Журфак. Часть пятнадцатая. Взлет. Предисловие к книге пятнадцатой Эх, взять бы где-нибудь взаймы Надежной жизненной удачи... Неприкасаемые мы Уже на пятом курсе даже И для декана – столько в нас Всего вложило государство, Потратив золотой запас На наше нищенское барство. Лишь два семестра, только два Нам пребывать на всем готовом. Потом – оревуар, Москва! И где-то в регионе новом Придется начинать с нуля... И мы печалимся авансом. Заявимся и – вуаля! Едва ли нас оркестр с мимансом Начальственным придет встречать... Да теплым караваем с солью Никто не станет угошать... Заранее тоской и болью Переполняются сердца, Что в общем-то совсем не мудро. Но вряд ли встретишь мудреца... На пятом курсе... Брезжит утро Сентябрьское живым лучом... Нет, все же велико везенье: Мы здесь – и все нам нипочем, Не покидает вдохновенье. И вопреки печали нас Ждут чудеса столичной жизни. Журфак бывает только раз – Судьбе спасибо и Отчизне. Еще нам год с журфаком плыть. По океанскому – столицы Простору – и счастливым быть. Пусть счастье и потом продлится, Когда нас унесут ветра В еще неведомые дали... Мы будем счастливы с утра И позже – так мы загадали... Поэма первая. Я, Семен... * * * Когда над растерзанной Чили Звериный карателей рык, Зову я друзей, чтоб учили Усердно испанский язык. Он станет поддержки орудьем... Твердите, учите всю ночь... А если он будет вам труден, Отцов попросите помочь. Нет, с ними вы не говорите О суффиксах и о корнях. Расскажут пускай о Мадриде, О Гвадалахары огнях. Тогда вы услышите поступь Бригад добровольцев всех стран. И с ними усвоите просто Бессмертное «Но пасаран!» Салуд, амигос, компаньерос! Венсеремос, Унидад популар! Бандера роха, пасаремос, Пасаремос, но пасаран! Семен Венцимеров. Учите испанский язык. Стихотворение написано в сентябре 1973 года в Праге. Я встретил Тому с малышом – И им достались испытанья. Мы снова вместе – хорошо! Миг счастья в ходе узнаванья: Сынок меня узнал. Ура! Залопотал и потянулся... Но только краткая пора Быть вместе – пятый курс толкнулся Нам в душу – близится страда. Должок остался – стажировка За курс четвертый – вот беда! Нет, не переэкзаменовка – Таков и был учебный план: На практику, закончив службу -- Так запланировал декан. А с ним наладить можно дружбу, Лишь выполнив наметки все... Не сокращается нагрузка – Кружусь, как белка в колесе... И я и женушка-подружка Едины в замысле: опять Мне должно поклониться маме, Чтоб согласилась Димку взять. Тогда в декановской программе Не пропадем... -- Давай, вези. Мы все соскучились по Димке... – Ну, значит, дело на мази – Летим... Он в предосенней дымке, Родной мой город Черновцы. Каштаны – щелк! – на тротуары. Звенят сердца, как бубенцы – Мой город стал и для Тамары Родным, как если б в нем росла. Приносит на прещедром блюде Дары предгорного села… Базар… Не сглазьте – трижды плюньте Вы через левое плечо… Пусть здесь легко живется сынке… От августа тепло еще Не убежало. Словно в синьке Простиран был небесный свод. У дома в загородке – астры… А нам пора на самолет – Внутри души все те же распри: И сына жалко покидать – И пятый курс берет за жабры. Мне срочно стажировку сдать, Стяжав хоть худенькие лавры Положено, но с гулькин нос Осталось времени на это… На Пятницкую кинул босс Всю нашу группу… Эстафета: Когда-то сам Панфилов был В отделе чехов дельным замом. Артем ко мне благоволил… В отделе нынче важным самым Начальником – Петрова. Ей, Сегодняшней отдельской замше, Я растолковываю: дней – Чуть-чуть… -- Не мог явиться раньше? -- Служил. А в сентябре меня Шлют в Чехию на стажировку. По сути – три-четыре дня Мне здесь на рекогносцировку – И должен выдать результат… -- Петрова вся в делах, на нерве. Над «чехами» ее диктат – Полнейший… -- Тема есть в резерве: Осилишь – дам зеленый свет Для долгосрочного альянса… -- Осилю – и сомнений нет, Не упущу такого шанса… И я шагаю в «Метрополь» К его директору Раевской. -- Корреспондент? Входи, изволь… -- У дамы грубоватой, резкой К худому парню интерес… Словацкой бывшей партизанке Я четко излагаю без Малейших экивоков рамки Задания… Ее лицо Как будто вдруг помолодело – И вдруг словацкое словцо С расстрожившихся уст слетело: -- Ах, повстани*… Зиновий – вот: Ты говорил – о нас забыли. Но память все-таки живет: Корреспондента отрядили *Восстание (Чешск. и словацк.) Чтоб о радистке написать Из партизанского отряда… Ты мне поможешь вспоминать, Товарищ старый! Как я рада, Что ты из Львова прилетел, Мы вместе праздник наш отметим… -- В сторонке скромненько сидел Седой мужчина… Спичем этим Раевской разволнован был – И начались воспоминанья. Я молча «Репортер» включил И слушал, затаив дыханье, Рассказы бывших партизан. А в голове уже сложился Роскошной передачи план… Седой из Львова прослезился: -- Товарищ у меня погиб В Словакии – Иван Забухин – Зиновий свет Петрович всхлип Не смог сдержать… Мы не забудем: Кристально чистый человек, Увенчанный большой любовью. Минера Вани краток век – Он молодой своею кровью За жизнь словаков заплатил… Сюжет, достойный и Шекспира. Но Ваня не из книжки был… -- Я слушал, но не зацепила Меня история бойца И девушки его любимой Раисы… Жаждал до конца, Вплоть до ухода за кулисы, Сюжет о Вале завершить Раевской… Но на всякий случай Решил у гостя попросить, У Седненкова: -- Чтобы кучей Все факты в очерк не валить, Хочу потом связаться с Вами, Детальнее обговорить, Ваш телефон?... – В сюжетной раме Единым махом срисовал Портрет Раевской-партизанки, Петровой без задержки сдал… -- Рассказ не требует огранки. В эфир! -- И тут меня догнал Рассказ разведчика из Львова. Я даже весь затрепетал. Дораспросить бы мне седого Полней о том, как партизан Забухин совершил свой подвиг. Мне помнится, что был роман У Вани с Раей... Время гордых Парней и девушек – война... Но где бы разузнать детали? О Рае? Где живет она? Тотчас же партизанке Вале Звоню, Раевской, в «Метрополь»... -- Наверно, Кузнецов поможет. Вот Димин телефон, изволь... Да Люба Шкловская, быть может. Он – завотделом из ЦК, Она швея... Сказать по правде, Пред первым я струхнул слегка, Но позвонил... Как раз из Праги Примчались гости... -- Приезжай! Другого времени не будет. Я – в Кунцеве... – Не близкий край, Надеюсь, Дмитрий не забудет, Васильич, для чего спешу К нему с тяжелым «Репортером». От возбуждения дышу Неровно... Строгий, с умным взором, Спортивный с виду мужичок Фраз пять мне выдал: -- Вот что помню. Забухин был сибирячок, Простой и скромный... Все: не ровню Казачка пылкая нашла Себе – Аверченко Раиска... А та в любви аж расцвела. Иван – минер, она – радистка... Работник рельсовой войны Установил привычно мину, На коей смерть найти должны Враги... В привычную рутину Его работы боевой Разведка принесла поправку: -- Словаки в поезде... Постой, Куда ты?... – Он прилег на травку У рельса, начал извлекать Неизвлекаемую мину – Словаков не хотел взрывать... Взрыв словно сердца половину У Раи вырвал... Он погиб... Все... Только это я и знаю... Куда теперь ты? - - К Шкловской... -- Вы б Покушали... -- Спешу... -- Про Раю И Ваню хочет написать, Спешит взять интервью у Любы... -- Героев надо воспевать... – У Шкловской задрожали губы... -- Война... Но Ваню жальче всех... И Раю – горькая потеря... Такая девушка! Успех Имела у мужчин... Вертела В отряде всеми... А любовь Ее к Ванюше приковала... Я вспоминаю вновь и вновь, Как горько Раечка рыдала, Узнав, что Ванечка погиб... -- Вот все, что накопал в цейтноте... Неслабый надобен загиб – Не то материал в пролете... Приснилось ночью: «Журавли» Гамзатова пою на чешском... Проснулся – и в блокнот легли Легко две первых строчки... Спешкам Предпочитаю тяжкий труд... Но этот был мне не по силам Ведь в чешском я не слишком крут... К утру пугаться можно синим Кругам в подглазьях у меня, Но очерк с песнею написан... -- Принес? Наверное фигня... Постой-ка! Песня? Юра! – Вызван По телефону к ней тотчас Из аппаратной диктор Юра... -- А что ж, спою... Покажем класс. И очерк славный: вся фактура, Как у Шекспира: подвиг, кровь, Война, страданья, словом – горе. А вопреки всему -- любовь.. -- Шагайте в «Кругозор»... У Бори Как раз там запись... Заодно Вахнюк поможет с «Журавлями»... -- Гляжу в студийное окно. И мне хотелось быть с певцами, Но постеснялся попросить... Записывают дубль за дублем. Дуэтом стали голосить, А звукорежиссерский тумблер Гармонизирует итог... В итоге песня зазвучала, Как если б... Тлеет костерок, Бойцы у костерка... Сначала Насвистывает партизан, Потом – в два голоса запели... Я от восторга просто пьян – Так славно «Журавли» звенели: Ja citm сasem: tito bojovnici, Jz neprisli z te bitvy domu zpet, V t cizy zemi nelezi uz vice, Ted’ jeraby nad nami leti v svet. Do dneska az od tech krvavych bourek Nad nami leto, zavolaji nas… A tiskne srdce ostry zal a smutek, Gdy slysim shora ten tak znamy hlas. Ten klin sе vine nade mnou stale Ve tmavo modre mlze na sklonku dne. Ja vidim mezi nimi proctor maly A myslim si: je urceny pro mne. I ja se jednou s nimi take zvednu -- Ten den bych rad uz napred presne znal… Zpod oblohy vam jako jerab kriknu, Tem vsem, jenz jsem tak vrоucne miloval… Конечно, практику зачли. И здесь мне вдруг вступила в темя Идея: -- Вы бы не могли, -- К Петровой я, -- поскольку тема О партизанах через год – К тридцатилетию восстанья Лишь актуальность наберет… -- Так, так… -- ... а у меня желанье И далее писать о том, Как мы словакам помогали Очистить от врага их дом, За их свободу воевали, Собрав из очерков диплом,... ...Руководителем диплома Мне стать? -- К согласию придем, Когда в Москву вернемся, Сема. Ведь в Чехию сейчас и я С тобой синхронно уезжаю. Вернемся на круги своя… А впрочем, я не возражаю… Мне интересно, что еще Напишешь в продолженье темы, Которой, явно, увлечен… Возможно в Чехии, во Брне мы Увидимся, коль занесет Судьба на ярмарку… -- Конечно… Наш план включает Брно… -- Везет! Там встретимся… Твори успешно! – … Ту-ту! – и покатил состав Международный от столицы. От перегрузок подустав, Расслабился, дремлю… В зеницы, Что занавешены, летят Картины из военных сборов, Напомнить истину хотят: В ученье тяжко, как Суворов Глубокомысленно изрек… Купе двухместнное, диваны… Вагон пустой – и каждый мог В отдельном бросить чемоданы И утомленные мослы… Конец армейскому напрягу. Сегодня мы Москвы послы… Неужто вправду едем в Прагу? Я вспомнил радостный сюрприз, Настигший в лагере армейском – Нежданный за терпенье приз: Журнал «Советский воин» с блеском Мои стихи презентовал, Давнишние, что я в стройбате Для стенгазеты накропал… Какие? Почитайте, нате… * * * Наступил, зовет в казарму вечер, Голубой, застенчивый, недолгий… По проспекту Мира на Заречье Проплывают «москвичи» и «волги». Пролетают, рвутся к повороту, Светофор мигнул им и погас… День прошел – и мы идем с работы Вдоль домов, что начинались с нас. В каждый строгий выступ – каждый камень, В зеркала витрин – прохладный свет Вложены солдатскими руками… Это на земле – наш добрый след. Здесь рассвет застигнет средь аллеи Радостно взволнованных влюбленных, Новые кварталы забелеют В окруженье тополей и кленов. Деревца, что ты сажал у дома, Встанут летом, ветви перепутав. Наш маршрут, привычный и знакомый, Станет здесь троллейбусным маршрутом. Голубые лоджии, балконы Серебристым зарастут плющом… Ну, а мы с тобою, сняв погоны, Строить новые дома уйдем… В Красноярске, Кушке, на Таймыре Новые проспекты станут в ряд Продолжением проспекта Мира, Возвеличившего труд солдат… Журнал подарок сделал мне, Житейскую расцветив повесть… Сентябрьскую страну в окне Показывает скорый поезд… Леса, вокзалы и мосты, Пригорки, балки, огороды… Россия! Не на три версты – На тысячи! Поля, заводы… На полустаночках: -- Грибы! Картошка свежая с укропом! Огурчики!... – Летят столбы Вспять до столицы автостопом, А мы все дальше от нее… -- Обед! К столу! Кто с чем, давайте… -- Я с Томиным… Мне от нее – Люля-кебабки… -- Налетайте! – Повторно кликать не пришлось – Расхваливают угощенье… -- А ты-то сам не стой как гость! – Мне отовсюду в подношенье, Кто помидорчики сует, Кто живописный бутербродик. Съестного всяк с собой берет В дорогу много… Я – охотник До вкусного, но йога мне Кладет ограничений много – И малым обхожусь вполне… Но здесь – компашка и дорога… Мне нравится вагонный чай В граненых мухинских стаканах И подстаканниках… Крепчай От чая, дух… В ненаших странах, Как в той же Чехии, ему Предпочитают кофе, пиво… Мы -- чаехлебы, потому В суровом климате на диво Непритязательно сильны… -- Споем? Споем – ведь надо спеться. Под звездами чужой страны Нам тоже может захотеться Родное, русское попеть… И тут себя мой голос выдал – Стал по-кобзоновски звенеть – И я в глазах друзей увидел, Что впечатленье произвел… -- Давай-ка песню журналистов! – И я вполголоса завел, Тем пуще удивленье вызвав. Наш поезд катится на юг По исторической равнине – Места великих битв вокруг… Поближе к неньке Украине – И зелень гуще и теплей… У Белгорода – зона яблок – Дешевле нет в России всей. Но яблочников нет заядлых – И несподручно нам везти – Здесь продают их хоть с мешками, Ожесточенно на пути Навяливают… Да, с руками Их оторвали бы в Москве, Но как их довезти до рынка? Гниют, опавшие, в траве… А в Черновцах хороший сынка -- Ему-то яблочки дают – Бабуля мелко натирает… С ним папа с мамой встречи ждут… Судьба… Ее не выбирает, А получает человек – Предрешены разлуки, встречи, Твой в суете ничтожный бег… Свобода воли, чет и нечет – Не очень-то большой простор Тебе для самовыраженья – Зигзаг, виньеточка, узор – А направление движенья Извечно задается Им, В чьей всеотеческой деснице Ключи к деяниям твоим, Моим и каждого… Нам мнится, Что сами все решим в судьбе. Ан нет – должны повиноваться – И вечно пребывать в мольбе, Чтоб злым соблазнам не поддаться, Хранить в душе добро и честь… Мы утром прикатили в Киев, Где можно на платформу слезть И бросить взгляд вокруг… Какие Воспоминания во мне Вокзал невольно навевает?… То чудный город не извне Моей души ко мне взывает. Я много лет его люблю… Такие здесь встречал рассветы! И я Всевышнего молю, Чтоб подарил мне снова эти Переживания… Летит Теперь экспресс на юго-запад… Что день грядущий нам сулит? Теперь моторной гари запах Бросает ветерок в окно: Наш поезд тянут тепловозом… Сиюминутное кино В окне и несть числа вопросам: Таможня: как ее пройдем? Как поменяют нам колеса? Конечно, все пойдет путем, Нет предпосылок криво-косо Смять, испоганить весь вояж. А вдруг? Начнут всерьез копаться, Перелопатят весь багаж – И что-то может оказаться Запретное, чего нельзя Брать в закордонную поездку… Но нет, не думаю. Не зря Нас инструктировали резко. Кто будущим рискнуть решит? Таких не вижу идиотов. Вдруг все же кто-то согрешит? Примеры мрачных эпизодов На инструктаже привели – Избавь, Господь, от всякой бяки, Чтоб с чистой совестью могли Мы появиться на журфаке. Проехали шляхетный Львов – И поезд покатил к границе. Все взволновались – будь здоров! Судьба у Господа в деснице. А вот и приграничный Чоп. Пришли «зеленые фуражки» И приказали жестко, чтоб – (Не то расплаты будут тяжки) – Никто не вышел из купе… Сидим запуганные в дупель… Нам на вагонных канапе Вдруг стало жестко: лишний рубль Найдет таможня в кошельке – И ничего ей не докажешь. Сижу в купе, как кот в мешке. Начнут грозить – двух слов не свяжешь – Грозна таможенная власть… Заходят погранцы дуплетом С оружием… Ну, как не впасть В прострацию? Они при этом Так подозрительно глядят, Как если б знали по наитью: Вот здесь и притаился гад, Что приготовился к отбытью С главнейшей тайною страны… Смешно? Не очень. Даже жутко. С оружьем парни не смешны И с ними неуместна шутка. Они вернули паспорта… И неулыбчиво умчались. Слышна снаружи суета. Вдруг мы в вагоне закачались, Вагон пополз заметно вверх – Толкали мощные домкраты. Какой-то миг – и он изверг Колеса – утащил куда-то Их неизвестный механизм… А нам поставлены другие, Поуже… Крепнет оптимизм С надеждой: не совсем плохие, Выходит, граждане страны – Ее московские студенты… Таможню пережить должны… Она не входит в сантименты, Вопросы жестко задает: Везу ли золото, валюту… Таможенник расколет влет: Он подозрительно и люто Гипнотизирует меня… Ему сочувствуется даже: В баулах всякая фигня. Он был бы счастлив, если б в краже Из банка миллионов мог Меня разоблачить попутно… Все выспросил и штампик – чмок! – На декларацию… Чуть смутно Вздохнул: жалеет – не раскрыл – И двинул дальше по вагону, Весьма печален и… бескрыл… Вагон присел – и нас к кордону Повез по узкой колее… Пересекли кордон неслышно – И катим по чужой земле. Здесь зелень разбросалась пышно… И незнакомый виден стиль В замеченных вдали строеньях… И металлический утиль Не наблюдается… В коленях Дрожанье малость унялось… Но вновь составу – остановка. Уже нас донимает злость. Да что поделаешь… Неловко В купе приветливый толстяк Вошел – двенадцать на шестнадцать Улыбка – и по-свойски так, Не прекращая улыбаться, -- Добро пожаловать! – сказал С акцентом, но вполне по русски, Со столика мой паспорт взял – И не добавив перегрузки Мозгам и нервам, без затей Лег на страницу след печати… -- Вот так бывает у людей, -- Подумалось не без печали. На родине – врагами нас ЧК считает априори. Бог с ней – некстати в мой рассказ Проникли эти, в волчьем взоре Которых расплескался ад… Мы колесим по загранице. Все с жадностью вокруг глядят. Здесь можно многому дивиться: Прямоугольнички полей Заметно меньше, а коровы Как раз упитанней, добрей, Все рыжие – видать, здоровы. Комбайны и грузовики – Не нашей формы и окраски… Нет деревень – лишь городки, Асфальт новехонькой укладки С поребриками вдоль домов – Везде отличные дороги, А значит, нет и дураков… Европа… На ее пороге Вполне отличия видны От нашей дикости провальной… Нам панораму всей страны, Вполне ухоженной, нормальной Окно выносит на экран. Но здесь война не разрушала Жилье селян и горожан… Фашистов огненное жало На нашу целилось страну… И это веская причина… Но все ж ссылаться на войну Пора бы прекратить и чинно Дороги строить и дома, Добавив страсти и напряга… А вот уже видна сама На горизонте злата Прага… Состав заполз под терминал… Вываливаем на платформу… Встречает радостный вокал, Знакомых