с добычей. Ползу повыше на венец... У мамы два ведра с отличной Чудесной дикой вишней. Вмиг Сползаю с крыши и – навстречу. Выплескиваю радость в крик – Едва ли радость долгой речью Я так бы выразить сумел, Как этим вдохновенным криком... Зимою всех ребячьих дел – Лишь лыжи с санками... Я с шиком На лыжах, выгнутых отцом, Надетых на пимы, носился. Я шустрым, ловким был мальцом. Однажды с саночек свалился – На сваю, видно, налетел, Державшую канат парома. Ну, встал, хромая... Употел... -- Вот суматоха-то... Кулема... Маленько посиди в избе, Угомонись, пострел маленько! -- Стал вскоре замечать в себе Неладное... -- Болит коленка, -- Стал жаловаться старшим. Боль Все ощутимее, сильнее... -- Болит... -- Да что ж, сынок с тобой? – Нога вся скрючилась, синеет. Уже на ногу не ступить – И я хожу на четвереньках. И как со мною поступить Не знают старшие... -- Надень-ка Рубаху чистую, сынок, В Зверинку едем, в райбольницу... Ох, хоть бы врач тебе помог... -- Трясемся на телеге... Лица Врачей серьезны: -- У мальца Туберкулез костей. -- Дрожали В тревоге руки у отца. -- Туберкулез?... – Загипсовали Колено... Боль еще сильней. Уже терпенья не осталось. Что делать? Я меж двух огней?: Без гипса как бы не сломалась Нога, а в гипсе – как огонь Во всей ноге... -- Что делать, сынка? Помочь-то чем тебе? – Ладонь Отцовская тепла... Слезинка Невольно под его рукой Скатилась по щеке от боли... -- В Зверинке, видно, врач такой... – Отец решил своею волей Снять гипс с моей ноги... Не зря? Неведомо... Но где спасенье? Нога болит, огнем горя, Колено скрючено... Решенье Везти меня теперь в Курган. Сто двадцать верст тряслись в телеге. Здоровым спинам и ногам Несладко. Каково калеке? Заночевали по пути. В Курган, в больницу прикатили. Там подержали, но... -- Прости, Помочь не знаем чем, -- бубнили. Что делать, надо как-то жить. Я сжился с болью, притерпелся. На четвереньках стал ходить. Холома, дядька, пригляделся – Костылики мне смастерил. Хоть кривобоко, но шагаю, В Тоболе плаваю -- (любил) – С ребятами в войну играю. Приехал в гости старший брат. Он трудится в Магнитогорске. Решили, что возьмет Игнат Меня с собою... У иконки Мать помолилась: -- Исцели, Всевышний, ногу пацаненку... -- Присели, встали и пошли. У нас полечат лучше Леньку. -- В Магнитогорске грубый врач Колено разгибал мне с силой, Боль причиняя, как палач. Но разогнул, что пособило Ему сгибаться хоть слегка – И я уже хромаю меньше. Крепка у доктора рука, Намучился со мной – не лень же... А вот с бедром плохи дела. Блок тазо-бедренный разрушен, Сустав закостенел. Пришла Беда. Да что ж, бывает хуже... Калекою вступаю в жизнь. Ведь мне четыре лишь годочка. -- Что делать, Леонид, держись. Держись, сынок, живи – и точка! -- Живу... И в школу похромал. Сандалики купила мама Впервые к школе. Обувал Их утром... Пусть нога хромала, Зато обувка хороша: Коричневая перепонка... Хоть каплей радости душа Пусть озарится у ребенка. Я видел, что учителя, В отличие от деревенских, В одежде, грязной, как земля, Не ходят. Ни мужских ни женских Сверхдорогих, сверхмодных нет На них особенных нарядов, Но каждый в чистое одет... -- Вот так и мне, -- подумал, -- надо... -- Отец три класса ЦПШ До революции окончил. К ученью тянется душа. Прокрикиваю слоги звонче, Чтоб слышать, что я прочитал... Отец в ту пору в сельсовете Ответственною шишкой стал: Он секретарил. Был в ответе И за библиотеку. В ней И детских несколько книжонок. По книжке-то читать трудней, По букварю полегче. Тонок Шедевр, мне выданный отцом Царевна-кваакша – героиня. Влезаю в книжку не лицом – Всем естеством... Кто спросит имя В минуту эту, я поди, Не вдруг отвечу... Чудо-сказку Читаю, лежа на печи. Я начал вслух. Потом огласку Слогов случайно прекратил: Картины увлекли живые... В два счета сказку «проглотил». Вдруг осознал, что я впервые Книжонку про себя читал – И к маме – радостью делиться – Мол, научился! – похромал – Восторгом душенька искрится... Нам объясняла, как читать, Учительница Киселева Прасковья... Сверх всего – вязать Учила варежки... -- Основа Искусства вязки – две петли. Усвой: вот эта – лицевая, Та – оборотная... – Пошли Дни младших классов... Выплетая Слова из букв, пишу пером Чудесным «звездочка» с нажимом, Наклоном... Эх, куда с добром! Я вывожу неудержимо Петельки непростой судьбы... Пошли и первые утраты И первые в судьбе гробы. -- Куда ты, бабушка, куда ты? – Она ответа не дает... На сельском кладбище могила Неброским холмиком встает. Все, бабушка ушла... Любила Меня, жалела... Мне ее Невыносимо жалко тоже. Вот так кончается житье... Простецкий ритуал итожа, Отец на вековой сосне Три буквы «М» смоленых высек. Слезою – показалось мне – Сок дерева в прорубе вытек. Слезящиеся буквы «М» -- Напоминаньем о Марии Максимовне, -- понятно всем – Из Мехничевых... Точно гири На сердце детское легли. Та смерть была жестоким шоком. С души слезинки не сошли И память словно бы с ожогом... Я дедушек моих не знал, А бабушки в Редути жили. Я по ушедшей тосковал – Воспоминания кружили Над головенкою мальца... -- Прости нас, бабушка Мария! -- И за Матрену, мать отца, Другую бабушку, молила Душа Всевышнего: -- Храни, Господь, Матрену Крохалеву, Продли ее земные дни... – И по услышанному слову Она, Матрена, прожила Еще двенадцать лет опорой Семейства на краю села... Вся жизнь семьи – в ладу со школой. Вот я готовлюсь в третий класс... Тут озадачил всех реформой В Москве сидевший наробраз: Должны отныне школьной формой Обзавестись ученики. Мальчишки – серой гимнастеркой С ремнем латунным... А ремки, Что мамой мне пошиты, только Вне школы можно надевать... Вот случай, для семьи – пожарный... Да что же делать? Едет мать В Курган, где тратит на «базарный» Комплект одежды для меня Не лишние в семействе деньги. Поездку утрясла в два дня... -- Ну, для примерочки надень-ка... Взяла на вырост... Подогнем Чуть длинноватые штанины... Рубашку подпояшь ремнем... Надень фуражку... – От картины, Что в старом зеркале видна, -- Рот до ушей... -- Ну, вот, -- не хуже Других одели... – Жизнь полна Негромких радостей... Потуже Ремень широкий затяну На гимнастерке и – учиться... Встречаю школьную весну Четвертую... Теперь решится Судьба семейства и моя: В Редути лишь четыре класса В начальной школе... Бытия Проблемы... Их назрело – масса... Есть семилетка в Бугровом. Туда мои односельчане- Ровесники дойдут пешком. Мне не по силам то... Вначале Я поселился в Бугровом У тетки... Одному тоскливо... Сестра отца ко мне с добром. Муж Дмитрий бородат на диво. Мне прежде нравилось глядеть, Как он вымачивал овчины, Сушил, кроил, сшивал... Надеть Стремились местные мужчины И женщины зимой его Приталенные полушубки – Добротней нету ничего... -- Эй, Ленушко, потешим зубки! – Меня на ужин Дмитрий звал, -- Наука сытому приятней... – А я по маме тосковал, Без мамы жизнь везде отвратней. И на полатях ввечеру В мешок с лучком уткнувшись носом, Беззвучно плакал: мол умру Забытым ближними отбросом... Неизъяснимый в горле ком... Но мама вчувствовалась живо -- Родители продали дом: -- Ну, милая Редуть, счастливо Здесь оставаться! – Иванов Витюща, сельский мой товарищ, Не ведает прощальных слов: -- Ну, в грязь лицом там не ударишь... -- Отец решает, что семья Из-за меня в райцентр, Зверинку Перебирается... Моя Здесь школа по дороге к рынку. Отец купил в Зверинке дом. Вот он стоит на старом снимке. Мы на Урицкого живем, А я теперь учусь в «Максимке», Зверинской семилетке... Ей Максима Горького досталось В наследство имя... Здесь к моей Душе помалу подключалось Сознанье... Фотоаппарат «Любитель» кругозор расширил. Сперва снимаю все подряд... Когда проявочку осилил С печатью снимков, избирать Стал строже кадрики для снимка. Так путь к призванью начинать Неявно помогла «Максимка». Есенин творческий багаж Расширил в темах фотокадров... -- Поэт Люгарин – родич наш, - Гордится Юра Александров. Подумалось: смогу и я Стихами выразить настрои. Компашка тесная моя: В ней Юра Костромин... Нас трое -- И с Сашкой Луговских дружу. В Зверинке – бойкие ребята. И здесь впервые завожу Со сверстницей из интерната Гляделки-игры. Интернат – Изба, собравшая в Зверинке Из дальних деревень ребят, Девчат... Короче – из глубинки. Зимою с Сашкой Ледовских Шапчонок овускаем «уши» – И – на завалинку. «Своих» Подружек, тех, к котором души Неравнодушны, позовем К окошкам. Мне по нраву Римма, А Сашке – Нина... Ни о чем Болтаем... Но необходима Душе та трепля ни о чем. Она в мороз нам душу греет. Проходят дни, а мы растем Душа в общенье с другом зреет. Из староверов-кержаков Кондовых мой приятель Сашка. Под крышкой ветхих сундуков Тома старинные. Закваска Семейства Ледовских крута. Воспитывают парня строго, В старинной вере, но не та Пора уже, чтоб веру в Бога Предпочитала молодежь. Влиянию семьи кержацкой Сопротивлялся друг... -- Даешь Шейк под «Марину»!. Хоть с опаской, На вечеринки приходил. Хозяин, Костромин Юрашка, Пластинку с песней заводил – И вытанцовывать компашка Из одноклассников могла Хоть до утра. Я тоже танцы Люблю – не букой из угла Гляжу – не упускаю шансы Законно – девочку обнять... Позднее увлеклись охотой. Отец учил меня стрелять. -- Коль выйдешь с кашлем и икотой, То не добудешь никого, -- Внушает батя мне не в шутку. Двойной листок, а на него Карандашом набросил утку, Повесил в двадцати шагах... Учил затаивать дыханье, Прицеливаться... -- Мягко!... – Бах! Чем увенчается