лиц сиянье… К шторму Эмоций как-то не готов: Попали в крепкие объятья Парней, девчонок… Ну, нет слов! Как если бы родные братья И сестры встретились опять Разлуки многолетней после… -- Людмила, хватит обнимать! Дай отдышаться. – Стала возле, Как если б больше никого – Меня смущенного встречала На том вокзале одного, А вся компашка замолчала В ошеломлении – сюрприз. Как оценить порыв Людмилы? Наивной девочки каприз? Напоминанье Высшей силы О Люде из давнишних снов? Людмила здесь не Люда – Лида… Не нахожу достойных слов. Жаль будет, коль ее обида Поранит – ведь со всей душой Ко мне девчонка потянулась… -- Друзья, в автобус! – Хорошо! И песня памяти коснулась. Когда-то песню Марк Бернес Певал о ней, о златой Праге… Я сел к окну, а рядом – без Сомнений – Лида… В ней отваги, На дюжину подобных мне, Зажатых в провинциализме… Себя в автобусном окне Прекрасный город в романтизме Надежд души моей являл… Людмила – персональным гидом Мне поясняла – я внимал, Любуясь вдохновенным видом… -- Выходим: первый ваш обед – В Народном доме в центре Праги – В соседстве – башня. Башне лет Четыреста… -- Я не во фраке, -- Как, Лида, это ничего? – В парадный зал с высоким сводом Вошли… Уместнее всего Здесь встречи королей с народом Торжественные проводить... -- Здесь ресторан, -- смеется Лида! Сейчас мы будем пиво пить... -- Да я не пью! – В глазах обида Тотчас мелькнула у нее... Пришлось сказать, что это шутка... Я вижу, общество мое И Тане Махачовой жутко Желательно... Зову за стол И Таню... Русская по маме, Лицо, фигурка на все сто, Людмила Тане о программе: Сегодня, дескать, нас декан Журфака примет в Каролине. Еще включал текущий план Поход на Старе мнесто... Ныне Увидим, кстати, и орлой... -- А я на москвичей сердита... -- Да все как будто за тобой Ухаживали... -- Но обида Осталась.... -- Танечка в Москве Свой отмечала день рожденья... Вы не поздравили, месье! -- Прошу покорно снисхожденья. Кто ж знал? Могла бы намекнуть В Москве хотя бы мне свободно, Понятно, тоньше как-нибудь, Так, например, как я... Сегодня У нас шестое сентября? А это значит: день рожденья Сегодня отмечаю я... -- Дай паспорт! -- Вот! – От возбужденья Забыла русские слова Татьяна... Встав, застрекотала... А спич закончила едва – В ладоши хлопнуло ползала... Раскланиваюсь, приложив К груди ладошку со смущеньем, Впервые в жизни огласив Факт, связанный с моим рожденьем В большой компании... Да где – В роскошном пражском ресторане... Я в повоенной рос нужде... Обиды чтоб не растравляли, О днях рожденья забывал – Ведь ни застолий ни подарков По бедности не ожидал... А здесь восторженно и ярко Весь зал меня благословлял... Летит официант с подносом. С янтарной жидкостью бокал Запенился под самым носом. И каждый в зале том привстал – И руку воздвигал с бокалом... Все поздравляли... Я кивал... -- Пей! -- Всем здоровья! -- Был немалым Сосуд... Я отхлебнул пивка... Поток прохладный и пьянящий Минуя спинку языка, Проник мне в душу... Настоящий Пивной, отменный, пражский вкус. Выходит, начинаю пивом Невероятный пятый курс. Сам факт, что пью, считаю дивом... Признаюсь, опьянел слегка. В том пиве был приличный градус. В мозгу болтается строка. С ней в пьяном виде и не справлюсь. А отрезвею – и тогда Создам шедевр – ищи изъяны: Мне дарят в день рожденья города И страны... А Вороненковы медаль Мне подарили из титана... Обедаем... Фарфор, эмаль... Мы заставляем ждать декана... Как город светел и красив, Как старину свою лелеет, Дворцы во Влтаве отразив, В лучах рассвета пламенеет Узором черепичных крыш И витражом святого Вита... Едва ль не краше, чем Париж, И так же в мире знаменита Стобашенная Прага! Мне Так радостно в любви признаться. И с этих пор тебе не вне Моей души сиять, плескаться... Тысячелетний стольный град, По чешски – «главни мнесто» Прага, Источник песенных услад, Истории живая сага. Твои террасы и холмы Любовно обнимают Влтаву... Какие жили здесь умы, Стяжавшие навеки славу, Философы и короли, Механики и звездочеты... Мы бросить первый взгляд могли На дивные твои красоты, На Карлов университет – Сиятельную Каролину... Мы ощутили пиэтет, Заговорили под сурдину, Вступив в старейший храм наук... Библиотека инкунабул, Зал посвящений, каждый звук В нем отражал старинных фабул Непреходящий резонанс... Цепочкой шли сквозь анфиладу, Где каждый шаг вгоняет в транс – Не передать, увидеть надо... Уже шесть с четвертью веков Кует усердно Каролина Всего на свете знатоков... Король мудрейший был мужчина... -- Ребята, вы откуда здесь Насквозь московские такие? -- И ты московский тоже весь... Теперь я пражский, дорогие! Валера Енин я, привет! Здесь на журфаке первокурсник... -- Пойдем-ка с нами на совет К декану, мудростей изустных Набраться можно и тебе... -- Пойду. Вот это, братцы, встреча -- Свои в студенческой толпе... Приветствует в начале веча Журфака здешнего декан – Биолог и знаток улиток... Я вижу в этом мудрый план: От неудавшихся попыток К людской душе найти подход, Шагнуть к улиткам. Там вернее Растущий журналист найдет То, что понятней и умнее И с пользой понесет в народ... Декан нас угощает кофе, Непраздный разговор ведет. Хоть в журнализме и не профи, Но информирован вполне... Студент с ним рядом – Йозеф Скала. Возникли оба на волне Прогусаковской, что немало. Суровый шестьдесят восьмой, Что «голосами» назывался Глумливо «Пражскою весной», Во многих судьбах откликался И молодых и пожилых. Кто за кордоном оказался – И Прага позабыла их... А кто-то с Гусаком поднялся. Пример – журфаковский декан. И борзописец Йозеф Скала В статейках разгонял туман. Америкашек задевало. Те огрызались на статьи, А значит – Скала не бездарен. Студент – за очерки свои -- И здесь и в мире популярен. Он, Скала, крепкий аргумент За то, что на журфаке здешнем Всему научится студент, Чтоб в мире внутреннем и внешнем Быть эффективным на все сто... Средь нас такого аргумента Пока не видим мы, зато И эрудиция студента Московского журфака бьет И Скалу и его декана. Не добиваем – пусть живет... Приглядывает постоянно, Осуществляет перевод Сотрудница из деканата Мария – ради нас живет, Нас опекает... Все ей надо О каждом из московсих знать – И нам о стовежатом* граде Прекрасно может рассказать... И вот, гостеприимства ради, ---------------------- *Стобашенном (чешск.) Нам показали факультет. Мы в телестудии застряли. У нас такого разве нет? Конечно, есть, но там едва ли Допустят к камере меня. А здесь я дергал трансфокатор – И мог бы с ним играть полдня... Зовет Мария, ннаш куратор. Чуть ошалевших нас, она На Злату уличку сводила... Остановились времена. В средневековье здесь бурлила Реальная простая жизнь: Ремесленники на продажу Все выставят – бери, не жмись! Здесь мастера не гонят лажу. Как сто и двести лет назад, Здесь продают пивные кружки – Резьба на них ласкает взгляд... -- Косыночку купи подружке – Увидишь на ее плечах Все ту же уличку в овале... -- Сверкает искорка в глазах Мастерового... -- Нет, едва ли. По счастью тратить в первый день Мне нечего – еще с рублями. В кармане. Потому – кремень! По Праге прогулялся с нами Валера Енин – и ему В походе этом интересно. И наши «что?» да «почему?» Звучали для него как песня... На Златой уличке жил тот, Чья жизнь и книги – сплошь загадка. Престранным гением слывет Таинственный пражанин Кафка... Отряд, что здорово устал... В Градчаны – Пражский Град приводят. Считают, Бог его создал В девятом веке – и находят В земле остатки тех дворцов, Что здесь стояли изначально... Наследье дедов и отцов Здесь берегут... А нам печально – Порушили у нас, сожгли Усадьбы, церкви, синагоги, Все сокрушили, что могли... А чехи с думою о Боге Не наплодили дураков... Сам Карл собор святого Вита Велел построить... Шесть веков Он строился... Прекрасней вида, Величественней, не встречал... Внутри в прохладном интерьере Орган задумчиво звучал... Нас не воспитывали в вере, Но храм присутствие Творца Позволил ощутить конкретно... Вид президентского дворца Достоинство являл приветно. Штандарт красивый над дворцом Опцущен аж до самой крыши, Что значит: с нации отцом Нельзя здесь встретиться – он вышел. А если посреди штандарт Флагштока – это означает Трагический, печальный факт: Мол, умер президент... Включает Ансамбль Градчанский и Креста Святого древнюю часовню... Все заповедные места, Что видел в первый день, запомню? Едва ли... Нас еще ведут К орлою*, что на Старом Мнесте... На стенке циферблат... Снуют Вокруг туристы... Честь по чести – * Старинные башенные часы (чешск.) Большая стрелка подошла К двенадцати – и представленье Для ожидавших начала Механика – святых явленье В окошке... Этот механизм Изладил мудрый мастер Гануш, За что был ослеплен... Каприз Монарха: ладно, нам уж Построил дивные часы, А более нигде не сможет... Преследуют слепого псы, Увечного обида гложет... Наощупь он сюда добрел – И механизм одним движеньем В негодность полную привел За ослепление – отмщеньем. Прошли века, пока его Сумели мастера наладить... Башка распухла от всего Увиденного – и спровадить Пора бы группу на постой... Ура! Нас повезли на Петршин В общагу... Город золотой Души коснулся лишь навершьем, Но он теперь навек в душе Во всем его очарованье... Плюс Лида... Боже мой: шерше Ля фам! Стесняясь, упованье Таю, что лишь невинный флирт В намереньях блондинки Лиды. Мне не по нраву левый финт – Но как, не причинив обиды, Девчонке славной дать понять Про наше облико морале, Чтоб честь мужскую не ронять И впредь укоры не зажрали Суровой совести моей... Непросто, право, быть мужчиной В кругу прекрасных дочерей Старушки Евы... Миг единый – И ты безвольно в плен попал... Я осложнений избегаю... Эмоций яростный накал Я для своей приберегаю Единственной... Она в Москве... Мне трудно от нее в отрыве... И мысли, мысли в голове... Я с нею стал стократ счастливей. И я ее не огорчу... Мы пару часиков соснули... Я постоянно спать хочу, С тех пор, как год назад сынуле Стирал пеленки по ночам – И до сих пор не отоспался... Сон впечатленьям и речам Был отражением – сменялся Калейдоскопом пражский град Докладом здешнего декана И Лидой... Лучше уж доклад... Цепляет что-то окаянно Блондинка за душу меня!... Но время близится к банкету... Контрастным душем сон гоня, Надел согласно этикету С широким галстуком костюм, Поаккуратней причесался. Расправил плечи – ergo sum* -- Помочь в готовке подписался. * Следовательно существую (лат.) -- Могу бутылки открывать, Сардины рижские и шпроты... – -- За хлебом некому сгонять, Вот ты и отправляйся! -- Что ты, Ведь я стеснительный такой! -- Ха! Видим, как шептался с Лидой... -- Ну, вот, считай за упокой Отпели сплетнями... Не выдай, Злословью гулкому, судьба... Стук в дверь... -- Приветствуем. Соседи – Журфак из Ленинграда... -- Ба! Сюрприз! -- Московские медведи, Предупредили нас, сюда Синхронно с нами прикатили... Готовится банкетик? -- Да! А если б вместе угостили?... -- Не возражаем! Ну, неси Нам, Сема вдвое больше хлеба! Да посвежее попроси. Скажи – банкетная потреба... – Нашел невдалеке продмаг. Хлеба – на пару килограммов. Отлично! Пусть поест журфак. Крон для больших курбан-байрамов. Нет и в помине: завтра в банк Нас сводят поменять рублишки. Привалова, поскольку ранг Начальственный, везла излищки От ранее добытых крон В аналогичной спецпоездке Предшествующих нам времен. На хлеб нам хватит... На салфетке Положим, что везли с собой, Поставим водку и винишко... А дальше – тост – и песни пой – Так общий намечал умишко. Примерно так все и пошло... Но это ж был мой день рожденья. А больше Димке повезло: Я принимаю поздравленья С подарками. Они сынку Предназначаются: ботинки На вырост и по свитерку От Тани с Лидой – тоже Димке. А мне – тончайшего стекла Стаканы – видимо для сока, На них – машины... Так смогла Татьяна «отомстить жестоко» За невнимание в Москве... Вниманье привлекать не стану, Но есть идейка в голове: Зову сперва к себе Татьяну – Ей достается сувенир С Московской универсиады – Мишутка... Нитяной шарнир Той развлекательной приладе Смысл доброй сказки придает: Мишутка лапу в бочку с медом Вначале будто бы сует, А после в рот... Пред всем народом Мой необычный сувенир Вмиг воссиявшая Татьяна Да с хохотом на целый мир Показывает, постоянно Покачивая... Вновь и вновь Медведь послушно лижет лапу, А ей к лицу прилила кровь, На миг забыла маму-папу И все на свете. Лишь игра Над нею властвует и сказка... Чуть успокоиться смогла Свет благодарности и ласка Во взоре, греющем меня... Зову к себе тихонько Лиду... Она добавила огня... Все ждут: еще с кем тайно выйду? У Лиды мишки в барабан Колотят – два – попеременно... Банкет в лубочный балаган Сумели превратить мгновенно Девчонки с мишками в руках... Другие – зрители, статисты. Я – скромный триумфатор... Ах, Какой успех! Я не речисто Здесь в режиссуре преуспел... Те мишки стали доминантой Банкета... Я немного пел, Но режиссерского таланта Тем пеньем даже не затмил... Таких удачных сувениров Никто из наших не купил... -- Ты подкузьмил нас, Венцемиров! -- Я – Венцимеров, не шали, Смирнов, мне почестей не надо... Повеселились, как могли... -- Витальки пьяная бравада Немного стала раздражать И радостную атмосферу Неумолимо разрушать... Страна чужая... Надо меру И благонравье соблюдать, Не портить людям настроенье, Быть скромным, не надоедать, Соизмеряя поведенье С удобством и для всех других Уже и в поезде досаду Он вызывал, алкаш и псих... А здесь-то... Понимать же надо! Он с сигаретой перся в храм... Нет на Витальку угомона... Не сладко с ним придется нам... -- А я переострю Семена... – Не так-то часто я острю. По случаю, ситуативно. -- Ну что ж, остри, я посмотрю, Но чтобы не было противно... Уверен: то, что он «сострит», Не будет ни смешным ни острым. По сути – попросту хамит. Смешон в потугах тусклым, плоским И пошлым образом острить... Запомнил бы одно, как данность, Что в храме Божьем – не курить – И заслужил бы благодарность От всех журфаковцев Москвы. Слыл футболистом в тихой Рузе И похвалялся, дескать вы, Не знаете, а я в Союзе В сто лучших форвардов включен... Возможно и не врал Виталий, Что с Яшиным однажды он Играл и добывал медали. Зачем же в этом разе пить, Курить? – Ведь надо же режимить И образцом в манерах быть... Наутро в йоге попружинить Решил, пока орава спит. Забрался в душ для постирушки – Когда исподнее смердит, Несутся прочь друзья-подружки... Все постепенно поднялись. И ленинградцы замелькали... -- Виталий, знаешь... Ты не злись, Не маленький, чтоб убеждали Мы всем журфаком одного... -- Алатырева попыталась Влиять примером на него... -- Иди ты... – брань уже дрожала У охламона на губах.. -- Язык, понятно, зачесался... Она с обидою в очах Ушла... Виталий вслед взорвался: -- Нет, чешется твоя п...да! -- Ну, вот как раз и совместите, Раз чешутся, свои места! – А это я – ему. Сострите Удачнее – физкультпривет!... Смирнов в истерике зашелся, Не в силах сочинить ответ. Вот так на хамстве подкололся. Сегодня первым пунктом банк. С театром сходен интерьером: В партере кресла... Белый бланк Привалова за всех карьером Заполнила... Велела ждать... Сама толчется у окошка... Рубли ей приказала сдать... В «партере» посидим немножко... Сегодня Штефан Бабияк И Ярда Копиц наши гиды... Не успокоится никак Виталий... Штефан от обиды Позеленел: его Смирнов Упорно называет Степкой... Ну, просто чучело – нет слов! Похоже, нелады с головкой. Пришла Привалова. Несет Конверты – каждому отдельно. Нам дали крон – по восемьсот. Задача: не растрать бесцельно. Просила Тома сапоги. Особые – чулком – по моде. И, значит, денежки не жги На ерунду – понятно, вроде... Сегодня ожидают нас На радио... Что ж, интересно... Заводят нас в какой-то класс, Вновь угощают кофе... Пресно Напичкивают цифротой... С учетом планов о дипломе, Интересуюсь только той Работы стороной, что кроме Тех, кто похаживал в отдел В Москве, возглавленный Петровой И в курсе был совместных дел, Иным не интересна... Слово, Когда мне дали, произнес Вполне уверенно по-чешски Имевший важный смысл, вопрос: Тридцатилетие поддержки Москвой словацких партизан На пражском радио готовят? Имеется ль конкретный план? В него какие пункты входят? Ответ туманный. Из чего Я заключаю: нету плана. Что плюс для плана моего: На мне вся тема. Можно рьяно Раскручивать ее в Москве В вещании чехословацком. Заметку сделал в голове, Что шире следует о братском Взаимодействии в войне Писать во славу ветеранам... Та встреча продолжалась не Долгонько, завершилась рано... -- Теперь – идите кто куда, Вся злата Прага перед вами... Поесть захочется, тогда – В «Коруну»... Малыми деньгами Оплатите салат и суп, А в завершенье – кружку пива... Пригладив непокорный чуб, От группы отрываюсь живо... Лифт в этом здании чудной: Он движется без остановок. Вбегаю на ходу... За мной Другой бугай, что так же ловок. Глаза прищуря, выхожу На яркий день – и скорым шагом... Я направление держу – И шествую лихим парадом... -- Семен! А можно я с тобой? – Володя Шахматов мне – следом... -- Идем в «Коруну»? -- Ладно... -- Мой С ним выход начали обедом. «Коруна» -- многозальный мир... Толкай подносик вдоль прилавка... В тарелочки нарежут сыр, Дадут сосиску, супчик... Кафка Сюда захаживать любил... В отличье от столовок наших За каждый выбор здесь платил Отдельно... В макаронах, кашах, Похоже, здесь не знают толк: Гарнир к сосиске – лишь горчица. Рогалик... Раз – зубами щелк – И надо дальше торопиться... Куда? Две цели у меня: Напротив старого орлоя – Букинистический... Маня, Дарил надежду: в нем отрою Чего-нибудь по языку И по радийным интересам... Вторая цель гвоздем в мозгу: Редакция журнала: ведом Журнал от Пронина... Его Союз чехословацкой дружбы С СССР – издатель... -- Во – И вывеска!... -- На строгость службы Охраны: -- Вы куда? Нельзя! -- По чешски отвечаю бойко: -- Мы – в «Свет социализму»! – -- Вся Враждебная вначале стойка Охраны вмиг заменена Вполне приятственной гримасой... -- Добро пожаловать! Вам на... -- Мы знаем! – Всей своею массой Тяжелую тараню дверь... На двери зазвенел бубенчик, Сигналом: входит некий зверь... Полудомашний интерьерчик. Я представляюсь: -- Из Москвы Студент, а здесь на стажировке... -- Нас посетив, имели вы, Наверно, цель? – Наизготовке Уже тетрадочный листок, На коем «Журавли» на чешском... -- Я песню перевел, как смог... -- Оставьте, почитаем... – В честном Ответе обещанья нет, Что буду здесь опубликован... Но все же я оставил след. И, полагаю, был толковым Визит в редакцию... Итог Меня, по правде, не заботит. Я верю: коль захочет Бог, То горы человек своротит. Я сделал, что хотел и смог, А далее – Господня воля... Мы с Вовкой вышли за порог... -- Я – в букинист! -- Кивает Вова: -- Пойдем! – Знакомый нам орлой, Напротив – книжные развалы. В них зарываюсь с головой... Удача! Книжечка попала Не толстая, как я люблю... Названье: «Чештина про русы»*. Ну, я ее не уступлю И Вовке... Подавив искусы * Чешский язык для русских (чешск.) В той лавке погубить полдня, Расплачиваюсь. Мы выходим... Володька смотрит на меня... -- Поищем обувь... – Мы находим Многоэтажный обувной Вблизи, на Вацлавском намнести...