старанье? -- Тремя дробинками попал – Считай, сынок, ты утку добыл. – Ружье отцовское хватал – И с Ледовских по лесу топал На Заячье то озерцо, Где нами спрятана лодчонка. В мешке сокрыто ружьецо... Я видел как-то: мужиченка С семидесяти метров влет Сбил утку выстрелом из лодки... -- Вот это снайпер! -- Во дает! – Из нашей скромненькой «трещотки» Мы ухитрялись попадать – И тоже шли домой с добычей... Есть что подружкам рассказать, Приврав, как то велит обычай... Порой на остров Дикарей, Что на Тоболе за Зверинкой Удить ходили пескарей Да с ночевой... Живой картинкой Воспоминания встают: Костер, ночные разговоры... Кустарник над водой... Клюют Пескарики... Заводим споры, Чей больше, толще, чей длинней... Счастливая пора взросленья. Немало радостного в ней... Я полюбил уроки пенья. А тезка Шукшина, физрук, Учил играть на мандолине И на гитаре. Крепких рук Хотят гитары. И поныне Саккомпанировать могу Под песню бардовского толка. Баян для танцев на кругу Покруче... На баяне только Лишь «Светит месяц» и смогу – Учил Василий свет Петрович Макушин, физик... Я в долгу Пред памятью о нем... Пристроишь В рассказ незаурядный факт: Он наказал меня за леность – И я на год продлил контракт С седьмым – и осознал полезность Труда: я дважды провалил В седьмом по алгебре экзамен. Вот потому и повторил Седьмой... В задумчивости замер. Понятно: надо поднажать – И завершаю восьмилетку Я только на «четыре-пять» Хоть и не бился за отметку, А просто малость поднажал. Биологические курсы Нам Ямченко преподавал Григорий свет Степаныч. Куцы Те знания, что нам дает Он по ботанике и дальше – По зоологии... Ведет Предмет к основам – припадай же К наукам жизни, Леонид! Меня фронтовики учили. За их уроками стоит Судьба в погонах. Просто жили Те непростые мужики... Уроки пения... «Орленок»... Ребячьи голоса звонки. Я петь любил, считай, с пеленок... И я учебные труды Ситожил добрым результатом. Есть восьмилетка! А куды Теперича? С Иваном-братом, -- Потолковали о судьбе, Какая, дескакть, о перспектива... -- Иного нет пути тебе, Давай-ка, собирайся живо! -- Он средний, (старший-то Игнат), Он заводской, магнитогорский И общежитский... -- Надо, брат, Собрать семью в единой горстке – И в город наш перевезти – Такую вижу я картину. Тебе – в девятый класс пойти, Мне – побороться за квартиру. Она обещана давно, Коль стану мужиком семейным, Женюсь, мол, если... Все равно Жениться не хочу... Затейным Маневром создадим семью, Вас поселив в Магнитогорске. Глядишь – и выделят свою Нам квартирешку... На повозке С отцом катили на вокзал. Поехали в начале в гости. -- Разведаем, отец сказал, Как там живут. Больные кости Мои вниманье привлекли – Ведь я хромаю кособоко – Случайной женщины... -- Могли В Свердловске б подлечить неплохо... -- Где? -- Да в свердловском НИИТО. Там дочь моя с бедром разбитым... -- А там помогут? -- Если кто Поможет, то они... Забытым Стал фильм, куда я поспешал. Принес домой благие вести. Отец стремительно решал – Нам направленье честь по чести Магнитогорский выдал врач – И вот мы в НИИТО Свердловска.. -- Господь, пошли мне здесь удач! – Хирург в очках, крутейший дока, Рентгенограмму изучил, Бедро ощупал и колено... Скривился: -- Кто тебя лечил?... Ну, что ж, поможем непременно, Но год придется подождать – Лист ожидания – огромный... -- Ну, что же – мне не привыкать... -- Держись! -- Стеснительный и скромный Приехал через год опять... Очнулся – в гипс по грудь упрятан... С кровати мне нельзя вставать Полгода... Много по палатам Таких страдальцев-пацанов. Всех греет светлая надежда. Я под простынкой без штанов. Сестрички, причандалы, те, что Мы им стыдимся показать, Засовывают в утку сами. Ведь нам не то, чтобы вставать, Нам двигаться нельзя... Руками Берет сестричка «агрегат» -- И в раструб «утки» направляет... Поднять, перенести – медбрат Приходит, тяжести тягает, Как Жаботинский – то есть, нас... Замедлился процесс учебы... По времени – девятый класс... Учителя приходят, чтобы Хоть малость раскрутить мозги... Но результат не первосортный. Мы, как с морковкою мешки – Одни глаза... Кто здесь способный, Кто неспособный? В потолок Таращимся, от боли стонем... Едва ль сам Песталоцци мог Нам, обездвиженным и сонным, Наук основы преподать. А время тянется лениво... -- Ну, как дела мои? Вставать Когда? Вы мне – не косо-криво Суставы разобрав, собрать Обратно заново сумели? -- Хочу быть честным. Должен знать: Мы не вполне добились цели. Неэффективною была Вся операция в итоге. Такие, Леонид, дела... -- Так что же, мне не встать на ноги? -- Ты встанешь. Надо потерпеть. Чем можно, мы тебе поможем... -- Ходить смогу? -- Надеюсь... Ведь Ты парень стойкий. Подитожим: Теперь зависит от тебя Конечный результат. Строжайший Режим – постельный... -- Погребя Надежды, мой целитель дальше Пошел палаты обходить... Моя беда опять со мною. Не стану плакать и нудить. Я поднимусь любой ценою, Пусть даже боль огнем печет – Перетерплю и все осилю. Всевышний, ты возьми в зачет, Что я страдаю – за Россию. За бедность русских деревень, За то, что нет лекарств в больничках. Я притерпелся, я – кремень, Не зареву при медсестричках. Я Бога про себя молю Дать мне целительную силу. Я верю в Бога и люблю. Он Всемогущ и мне, как сыну, Поможет... Между нами связь Нерасторжима и всемерна. Я вдохновляюсь, помолясь, Я верую: ко мне всесферно Целительную ссилу шлет Всевышний: поднимучь с постели. Однажды я шагну вперед – И пошагаю к ясной цели. Что у верблюдв два горба - Отчаянную знаю шутку: Все потому, что жизнь – борьба.... -- Давай сестра. Неси мне «утку»... -- Шесть долгих месяцев прошли. Однажды я встаю с постели. Мне встать, конечно помогли, Но двигаться к заветной цели – Все так же в гипсе я могу... И вот – учцсь в магнитогорской Сорок девятой, а в мозгу, В душе надежда, что с загвоздкой, О коей мне поведал врач, Мы все же справиться сумели... Я от природы был горяч. Но нужно на подходе к цели Терпенья вдвое приложить – И я терплю, а что жа делать? Вначале поселили жить Вблизи от школы сорок девять Позднее брат нам снял жилье В поселке за городом... В гипсе Тащился в школу, где мое Сложилось общество.... Гип-гип, все Товарищи, я дохромал, Докостылялся, чтоб учиться. Гипс сильно двигаться мешал И в транспорте народ дивится: Меня везут издалека И долго в школу на занятья. Мне не прийти без костылька. В салоне людям исполать, я Обыкновенно нахожу В рядах свободное местечко, Пока доеду, посижу – И благодарное сердечко, Шлет людям теплые слова... Учители меня жалели – И помогали мне, едва Заметив, то, что еле-еле Я понимаю их предмет.... А в целом ровно шла учеба... И тут наметился сюжет... Зовут – Лариса Чувашова. Стройна и в талии тонка, Темноволоса, кареглаза. Околдовала паренька, Влюбила по уши, зараза... Я на каникулы в Редуть, В мирок мой детский уносился, Где обреталась жизни суть, Незримый дух судьбы клубился, Неудержимо звал Тобол И Сетово, что с карасями, Манил заветный синий бор... На лодке между камышами Весь в размышлениях сидишь... Дрожит в воде дорожка солнца. Теплынь рассветная и тишь... Ах, ты голубчик! В лодке донца Не видно – столько карасей... В ладонь и больше. Вот отрада! Чудесней на планете всей Отрады не ищи, не надо... А вечерами кличет клуб, Где я встречаю повзрослевших Девчонок одноклассниц... Губ, Мне улыбавшихся, хотевших Взаимной нежности земной, Не замечаю я покуда... Тут свердловчанка... Что со мной? Девчонка сотворила чудо. У деда Щучьева гостит В деревне городская штучка. Ее инопланетный вид Взял в плен, как если б в душу щучка Вцепилась... Словом, я пропал... Договорились, что совместный Начнем предвузовский аврал, А вечерами... В неизвестный Мир счастья погружают нас С Ларисой страстные натуры. Мы с ней проходим первый класс Любовной – не литературы, А жизни... Лето шло к концу. Лариса хочет в медицинский В Свердловске... К братьям и отцу С поклоном, дескать, клан старшинский Не согласится ль, что и я В Свердловске счастья попытаю? Поддержит ли меня семья? Ура! Поддержит. Улетаю В Свердловск. Экзамены сдаю Отлично. С блеском поступаю... А вот красавицу мою Средь поступавших не встречаю. -- Я не решилась поступать... -- Мы уезжаем на картошку... Проводишь? – На перроне ждать Обидно... Видно, понарошку Пообещала... Тяжело... Я к шефу с просьбой подступаю: Мол, не могу, бедро свело... Сперва ругался... -- Отпускаю – Пусть разберется деканат... Пишу бумажки в деканате, Как, если б у меня был блат... -- Вам справку, направленье? Нате... Когда с картошки убегал, Один досужий второкурсник Мозги мне шибко полоскал – Историй много знал изустных. И этот юный аллопат, Не знавший страха и сомнений, Вдруг ополчился на истпарт... -- Врачу, -- он нес, -- истпарт до фени... Тут осложнения пошли Внезапно у меня с Ларисой, В Свердловске, от нее вдали Мне в душу влезла серой крысой, Необъяснимая печаль... Загубленный душевный праздник. Звоню Ларисе... -- Очень жаль: Сегодня был бы из напрасных Твой неожиданный визит: В кино с подружкой собираюсь... В ее ответе ложь сквозит. Ну, что ж, проверить постараюсь, Что за подружка... Вхож был в дом... Мне мама говорит: -- Похоже, Она мечтает о другом... – Дождался – и мороз по коже: Пришла с парнишкой... Море слез... Парнишку я из дома выгнал. Она расстроилась всерьез... Молчу, лишь бровь дугою выгнул.... -- С тобой могу я лишь дружить, -- Я принял, как удар подвздошный. Как без надежды в мире