** Я знаю цель... Вован за мной Плетется терпеливо... Вместе Рассматриваем сапоги... Цена за тысячу да с гаком... Мы направляем прочь шаги – За наши деньги – фигу с маком -------------------- *Площади (Чешск.) Сумеем только приобресть... Обмолвилась однажды Лида, Что где-то распродажи есть... Балдеем с Вовкою от вида Прекрасной площади... По ней Немного с Вовкой погуляли... -- Куда теперича? С моей Идейкой, думаю, едва ли Согласен будет землячок: -- Пешком на Петршин не слабо нам? Прогулка где-то на часок Да с гаком... -- Нам, не салабонам, Вполне такое по плечу... Ты это здорово придумал. Я тоже Прагу знать хочу! – Дуэт в хорошем темпе дунул... Стоит на постаменте танк. Такой, как в Черновцах, советский, Участних яростных атак, Освободивший от немецкой, Фашистской нечисти сей град, По коему проходим с Вовкой. У нас с ним – воинский парад. Мы – без команды – со сноровкой Равненье держим на него, Застывшего на постаменте. Да, мы в гражданском – что с того? Таится офицер в студенте... Общага наша на холме. Пешком взбираться трудновато, Но марш-бросок живет во мне И в Шахматове... Два солдата, Шагаем, не сбавляя ритм. Минуем стадион, где «Спарта» Со «Славией» футбольных битв Немало провели, азарта Энергию переводя В голы, призы, медали, кубки... Воспоминаньями не льстя, Я некогда футбольной рубке Талант и силы посвящал. Но я не форвард, а голкипер, О чем, однако, не трещал... Я прошлое до капли выпил. К нему теперь возврата нет, Потом, возможно, став поэтом, Я посвящу лихой куплет Воспоминаниям об этом. Идем, идем, идем, идем Вдоль пражской жизни по дороге, Здесь чужеродные – вдвоем. Хотим, чтоб Прагу знали ноги, А также души и сердца... И старина ее прекрасна: Любая башня, крепостца Философична и непраздна. И каждый заурядный дом, Нам с Вовкой видится, прохожим: Украшен радостным трудом И добротой облагорожен. Мы дошагали, добрались... Прикрыт универмагом кампус... Заглянем? Нам хотелось из Поездки что-то в спальню-камбуз Студенческие привезти... В Москве тарелки в дефиците И термоса... Здесь есть... Зайти Перед отъездом?... Ход событий Стремителен... Пока опять Нас не сорвали для похода, Возьму-ка книжку почитать... Учебничек такого рода Полезен: много новых слов И необычных сочетаний... А я запоминать здоров... Здесь – Прага. И без понуканий Учу как первый ученик... Поздней смогу практиковаться. Язык, что добыли из книг, Способен втуне оказаться, Коль не писать, не говорить, Не спрашивать людей, не слушать... Мне хочется на нем творить, В сердца высокое обрушить – И восхищать, и вдохновлять... Стучат нам в келью ленинградки: -- Семен, не хочешь погулять... -- Минуточку – и я в порядке... Тамара Фершалова... Ей, Похоже, чем-то интересен... Она других девчат тесней Со мной общается... Не пресен Ее серьезный разговор, Умен, глубок, парадоксален... Вот, глядя на меня в упор, Вопросом поражает: -- Парень, Что ты такое говоришь Девчонкам чешским? Так и вьются Вокруг, а ты, как кот на мышь, Глядишь... Похоже, отдаются Поочередно... -- Что за муть? А ты не сбрендила, Тамара? -- Да уж не сбрендила ничуть... А ленинградка чем не пара? -- Вы что, девчонки? Я женат... -- Кому когда мешало это Дам класть на спинку всех подряд? Нет, чешкам нашего валета Мы ни за что не отдадим... -- Вы вот что, девушки, остыньте... -- А я пойду посплю... -- Один? -- Вот надоели! На фиг, сгиньте! -- Еще девчоночьих затей Мне за границей не хватало Выпутывайся из сетей... А что-то в душу все ж запало. Мне в похвалу то иль в укор, Что стал вдруг нравиться девчонкам. Причиной что? Армейским сбор? Я похудел, стал быстрым, тонким. Я постройнел и возмужал... Возможно, этим привлекаю Их взгляды... Колют как кинжал... А чешские девчонки? Знаю: Мой чешский все-таки неплох, Легко на языке общаюсь. Нет в мыслях даже, видит Бог!... Да я, похоже, извиняюсь? Такой внутри себя доклад Себе читал, с собою споря... Ну, женщины! Способны в ад Рай превратить! Избавь от горя, Всевышний, огради от всех, И тамошних и здешних хищниц. Мне надобен простой успех. К чему скандальная публичность. Хочу учебу завершить, Поставить на ноги сынишку. Мне ни к чему ловчить, грешить. Рождают выводы мыслишку, Что нужно резкий дать отпор Попыткам совратить Семена. И самому себе в укор: Смотрел на женщин благосклонно – Могли учтивость воспринять Как благосклонность Дон-Жуана. Нет, что-то надобно менять В привычках... Лида и Татьяна, На расстоянии днржать Отныне буду вас, учтите, Но так, чтоб зря не обижать. А коль обижу, то простите... Мы побывали в ЧТК*, Где много важного узнали. Текущих новостей река, Чтоб в ней других опережали, Сюда сливается из всех Агенций стран социализма, Чем обеспечен наш успех – «Ассошиэтед пресс’у» -- клизма! Здесь, в ЧТК – секретный пункт Обменов информационных, Диспетчерско-командный пульт В сражениях не мегатонных * Чехословацкое телеграфное агентство Ракет, а взглядов и идей... Чтоб антипод американский, Коварством ведомый злодей, Отравою заокеанской Не потчевал советский люд, Люд чешский, польский и венгерский, Отсэда новости в нас льют... Занятно, что пахан имперский Такое важное звено Не в нашей поместилш столице... Уж коль все рухнет, то оно Готово будет в нас излиться Враждебной новостной рекой... Чур, чур! Не дай нам Бог, не дай нам... Нам пульт показан... Он – такой... Нет, коль уж мы причастны к тайнам, То будем свято их хранить... Отделы здесь – большие залы... Отсеками разъединить Пришлось коллег, чтоб не мешали Друг другу, не теряли нить... У нас-то все – по кабинетам. Что лучше – сложно оценить. Наверно, при раскладе этом Удобней наблюдать, следить Начальству, чем здесь каждый занят И не собрался ль учудить Подлянку? ЧТК-овский саммит Знакомит с русским нас. Из тех, Что убежав от большевизма, Войны несли гражданской грех... Он их потомок... Есть харизма: Улыбчив, европейский вид, Очечки в золотой оправе... А как красиво говорит!... Хоть мы судить его не вправе, А все же отстраненность есть, Есть между нами отчужденность... -- Рал встрече и – имею честь! – Он посуровел... Обожженность Отца и деда и его От нас, московских, отвращает... Язык – и больше ничего С Россиею не совмещает Его, потомка беляков... Теперь в программе – «Руде Право», Издание большевиков... Здесь русским щеголяет браво Их шеф-редактор... Прежде он Был в Белокаменной собкором. Взаправду – в языке силен – И занимал нас разговором Горжени Зденек, полиглот... Он явно наслаждался русским, А в памяти Москва живет... Внимаем выкладкам изустным О том, чем лучшая живет Сегодня чешская газета... Привычный кофе в чашке ждет. А я, хлебнув, не взвидел света: Зуб от горячего заныл. Вот новость – не было печали! Отставил кофе, чтоб остыл... Тут ленинградцы побежали Горжени сувенир вручать... Привалова: -- Семен поздравит От Москвичей... – Придется встать... Глядит Горжени: что оставит На память добрую облом? Несу в ладонях медвежонка, Полешко пилит с мужиком, На дружбу намекая тонко Меня и Зденека... Просек Метафору... Силен Горжени! А у меня из уст – поток На чешском... А вокруг броженье: Я ленинградцев-то умыл... Горжени обратился к массе: -- Отличный чешский это был... – Ну то-то! Это вам не в классе Урок заученный твердить... Пора с газетою прощаться... Меня просил повременить Горжени, малость задержаться. Он подарил роскошный том. История газеты славной Изложена подробно в нем... Сия награда стала главной Оценкою за мой язык, За прилежанье и рвенье И стимулом: уж коль привык Врубаться крепко в изученье, То так и должно продолжать... В послеобедье мы свободны... Могу по Праге пробежать... Пражаночки тонки и модны... По Вацлавской иду наверх... Вот здесь бы на житье остаться! Жди – после дождичка в четверг!... В толпу прохожих затесаться – И быть здесь полностью своим... -- Сте рус?* -- Сэм, ано**... – Улыбаться Мне начал старичок... Стоим... И остается удивляться, * Вы русский? (чешск.) ** Да (чешск.) Что среди многих распознал Во мне советского туриста... И партбилет мне показал – Гордился стажем коммуниста, Что начинался в дни войны Как раз в словацких партизанах. -- Мы битву продолжать должны – Ведь столько злобы в окаянных Врагах, что сокрушить хотят Завоевания Победы И нас, сражавшихся, не чтят... – Слеза заискрилась у деда В сосредоточенных очах: Я «Журавли» читал негромко Ему на чешском вгорячах – И уличная та приемка Моих стихов была важней Всех представительных редакций. Он был всех цензоров главней. И не было б серьезней санкций Коль ветеран мой перевод Гамзатова бы принял плохо... -- Ты тронул душу. Твой народ Заслужит воздаянье Бога За общий подвиг в той войне. Меня до слез, сынок, расстрогал... Дай Бог тебе остаться вне Любых на свете войн... Дорога Легка пусть будет и светла, Минуют пусть огонь и сеча... – Нет, не случайною была Случайная как будто встреча. В ней важный жизненный урок. Какой? Пока понять не в силах, Но догадаюсь, дайте срок... Я вспомнил о далеких, милых Жене и сыне... Как они? Скучают без конца навскидку Сентябрьские считают дни... Пошлю-ка им сейчас открытку. Вблизи от площади вокзал. Наверняка там есть и почта. Пришел, открытки с маркой взял И написал на них о том, что Люблю и встречи с ними жду. Отправив, успокоил душу. Теперь опять пешком пойду... Пусть некто посчитает чушью Мое стремление познать Тот город не очами только, Но и ногами общагать... Экзюпери считал, что зорко Лишь сердце... Мне оно твердит: И ноги чувствуют и любят. Град все во мне разбередит. Пусть камни под ногой разбудят Во мне возвышенный хорей... Раз, два – шагаю по брусчатке. Трамваем легче и скорей, Но вероятней опечатки И недосмотр... А на ходу И больше видится и глубже – И я иду, иду, иду... Душа внимательней и чутче... Консьержка выдает мне ключ. Вхожу в пятнадцатую келью... И в душ... Закатный тусклый луч... Пою, чтобы раскрыть трахею... Потом читаю допоздна Приобретенный разговорник... Душа моя надежд полна... Не беспокойте, я затворник: Мне надобно осмыслить все, Что за прошедший день случилось. В большой музей мадам Тюссо, В калейдоскоп слилось, сложилось Пережитое... И весом Подаренный большой газетой Увесистый красивый том... Нет, что бы ни было, не сетуй: Жизнь неизменно хороша, Когда с ней неизменно честен И не запятнана душа – Известен ты иль неизвестен – Не важно. Важно быть собой, Вершить, что должен – будь, что будет: Все предначертано судьбой. Все знает тот, кто судьбы судит... На завтра мы приглашены На посвящение в студенты, Где при параде быть должны – Официальные моменты Уже поднадоели нам... Приводят в зал для церемоний. В президиуме – по чинам – Балкончики-ячейки... Горний Займет король (иль президент), Архиепископ – параллельный – Случался, видно, прецедент... Чуть ниже – ректору отдельный, Проректорам... Профессорам – Ячеек нет – сидите вкупе... Герольды посохами – бам! – Мы сбоку в ложе... Нашей группе Показывают: надо встать. Встаем. Торжественно и важно Герольды – сказочным подстать – Ступают гордо и куражно В чулках, беретах в целый таз И горностаевых накидках... А в мантиях минуют нас Профессора... Мы все – в завидках: Подобный церемониал На первом курсе нам не снился: Красиво... В мантии шагал И пан Владимир... Покосился – Не улыбнулся, не мигнул – Хранил серьез подобно прочим, Потом на лесенку шагнул... Проректор вдохновенно очень Приветственно пророкотал Слова студенческой присяги... Уже студентов полон зал... Гербы над профессурой, стяги... Герольд с клюкой шагнул в перед – Пошли цепочкою студенты. У той клюки произнесет Студент : -- Клянусь! – И сантименты Невольно пробирают нас. К жезлу герольда прикоснется Магическим касаньем – раз! И здесь, у стенки остается. Валера Енин подошел – И тоже клятву дал учиться Ответственно и хорошо... Лучатся вдохновеньем лица... А завершающий аккорд: «Гаудеамус...» пели вместе... Что ж, процедура – высший сорт! Мысль о достоинстве и чести С ней входит душу – только так! Пересказать ее декану, Чтоб перенял ее журфак? Считаю – утверждать не стану – Засурский знает все и сам... Но нам, советским, процедура Подобная не по умам. Не пожелает профессура Так со студентами играть. Едва ль балкон для патриарха ЦК, что призван надзирать, Соорудить позволит... Ярко, Нам, посмотревшим торжество, Оно в душе запечатлелось И озарило естество. И мне б со всеми тоже пелось, Но гимна давнего слова Советским в массе неизвестны – Наслышаны о нем едва. А стоило б такие песни И в наш общажный обиход Включить – они того достойны... И тотчас новый эпизод... Денек – не по сентябрьски знойный – Подъезд – туннелем. В нем – битком. Здесь скромный памятник открыли Герою смелому, о ком Читали много и учили: Был крестный путь его тернист: Свой «Репортаж на эшафоте» Боец, подпольщик, журналист В самоотверженной заботе О людях: « Люди, я любил Вас, будьте бдительны!» --достойно И жертвенно писал, творил Хоть схаченный – неподневольно. Пример отважного борца --- Урок для каждого: сражайся С петлей на шее, до конца, Не отступай и не сдавайся. Штыком сражайся и пером, Бди – ибо враг людей коварен, Не соблазняйся серебром... Величествен и светозарен Был подвиг Юлиуса. Нам Его души сияет лучик. И не подвластен временам Твой светлый лик, коллега Фучик. И Густа Фучикова здесь Присутствует, вдова поэта... Глубоких впечатлений смесь... Душа разбужена, задета Их силою сама судьба, О чем узнаем лишь позднее... У Фучика судьба – борьба С итогом – не бывает злее... Но он поднялся над судьбой, И превозмог все вражье злое. Возвысился своей борьбой... Гордимся памятью героя. Страна героя в той войне Была подарена фашистам... Террора мрак по всей стране Во мраке подвигом лучиться Могли бесстрашные сердца... Ян Кубише и Йозеф Габчик... Не побежденных два бойца... Эсэсовец, спортсмен, красавчик -- Каратель Гейдрих ими был На въезде в Прагу укокошен... Фашизм за это погубил Деревню Лидице, где должен Наверно, каждый побывать. Здесь суть фашизма очевидна: Пытать, жечь, рушить, убивать... Пред миром мерзко и бесстыдно Здесь душегубство предстает – Идеологией фашизма... Мы – в Лидице... Тропа ведет Туда, где нелюдями тризна Кровавая совершена. Здесь были садики, жилища... Фундаменты... Сохранена В них память о домах, где пища Давалась детям, где любовь Дарилась, где алели розы У дома, яркие, как кровь... -- Бди! – Фучик рек. Еще угрозы Фашизма не устранены. Способна мерзость возродиться В загашниках любой страны, Готовой с мерзостью мириться... Надеюсь, что моя страна, Что столько горя испытала, Пред черной мразью – как стена. Душа на память уповала... Стоит в венке терновом крест Над уничтоженной деревней... Приезжие из дальних мест Здесь молчаливей и душевней... Документальное кино На русском смотрим в кинозале... От ярости в глазах темно: Тем киноблудам заказали Фалшивку: вызволил страну Отнюдь не краснозвездный воин – Американец... Ту стряпню Состряпал подлый – и доволен: Страну советов оболгал... Так стало на душе противно – И сострадания накал Погашен ложью... Эрозивно Внедряли подлые круги Антисоветскую подлянку Подпольно в чешские мозги, Создав киношную поганку... Такой же, видимо, подлец Фашистам выдал двух героев, С чьим подвигом пришел конец Мерзавцу Гейдриху... Тех воев Епископ Горазд приютил Бесстрашно в православном храме... Последний бой их страшен был... Изрешеченными телами Смогли фашисты завладеть, А души полетели к Богу... А нам их помнить – и скорбеть... А тот, кто нравственному долгу Был тоже верен до конца, Епископ Горазд удостоен Врагом тернового венца: Расстрелян, пал, как Божий воин... Виталий гнусно достает, Меня переострить пытаясь, Что б я ни сделал, нос сует, Что б ни сказал, он, насмехаясь, Пытается мои слова Переиначить, передернуть... У парня пухнет голова В стремлении меня прищелкнуть, В чем юмора ни грана нет, А только хамство, сквернословье... Конечно, я даю ответ Убийственно смешным на злое В ответ, но сильно надоел Хамеющий сильней Виталий... -- , скажи, чего б ты съел, Чтоб не свистел? Тебе медали За остроумье не дадут, Поскольку вместо остроумья Лишь скудоумье... Пять минут Побудь в отключке... -- ...Ergo sum я, Поскольку мыслю в тишине, Но о Смирнова спотыкаюсь... -- Ты надоел не только мне, Виталий... Право, удивляюсь: Ты с каждым часом все глупей... Зря налегаешь здесь на пиво. Ты лучше чай почаще пей – Мозги тебе промоет живо... – Бог с ним. Как хочет, пусть живет... Нас в город Брно ведет дорога... На ярмарке Петрова ждет. Я помню, как встречала строго, Зато потом была мила Ко мне как матушка родная. Нас ждут с ней общие дела: Диплом. О нем, в душе стеная, Не забываю ни на миг. Настраиваюсь понемногу Материалец не из книг Сдувать, а выйти на дорогу, Где сам обязан сотворить Шедеврики о партизанах Чтоб ими ублаготворить Комиссию из строгих самых И опытных профессоров... Подумаю – так просто страшно. Но я теперь кропать здоров. А все ж отнюдь не бесшабашно Готовлюсь к творческим боям... Прорвусь ли? Несть числа примерам Провальным... Брно... Придется нам Знакомиться с газетой «Смнером»*, ---------- *Смнер – направление (Чешск.) Районкой... Дама средних лет Ее ответственный редактор... Дочь рядом с нею – первоцвет... Сработал мне известный фактор: По чешски задаю вопрос – И интерес особы юной – На мне зациклился всерьез... Какие задеваю струны, Когда по-чешски говорю, По правде – недопонимаю... Тамара Фершалова, зрю, Лицом побагровела... Знаю, Что ленинградочка меня К девчонкам местным взревновала... Ох, нет покоя мне ни дня... И тут шефиня рассказала Весть, что пришла от ЧТК: Переворот случился в Чили. Альенде – чудо-мужика Предательски с поста сместили. Он, защищая свой дворец, «Монеда» в каске с автоматом, Погиб в сраженье, как боец... И рай в душе сменился адом. Печально: предают друзья. Альенде верил Пиночету, Но верить никому нельзя – И снова аксиому эту Предатель мерзкий подтвердил... На Чили ночь фашизма пала. Подлец в концлагерь превратил Известный стадион, где Хара, Певец народный, был убит... Одна другой ужасней вести. Девчонки плакали навзрыд... Бездействие сейчас – бесчестье. Я предлагаю превратить Наш разговор несвязный в митинг. Христопродавцев заклеймить Позором... Вздумал похохмить и Гыгыкнул -- всем не в лад Смирнов... Но остальные поддержали – И говорили – будь здоров, Не пряча гнева и печали. Решили, что пошлем в ООН Протест наш против мерзкой хунты... -- Выпендриваешься, Семен! – -- Смирнов, какой-то дикий гунн ты! – Что привязался, объясни?... В особенности здесь, сегодня? – Нет настроенья для возни С неумным. Я теперь свободно Могу на ярмарку пойти... Со мною Шахматов собрался. -- Вот план. Нам надобно найти Советский павильон. – Терялся Он среди многих... Отыскав, Пресс-центр в огромном павильоне... Петрову вижу. Та: -- Кто прав? Я вспоминала о Семене Сегодня. Чувствовала: Днесь Явиться должен непременно. Чем не вещунья? Вот он здесь. Как жизнь идет? -- Обыкновенно... А вы для радио Москвы?... -- И пражского клепаем вести... -- И я хотел бы так, как вы... -- Возможно, что однажды вместе Еще потрудимся, Семен... С дипломом как? Не передумал? -- Нет, в голове все время он. Боюсь – и покидает юмор. -- Понятно. Шутка ли – диплом! Но я уверена – потянешь. Еще семестр – куда с добром. Напишешь очерки – и станешь Непревзойденным. Очеркист Сегодня – редкая рыбешка. На фоне массы он – солист... Здесь долго ли еще?... -- Немножко Совсем осталось гостевать, Но кое-что еще увидим... -- Ребята, не могли бы взять Стопу журналов? -- Ясно: выйдем – И «Тыденик актуалит»* Здесь разнесем по павильонам... Надеюсь, что не буду бит... -- За риск вознагражу талоном На завтрак... -- Ладно, мы пошли... -- И, как подпольщики – листовки, «Актуалиты» разнесли... Сказать по правде мне и Вовке Немножечко не по себе: А вдруг прищучит их «беспечность»?** Случится поворот в судьбе – Едва ль отыщется сердечность * «Еженедельник актуальных новостей». Журнал, издававшийся АПН на чешском языке. Чехи им особенно не интересовались, поэтому стопы журнала залежались в павильоне. Вот одну такую стопу мы с однокурсником Владимиром Шахматовым разнесли по разным павильонам Брненской муждународной ярмарки... ** Вержейна безпечност – общественная безопасность (чешск.) В любой охранке – заметут... Оглядывались, как шпионы... -- Давай остаток бросим тут... – И деру... Может быть законы Страны преследуют таких Распростанителей чужого... Все, нет журналов, сбыли их... -- Давай-ка, погуляем , Вова! – Старинный город Брно красив. Едва ли он моложе Праги. То ль правда, то ли местный миф, Что имя граду в честь отваги Давно давнишних горожан: Броня в названии сокрыта. Брод через Свратку здесь держал. Отряд из Шпильберга... Защита Была надежной – и вокруг Той крепости народ селился. Враги не брали на испуг – И городок укоренился... Ремесленники и купцы Сочли удачным это место. И весть пошла во все концы. Нам из истории известно: Голландцы, немцы – пришлый люд – Свои здесь возвели кварталы, Соборы, замки – и живут Века – и места всем хватало. Семь с чествертью веков назад Сам Вацлав королевской волей Дал статус городской – и град От бед стеной отгородился С пятью воротами... Потом Стал резиденцией маркграфов Пршемысловичей... День за днем И век за веком... Много шрамов На граде: проливали кровь Свою и горожан гуситы, Австрийцы, шведы... Вновь и вновь Шли брненцы в сватку для защиты Своих усадеб и семей... А рядом – Славков-Аустерлиц... Толстого помнишь, книгочей? Здесь друг на друга нагляделись В сраженье русский и француз... А замок Шпилберг – сердце града Несет столетий долгих груз. Теперь музейная отрада В старинной крепости, тюрьме... -- В тюрьму не хочется, не надо. Соборы интересней мне. Один из украшений града – Собор Петра и Павла. К нам, Хоть многократно перестроен, Дыхание доносит храм Веков – и памяти достоен. Собор часами знаменит: В одиннадцать играют полдень, Звонарь чтоб не был позабыт, Что триста лет назад свой подвиг Свершил – забил в колокола В одиннадцать – и спас от шведов Свой город – славные дела Воистину геройских предков Умеют чехи почитать... Жемчужина архитектуры, На чем шести веков печать – Святой Марии храм – фактуры Барочной... Элишка, вдова Правителя земли богемской При нем обитель создала Цистерианок... Королевской Ее в народе стали звать... В монастыре творил Яначек – Чайковский чехов – надо знать, На полках мозговых заначек, Хранить великих имена... В честь Леоша собор Марии Минорным нарекла страна... В Брно много храмов, где молили Небесного отца душой Наивно-чистой горожане... И Брно – красивый и большой, С колоннами и витражами, Шел без гордыни сквозь века... Вот старой ратуши строенье – Ей семь веков всего пока... Полнейшее благоговенье Рождают статуи... Пилграм – Из автор, скульптор вдохновенный... Театр – Мельпомены храм... Я заорал как оглашенный: Такой же точно в Черновцах... И с оперным одесским схоже... Да, Фельднер с Геймером – в отцах Проектов... Мне всего дороже: Я зодчих зорко опознал – И дорогим обогатился Свидетельством... Меня догнал Мой город здесь, чтоб подивился И вспомнил: город Черновцы И древен и красив чудесно... Храните, города отцы, Что вдохновенно и прелестно С любовью создано до нас... Чем поразят студентов завтра? -- Увидите Моравский крас, Мацоху... – Внешний вид театра Запечатлен навек в душе Я вспоминаю все детали... Позавтракаю за «шерше Ля фам»... Мне предлагали За тот талон, что мне дала Вчера на ярмарке Петрова... Сыр или шунку*... Вот дела: Тарелка-то была здорова, И шунки* розовой на ней, Казалось просто очень много. Но это был обман очей: Так скручена. Внутри пустого * Ветчины (чешск.) Побольше, чем самой еды... Зато рогалики – без счета... Попил подкрашенной воды Заместо чая... Есть охота... Запихиваю в чемодан Рубахи, чешский разговорник... Присел, задумался... Мадам Уборщица: -- Вставай, затворник, -- Уже повыбегали все! -- В автобусике поджидали... И -- покатили по шоссе... Контекстно вспомнилось: в Провале Турецко-подданный искал Возможности подзаработать... Не хуже чехам их провал Приносит крон... Ушами хлопать Лишь мы способны... Ведь у нас Пещер не меньше и провалов... Что ж, пусть покажут чехи класс... Мы верим в них, как в пивоваров, Но и в туризме мастера Они – умеют стричь купоны... И вот – навыворот гора: Провал Мацоха... Здесь каньоны, Пещеры, гроты – и река Мацоха вроде бы не сильно На первый взгляд и глубока, Но впечатленьями обильно Нас накормила... Мы сперва Автобусом минуем Бланско... Слегка кружится голова: Нам страшновато, но и манко. Мацоха... Вот и добрались.. Но нам от стартового пункта Пешком сто сорок метров вниз, Где протекает речка Пунква... Лодчонка принимает нас... Вода почти с бортами вровень... Плывем в пещеру... Вот он -- крас, Что значит – карст... Увы, не волен Ты из пещеры убежать: Воды под лодкой сорок метров. Теперь – от холода дрожать И страха... Сталактиты – ретро Тысячелетнее – на нас Со сводов тыкают перстами, А хелоктиты нас пугать Берутся толстыми пестами С боков пещеры... Гаснет свет. И гондольер орет нам песню Пре Стеньку Разина... Привет! Лишь доберусь, так по лбу тресну – За этот неподдельный сюр... Орут девчонки – разобрало... Смеется лодочник – ажур! Обычных впечатлений мало, Так добавляют темноты... Свет загорается – и лодка Плывет средь жуткой тесноты... Девчачий голос просит робко Быстрей нас вывезти туда, Где можно солнышко увидеть... Такая чистая вода, Что видно дно, я мог бы выпить, Но жуткий холод – простужусь... Во впечатлениях смешалась С наивным восхищеньем жуть... Фуникулером выбиралась Из краса группа... Вот и все... Но что-то важное отсюда В душе на память унесем... Оно однажды из-под спуда, Конечно выйдет, чтобы дать Судьбе духовное пространство – Благоговеть и вспоминать... Подземное покинув царство, Мы едем в Кутну Гору, где Нас ждет серебряная шахта... Узки в ней штольны – быть беде, Коль телом мощен – будет жаль-то Застрявших в шахте навсегда... Из нас застряла лищь Мария... А под мостком стоит вода На метров семьдесят... Пари я Ни с кем не стану заключать – Коль жить захочет, то прорвется... Испуга сильного печать На ней надолго остается... Заглядываем в храм седлец, Напоминающем о смерти, Которая всему венец. Здесь жутко всем – уж вы поверьте. Убранстве – кости, черепа. Из них и герб и даже люстра. Всему и всем одна судьба... Из храма выбегаем шустро... Оптимистичнее другой Храм Барбары, что рудокопов Была доверенной святой... Глазам советских остолопов Открылись чудо-витражи, Прекрасные живые фрески, Скульптуры... Годы положи – Но и тогда едва ль в поездке Детально сможешь рассмотреть Невероятные красоты... А все же хочется успеть Как можно больше позолоты И пестрой смальты увидать В твореньях старых витражистов, Повосхищаться, повздыхать, Что все сохранено и чисто... На Влашском побывав дворе, Триптих Успения Марии Рассматривали... В серебре При нас чеканили-творили Вручную – на старинный лад – Для нас – фальшивую монету... Но каждый был ужасно рад На память взять фальшивку эту... А в занке Добриш – в зеркала Венецианские гляделись... У замка – лабиринт... Вела Тропинка меж кустов... Хотелось Туда войти и побродить, Но можно напрочь затеряться – И меж кустов весь день блудить... Спешим быстрее прочь убраться... Туристами из разных стран Наполнен необыкновенно Покойный, тихий ресторан... Гостей приветствовал манерно Шеф-повар – и пообещал Вин дегустацию моравских... Кто пожелал, тот возалкал... А мне бы лучше чай на травках... -- Я минералки принесу... -- Отлично, выпью минералки, Недр чешских чистую росу, Что побуждает к аморалке... Людмила, Таня вкруг меня Кружат веселым хороводом, Все принципы мои тесня... А я стесняюсь пред народом Внимания таких девчат... Напоминаю ежечасно Себе, что я уже женат... Ах, как прекрасно и опасно Они в глаза мои глядят... Они чего-то ожидают – И так томительно грустят... Но ежели возобладают Над нами страсти, как тогда В глаза я посмотрю любимой? Нет, будь душа моя чиста... От страсти пагубной и мнимой Двукратной йогой защищусь... А вы простите мне, девчонки И вашу страсть и вашу грусть... Я вспомню Димкины пеленки – Меня ждут Тома и сынок... Вот, кстати, обувная лавка... Зайду... Есть парочка сапог- Чулков! Подходят для подарка Цена, «платформа» и размер... Я не колеблюсь ни секунды Беру плачу... Даю пример Москвичкам... Те готовы бунты Устроить: пара та одна В невидной лавке оставалась... -- Продай, Семен! -- Моя жена Чтоб без подарка оказалась? – Заглядывайте впереди Во все, какие будут, лавки... – -- А ты нам в них переводи! -- Уговорили! – На заправке Подзадержались – и назад... Большими синими глазами С деревьев нам вослед глядят Большие сливы... Мы и сами На них восторжено глядим... Неплохо бы подзадержаться И уделить вниманье им, Сказать по совести – нажраться... Мария обещает нам В особом месте остановку: -- Лишь там местечко костеркам, Спроворим легкую готовку... -- А из чего? -- Пока – секрет!... – Опушка леса и поляна... Автобус переплыл кювет... Высаживаемся... Не рано... Но здесь такие вечера! Кружок бетонный для кострища. Сухие ветки для костра Приносим... -- Скоро будет пища! – Мария гордо достает Из сумки толстые сосиски, В них ветки тонкие сует – И подпекает... Тот, кто близко, Уже и собственный «шашлык» Над костерком спешит сготовить... Берусь и я... Должон мужик Себя джентльмену уподобить – И я шпекачки подпалив, Их подаю Татьяне с Лидой... Себя при этом не забыв... -- А мне? -- Тамара мне с обидой. Я ленинградке отдаю Последнюю... Тем паче йогу Запрет на мясо... Постою В сторонке... Выйдя на дорогу, Набрал с деревьев горстку слив, Обмыл водою у колодца – И с удовольствием їх з’їв… -- Семен! – Тамара рядом вьется, -- Вот, пол-сосиски для тебя… -- Спасибо, лапочка, спасибо! -- Запомни: это я любя! – Молчу ошеломленно, ибо, Что ни скажу, все невпопад… На нас с Тамарой Таня с Лидой Весьма обиженно глядят… Но как мне сладить с их обидой? Доел Тамарин шашлычок… И тут мне Танечка с Людмилой Несут по пол-сосиски… Шок! Видать, Тамара зацепила, Желают получить реванш… Ну что ж, доем и их сосиски Раз мне такой дают карт-бланш… Наевшись, как малыш в колыске Потом в автобусе дремлю… Со мной все три девчонки рядом… А та, которую люблю – В душе… Ее лучистым взглядом Я обогрет издалека… Вот снова Петршин и общага… -- Пока, подруженьки, пока, До завтра! – Словно бы на нага, А не на чешском говорю. Не отпускают Лида с Таней … Да что же я с собой творю И с ними? Вся душа в метанье… -- Не надо, девочки, нельзя! Не будем углублять проблему. Мы с вами – верные друзья – И только! Закрываем тему! – Они ушли, достав платки... Я в сон тревожный окунулся... Узнал, что в чудо-городки Нас повезут, когда проснулся. Одним из чудо-городков Был Чешский Крумлов, перл Европы, В себе хранящий дух веков. Едва ль изысканные тропы Поэта могут передать Всю прелесть тихого местечка. Нет, это надо увидать: Как влтава, сказочная речка Овалом обнимает град... Неразбериха переулков. Домишки в них века стоят... Громада замка... Здесь окурков И грязи нет на мостовой... -- Виталий, подними окурок, Подумай умной головой, Будь человеком, ты ж не турок... – Нормальный вроде бы пацан, Однако с порчинкой. С изъяном. Не то, чтоб был велик изъян – Он не был жутким хулиганом, Но неизменно досаждал. А мне – умышленно, с надрывом. Я шуткой спесь с него сбивал, Но надоедливо-спесивым Он становился вновь и вновь... Бог с ним. Забудем. Отвлекает Смирнов от Чехии. Любовь К ней душу мне переполняет. С площадки башни замка град Во всей красе как на ладони. Века со Влтавой говорят... Когда-то замок в обороне Стоял оберегая брод... Никто не посягал на город. Мудры правители. Народ Не знал нужду, забыл про голод. И замок стал большим дворцом, Что спорит даже с пражским Градом... Кольцо строений за кольцом – Их сорок разных зданий рядом, Пять внутренних дворов – и сад С кустарниковым лабиринтом Цаетами услаждает взгляд... Картины, гобелены... Им там Уютно на больших стенах. Собранию оружья – тоже... Двуручный меч внушает страх, Буквально холодок по коже... Веселый маскарадный зал – Комедии дель арте маски... Я лишь о малом рассказал. Продуманы сюжеты, краски... Театр барочный каждый год Зовет на оперу туристов... А в городке народ живет Несуетно, достойно, чисто. Ремеслами как в старину На пропитанье добывает. И Чехию, свою страну Нелозунгово прославляет... Трехярусный старинный мост, В Европе не найдешь подобья, Собор, чей крест касался звезд Глядит на замок изподлобья. Златокорунский дом, музей В иезуитсякой давней школе. Дом алхимических затей... Увозят нас... Едва ли вскоре Вернемся в этот городок... Кому-то может и удастся. А мне? Не знаю. Сто дорог – Куда направит жизнь? Поклясться, Что в Чешский Крумлов возвращусь, Что никогда здесь не возникну С восторгом в сердце – не решусь... Лишь на прощанье громко крикну, Что: -- Чешский Крумлов я люблю! – Пусть насмехается Виталий. Насмешки глупые стерплю. Я рад, что это повидали... --- Вставай! Бужу тебя, бужу... – Встаю с трудом и долго моюсь, Но полусонный выхожу... -- Куда поедем? -- В Оломоуц! – Мы едем в Оломоуц, Телч, Гуситский Табор навещаем... Хреново мне – сгустилась желчь? Я скучный, вялый... Разрушаем Недобрым сглазом? Может быть... Возможно, что устал от зрелищ... Башку бы взять да отрубить... -- Семен, в такое не поверишь: Ты – как кастрированный кот: Один, вне окруженья кисок... -- Не до тебя, мне, обормот, Отстань, Виталий! -- Чтоб я высох! Ты полудохлый, не остришь? Теперь-то я тебя достану. Все, накуражился... Шалишь... Похоже, ты сегодня спьяну... -- Отстань, Виталий! Накажу. Да так, что будешь помнить долго... – С трудом из клинча выхожу. Смирнов прискребывался колко, Но я ему не отвечал... Что в самом деле происходит? Я только головой качал – Какая-то тоска изводит... Неужто прав Смирнов: меня Отсутствие девчонок жалит? Обидел, дружбу не ценя – И вот, сижу хандрою залит... Вояж красоты обещал, Что вызывали раздраженье. Всех Оломоуц восхищал... Душа в раздрае и броженье Не замечаеь красоты Дворцов старинных и соборов... Здесь римлян ратные посты В период с кельтами раздоров Стояли лагерем давно- Еще до христианской эры... Наукой не объяснено Названье города... Химеры Предположений: в корне «ол» Находят почему-то пиво. С успехом тем же в нем нашел Бы водку с колбасой... Красив Глядится епископский дом Святого Вацлава, соборы, Костел – двойные окна в нем... Врата в Есеницкие горы – Тот город... Уезжаем в Телч – Венецию земли Моравской... Хандра меня устала жечь. Пейзажи помогли с поправкой. Озер чудесных зеркала Красоты града отражают. Домам прекрасным несть числа. Меня уже не раздражает А восхищает ренессанс Их экстерьеров и барокко... Судьба дает счастливый шанс – Порадуемся же немного... Считают, что прекрасней нет Центральной площади в Европе... Вновь в сердце – к чехам пиэтет... В сравненьи с ними немцы – в ж.. е, Не говоря уж о других, Что мне не менее известны... Пускай душа болит за них, Но слов не выкинешь из песни: Невыразимо хороши Все города земли богемской. Леченье для моей души Их красота, что в споре с венской Легко берет над оной верх... Большой художник Ян Ерзавы Меня в волнение поверг, Картинами добавив славы... У замка – живописный сад Устроен в духе ренессанса... Куда теперь: вперед, назад? Страна не оставляет шанса Хандрить: живая красота Природы и архитектуры – Осуществленная мечта – Бальзамом для моей натуры... В долине Сазавы -- скала. На ней – старейший чешский замок. Поставлен с целью, чтоб стрела Воителей искусных самых В нем обитавших поразить Была с подножья неспособна. Но стало некому грозить, А в