жить? И не осталось силы, должной, Чтоб над предметами корпеть, И голова совсем пустая... Физическую боль терпеть Привык... К душевной привыкая, Учебу сильно запустил, Истпарт особенно... Конспекты Писать не успевал... Растил Неотвратимый неуспех... Ты Мне посочувствовал? Декан Сочувствием не отличался... Истпарт хватает на кукан – И я не выдержал, сорвался: Я повторил, что «аллопат» Вещал ребятам на картошке: -- Врачу не надобен истпарт... – У лектора глаза по плошке, Он посинел, позеленел... -- Вон! – просипел. Я вышел молча. Я утром с койки встать хотел – И не могу: боль режет, корча... Меня на «скорой» увезли... Врач говорит: еще б немного Тебя бы точно не спасли... -- Моя судьба в руках у Бога... – Он мой аппендикс показал --= Вот так, мол, выглядит в натуре. Меня коллегой называл, Хирург.. Таблеткам и микстуре, Не поддаваясь, заживать. Шов не желает три недели. Взамен трех дней... Потом опять Учусь... Услышал, что хотели Меня публично осудить И исключить из комсомола... Отстал серьезно... Как же быть? -- Академический – не школа – Здесь после сессии дают. -- Тогда я инстит бросаю... -- Глаза декана злобу льют... Взял чемодан и уезжаю... Меня в Магнитогорске ждут С отцом и братьями конфликты. Упреки братьев душу жгут. -- Чай не дитя. Позорно влип ты. Мы думали – в семействе врач Появится и слали деньги. Ты о причинах не судачь. Каков итог? Тебе оценки Хорошей за Свердловск никто Не даст? Что дальше будешь делать? Ты б мог работать а НИИТО Хирургом... – Всю семью разгневать Сумел серьезно бедный «врач»... Но что-то вправду делать надо. А среди маленьких удач, Была укрытая от взгляда: Я в школе получил разряд Чемвертый. Я, выходит, слесарь – Инструментальщик – и на взгляд Отдела кадров мимо пресса Не полным олухом пройду. Я принят на завод, слесарил... Не чинят домну на ходу – Я клапана ее чеканил, На аглофабрике чинил Со всей бригадой транспортеры... Господь, видать, за мной следил – И предложил мне случай вскоре. Была компания одна, Друзья – я среди них вращался. В ней Лена... С нею дотемна Гулял... Порою приглашался В ее семью... Отец – хромал. Он проявил ко мне участье. Меня допросом донимал, Что я и кто, какие части Моей усталой головы Годятся для какой работы... -- Пишу стихи признался... -- Вы В газету не хотите? То-то... С редактором поговорю... Многотиражка на заводе Хорошая... Чем предварю Трудоустройство? Парень, вроде, Редактор, то есть, неплохой Моряк, что по тельняшке ясно -- Дел – под завязку. С головой В делах. Ты хочешь к нам? Прекрасно! Ну, ладно... Зряшно на ходу -– Что обсуждать? Неси статейку... Прославь бригаду... -- Ясно... -- Жду... – -- Довольно живо... За недельку Управился, а на носу Итогов подведенье... Надо Обзор смастрячить... -- Принесу... --- Экономический... От взгляда Ни недостатки не укрой, А если будут достиженья, Их в словоблудье не зарой... На сопли, так сказать, на «мненье» Десятую оставишь часть. В основе – соцсоревнованье... Иди... Не бойся в ересь впасть... -- Крутое выдано заданье. С какого боку подходить Не представляю, к исполненью... Начальство надо попросить – Вдруг снизойдут до объясненья? В итоге что-то написал... Потом признался литсотрудник, Что матерился и кромсал Мой опус... Только рок-причудник Был очень сильно за меня – И на корректорскую ставку Я взят в газету... Колготня: Пиши, включайся в верстку, правку... С одной из стартовых зарплат – Дороговато, но не жалко – Взял классный фотоаппарат «Зенит», отличную «зеркалку». Снимаю я уже давно, Умею сделать проявитель, Фиксаж, что многим не дано... В Зверинке у меня –«Любитель», Позднее –«Смена», а теперь – «Зенит» -- отличная машина. В сравнении со «Сменой» -- зверь, Недосягаема... Вершина... Писал, и правил., и снимал, Поднаторел в газетной верстке... Со звонким именем «Металл...» -- В издании – «Магнитогорский»... Здесь подвизалась до меня За год – Татьяна Дегтяренко. -- Знакомьтесь – новая родня, Наш Леонид... -- А я – студентка! Пошли рассказы про журфак, К ним и редактор подключился, Ведь он заочник там же... Так... Внезапно мне мой путь открылся: Журфак... Картину «Журналист» Все с упоением смотрели... Сомненья есть – я реалист: Москва... Ну, что ж, дорога к цели, Все понимают, непроста... Год в заводской многотиражке – Начну не с чистого листа Путь наа Парнас.. Газетно «бражке» -- Адью! – и я в Москву качу, Устраиваюсь в общежитье... На сочинении хочу Явить особенную прыть я: Ведь я Толстого прочитал – И стиль Толстовский, многосложный Воспринял, точно идеал, Сам так писал, неосторожный... С утра помчался на журфак. Есть список тех, что пролетели. Меня в том списке нет... Вот так! Уже на шаг я ближе к цели. А вечером пришел сосед Штурмин