замке было жить удобно. Дворянам Штернбергам его В наследованье передали. Из их потомков одного Мы даже в замке повидали. Коммунистическая власть Их из хором повыгоняла, Но не кровавя злую пасть, По крайности не убивала. При замке могут проживать, При нем работать, прибираться, О прошлом тихо горевать… Кто ведает? Ведь может статься – Все к прежнему вернется вновь – И возвратится к ним именье Как приз за верность и любовь… Дождутся ль этого мгновенья? В град королевы держим путь. Был Градец Кралове когда-то Ее приданым – вот в чем суть… Одиннадцатый век богато И пышно строил города… Род Пршемысловичей собрался Построить новую тогда Столицу королей… Поднялся Над Лабой крепостью дворец. В соседстве городок явился, Что стал отрадой для сердец Туристских ныне… Град раскрылся Во всей чудесной красоте, Большой и Малой Площадями, Лиричной Белой Башней, где Хотелось пребывать часами… Отсюда трудно уезжать, Но дальше кличет нас дорога – И городку не удержать Нас здесь хотя бы не на много… Нас Будейовице зовут, Конечно, Чешские – а как же! Здесь Башня – Черная… Ведут Ступени вверх – и йогу даже, Пока до звонницы дошел, Дыханье напрочь отказало… Зато все видно хорошо. Ликуя, громко исторгала Восторги ясная душа… Здесь вдохновенье порождала То галерея от дождя – Квадратом площадь окружала, То ратуша… Фонтан «Самсон»! А первая в Европе конка! Что ж, чешский люд творить силен И украшать строенья тонко… Чудесный университет, А в нем музеи, планетарий, Где мы с Вселенной тет-а-тет. Храм знаний тоже очень старый… На пивоварне нам дают Свежайший – высший сорт – «Будвайзер»… Хлебну и я, поскольку пьют Все… Хоть и йог – не задавайся… Не зря ту марку ценит мир. Но свежий – он особо вкусен… Теперь мне и Виталька мил… Я весел, а Виталька грустен: Ему с собою не дают… Но, правда, подарили кружку Из коей здесь «Будвайзер» пьют, Пусть ею хоть потешит душку… Ну, баста… Явный перебор У нас сегодня впечатлений. В башке то башни, то собор – Свихнемся – хватит треволнений… В общагу пражскую везут… Душ – и отключка до подъема. Назавтра нас иные ждут Дела с заботами… Не дома…. Мы едем в Кладно. Ждет на хуть* -- Большой завод сталелитейный. Неинтересно мне? Отнюдь. Я журналист, а не пикейный Жилет – все интересно мне. Чем больше знаешь, тем вернее Ты в журнализме – на коне, Кто много видел, тем – виднее. Известен Кладно пять веков. В нем – замок, ратуша, костелы – И шахты давних горняков… Хуть «Польди» -- к ней направим стопы… -- Нет, в данном случае – стопы. А стопы – те в строке поэта… Стопы и стопы – два судьбы Моей отчетливых привета… Итак, направили стопы На «Польди»… В честь Леопольдины, Жены владельуа, в пик судьбы Назвали… Раз необходимы Товару бренды, сохранил Завод при новой власти имя. Клиентов давних убедил, Что прежние контакты с ними Не собирается порвать… Идем горячими цехами… К металлу мне не привыкать – Я в прошлом заводской… Над нами Проносятся мостовики, «Горят мартеновские печи», Как в песне… Стали ручейки Ползут в изложницы… Далече Фасонный польдинский прокат Известен в современном мире. В Германии его хотят И в Англии… Спользают мили Бессчетные с рольгангов – и Тотчас крадутся на платформы… Такие профили, увы! – Типоразмеры, типоформы – Не делают у нас в стране – Там уголок, двутавр и швеллер… А здешних неизвестны мне Названия… И в этом деле Русь от богемцев отстает… Но беспокоиться не нужно: Кооперация дает Возможность добиваться дружно В металлургических делах Взаимной пользы и прогресса… Шум, грохот, связки на крюках Еще горячего железа – Все впечатляет глубоко… Мы, в цех идя, надели каски… Понять не всякому легко, Что – где… Но я хлебнул закваски Рабочей… Проступил во мне Мой техникум – и Криворожье… И я неглупые вполне Вопросы задал, что дороже – На чешском… И уже ко мне Совсем иное отношенье – И очевидное вполне Начальства здешнего круженье, Что добавляет куража И поднимает вдохновенье, На расстоянии держа Других… Витальке в утешенье Занятный, любопытный факт: Рабочим выдается пиво – Пей, сколько влезет… Есть контакт! Виталька разобрался живо – И ловко кружку нацедил, А следом тут же и вторую… Здесь я его не убедил – Не слушая, ушел в глухую… Он в несознанку… -- Ладно, пей! Чем больше больше выхлестаешь пива, Пьяней тем будешь и тупей… -- Так неприятно, некрасиво… Нас приглашают в светлый зал. Его заполнил люд рабочий… Я поразился: слово взял Литейщик – излучали очи Интеллигентность… Разговор Был со студентами на равных. Вступали, коль желали, в спор, Но без антисоветских явных Нападок… Шестьдесят восьмой Без опасений обсуждали… Рабочий люд, но непростой: Начальникам не угождали И вовсе не боялись их. А, кстати, те не угрожали. Мне был известен не из книг Командный стиль… Не уважали У нас начальники рабов, Поднявшись над рабочим классом, Хамили – вот и вся любовь. С презреньем откровенным к массам Работающих относясь… Иное я увидел в «Польди»… Воистину рабочий класс Достоинства большого полный, Был здесь прогресса авангард… Он рассуждал о журнализме По-деловому, без петард, Об интернационализме. Нам было интересно с ним… Надеюсь им, рабочим с нами… Мы вдохновляемся одним: Чтоб нам прожить под небесами, Не источающими боль И смерть, нарящими надежду… Смирнов свою исполнил роль: Воткнулся с просьбочкою между Идей высоких и проблем: -- А не подарите ли каску? – Тотчас неловко стало всем – Вогнал гостей в густую краску. Проблему мудро разрядил Немолодой один рабочий: Своею каской наградил Смирнова – был досадный очень Момент… Пришлось включиться мне. Я добываю медвежонка, Дарю рабочему… Вполне Мужик доволен… Вроде, тонко Я сгладил тягостный момент… И лишь Виталий злобный, красный… Мне чехи: -- Молодец, студент! А, кстати, и язык прекрасный… У нас с судьбою паритет – И я собой вполне доволен. А со Смирновым тет-а-тет Мне быть все тягостнй. Не волен В симпатиях – так как же быть? Никак. Беречь живую душу: Не озлобляться, не грубить – И настроенье не разрушу С ним ссорясь. Лучше отойду. Мне очевидно: неизбежно Загонит сам себя в беду… Кураторша Мария нежно Мне доброе в судьбе сулит. Жмет руку Ярда с уваженьем. И ленинградочка глядит С заметным всем расположеньем… Все, стало быть, идет путем… Живем распахнуто и просто, Интриг коварных не плетем… Вот так бы чисто – до погоста… Мне рады все, я тоже рад... Смирнов? Оставим без вниманья... Экскурсия на Вышеград – О Праге пополняем знанья. Народный памятник глядим... Яи Жижка (рост со Святогора) На мастодонте – страх один... Мы смотрим, смотрим до упора... А дальше – Славин – пантеон... В нем те, кем вечно память чехов Гордиться будет, чьих имен, Имен достойных ЧЕЛОВЕКОВ Не позабудет здешний люд... Здесь Клемент Готвальд был, как Ленин Поставоен под стелом – салют! – Нафарширован и нетленен. -- Но мы же христиане! – нам Мария говорит с намеком. -- Едва ли пожелал бы сам Лежать пред любопытным оком – И, слава Богу, погребен... – Мы, москвичи, переглянулись. А Ленин? Пожелал бы он, Чтоб по-язычески тянулись На мумию его глядеть Людишки с мерзким любопытством? Чтоб рядышком оркестров медь Гремела? Чтоб над ним с ехидством «Отец народов» козырял Полкам и скопищам народа, Чтоб лысый боров ковырял В носу? Бровастого урода, Уже лишенного мозгов, Держала скрытая подпорка? Сойдя на землю с облаков, Мы чувствуем себя неловко... Но бросим взгляд на Вышеград... Патриотической легенды Сюжеты пафосно гласят, Разматывая экспоненты Не доказуемых давно То ль фактов то ли измышлений... Тысячелетнее кино Талантом многих поколений Оформлено в народный миф... Здесь был, считают, замок Храстен... Скалу над Влтавой возлюбив, Поскольку вид с нее прекрасен, Сын Чеха, нации отца, Решил: -- Вот здесь заложим крепость, Оплот престольного дворца! – Историки твердят: нелепость: Вначале Град построен был, Градчаны; Вышеград – позднее... А люд легенду возлюбил – Истории не сладить с нею. Легенда: Либуше: -- Отсель, От этого порога, прага До дальних долетит земель Молва: есть славный город Прага... -- Сбылось пророчество ее, Княжны, любимой дщери Чеха – И не коснется забытье Всей Праги до скончанья века И Чехии... Скалистый мыс – Легенды и судьбы основа. Здесь крепость строил князь Пршемысл В надежде защитить от злого Всю Прагу... Волею его Потомков – княживших над Влтавой Построено того-сего Немало – что века со славой Стоит и восхищает взгляд... От этой крепости у Влтавы, Обретшей имя Вышеград, Распростанился дух державы... Сегодня – темный силуэт Стройнейших башен над скалою – Эмблема Праги... Дух легенд Хранит историю живою. Их под обложкою собрал Писатель Алоис Йирасек. В них пахарь молодой предстал Пршемысл – не богатырь из сказок – Реальный давний персонаж... О храбром доблестном Бивое Писатель – собеседник наш Нам повествует – и живое Видение рождает: конь Прекрасный Шемик с Вышеграда Со ржаньем прыгает... Такой Душе легенды светлой надо Для памяти и для любви... Пред нами тет-а-тет живые Князь Вратислав... С ним виз-а-ви Узнаем, что при нем впервые Капитул церкви здесь открыт В десятом отзвеневшем веке. Костел им также не забыт – Петра и Павла... Это -- вехи... Представить светлого могу И вдохновенного владыку, Чеканившего здесь деньгу, Но чтившего Святую книгу. В костеле захоронен сам, Потомки Собеславы, Конрад... Об этом рассказали нам Мария и студент... Помнят... В костеле -- образ Дождевой Марии-Девы Вышеградской. Написан на доске живой Ярчайшей вдохновенной краской Шесть с четвертью веков назад В готической манере острой... Глаза в глаза – спокойный взгляд, А выдержать его непросто... А Карл шестой сюда провел Водопровод, что был из камня... При Карле, собственно, костел Костелом стал вполне и пламя Христовой веры распалил... Храм обновлялся многократно, Чем в страхе Божьем восхвалил Властитель каждый Бога внятно... Напоминаньем о былом Стоит костел Петра и Павла, Ротонда Мартина при нем... Указом королевским Карла Был обозначен протокол Последующих коронаций: Вождь, восходивший на престол Для усиленья мотиваций Парадный церемониал Со свитой следуя в параде На пражском Граде завершал, Но начинал на Вышеграде. Поочередно короли На Вышеграде и Градчанах Властительскую жизнь вели В событьях радостных, печальных... А к резиденциям двора Поближе люд, народ теснился, Кричал восторженно «ура!» И пред властителем клонился – И строил, строил без конца С невыразимым вдохновеньем. И труд незнатного творца Остался новым поколеньям Как вразумление, урок... Дней, лет, столетий вьется лента. К народу расположен Бог – И продолжается легенда. Шесть бастионов крепостных, Часовни, церковь, «чертов камень»... Какой неизреченный в них Урок, что возжигает пламень Духовный в каждом, кто грядет Сюда за одухотвореньем? Врата Кирпичные... Идет Сквозь них на Вышегорад с волненьем Пражанин, и приезжий чех, И любопытный чужеземец. История волнует всех, Будь ты китаец или немец... Средневековый каземат... В нем выставка о Вышеграде. Портал барочный вводит в сад В осеннем праздничном наряде. Руины древнего моста, Дворца – а жил в нем Карл Великий... У места аура чиста... В скульптурах опознаем лики Пршемысла, Либуше, иных Героев сказак и преданий – И полюбуемся на них... Уходим с отпечатком зданий, Скульптур и радостью в душе, Как если б помолились в церкви... Я оглянулся, чтоб шерше... Здесь!... Ждут теперь на телецентре, Что также в этой стороне... Директор говорит по-чешски. Мария приказала мне: -- Переводи! – И я без спешки Передаю его доклад О перспективах и наметках. Все получается – я радю И похвалу приемлю кротко Марии: дескать, молодец! Потом мультяшку показали – Цветную группе под конец. Все шумно радость выражали: ТВ цветное есть уже В Союзе, но его из наших Никто не видел... Протеже Марии речь зверюшек, пташек Перетолковывал слегка, Что было, в принципе, излишне... Ну, слава Богу, все... -- Пока! – Кивнул другим, когда мы вышли К автобусу: -- Пойду пешком! – -- Да здесь полдня шагать, дружище! -- Пусть! Надо с этим уголком Сродниться тоже мне и пище Духовной отворить врата – Такая у меня планида – Пусть входит в душу красота... -- Да ты сбегаешь просто! – Лида... -- Нет, от себя не убежишь. Я так впиваю вдохновенье. Еще увидимся, малыш, Сегодня же – на представленье... – И я привычно пошагал Под горку рядышком с трамваем... Мне город тайны открывал. Он был все больше узнаваем – И я себя не ощущал В нем чужаком и антиподом – И злобы не встречал ни в ком. Душой с улыбчивым народом Сроднился – у меня врагов Здесь нет – и я не враг, конечно... Не много праздных чудаком Пешком мне попадалось встречно. А я шагаю – хорошо! Я легок, полон сил и тонок – Шагал бы и шагал еще! Мне кажется, что я с пеленок Вокруг все знаю... Дежа вю? Мне Прага зрелища такие Показывает в том ревю!... Ах, горожане, дорогие! Улыбки встречные ловлю И сам прохожим улыбаюь... Пражане! Я вас всех люблю! Столицей вашей восторгаюсь... Иду, иду, иду, иду... Возможно, в прошлой жизни чехом Был – и теперь со всем в ладу, Что вижу... Благодарным эхом Ответствует моя душа На звуки, краски и сюжеты... А Прага дивно хороша... Глубокой осени приметы – Пастельные полутона... Шагаю в тихом полутрансе... Я жил бы здесь, но жизнь одна... Судьбе спасибо, что в альянсе С деканом мне открыла мир... И, расширяя горизонты, Впиваю незабвенный миг... -- Когда-нибудь потом, Семен, ты Сумеешь это описать! -- Едва ли! – ветру отвечаю, -- Мне чувства не пересказать... – Шагаю, как в бреду, внушаю Неутомимость... Марш-бросок Мне вспомнился опять армейский... Там под ногами был песок, А здесь – былыжник европейский. Я удлиняю свой маршрут: По старой лестнице дворцовой Спускаюсь к Влтаве... Башни ждут По сторонам моста... Суровый Навстречу взгляд скульптур-святых... Да, Карлов мост – земное чудо. Он впечатленьем бьет под дых – Не наглядеться! Не забуду... Иду под взорами скульптур – Их тридцать на мосту старинных. С живою аурой фигур, И после смерти благочинных. Ян Непомуцкий... Загадал Как все – у статуи желанье... Какое – мой секрет... Я знал: Должно свершиться упованье... Мостостроитель Карл... При нем – Князь Вацлав, Карла сын, властитель... Святого Вита назовем – Моста надежный покровитель Пройду неспешно по мосту От Малой Страны в Старе Мнесто... Карл воплотил свою мечту: Мост Карла – связь не только между Двумя брегами Влтавы, но -- Его столетием и нашим. Великий жил давным давно, А мы о нем еще расскажем И внукам. Те потом – своим... Великие дела бессмертны... Еще над Влтавой постоим... Теперь-то нам пути известны: Мы Прашну Брану обогнем, По улице Красноармейцев До танка старого шагнем... В пивных мещан-эпикурейцев Походным шагом удивим – И шагом арш! – к себе на Петршин – К друзьям-товарищам своим... Душ примем, в языке напетрим По книжке – новых идиом – И одеваемся парадно: Мы вечером еще идем В «Латерну магику»... Отрадно... О ней читал еще в Москве. Два парня: Свобода и Форман Вынашивали в голове Подходы к необычным формам Театра... «Ноу хау» их «Волшебным фонарем» назвали – «Латерной магикой»... Таких Изобретателей едва ли До сей поры театр знавал... Вблизи от Вацлавской находим «Латерну»... Яркий карнавал: Кино с театром вместе... Вроде Идет нормальное кино: Летит актер на парашюте – Что необычного тут? Но Внезапно он к всеобщей жути На сцену прагает живьем – И убегает... По экрану – За ним преследователь... Ждем: Настигнет поздно или рано? И вот уже он здесь, живой... А жертва – снова в кинофильме... Сюжет наивный, игровой, Шутливо-примитивный... Вы мне Веселенький калейдоскоп Навяливаете лубочный? Мне скучновато... Плоско, в лоб... Прием-то интересный, сочный, Но весь эффект за пять минут Исчерпывается... Повторы Уже эффекта не дают... Но немцев слаженные хоры Ревут восторженно... Они Стм зрелищем вполне довольны... Друг дружке тыкаем: -- Взгляни! – От нас они отличны в корне – Им это нравится вполне... А нам уже невыносимо... -- Уходим? -- Да, пожалуй!... Мне Встать первому придется... Мимо Довольных немцев всей гурьбой Протискиваемся – и ходу... Из зала – неумолчный вой И хохот... Вышли на свободу... -- Разочарованы? -- Весьма. Но опыт есть... – У нас же – Райкин! И этот, как его?... -- Козьма Прутков! Воспитаны на «Чайке», Хотим и в шутке видеть ум, А нас в «Латерне» оглупляли... Вослед все тот же хохот, шум... -- Пойдем! – Немного погуляли – И молчаливые к себе Трамваем ехали на Петршин... Ползем – не едим... -- Цоб цабе! – Вожатому кричу, – навершьем Атракциона... Мне в ответ -- Всей группы неумолчный хохот.. Здесь никакой «Латерны» нет, Но есть подтекст... Соседей ропот, Не разобравших, что к чему, Всей группе добавлял веселья... Мне что-то грустно... Не пойму Причины... Просто, видно всей я Поездкой до отвала сыт – И, значит, надо возвращаться... Сыночек мой, наверно спит? Хочу немедленно умчаться В Москву, приехать в Черновцы, Обнять Тамару и сынишку... Скучают в странствиях отцы По сыновьям... Таю мыслишку С надеждой, что меня сынок Не позабыл – и вспоминает... Доехали... Буквально с ног Валюсь – и койка принимает Меня усталого совсем... А поутру опять дорога... -- Поехали! – Куда, зачем – Не важно... Подустал немного... Автобус нас везет в Карлсбад... «Бад» -- «Варами» зовут по-чешски... Я сел подальше от ребят, Подремываю. И насмешки Смирнова мне – что дробь слону... Пусть изгаляется усердно, А я, не слушая, сосну... Сон исцеляет милосердно... Казалось: вот он, мой рубех, Нет сил для новых впечатлений... Однако вновь силен и свеж... Карлсбад... Здесь люд всех поколений Торжественно на водопой Идет к двенадцати фонтанам С наицелебнейшей водой. Она любым болезням, ранам – Всепобеждающий бальзам... Автобус на горе оставил. Отсюда каждый должен сам Вниз пошагать... Игра баз правил? Здесь гидом – Копиц Ярослав, А для друзей он просто Ярда... Тропинка в обрамленье трав – И небо нам сияет ярко... -- Обрывистый Олений скок, -- Здесь Карл охотился когда-то. Олень, им раненый, прыжок Свершил – да в озерцо... -- Ребята, В Тбилиси есть такой сюжет, Не про оленя, про фазана... -- Ну, хочешь верь, а хочешь – нет, Но только у оленя рана От той водицы зажила... Карл понял, что вода целебна, К тому ж она была тепла, Он оценил ее хвалебно И основал Карлсбад... Карлсбад – Центр притяженья всей Европы Здесь шесть веков тому назад И