Геннадий – огорошил – И точно выключили свет, А день с утра-то был хорошим. -- Под вечер, -- Гена сообщил, -- Дополнили провальный список. В нем ты теперь... -- Переборщил, Хохмя немудро... Я бы высек Тебя за глупенькую ложь, Да лень... -- Да не хохмлю я, Ленька, С утра на факультет пойдешь – И сам увидишь... – Потихоньку Я снова к списку подхожу.... Действительно, он стал длиннее. И я с расстройством нахожу Себя в нем... -- Вот же гады, змеи! В приемной требую найти Мою убойную работу... И вижу: в ней до десяти По стилю красных птичек... То—то... Прикинул, если через год Приеду поступать повторно, То будет стиль – наоборот – Простейшим мой... Прошу покорно... Ведь я умею извлекать Уроки из моих ошибок... Год пролетел – и я опять – В Москве... Настрой довольно зыбк. Со мной гитара и рюкзак... А я уволился с работы. Не попадаю на журфак – Решил, со старой жизнью счеты Свести... В том смысле, что помчусь В Узбекистан за вдохновеньем, В Туркмению... А там возьмусь Творить с особым упоеньем. Июньский вечер. До утра Мне некуда в Москве податься... Как коротают, вечера Другие? Если, может статься, У них немеряно деньжиш, Как у грузинских суперменов – В гостинице... Но я-то нищ – Не из Нугзаров и Рубенов. Зашел в гостиницу «Москва» -- И в вестибюле рухнул в кресло... Прошло часа наверно два: Два паренька подходят резво: -- Пройдемте... -- И пошел допрос... Я искренен, как под рентгеном. Не понарошку, все всерьез – Не хочешь – станешь откровенным, Когда берется КГБ Вытряхивать любые тайны... Нерадостно – представь себе... Воспоминанья фрагментарны, Но, вроде, в чем-то убедил Парней серьезных из «конторы»... -- Ну что ж ты, прямо как дебил Сел там, где бдительны дозоры, Особенно сейчас, когда На старте сессия Совета... Ну, выметайся! -- А куда? Цетральный телеграф... Сюжета Пошел виток второй. Сижу Потом прилег на жесткой лавке... Трясут... Очнулся – и гляжу: Милиция... Видать, до главки Журфаковской не доползу... -- Где направленье? Нет прописки... – Я чую явственно грозу. Корявые судьбы изыски Должны, мне ясно, предварить Вступленье на журфак серьезом... С трудом сумел уговорить... -- Но только – марш отсюда! – С носом Едва я не остался. Шло Уже к утру неспешно вреия. Безсонье мучило и жгло... Бичевско проводит племя Ночь на вокзалах. На метро На Киевский за пять копеек Вмиг добираюсь... Ну, добро! Прохаживаюсь вдоль скамеек, Жду объявления: народ На поезд дружно понесется, Тогда и мне, блин, повезет – А что другое остается? В уже привычные дела Провинциальной абитуры, Меня сонливого ввела В приемной девушка... Фигуры Подобной раньше не встречал, Столичный лоск в ее прическе... -- О встрече с вами я мечтал. – Я ей сказал, -- в Магнитогорске... – Но вскоре стало не до них, Красамиц со столичным лоском. Я, как примерный ученик, Пишу эссе о Маяковском... Прорвался... Дальше – все путем: Пятнадцать баллов – проходные Для стажников... В общажный дом Встураю гордо... -- Так, родные: С урала – Леня Крохалев... – На «Психодроме» флигелечек Журфака тесен – будь здоров... Бесчисленно и дней и ночек Я ухайдакал на истпарт: Урок не пролетел бесследно... Занятно: где тот «аллопат»? Врачует где-нибудь безбедно? Митяева – звезда звездой, Красавица – строга безмерно. Надеюсь, разминусь с бедой: Конспектики пишу примерно. Два серых парня из углов Глядят во дворике сурово... Из них, кто Герцен – Огарев Никто не угадает – слово... Евгений Прохоров марлен Ведет – он примыкал к истпарту... Терплю – не зря же встал с колен Многотиражных, сев за парту? «Кадет» Виталий Тохтамыш В Москве в суворовском учился. Пролаза, шустрый, точно мышь: Нашел лазейку, навострился Всегда билеты добывать В консерваторкие концерты – И ловкости не занимать В общеньи с девушками... Цепки Такие в эдаких делах... Мне от щедрот Витальки-хана Досталось – вот души размах – Знакомство с девушкою... Рьяно Меня Виталий вдохновлял С подругою его подруги Дружить – почти что заставлял... И вот – в ее семейном круге Мне подсказали: детский сад Возьмет охранника ночного И дворника... Я сильно рад: Духовного полно... Земного – У всех студентов дефицит: Финансы-то поют романсы. Детсад зарплатой пособит... Кто как, а я такие шансы Не упускаю... В полусне Полулежу на вахте мира. Слегка учусь... Под утро мне Снег отгребать, а если сыро – Лопатой воду отчерпать... Большой котел воды поставить На кипячение – и ждать... Придут кухарки – подзаправить Горячей кашкой поспешат И кофейку дадут с ватрушкой – И еду на журфак... Виват! Я не сижу безмозглой чушкой На лекциях, а в плоть и в кровь Вбираю знания о главном... К Кучборской чистая любовь У всех... Так о Гомере славном Расскажет, словно бы сама В Троянской битве побывала. Незаурядного ума С талантом... Вроде идеала Высокого теперь она... С ее подачи Еврипида И Апулея я до дна Прочитываю, сожалея, Что их скрывала пелена Незнания глухого раньше И были эти имена От многих нас – Сатурна дальше. Образовался здесь чуток С «античкою» наизготовку... Машинопись пошла мне впрок: Освоил десятипальцовку На все, надеюсь, времена... Татаринова – просто дива, Чьей красотой вдохновлена Мужская часть потока... Живо На древне-русском нам она О князе Игоре вещает, А мы внимаем... Тишина... Головка чудная вмещает Такое множество больших И маленьких произведений... Ах, мне бы хоть от сих до сих К зачету выучить... Не гений... Татариновой красота Во мне мужское возбуждала Начало... Ладно, суета... Не я один, в кого попала Эрота тайная стрела... Калинин Александр Васильич -- (Жена которого вела У нас уроки) – коль осилишь Учебник лексики его, Уже, считай, ты – литератор... Я и учеба – кто кого? Моя вторая альма матер Благоприятней для меня, Чем первая была в Свердловске. Тут новогодняя фигня. Чуть-чуть – и вновь в Магнитогорске Бесславно встретила б семья... Вседневно на опасной грани Судьба печальная моя: Свинья всегда нароет дряни, Возьмет внезапно в оборот Немудрое мое заделье: Мы отмечали Новый год С ребятами в общажной келье. Совместно приобретено И брошено на стол по-русски Простое «хлебное вино», К нему чего-то для закуски. Нам не знаком заморский сплин, Мы верим в магию застолья. К компашке комнатной Кузьмин На праздник подключился – Коля. К полуночи сиденье шло. Потолковали, покурили. Что нам с журфаком повезло, На сто рядов обговорили. Дозрели – надо в туалет. Я вышел – и картину вижу: Какой-то незнакомы шкет Мутузит Кузьмина... -- Обижу, -- Решил, -- за друга, хоть кого. – Взяв в драке инициативу, С восторгом колочу его За Кузьмина – и в хвост и в гриву. Меня Пинегин обхватил – И выволок из пьяной драки: -- Ты что затеял здесь, дебил? Устал учиться на журфаке? На студкомиссии меня Наждачным кругом обдирали. Кричали: -- Выселить! – казня, Иные даже предлагали Из комсомола исключить... -- Но ведь не я зачинщик драки. Хотел Коляшу защитить... -- Таким не место на журфаке! Но, в общем, как-то утряслось: -- Последнее предупрежденье! – Угасла в «трибунале» злость И победило снисхожденье. -- Ты что буянишь, Леонид? – Куратор курса Валентина Свет Тимофеевна рядит, -- Смотри мне! – но без зла, рутинно... Я сессию нормально сдал. Каникулы... Детсад столичный Меня к родне не отпускал: Приварок мне давал приличный – Я отрабатывал его... Но все же отдохнул немного Ведь днем не делал ничего, Чуть отоспался... И дорога На новый вывела подъем. Второй семестр. Здесь главный – Шведов, Шекспировед, звезда.. О нем Журфак печалится... Изведав Глубины самых мудрых книг – Их миру выдали титаны – Стал рядом с ними сам велик: Рабле, Шекспир, Сервантес, Данте – На нас, как бурный водопад, Он извергал свои познанья... Незнанье не возьмешь назад – И нет подобного желанья. Был западовский суховат Курс по словесности российской... Херасков, Ломоносов... Ряд Столпов фундаментных... Витийской Не замечаю красоты В стилистике глубоких лекций. Но важно исключить «хвосты», Наивных избежав селекций На те, что хочется учить И что не хочется – предметы. Увы, не вправе исключить И вовсе скучные. И эти Придется в сессию сдавать... Француженка... Чуть рыжевата Лет тридцати... -- Вам посещать, -- Она грассирует богато, -- Необходимо лингафон, Произношение поправить Вам следует тотчас, Леон, -- Ведь не смогу и «три» поставить. – Предупрежденье, как закон Я принял – и засел на месяц Корежить губы -- в лингафон. Что мне позволило наметить Прогресс в прекрасном языке... Потом с Притулой отличились Совместно в творчестве... В мирке Надежды Рушевой... Словчились Смастрячить кинорепортаж... Рискнул взять камеру впервые. Смонтировали... Опус наш В учебной студии отныне Показывали всем гостям, Включая строгое начальство... Потом был жаркий Казахстан, Бригада плотников... Ручаться Готов, что этот стройотряд, Всех, кто пахал в нем, вспоминают По-доброму, хоть в целом – ад: С темна и до темна бросают Грунт из траншеи, льют раствор, Кладут кирпич, крепят столярку, Стропила с балками в распор Над стенами возводят – (жарко!) – Журфаковские мастера... Я с детских лет знаком с пилою И топором... А вечера – Гитаре, песням... Я повою Со сцены – песенкам народ Внимает, словно я – Карузо... Куда лишь нас не заведет Журфаковская наша муза! Немилосердно солнце жгло. Панамки плотные спасали. Без них бы джо беды дошло: От солнца уши опухали И лопались чирьями... Ад! Нас испытала Приишимка. Но каждый заработать рад На новый курс. Пахали шибко. Был Алиханов Алихан В отряде нашем командиром, А