подагрические стопы Водицей поправляла знать И растревоженные нервы... А этого смогли узнать? -- Так это ж... Братцы, Петр Первый! Неужто? -- Это точно он... -- Но на горе, в пустынном месте... -- В знак уважения. Силен Был царь ваш и ему без лести Поставлен этот монумент В той точке до которой конно Он доскакал... -- Учись, студент, Стремиться к цели неуклонно... -- С горы уже видна река. Весь город вдоль нее змеится Средь пышных гор... Невысока Сия курортная столица, Что в треугольнике лежит, Где сплошь оазисно-курортно... А речка Теплая бежит Меж каменных, весьма добротно Поставленных высоких стен. Ключи подпитывают речку, Ее подогревая с тем, Чтоб дать возможность человечку На стаи подивиться рыб. В речушке хорошо форели... Под кронами столетних лип Гуляя, на нее глядели... В округе сто плюс тридцать два Источников Вокруг полезна Вся минеральная вода: Способствует тому, чтоб резво Закуролесил вновь мужик... К тому скульптурка в парке – тестом -- Нагая девушка... Коль – зырк – Ослабленный житейским стрессом Мужчина на скульптурку – все: Здоров – сработала водичка... А раньше был – ни то ни се... У нас – похвальная привычка: Все проверяем на себе... Но Ярослав предупреждает: -- Не смешивайте. Быть беде: Смесь разных вод Вам угрожает Поносом. Вот вам и пример: Ваш Патриарх Алексий первый Приехал, с места – и в карьер – Отведал все, мол, лечит нервы... Потом уже не отходил От туалета на два шага... -- Ну, Ярда, классно убедил! – ... Карлсбад, понатно вам, не Прага, Но возраст тоже ого-го! Любителей гулять пешочком – Навалом! Ходят для того, Чтоб легче с жировым мешочком Расстаться... Классные места – «Диана» -- вышка для обзора, «Дорога Дружбы», «Три креста», «Олений скок»... Для разговора – Беседки... Словом, тихий рай... И Крушне, Доуповске горы... Чудесный, богом данный край... Славатский лес пленяет взоры... По склонам домики стоят Поз разноцветной черепицей Везде, уда ни бросишь взгляд... Карлсбад нам долго будет снится. В толпе прогулочной толкусь, Отели и пансионаты – Чудесный сервис, тонкий вкус... Предпринимательством богаты Соседи наши по Земле... В нас все убито большевизмом. Живем во мраке и во зле... А чехи с мудрым прагматизмом Не рушат, а хранят, хранят – И бог им воздает сторицей – Их чудо-города стоят И спорят видом со столицей. Природы и талантов взвесь – Ура, карлсбадцы и карлсбадки... Чтоб усладить туристов, здесь Есть карловарские оплатки, По русски – вафли.. А еще И «Бехеровка» -- чудо, чудо... Бальзам... О нем известно, что Ценим весьма заморским людом. Целебен, вкусен, градус, смак... Все в славу городу и в пользу... А каменные розы? Как? Вот так: живую чудо-розу В источник окунают, ждут... Берутся солью лепесточки – И в магазинах продают Из камня розы... То цветочки. А ягодки сорвал завод. Цена их и не снилась розе. Хрусталь карлсбадский в плен берет – Престижна в мире фирма «Мозер»... Нас пригласили на завод... Кивает Ярда: -- Ты толмачишь. -- Толмачу. Хорошо идет. Приятно, если что-то значишь. Заводу имя – звучный бренд Осталось от его владельца, Как «Польди»... Но на хеппт енд В социализме не надейся. Жил славный мастер: стеклодув, Огранщик, резчик и шлифовщик. Его товар народу люб – Предмет желания... Из общих Рядов выходят мастера, За счет таланта богатея... Решает мозер, что пора Открыть завод... Его затея Опять к успеху привела, К ажиотажному успеху. Его «Стекло для короля» Его соперников по цеху И конкурентов победит... И слава о заводе «Мозер» Всепобеждающе летит По свету... Лишь одной угрозе – Социализму – ничего Семейство Мозер не способно Сопротивляться... Кто кого – Понятно, незачем подробно Описывать лихой грабеж... А бренд грабители оставят Известный миру... Ну, так что ж – Едва ли, бренд сменив, поправят Дела, скорей наоборот... Завод, рожденный вдохновеньем, Под старой маркою живет, Храним, как прежде, провиденьем... В музее сохранен набор – Для негуса – коньячно-винный С искусством сказочным гравер Герб императорский старинный На тонком вырезал стекле... А чашу дружбы для Потсдама В честь отгремевших на Земле Боев и победивших хама Вождей сюзников завод Готовил радостным подарком... Предполагалось, что нальет В восторге искреннем и жарком «Московской – Сталин, Черчилль – джин, Коньяк – де Голль, а виски – Трумэн... Не согласился ни один... Сентиментально был задуман Подарок, но сия черта Не сочетаема с вождями... Победной чаши красота – В музее... Русскими словами Истории передаю И технологии шлифовки... И я зацепок не даю Найти ошибки, оговорки В том пересказе, что веду... Гид «олово» вставляет в фразу... Его «свинцом» переведу, Ловушку перепрыгнув сразу... Да, чехи «оловом» -- свинец Несправедливо обозвали. Я знаю, значит – молодец! В ловушки попаду едва ли – Уже я дока в языке... Мне Ярда пожимает руку. Его рука в моей руке – Игрушку... Я ему, как другу, Не стану косточки ломать, А пожимаю осторожно... Чем дальше будет удивлять Нас « Мозер»... Выскажусь неложно: И вправду сильно удивил: Набор гигантских прототипов: Шесть рюмок – и для каждой был Из множества занятных ликов Особый выделен типаж: Вот «Каланча», «Большая Берта»... Конкретный, явно, персонаж... Художник взял типаж с мольберта И воплотил его в стекле... Вот «Луноликая»... «Толстячка» ... Вот «Длинноликий» шевалье И «Стройная...»... Была задачка У стеклодува непроста... Он выполнил ее блестяще. И вот – художника мечта Вином наполнена... Все чаще Увидишь в мире за столом На добррой дружеской пирушке: Друзья охотно вшестером Те мозеровские игрушки В свою компанию берут, Вином веселым наполняют, Во здравие из «Берты» пьют, Карлсбад довольно вспоминают... Ну, вот... А нам пора назад. Автобус группу ожидает. Мы будем вспоминать Карлсбад... Тут Ярда группу удивляет. -- Позвольте, -- тихо говорит Приваловой—на полденечка,.. – Волнуется красивый гид, -- -- Поскольку вечер, дальше – ночка, -- Я двух ребят возьму с собой, С родителями познакомлю... Посмотрм Ходов, мой родной Нешумный тихий город ... Помню В программе завтрашней -- театр. Я привезу ребят на «Форде»... – Вся группа замерла – стоп-кадр! – В финальном Ярдином аккорде Звучит: -- ... Семена – и его... – Володя Федоров гордится: Он выбран... -- Только... -- Ничего, Я заверяю, не случится. Мои родители ребят Заочно знали из рассказа И познакомиться хотят... -- Нет предпосылок для отказа, Ведь оба парня – с головой... Ну, ладно... Место встречи – Прага... – Сюрприз для нас? Еще какой! Нас подбирает колымага, Похожая на русский «Паз»... В нем пассажиров – как селедки. От давки поотвыкших, нас Задушат... Правда, путь короткий. Здесь худо-бедно – не Сибирь... Вываливаем еле живы Втроем... И Ярда – поводырь Ведет по улице... Красивы Здесь не музейные дома, Обычные, для честной жизни, Что тоже – пища для ума: Ведь можно и в социализме Жить не в хрущевках, а в домах... -- Отца проведаем вначале. – Зашли в большой универмаг. -- Отец здесь главный... – Нас встречали Так, словно это Брежнев сам Приехал в тихий скромный Ходов: -- Здесь ткани, здесь – универсам... – Киваем с видом идиотов Из большевистского ЦК, Все хвалим, задаем вопросы. Не отказались от пивка – По части пива перекосы... Уже огни зажглись в домах... У дома – длинная стремянка. Пацан в вельветовых штанах Чего-то вякнул... Перебранка Однако тут же прервалась: -- А гости говорят по-чешски. Давай-ка, Вацлав, лучше слазь, Да познакомься... Младший, дерзкий, – Нам извинительно сказал Друг Ярослав. Кивнули: ясно... Просторный дом гостей встречал. Достойно. Угостил прекрасно Оголодавших Ярослав. Дал для разминки бутерброды. Позднее, этикет поправ Супец неведомой природы Мы выхлебали до конца – Ведь экономил на желудке На одежонку для мальца И Томе... Очевидно, жутки Мы были в восприятьи тех Гостеприимных добрых чехов... Ну, как всегда, имел успех Мой медвежонок... С ним подъехав К мамаше Ярды, заслужил Я даже Вацлава улыбку. На время дерзость отложил, Старался сгладить ту ошибку, Что чуть в конфликт не вовлекла Двух братьев на пороге дома... Еда отменная была... -- Наелся, Вова? -- Даже, Сема, Скажу по чести – переел... -- А может, нам в кино податься? -- Чудесно, Ярда! Я хотел Баррандовским понаслаждаться, Да до сих пор не привелось – На чешском... -- Поглядим в газете... Да, точно, чешский... Ну, авось, Успеем, коль рванем... В билете Киношном не указан ряд И место... -- Сядем, где свободно... -- Вбегаем в зал... Тускнеет взгляд, Дремлю... Наверное, сегодня По впечатленьям перебор... Актер Грушинский неуклюже В картине заварил сыр-бор... Мне плоский чешский юмор вчуже – Так, в полудреме посмотрел И в полусне дошел до дома. Душ принял – и едва успел До койки добрести, как дрема Меня всевластно в плен взяла... Проснулся бодрый и активный... Меня мамаша позвала, Преподнесла в подарок дивный Кофейный радостный сервиз... -- Ты человек уже семейный... – Ну, вот, еще один сюрприз – В расцветке праздничной, затейной... Сердечно поблагодарил, И, пожелав добра и света, Вновь... медвежонка подарил... Так скромная игрушка эта По вкусу чехам всем подряд... Ну, вот и все, пора прощаться. Бросаю взгляд на дом и сад, Мамаше вновь желаю счастья. Усаживаюсь в серый «форд»... Садится Ярда за водилу, А Вацлпв сзади... -- Отведет Назад машину... – Славно было В домашнем дружеском кругу... Асфальт ползет под радиатор... Не спать в дороге не могу – Рефлекс пути – наркотизатор. Сквозь дрему замечаю: дождь – И радуюсь: всегда в дороге Меня сопровождает... Что ж, Напоминанием о Боге, Что сирых путников хранит, Мне явленным всегдашним чудом – Дождь... Он со мною говорит. Я от других храню под спудом Наш общий с Господом секрет... В машине рядом с добрым другом – Как если б знал его сто лет, Лечу... Над придорожным лугом Кустятся в небе облака... В душе клубятся впечатленья. Не переплавлены пока Они еще в стихотворенья, Но видимо придет черед – И станут строчками поэмы... Кто знает, что нас в жизни ждет? Но, думаю, что чешской темы Однажды мне не избежать... Доехал в полусне до Праги... Ребята вышли нас встречать... Ах, милые мои варяги, Мы возвратились. Все путем. Вот в душ пойду, переоденусь... -- Ты не забыл? В театр идем... -- Куда я с нашей лодки денусь?... Идем в Народный? -- Он сейчас На реставрации... -- Понятно... – В гос.оперный привозят нас... -- В Брно такой же. – -- Мне отрадно, Что стили зодчих отличать, Поставивших театрик Брненский Могу легко... На них печать Барокко с Ренессансом... Венский Построен ими был сперва, Потом – Одесский, Черновиций... А Пражский с Брненским – точно два Братишки-близнеца – садистски Поиздевались над толпой Два архитектора из Вены, Представив публике тупой Двух двойников... Да, откровенно Банальный типовой проект Состряпали два шустрых венца, Не напрягая интеллект. Расчет на то, что вряд ли брненца Дорога в пражский приведет Гос.оперный, а сноб-пражанин В брненский городской пойдет... Ох, Фельнер с Гельмером! Ужами В архитектуру проползли... Но – победителей не судят. Театры славные смогли В Европе возвести... Разбудят В мещанах страстную любовь К театрам храмы Мельпомены... И я... любуюсь вновь и вновь Дворцами европейской сцены... Мы – в ложе... Славные места. Роскошный занавес напротив. Зал весь в лепнине – красота! – И бархате. Для патриотов Народной оперы поход На Сметану – святое дело. Глава семьи детей ведет Детишек, чтоб душа взлетела Веселой музыке в синхрон... Сюжет – лубочно-простодушный. Сбор хмеля. Песни. Кто влюблен В кого?... Мелодии послушный Сюжет для Марженки лихой: Родителям богатство снится, Желают обрести покой. Путь? С Михой, богачом сродниться, За Вашека просватав дочь... А Марженка другого любит – И дума, черная как ночь, Ее гнетет... Любовь погубит Тот брак... Горюет все сильней... А что ж ее любимый, Еник... Он всех печальней и грустей. Батрачит парень, значит, денег В его кармане – с гулькин нос... Любимой открывает тайну. В Богатом доме Еник рос, Но изгнан мачехой... Кабально Ему работать привелось... Любовь судьбу его согрела... Сердечко девичье зажглось Ответным чувством... Но до дела Стремится деревенский сват Скорее довести женитьбу... Сват в деревушке нарасхват. И вот – к Крушине послан в избу... Крушина – за. Людмила – за, Но – если Марженка согласна. -- Нет! – девушка отцу в глаза... -- Мне с Михой ссориться опасно: Я договор с ним подписал... Дочурка, надо соглашаться... На деревенский карнавал Идут крестьяне – пообщаться, А молодежь – потанцевать... А мужики в корчме за кружкой Обжинки рады отмечать. Сват Еника с его подружкой Здесь намечает развести... Для свата деньги только святы... -- Любовь-морковь – слова пусты... Продай мне Марженку...— Богатый, Но глупый Вашек в этот час, Женитьбой хвалится грядущей... -- Она крива на левый глаз И хромонога... – Чтобы пуще Глупца от свадьбы отвратить, Охаивать себя – невесту Стремится Марженка... -- Любить Такую Вашеку не к месту... -- Я Марженку не соглашусь Взять в жены! -- Подпиши бумагу! Подпишешь, может соглашусь, Я за тебя пойти...—Беднягу Уговорили подписать Отказ от Марженки-невесты... Сват тщится Еника достать, Уговорить в разгар фиесты Отказ от Марженки продать... -- А сколько дашь? -- Дукатов триста, Не будешь больше голодать... Мы договор подпишем чисто... -- Согласен. Только при одном Моем условье непременном. Сын Михи только женихом Ей станет... -- Ладно! – Сват отменным Тем договором вдохновлен, Он при свидетелях бумагу Составил, деньги отдал он... Крестьяне Еника-делягу Вмиг осудили: запродал Свою невесту – небывало! А в деревенский карнавал Театр включился. В нем играла Цыганка Эсмеральда. К ней Вдруг воспылал любовью Вашек. -- А нет ли для меня ролей? Хотел бы стать одним из ваших... -- Вот роль медведя по тебе. Напяливай быстрее шкуру... -- Тем изменениям в судьбе Рад глупый... Он в карикатуру Себя, довольный, обратил... Родители приходят в ужас. А Вашек внятно заявил: -- Жениться не хочу. Мне хуже С той Марженкой играть в любовь, Чем здесь изображать медведя... -- Сынок, отцу не прекословь... -- Мне больше по душе комедья... Приходит Еник. Узнает Пропавшего в нем сына Миха... Доволен, счастлив весь народ... А глупый сват сбегает тихо... Но это опера... Сиречь В ней музыкальная основа. Она должна сердца вовлечь В мир чувств, в ней не первично слово. И Сметана сумел пронзить Сердца, возвысить их мажором Народным духом нагрузить Те звуки... Вдохновенным хором Захватывает нас финал... Я б в чехах важное не понял, Когда б «Невесту» не узнал На родине ее... Фасонил И кочевряжился Смирнов С пивною кружкой на перроне – И в белой каске – пустослов... Как птичка трепетно в ладони – Ладошка Лиды – холодна... Печальна чешская подружка... -- Ну, вот, я остаюсь одна... – -- Мне грустно. Жаль тебя, пичужка, Но у меня судьба своя. Вокруг меня – твоя столица. А в памяти – моя семья... Уже незримая граница. Меж мной и Прагой пролегла. Осталось ощущенье братства. И Прага место заняла В душе, она – мое богатство Отныне – до последних дней. И ты – иконой дружбы светлой Останешься в душе моей, И строчкою всплывешь заветной... «Со всех вокзалов поезда...» Уходят в песню без возврата... Не повторится никогда Такое чудо... Эх, ребята! Я Праге даже то простил, Что немцев краше привечает: С деньгами мил, без них постыл... Прощание отъезд венчает. Я буду помнить эти дни, Как время радостной нирваны... -- Смирнов: -- Ребята, где они? -- Кто? -- Эти, как их... Чемоданы! Стояли на перроне здесь – И нет... Но как же я поеду? -- А паспорт? -- Паспорт вот он, есть... Где чемоданы? Вел беседу С ребятами – и вот – беда! Пропали все мои вещички. Я не поеду никуда... – Он продолжает по привычке Куражиться, но наш вагон... Уже остановился рядом... -- Входи, Виталий! Быстрым он Вмиг оглядел поникшим взглядом Перрон – и сразу протрезвев В вагон заходит... Нет возврата... Ту-ту! Минорно нараспев Послал локомотив куда-то В эфир сочувствующий стон – И Прага дрогнула в окошке – И начал отплывать перрон, Столбы мелькают вдоль дорожки... Бог долго ждет, да больно бьет. Аминем беса не отбудешь. Бог виноватого найдет. Жестоко, Бог, за кривду судишь! Поэма вторая. Я, Семен... Е Луис Корвалан затчен, Е Лучо про хунту памлсек. Ба и в Подземи заржил, Як чилскего слунце папрсек. Абы се сам к вине пршизнал, Абы се скончила палба? Сожпак се муже вздат Грда прэзие Пабла? Сохпак се муже вздат, Стое со склоненоу главоу Гитлеровцум на славу Валечни Сталинград?... Фрагмент моего перевода на чешский язык стихотворения -отклика Евгения Евтушенко в связи с арестом в Чили, пребывавшего там в подполье генсека Чилийской компартии Луиса Корвалана. Оригинал был опубликован в газете «Правда» в октябре 1973 года. Перевод был мною выполнен на следующий день по заказу зав. отделом вещания на Чехословакию Московского радио А.С. Плевако и в тот же день прозвучал в эфире. -- Карпатские туннели... Мрак! Там нас тянули тепловозом. Невольно подступает страх – Черно в окне... Душа морозом Подергивается подчас: А вдруг завалит в том туннеле? Визжат девчонки... Словом – класс! Особо страшно было Нелли Алатыревой... А Смирнов Принес в купе мне каску с кружкой. Уже под мухой будь здоров! С дружком каким-то иль подружкой Запас дорожный потреблял. А мне велел хранить трофеи. Меня Володька доставал: Мол, я не отверчусь теперь и Обязан добровольно всем Сознаться: я Смирнове вещи Припрятал. Ну, дурной совсем... -- Ты зря так шутишь, человече! Витальке, точно, обещал, Что будет он судьбой наказан. Мне знак был свыше – предвещал, Понеже должен был, обязан Виталия предупредить. Но и тебя предупреждаю, Чтоб так со мной не смел шутить... -- Ты брось, я тоже осуждаю Смирнова – вовсе охамел... Как говорится, бог не фраер. -- Надеюсь, ты уразумел... -- Я Федорова так поправил, -- Он испугался и затих: А вдруг я вправду всемогущий? Вот так катили – чих да пых – Сквозь позолоченные кущи Октябрьской нашенской страны... -- Рассказываю все Тамаре, Где жили в Праге, чем ценны Те дни... Устал – и не в ударе... Сапожки Томе подошли... Разобрала гостинцы Димке... -- А каску – в мусор? -- Не шали! Виталькин сувенир!-- В ужимке Тамары понимаю толк... Легко ее в ушко целую, Там кожица нежна, как шелк... -- Ну, погулял напропалую, Теперь за дело! – Впереди – Визит назначенный к Петровой. С моей шефиней не шути: Добра, но может и суровой И сильно неприятной быть – Начальница должна бынь жесткой, За упущения – долбить По темечку прямой наводкой. Являюсь. У нее как раз – Невероятно: день рожденья. Я без подарка... Но тотчас В приливе супер-вдохновенья Я выдаю экспромт-стишок. Он Лидией с восторгом принят. Ко мне – стремительный шажок – Целует! Подходящий климат! Благоприятствует судьбе... Ну, что ж, дела пойдут однако, Не пережми лишь, цоб цабе! -- А это – новый босс... -- Плевако, -- Мне представляется субьект. Он, кстати, Александр Сергеич. Чванливый с виду, как ландскнехт, Отдельский богдыхан-царевич. Предвижу с этим нелады, Куражливости, самодурства Отчетливы на нем следы, А я не подкопил искусства С такими ладить... Поглядим. Надеюсь, силою таланта И самодурство победим... Петрова будет за гаранта? Как знать. По должности главней Отдельский богдыхан Плевако. Едва ль по нраву будет ей Конфлтктовать с начальством всяко. Однако, может я и зря Впадаю в панику авансом, Хотя, по правде говоря, Едва ли ошибаюсь... Нюансам Враждебных взглядов я уже Антисемитов цену знаю... Мне предстоит не бламанже – Горчицы с хреном... Отступаю? Но не желаю отступать, Тем паче есть задел хороший: Два очерка Петровой сдать Успел – и заработал гроши, Что мне не лишне... Как же быть? Искать другую срочно тему? Нет, я не вправе отступить, Хоть и предчувствую проблему. Я просто должен написать Отлично очнрки к диплому, Петровой сдать, решенья ждать... Уверен: даже и такому Врагу отвергнуть не дано Мои достойные творенья... Короче, твердо решено: Я начинаю наступленье... Уже наполнен кондуит Мой именами ветеранов, Где Старинов Илья стоит Всех выше... Дюжину романов Семенов мог бы написать О нем, реальном супермене. Таких героев – поискать. Но их как раз на авнсцене И не увидишь никогда... «Солдат столетья», «Бог диверсий»... -- Да ладно, это суета... Денис Давыдов – вот кто первый Идейный русский партизан. Смысл партизанства в цепкой связке И общий с главным войском план. Подкладывай врагу фугаски, Пускай составы под откос С вооружением и пищей, Пусть страх ему шибает в нос, Захлебывается кровищей Он каждый час и каждый миг... И надо, чтобы каждый воин, Что в тыл противника проник, Был изначально подготовлен Лишать снабжения врага, Взрывать мосты и эшелоны. Чем больше взрывов, тем вреда Противнику... Его колонны Лишив снабжения, тотчас Боеспособности лишаем. Заложенный бойцом фугас, Которым эшелон взрываем, Спасает тысячи бойцлв На фронте и ведет к победе... Жаль, что до нации отцов Глубокие идеи эти Не удавалось донести И усиленьем партизанства Жизнь тысяч воинов спасти. Оперативное пространство – Весь тыл противника с его Страной включительно... -- Понятно... -- А я в досаде: отчего Не понял Сталин... Я же внятно В докладах, что писал ему, Идею излагал детально... Не доходило... -- Почему? Ведь партизанство кардинально Переменило б ход войны...— Что и случилось в сорок третьем... Тогда начальники умны Вдруг стали? -- Чуть умней, заметим... То соглашались, то опять Сопротивлялись партизанству... Вот Тито, тот сумел понять, Как можно этим окаянству Врагов дать мощный укорот. Мой ученик хорватский Хариш – О подвигах его живет В народе память, мой товарищ По дням испанским, ученик, Все объяснил ему толково... Отлично маршал в дело вник – И минную взамен стрелковой Фашистам объявил войну. Чем в результате партизанства По сути вызволил страну, Взял под контроль ее пространство. Еще сильней могли бы мы Прижать тротилом оккупантов, Быстрей от вражеской чумы Освободив страну... Талантов В союзе инженерных – тьма, Рабочих тоже рук хватало. И тольео светлого ума В Кремле с генштабом было мало... Девчонки, надорвав пупы, Копали под Москвой траншеи... Зачем? Начальники тупы: Быстрее было б и дешевле Их мины делать научить – И ими в три кольца столицу Куда надежней защитить. Танк абсолютно не боится Ни рвов ни надолбов... -- А мин? -- С противотанковым фугасом Едва ли в мире хоть один Способен совладать... С запасом Могли бы наготовить мин И прикопать их поискусней... Но, представляешь, ни один Доклад мой, письменный, изустный Безмозглая на сто рядов Присталинская камарилья Понять не дав себе трудов Идее обрубала крылья. И если все же вопреки Их тупости жила идея, Заслугою – ученики, Идеологией владея, Стремились в партизанский край – И там вели войну на рельсах. -- Мне интересны те, кто... -- Знай: Те, что сражались в польских кресах, Те, что в Словакию ушли, -- Мои ученики: Величко, Квитинский, Коренцвит... Несли Идеи партизанства: стычка Лоб в лоб – не то, чем партизан Реально фронту помогает, При этом погибая сам. Когда он поезда взрывает, Тогда бойцов на фронте он От пуль, снарядов заслоняет. Сей стратегический резон Мой ученик осуществляет... Егоров... Бывший мой начфин... Занудлив был феноменально: Дай весь расклад расхода мин, Отчитывайся капитально... -- Раз таак, бумажная душа, Иди, учись взрывному делу: Не понимаешь ни шиша, А прискребаешься... – Хотел я, Чтоб он, бухгалтер, понимал Мои проблемы и заботы И мне деньгами помогал... Алеша в суть взрывной работы С такой дотошностью вникал... Мне ясно: он взрывник от Бога. Так я начфина проморгал. Уже военная дорога Ведет Алешу в тыл врага... У Федорова зам. по взрывам. А тут и Курская дуга... Едва фашист свинячим рылом Твердыню пожелал взломать – В тылу загрохотали взрывы. Егоров четко дал понять: Науку он не косо-криво Усвоил и сумел другим Преподавать во всех деталях – И обращались в прах и дым Составы, к небесам взлетая. Хорошим бывший мой начфин Стал командиром партизанским, Наставником по части мин... Когда товарищам словацким, С врагом вступившим в лютый бой, Помочь понадобилось срочно, Пошел Егоров, взял с собой Взвод партизан, их выбрав точно Из добровольцев... Двадцать два Пришли бойца с ним в край словацкий. Но справедливая молва Так вознесла порыв тот браткий, Что молодежь и старики Пришли к нему: -- В отряд примите! – Нам быть в сторонке не с руки... Две тысячи бойцов! В зените Борьбы, забывший бухучет, Но не забывший суть идеи, Егоров бой с врагом ведет На рельсах... С радостью глядели Бойцы на дело рук своих: Летели под откос составы, Горели фрицы... Били их Без жалости – и были правы Защитники родной земли И имх советские собратья, Пока под ноготь не свели... Егоров... Вот о ком писать я Начну дипломный сериал... -- Потом чехословацкий орден Мне, кто б вы думали вручал? Егоров! Я был трижды гордым: Во-первых, рад, что награжден, Потом, приятно, что награду Вручал не кто-нибудь, а он, Мой крестник – это мне в отраду. А в-третьих, орден, что вручен, Звездой Егорова зовется... Такой был у судьбы резон... – Пишу... Писание дается Легко: подробно рассказал Все Старинов об Алексее – Отборнейший материал – Пролог дипломной эпопеи. Принес Петровой: -- Есть дебют. Вполне прилично, одобряю... Надеюсь, там нас не побьют... – Кивок на дверь Плевако, -- Знаю, Что босс к тебе предубежден, Но, впрочем, самый главный, Лапин Евреям выстроил заслон.. – День в октябре был светел, ладен... Я вновь к Петровой заглянул – Она мне возвращает очерк... -- Плевако нас с тобой боднул. На месте подписи лишь прочерк. Куражится над нами босс... -- Я ухожу совсем убитыЙ. Неизреченный жжет вопрос: Неужто мне всю жизнь обиды В моей родной стране терпеть? Неужто мерзкой черной сотне Никто не даст отпора впредь? Страна, где нечисти свободней, Чем, тем, кто хочет ей служить Мозгами, подвигом, талантом Едва ль сумеет долго жить... Диплом... «Партейным» обскурантом Кладется мне к нему барьер... Плетусь... Куда? Миную «Балчуг»... В родном отечестве карьер Мне не видать... Уже не мальчик, Пред неизбежностью «линять» Со всею ясностю поставлен. Умом Россию не понять... Мне кажется, что ожил Сталин – И продолжается террор По отношению к народу... Похоже, что до этих пор Не прекращался он в угоду Воссевшей нагло над страной Премерзкой и прегадкой черни... Что мерзость делает со мной? Я должен завершить ученье... У Красной площади – лоток. Билеты книжной лотереи. Рискну полтинником... -- Браток, Я выиграл! – И чуть светлее Стал для меня октябрьский день... -- Что мне предложишь на пятерку? – Да выбор скуден – дребедень, Годится только, чтоб махорку Искуривать... -- А вот, гляди: Сковорода – поэт, философ... -- Судьба подбросила, поди С намеком: как ни стоеросов Дурак, куражившийся днесь, Прими с достоинством и мудро, В бутылку с петлею не лезь, Перетерпи. Возможно, утро Подход проблему принесет... -- Давай Сковороду, приятель. Философ истинно спасет... -- Мой ненавистник-злопыхатель Меня высматривал. -- Зайди! Успел прочесть сегодня «Правду»? Вот Евтушенко, погляди: Переведешь, отправим в Прагу... -- Меня? -- Коннечно нет... Стихи! – Спокойно. Только без капризов И вредоносной чепухи... -- Добро. Я принмаю вызов! Но что же написал поэт, С которым мне соревноваться? Удар под дых... Неправда, нет! – Я продолжаю сомневаться... Луис Корвалан арестован, Рабочими прозванный «Лучо». Он и в подполье светился, Как солнца чилийского лучик... Кто мог так сильно написать? Едва ль в стране другой найдется. Мне, очевидно, ночь не спать... Тот крик души переведется Под утро, как и полагал. Я приношу его к Плевако.. Он сквозь очечки поморгал: -- Да, убедил. Силен, однако. Ты, вот что. Очерк принеси. Я просмотрю его повторно... – Не все так плохо на Руси, Не все обидно и позорно. Тут главное – Небесный дар... «Душа обязана трудиться» И откликаться, как радар. И добротой с людьми делиться. Считается, что мы уже На преддипломной стажировке, На предфинальном вираже. Но по военной подготовке У нас занятия идут, По языкам... И ряд предметов Нам интенсивно додают Да так, что в жизни нет просветов. Миньковская: -- Ребята, все Дала вам, что могла, простите. Сравнялись нынче явно со Своей наставницей... Хотите Добавит знаний вам слегка Военный в прошлом переводчик Парпаров?... – Что ж, у мужика, Коль дело знает, мы охочи Какие-либо перенять Ему известные секреты... Парпаров начал нас гонять По карте... Знаки и приметы Нас обучает различать, Что нам способны по разведке Материал ценнейший дать, Анализировать заметки В немецкой прессе на предмет Все тех же сведений шпионских... Мы с ним в высотке тет-а-тет Читаем документы боннских Агентсв и министерств, а в них Вычитываем между строчек То, что имеет для своих Значенье... Значит, переводчик? Кого – куда, чего – кому? Вопрос оставит без ответа... Но нам-то это все к чему? Приходится учить, хоть эта Наука и дается нам Отрывочно и бессистемно, На всякий случай... Им, чинам Таинственно-полуподземно- Разведывательной сети, Понятно, всех бы нас в шпионы Желательно перевести... Но нам до фени их резоны. Плюс для меня, что рядом класс С общагою, где ожидают Глаза любимой... К счастью нас, Дипломников, не утруждают Дежурством... В кухне нахожу Разбитый вдребезги приемник... Как обезьянка-сапажу Тащу все найденное в домик... Ведь кто-то выбросил «Рекорд», Меня воспитывавший с детсва... Мне шел шестой, наверно, год. В семейке отыскались средства, С отцом сходили на базар – И выбрали неброский ящик... Его едва я не лизал: Он столько мне познаний вящих Так доверительно шептал, А сколько спел прекрасных песен, Настраивая мой вокал. Он был загадочен, чудесен. Я пошевеливал верньер, Ловил то Киев, то Констанцу И снова кругляшок вертел... -- Ворбешти Кишинеу! – где к танцу Концерти веселый приглашал И где фольклором утомляла – Его я тотчас отключал Их знаменитая Тамара Чебан... -- Аича Букурешть. – Рекорд ловил и заграницу... Но вот – разбит. И нет надежд, Что починю... А вдруг? Дивиться Пришлось: а лампы-то целы. Лишь корпус обращен в осколки, У конденсатора углы Примяты... Ножницы, заколки, Щипцы Тамарины беру, Пытаюсь выправить загибы... -- Семен, оставил бы игру! -- Ты погоди! Еще спасибо Мне скажешь, если починю... Похоже что-то удается... Нет, Тома, я не инженю -- Сын инженера – и, сдается, На что-то все-таки гожусь... «Суперцементом» склеил корпус... Сосредоточенно тружусь, Над стулом в уголочке горбясь... У корпуса приличный вид... Кончно, трещины заметны... Я в сеть включаю и --... молчит, Не загорается ответно Глазок зеленый... Почему? Отец бы мигом разобрался, Но здесь придется самому... Предохранитель! Догадался – И из бумажки смастерил С толчайшей проволочкой вставку... И тут «Рекорд» заговорил! -- Ну, то-то! Рано нам в отставку. По старой памяти споем И озадачим «голосами»... -- А я уверился в своем Таланте... -- Может и с часами Ты разерешься, что идут Лишь только книзу циферблатом? -- Пусть лежа, но не подведут. А будят, словно бы набатом... – Как раз в те дни журфак собрал На конференцию ученых И иноземных чинодрал, В агентствах властью облеченных На конференцию... Слегка Волнуясь, привечаю в холле Начальника из ЧТК, Прошу дать интервью, о роли Агентств, и в частности, его, О том, что нынче обсуждалось... И доктор Сверчина всего Наговорил, чего желалось... Отлично! С крепким интервью Поприучаю вновь Плевако Хватать продукцию мою. За мной авторитет журфака И Сверчины, который мне Еще и подарил визитки... В моем бумажнике, в «окне» -- Сынулька... -- Покажи! Завидки Берут... Да только рано, нет? -- Семьей обременидся, парень... Вот я женился в сорок лет... -- За интервью вам благодарен... -- А будешь в Праге – заходи... – Босс «ЧТК» демократичен... Плевако желчен: -- Ну, роди: Поди стихи опять? – Циничен Его усмещливый оскал... -- Мне ЧТК-овский ген.директор На «Репортер» надиктовал О конференции... Вас редко Радийным тешат интервью, Да сверх того оперативным И значимым... -- Берем твою Беседу! – Корзырь слишком сильным Был для Плевако – и не мог Отвергнуть он мою работу – Мне поучительный урок: Любой заслон, любую квоту Пробьет отличный результат. Мне, стало быть, отныне присно Работать так, чтоб этот гад Плевался желчью, аневризма Чтоб разрывалась у него От злобной зависти к таланту, А возразить мне ничего Не мог... Такую доминанту, Определяю, буду впредь Сдавать редакторам нетленки Да без кавычек, чтоб не сметь И думать даже под коленки Меня подножками сшибать... -- Спортивный репортаж хотите? – Цинизм с лица его опять Сползает... То-то! Укротите Любого, ежели талант Соедините с доминантой Моей. Из тысяч доминант Таких еврейскою константой Встает потребность быть во всем Неотвратимо наилучшим. Так вопреки вражде живем, У подлых вражин не канючим Ни снисхождения ни льгот, Не пресмыкаемся пред ними. Талант и воля укорот Дают антисемитам... Имя Еврея-гения в любой Звучит победно ипостаси. И вынуждаемы с тобой, Недосягаемым всей массе Патологических Плевак, Плеваки нехотя считаться... -- В атаке на площадке Жак! – Мне нужно сильно расстараться, Чтоб баскетбольный репортаж Двух университетских сборных Способен был ажиотаж Разжечь в эфире... Из бесспорных Моих достоинств в деле – мой Приличный баскетбольный опыт: Я техникумовской порой Играл, тренировался... Топот, Шлепки, удары по щиту, Болельщицкие ахи-охи, Свистки судейские... Плету Слова, как если б матч эпохи Описывал, сильней накал Рассказа с каждою секундой. Я, увлекаясь, увлекал И слушателя... Вряд ли нудной Косноязычной болтовней Пробью Плевакины заслоны... Попробуй-ка сравнись со мной, Попробуй-ка чинить препоны Тому, чей голос так звенит, Чья речь и образна и стильна! -- В эфир! -- сказал антисемит... Понятно – раздражаю сильно Антисемита, но теперь Привитая ему привычка В эфир мне отворяет дверь – Талант – сильнейшая отмычка... Так, репортеря и зубря, Переползаю по семестру... Грядет седьмое ноября Плюс выходные... Мы палестру* * Школа физического воспитания для мальчиков в Древней Греции Решаем навестить, где наш Воспитывается голубчик... Гостинцев наберем в багаж Для зубчиков его и ручек... Берем билет за полцены – Завидная студентам льгота – И в Черновцы... Растут сыны Без папа и мам... О них забота На бабушек легла... Сынок, Упитанный и белолицый, Проснулся... Чуть во сне подмок... -- Кто к нам приехал из столицы? – Ты папу с мамой узнаешь? Он хочет на руки к бабуле И соской чмокает. Хорош! Подрос, серьезный взгляд... Смогу ли Его к себе расположить? Лыс, не завел еще прическу... Вдруг молвит: -- Уньку палазыть! – И мне протягивает соску. -- Ты разговариваешь, сын! – Сюрпризик не для слабонервных. Серьезный толстый господин На бабиных надежных, верных Руках торжественно сидит И адекватное моменту, Что хочет, то и говорит Приезжему отцу-студенту. Мне радостно – каков сынок! Я взял на руки: -- Димусенок! – Молчит... В груди моей комок... В его глазенках полусонных И любопытство и любовь. Мальчонку баба обожает, Прекрасный лик,родная кровь – Любовь мальчонку окружает – И всем ответно дарит сын Свою любовь легко и щедро. В ручонке держит апельсин. Очищенный – повсюду цедра Распространяет аромат, Который мальчику приятен... Сияет восхищенный взгляд – Так светел мир и ароматен, Так много ласки и добра Для маленького человека... Судьба! Ты будь к нему щедра, Открой ему, библиотека Всю мудрость самых лучших книг... -- Что, погуляем, крохотуля? Кивнув, сынок к плечу приник... Тяжелый – как его бабуля Удерживает на руках? Я выношу сперва коляску, Потом сыночка... В облаках На сына излучая ласку, Кружится ангел... Мы идем И катим красный экипажик И в переглядочки с сынком Играем весело... Вояжик Под низким небом ноября Нам радостен: мы трое вместе. По-морицевски – три любля: Я, Тома, сын... Лет сто, и двести, И триста только б нас троих Не рахделяла наша доля! Сынок, родителей твоих Любовь и счастье молодое Возносит вдохновено в рай – И на счастливых папу с мамой, Умнячий-маленький, взирай, Запомни нас такими в самый Чудесный и счастливый миг... -- Домой, сынок? – Псе понимает... Уже у Димки много книг – И дед ему стихи читает, А он их знает наизусть Подсказывает деду рифмы... -- Поэтом вырастет, клянусь! -- – Беру аккордеон... Лишь ритмы Басами начал отбивать, Пацанчик мой насторожился И стал ритмично подпевать, Приплясывая... Подивился – И повторил аттракцион, Позвав Тамару и бабулю. Приплясывал ритмично он. Ритм возбуждает крохотулю И он тихонечко мычит – Слух от природы гармоничный? Ах, ты мой сладкий московит! Талант, похоже, фантастичный Ребенку музыкальный