комиссаром – Газазян, Наш комсомольский вождь.... Придирам Отрядным милый армянин Был почему-то неугоден. Шпачков подшучивал над ним. К примеру, о плохой погоде С серьезным видом заявлял, Что это «штучки комиссара»... Но мудр был Саша, позволял Шутить и над собою шало... Порой в соседнее село За шифером везли бригаду: Склад на околице. Везло: Еще подзадержаться надо Бежал в контору бригадир Шпачков подписывать бумаги... Инстинкт бригаду заводил На молзавод... Девчатам фляги Помочь поднять и опустить... Парням московским девки рады, Спешат, чем могут, угостить – По банке сливок для награды Давали выпить... Не у всех Способны выдержать желудки Такой удар... И смех и грех: В гальюне застревал на сутки Иной несчастный... Я любил Молочное привычно с детства... Ну вот. И стройотряд отбыл... Из коммунального соседства – Занюханного флигелька – Да во дворец – сюрприз журфаку. Над вестибюлем – облака Сквозь крышу из стекла.. Однако! Ковром укрытый «царский» марш... Нас поднимающий к портрету, На коем основатель наш, Михайло Ломоносов, у свету Ученья вдохновлял журфак... К нему, примкнули плотным строем, «Чему-нибудь и кое-как» Учившие... Любой героем По праву мог бы стать, Семен, Твоей журфаковской поэмы. Уж так был Селезнев умен, Что двльше некуда... Так все мы Пред Новосельцевой дрожмя Дрожали, политэкономкой... Как Хорош жучил всех! Друзья Общажные порой сторонкой Ленясь, обходят стадион, Но с Хорошем ловчить не пробуй. Спортсмен, солдат спецназа, он «Премудрых» всей своей утробой Решительно не принимал: -- Не можешь? Приходи, пытайся... А не пришел – получишь балл На вылет – и потом не майся... Наумчик и меня достал: -- Неси врачебную бумагу, Ты мне ее не предъявлял... А без нее—в журфак ни шагу! Пришлось потратить пару дней На азрешение сомнений Физорга... Впрочем, так верней... Спортивных не лишен умений: На лыжах с ловкостью хожу, В футбол играю, как Гарринча, Отлично плаваю, держу Удар боксерский... Только нынче Я рад военки избежать И обязаловки спортивной. Загружен так, что и поспать Не успеваю... Жизнью дивной, Сверхпогруженною живу, Вгрызаюсь в рифы «Капитала». От перегрузки наяву Порою брежу... Идеала Студенческого не во мне Ищи, журфака летописец... Уж тем доволен я вполне, Что нет «хвостов»... Как черноризец, Журфаку истово служу... В общажную добавлен келью Нам Романовский... Вот, гляжу: Он вяжет... К этому заделью Приучен был когда-то я – И детский навык не забылся: Вот оборотная петля, Вот лицевая – удивился И сам, что помню до сих пор... А Волдемар смастрячил свитер Задорно яркий... Нет, не вздор Уменье каждое... Обитель Студентов всяческих полна Чудес и редкостных задатков... А в общем-то вся жизнь чудна... Бабаев и Рожновский грядку Литературности моей Продолжили рыхлить умело, Извилины чуток длинней, И глубже... Так ведь в том и дело, Затем я, собственно, учусь... Я даже сожалел немного, Что завершен и этот курс. И снова повела дорога В тот казахстанский уголок Безлесный, строгий, приишимский, Где заработать что-то мог... Все повторилось... Исполинский Размах и глубина небес, Жар солнца, пыльных бурь удары, Труд каторжный, чтоб был хлебец Щедрей студенческий и пары Выдерживали бы зимой... Банкет прощальный – до рассвета, Прощанья слезы, но домой Зовет развитие сюжета... Послесловие к части восьмой Томов «Журфака» тощий ряд Добавился к былым, несметным. А рукописи не горят – Наш курс становится бессмертным. Мы постепенно все уйдем -- Подхватят эстафету внуки. И мы журфак передаем В их сильные родные руки. Покажется вначале им, Что с них начнется альма матер. Из книжки с ними говорим. Пусть знают: нам идут в кильватер. Они красивей и стройней, У них – компьютеры, модемы. Мы были проще и бедней, Но глубже погружались в темы. Поскольку озаряли нам Пути пылавшими сердцами Гиганты мысли... По стенам На кафедрах их лики... С вами Останемся отныне мы – Как персонажи эпопеи, Лучинками светя из тьмы... Возможно, в чем-то вас тупее. Но вам лишь предстоит прожить Журфака черновые главы Да, кстати, и «Журфак» учить, Что пишется не ради славы – Во имя искренней любви И к альма матер и к собратьям. Она бурлит у нас в крови, Как и у вас. Что пожелать вам? Будь вдохновенною стезя Для восприемников журфака. Шагайте дальше нас, друзья, Сияйте ярче нас из мрака... Содержание Предисловие к части восьмой Поэма первая. Я, Семен… Поэма вторая. Тома Юстюженко Поэма третья. Саша Иваненко Поэма четвертая. Петр Паршиков Поэма пятая. Таня Алехина Поэма шестая. Саша Газазян Поэма седьмая. Света Назарюк Поэма восьмая. Ира Лесина Поэма девятая. Виктор Притула Поэма десятая. Леонид Крохалев Послесловие к восьмой части | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