дан. Расстроганно слезинку вытер, Сел рядом с сыном на диван% -- Феноменальный композитор, Я полагаю, здесь растет. Расти счастливым, мой проказник... -- А время, как песок, течет – И позади ноябрьский праздник, И снова пухнет голова От преддипломного напряга... -- В «Рекорде: «Говорит Москва...» Галлюцинирую – и Прага В картинах летних предстает. Как там ребята – Штефае, Ярда? Валера Енин как живет? Сменила шкуру леопарда На пышного песца Москва... -- Хочу шиньон! -- Каприз, Тамара. Поверь: твоя-то голова Мила и без шиньона... Мало Деньжат у нас на прожитье, Тем паче на шиньон двадцатку. Что за нелепица в твое Вошло сознанье? Все не гладко... -- Жалеешь мне двадцатку, да? -- На глупости и грош жалею. – Обиделась всерьез... Беда! Ну, что прикажешь делать с нею? -- Поспорим, что носить шиньон Не станешь, ежели и купишь... – Купила. Бесполезный он На подоконник брошен... Кукиш Решительнее надо всем Показывать подобным бредням, Нас разоряющим совсем. Ведь из-за блажи не поедем Мы на каникулах к сынку... Купила, а продать – сумей-ка. Уж я-то точно не смогу. Торгашеством моя семейка Не занималась в Черновцах И по общаге не фарцую. Что думаю о продавцах Шиньонов? Вне себя, лютую... Досрочно сессию сдаю... Да надо бы поехать к Димке... -- Блажь несусветную свою Не удержав, теперь ужимки Не строй, подруга, денег нет... Форсить шиньоном захотела? Сиди в Москве, физкульт-привет! – Придумал! Малость посветлело... Поэма третья. Тома Сынок задумчив, будто он Осмысливает впечатленья. Мы вместе: я, сынок, Семен, Полны любви и вдохновенья. Семидесятые уже Шаг третий делают в декаде. Мир на тревожном рубеже. В Америке покоя ради Магнитный тестер проверять Стал всех воздушных пассажиров, Оружие при них искать... Газеты отмечают живо: Израильский премьер министр Впервые Папой Римским встречен... Калейдоскоп событий быстр, Да вот обрадует ли? Нечем... В Бразилии запрещена Вдруг распродажа репродукций Пикассо... Вилимо, страна Боится: мэтр режим протухший Незамедлительно взорвет... Американский суд Верховный С натугой разрешил аборт, Американцы мнят -- греховный. А у испанских берегов Из-под воды достали «Пайсис», С ним – затонувших моряков. Урок для прочих: не купайтесь На сумасшедшей глубине, Хоть и в подводном аппарате... О Кении известно мне, Что в ней, слонов спасенья ради, Никто отныне не моги На них охотиться! Отрада! Так мне запудрили мозги, Что чем-то их прочистить надо. Но снова вести злого злей, Теперь вот из моей столицы: Пробрался с бомбой в Мавзолей Отчаянный самоубийца. Хотел разрушить саркофаг, В котором мумия Володи. Цел саркофаг... Безумный враг Зато людей убил на входе И в усыпальнице вождя... Тревожусь что-то я о Чили. Уж как бы в ней, чуть погодя, Враги народа не включили Латинский темперамент... Путч В Америке Латинской частый, Привычный фактор: дескать, луч Свободы по стране не шастай... Но, может быть, и пронесет. Там умный президент – Альенде. Он демократию спасет... Увы, на телетайпной ленте Тревожней с каждым новым днем... У нас в семье свои заботы И радости. В любви живем. Растет сыночек... -- Отчего ты Закуксился? -- Каля-каля! – Сын отвечает... Вспомнил деда, А с ним сибирские края? Из маленькой головки следа Не вытрешь радости былой... -- Дед помнит о тебе, сыночек – И мы еще не раз с тобой С ним повстречаемся... – Кусочек Судьбы впечатала Сибирь В головку маленького сына – И он осмысливает быль И, видимо, скучает сильно По деду Васе... Внук и дед Такой симпатией прониклись, Как если б знали много лет Ддавно друг друга... Не дивитесь... Не зря считают, что деды Внучат гораздо больше любят Чем собственных детей... Гляди: Вот вам и подтвержденье... Стьюпид, -- Как англичане говорят, Тот папа, что ревнует к деду. Ну, мой-то Сенька толькл рад... И я. И потому поеду Сдавать сыночка в Черновцы С уверенностью: не обидят. Нам обе мамы и отцы Так помогают! Верю, выйдет Из всех вояжей этих толк Для сына... Только что покинул Семен свой МГУ-шный полк Палаточный в лесу, где вынул Один просвет и две звезды. Теперь он лейтенант запаса – К диплому важный шаг... Труды Не зря приложены... Но масса И впереди учебных дел... Зовет внучонка баба Женя. Когда он с нами улетел – У бабушки в душе броженье: Скучает... Просто выше сил Быть вдалеке от человечка, Хоть он все силы уносил, Но близость теплого сердечка Дарила радость... А потом Он улетел – и в седце пусто, Так, будто бы покинул дом С ним свет... Мальчонку-златоуста Сильнее собственных детей И баба Женя полюбила... -- Вези обратно без затей, -- Меня упорно теребила. Придется... Жестко пятый курс За нас возьмется прям со старта. Я стажировки не боюсь, Но, вообще, как ляжет карта. А Сеньку даже уведет Сентябрьская дорога в Прагу. Короче говоря, на взлет! Даемся летному напрягу – И все семейство в Черновцы, «Ан»-недотепа переносит... -- Ах, молодцы, вот молодцы! Ну, дайте мне, -- бабуля просит, -- На руки милого внучка! Узнал, узнал меня хороший Такой мальчонка... Пол-«совка» Перелетел... И снова трошки Здесь с нами поживешь, родной! Здесь не дадут тебя в обиду. Мы станем за тебя стеной... – А мне подать недьзя и виду, Как горько снова покидать Сыночка – и с неутоленной Надеждой новой встречи ждать... Все смотрят на него влюбленно. А сын хватает на лету Улыбки – и в ответ смеется. Четыре жемчуга во рту Сияют под лучами солнца. -- А уезжал-то без зубов... -- А возвращается с зубами! Мальчонка всем внушал любовь -- Бабуле, деду... А уж маме... Да и нельзя не полюбить Такого чудного ребенка... Пора! Приходится отбыть В Москву – в мозгу удары гонга. Вновь первым укатил Семен – И поездом прислал кроватку. Сын радуется. Помнит он: Ему в ней спится сладко-сладко. И даже комнатку ему Свою золовка уступила. Все любят мальчика в дому – И я спокойно укатила. Золовке за труды поклон. Она не меньше, чем бабуля Сынка воспитывала. Он В любовь и негу окунулся. Насчет спокойствия – шучу. Вновь укатила со слезами. Да что поделаешь – лечу... -- Сын, помаши в дорогу маме... -- В столице – важные дела... Вначале проводить Семена. Нажарила, с собой дала Люля-кебабок... Благосклонно В вагоне будет уминать Их вся компания азартно, Меня, стряпунью, вспоминать С благоговеньем... Адресатно К своим заботам пеоешла Меня соседка-аспирантка Лазутина в журнал ввела «Работница» -- и «графоманка» Должна в который раз подать Товар лицом – в приличном жанре В журнале опубликовать, Чтоб мне в матрикул – на скрижали Учебы начертали «пять»... Пока Счемена тешит Прага, Мне должно женщин забавлять... Я настрочила без напряга ВДНХ – овский репортаж О кремах фабрики «Свобода», Дают, мол, лучший макиаж. В них и последняя урода Принцессой выглядит. Притом, Что все они лишь с натуральным При высшей сортности сырьем Да с результатом идеальным. Лазутинская протеже, В отделе, где ее подруга Начальствует – своя уже И я ... Никто меня из круга Пинками не пытался гнать, Относятся ко мне, как к равной. И мне здесь незачем менять Моей манеры благонравной – Со всеми вежлива, ровна... Здесь творческая атмосфера... Представьте, ведь нашлась одна, Меня доставшая, мегера. Ведь у самой, наверно дел – По маковку – не отписаться... Заходит к нам, не в свой отдел, Чтоб надо мной поизмываться. Уж так старалась уколоть Мегера – лезла вон их кожи... Ну, мне с ней жито не молоть – Не реагирую... А все же Обидно, я же человек... Отдел мегеру осуждает... А кстати, нравственных калек Всегда мой облик возбуждает И побуждает изливать Яд... То ли зависти отрыжка? Меня хотели б разорвать... Во мне нет вредности излишка, Однако ж есть предел всему... И раз в присутствии мегеры, Не обращаясь ни к кому, Когда она уже без меры В отдельский изливала круг Язвительные сплетни, слухи, Без нервов я сказала вслух: -- Похоже, климакс у старухи! – Чем вызвала смешок коллег. Мегера злобно удалилась. Веселой похвалой от всех Награждена... Ну, накалилась – Ведь сколько можно же терпеть... Я получила важный опыт, Что в жизни надобно уметь И дать прямой отпор, чтоб шепот По закоулкам не пошел, Бросая тень на облик светлый... Пусть враг коварен, нагл, и зол – Во мне овечки безответной Отныне мрази не найти... В журнале, как в «Литературке» Письмо читателя в чести... От писем зуд идет по шкурке – Ведь в большинстве они пусты. На них даю ответ формальный. Редакционной суеты – Рутина... В общем-то нормальный Подход: все скучное свалить На плечи младшего... Ну, ладно – Отписываюсь – не солить Те письма... Отвечаю складно... А между делом на брела На близкую мне лично тему... Аяльнех!... Вместе с ним пришла Знакомиться, входить в систему, Красавица Тыгыст Херуй... Примчалась из Аддис-Абебы: Ты, мол, в Москве не озоруй. Мужские жаркие потребы На стороне не утоляй.... Она приехала учиться В заснеженный суровый край – К любимому душа стремится. И мне подарок. Ведь о ней Могу сварганить очерчишко. Сдаю его в один из дней... -- Ты знаешь, Тома, есть мыслишка Послать тебя в Калининград.... -- А я люблю командировки... -- В Калининграде тема – клад! Осмыслить -- для твоей головки Особо сложного труда, Я уверяю, не составит... -- Согласна! Я лечу туда... -- Милиция там ценный ставит С подростками эксперимент. Езжай и разберись дотошно... – Я прилетела... Дядя-мент, Сопровождавший заполошно «Корреспондентку» из Москвы... Глстеприимен был без меры... -- Вначале отдахнете вы... – Он демонстрировал манеры Джентльмена... -- После – ресторан, Экскурсия по Кенигсбергу, Янтарный берег... Как вам план?... -- Я не противилась прпобегу По историческим местам И на янтарном комбинате Занятно все... Но что я сдам В журнальчик при таком охвате Всего на свето, окромя Того, за чем меня послали? В других местах кишат кишмя Преступники-подростки... Знали Калининградские менты Секреты, как вводить их в рамки, К их душам наводить мосты, А не сажать по «хулиганке»... Хочу дотошно все понять – Не нахожу конкретных фактов... Меня сумели здесь принять Излишне хлебосольно... Как-то Становится не по себе... Я в детскких комнатах не вижу Подхода чуткого к судьбе Подростков... Только зря мурыжу Тех лейтенантш и капитанш... Нет необычного подхода... Мне нужно отработать транш Командировочный... Забота... Запомнился печальный факт... Пришла за помощью девчонка. Нерадостный судьбы затакт: Задумала сдавать ребенка, Поскольку не на что кормить, В приют малютки, бедолага. Муж бросил, с сыном не прожить... Ах, Сенька, Где ты? Как там Прага?... В гостинице, где я жила, Окно выходит в переулок. В нем липы своды-купола Ветвями создали и гулок Прохожего ритмичный шаг... Особняки старинной лепки – И еле слышные в ушах Литературные зацепки, Сама история в глаза Глядится... Над рекою Преголь... Сто раз военная гроза Ввзметала вихри, но не предал Своей мистической судьбы Янтарный город древних пруссов. Шел от языческой волшбы К тевтонству городских союзов. Двунадесятый на дворе Век резких стычек, острых темпов... На Твангсте, на святой горе -- Языческая крепость сембов. Тевтонцы рядом возвели Свою – и ради Отакара, Вождя, ту гору нарекли Горою Королевской... Кара Язычникам-славянам – смерть. Нет пруссов, не найдешь и следа. Взвихрила бедных круговерть -- И нет для них ни тьмы ни света. А крепость-замок Кенигсберг Трем городишкам дал защиту, Чтоб вражеский лихой набег С землей их не сравнил... Визиту Без приглашения отпор Давали крестоносцы строгий – И зареклись к ним лезть на двор Разбойники с большой дороги. Альштадт, Нойштадт и Кнайпхов тут Четыре века процветали. Потом три города сведут В один – и без причуд назвали Тем именем, что с давних пор Внушало зависть и почтенье. Здесь принц Альбрехт держал свой двор, Который уважал ученье И первый университет Открыл известный – Албертину... Ему – четыре сотни лет... Над книгами сгибали спину В его читальне школяры... Библиотека сохраняла До довоенных лет дары Монархов, знатоков пленяла Собраньем рукописных книг... Едва ль какую прочитаешь Сегодня в городе из них, Едва ль хотя бы пролистаешь – Война все вырвала из рук: Что не сгорело, то украли... Крупицы веры и наук В том храме знаний добывали Якоби, Бессель, Рупц, Гельмгольц... Добавь Иммануила Канта, Привнесшего большую горсть Идей мыслителя-гиганта. Век восемнадцатые ожег Военным лихолетьем город... В пятидесятые – о, шок! – Шесть лет был Кенигсберг наколот На русский гренадерский штык... Век девятнадцатый... Французом Захвачен алчным град – и вмиг Разграблен был бы весь гамузом Но император Александр Дал укорот врагу в Тильзите. Пророчествам лихих кассандр, Что городу уже в зените Высокой славы не сиять, Уж коль на нем сапог французский... Но от француза отстоять Умеет император русский Старинный европейский град... Век прошлый – славный века прогресса... И Кенигсберг соединят При помощи стального рельса С Берлином... Поезда гудят На газовое освещенье – Ночные мотыльки летят... Для городского сообщенья Устроен рельсовый трамвай... Чтоб града подчеркнуть значенье, Решает горсовет: -- Давай, Поскольку в мире дел теченье Так нестабильно, возведем Вокруг форты и бастионы. И башни, равелины в нем Построены для обороны. Был город укреплен сильней, Чем каждый прочий в фатерланде. Немногое до наших дней Дошло... Мне показали... -- Гляньте: Форт номер пять... Такой кирпич Представьте, не брала взрывчатка... Вот башня, с виду, как кулич... Бомбежку выдержала... Жалко: Весь центр союзники снесли – Американца, англичане – Бомбили жутко, чем спасли Советских... Нашим-то вначале, Когда советским город стал, Пришлось растаскивать руины... Я сам не видел, но читал: Встречались по подвалам мины – И подрывались пацаны... На мирных улицах гремели Здесь долго отзвуки войны... Но город возродить сумели... – Все рассказали, что должны И все охотно показали, Не поняла я чем ценны Попытки здешние... Едва ли... Подростков вырвать из беды В Калининграде удается Их в криминальные ряды Приходит, в них и остается Не меньше, чем в других местах... И опыт здесь не то, чтоб шибко Был ценен... На моих устах Словечко дергалось: фальшивка Не может просто не смогла Я в этот опыт вникнуть сердцем... В моей гостинице спала. Мне снилось: за окошком серым Ждет Маргарита и зовет Меня с собой на бал Воланда... Был сон тот вещим? Что нас ждет? С тех пор при свете сплю... Ну, ладно – Не высидела ничего... И возвращаюсь... А в журнале Не огорчились оттого, Что о большом материале По воспитанию детей Мечтать отделу остается... Мне разъяснили без затей: -- Бывает, тема не дается. К тебе претензий никаких. За практику твою – «отлично»... Вагоны темные, и в них Из-за границы мчать прилично – Диваны мягкие в купе.. Подкатывает пражский поезд. Мне чуточку не по себе, Я нервничаю, беспокоюсь... Но вот указанный вагон... Не дожидаясь остановки, С площадки выпрыгнул Семен – Высокий, худощавый ловкий. Торопится меня обнять – И распрощался торопливо: -- Приехали! Не унывать! А мы – в метро. Пока, счастливо!... -- Ну, расскажи хоть, где бывал, Что видел? -- Расскажу позднее... – Семен, довольный, добывал Подаркм... -- Сапоги! – Моднее В Москве, пожалуй, не найдешь? Платформа, кожа голенища – Чулком – завидуй, молодежь! Цена им здесь, пожалуй, тыща! -- А там купил за шестдесят! – За сапоги поцеловала... -- А это – Димочке... – Висят На плечиках, сияют ало Малюсенькие свитерки... Ботинки четырех размеров... -- Лишь эти только башмачки Годятся – он же Венцимеров – И лапа у него твоя... -- Ну, что ж, не подойдут – подарим Друзьям, от них не утая, Что вырос из пинеток парень... Семен о Праге вспоминал С подъемом необыкновенным. О «Каролине» рассказал, Курантах Староместских... Бедным Студентам удалость попасть, В страну, где берегли наследство Тысячелетий... Даже власть Коммунистическая средство Идеологии – разгром В стране прекрасной исключала. И каждый замок, каждый дом Любовь народа увенчала... Но пятый курс, нелегкий груз... Шаги к созданию диплома. Какую тему взять? Берусь За «Комсомолку»... -- Кстати, Тома, Я аспирантку подобрал В руководители, Галину... – Лопатников увещевал – Тем самым мне подкинул мину... Наставница – ни бэ ни мэ: Ни посоветует, ни спросит. В башке у Гали консомэ. Наставница такая бросит Меня уверенно в провал... Приходится самой впрягаться Сперва в читательский аврал – И «Комсомолке» удивляться: Она-то истинно взяла Контроль над сотнями новаций Педагогических... Вела Меня по стежке публикаций О коммунарстве... Там и наш Валерий Хилтунен в атаке На беды трудных – и тираж Высок газеты, то есть знаки Любви доходят и до тех, Кто с «трудностью» своей не сладит, До педагогов, чей успех Коллега с радостью подхватит... Уже о праге разговор Исчерпан. Вдруг пришла открытка – Болталась где-то до сих пор... Знать, перлюстратор от избытка Холодной зависти страдал – И задержал открытку Сеньки... Ну, ладно, Бог с ним – хоть отдал, Спасибо! Бог ему оценки Однажды выставит за все... Мы в Черновцы звоним частенько. Но провернулось колесо – Ноябрь... Рещаем я и Сенька На праздник к сыну прилететь. Соскучились по человечку. Мать – мне положено хотеть Сыночка к чуткому сердечку Незамедлительно прижать... Мы в Черновцах. Вошли в квартиру. Сыночек продолжает спать. Ну, что ж, пусть городу, и миру, И сыну снится сладкий сон. Во сне взрослеют ребятишки. Тем временем достал Семен Свои подарки для сынишки.... -- Малы, конечно, башмачки. Лишь только самые большие Придутся впору... Ты очки С собою взял бы... – Потрошили Вдвоем Семена я и мать... А тут сынок закопошился... -- Пойду ему штаны менять... – А вскоре с бабушкой явился... Сидел дебелый на руках И расчехвощеннную соску Сосредоточенно в губах Держал... Мальчонке—недоростку Нельзя без соски: с ней он спит, В коляске по двору гуляет. У бабы на руках сидит... Внезапно – новое являет: Из губ сосолку достает, Протягивает мне в ручонке – И ясный голос подает, Командует... Видать мальчонке Все потакают... -- Полозить! -- Что, Дима? -- Уньку! -- Человечку, Конечно рада услужить... Ну, класс! Поставить надо свечку Во здравье милого сынка. Ну, Цицерон! Разговорился! Мы бились вдалеке пока, Он здесь чему-то научился... Не ходит, хоть и говорит... Но, если держится за стулья, Неспешно тропочку торит... -- Скажи всем , Димка, подрасту я – И зашагаю по Земле – Папусик даже не догонит... Сын вспомнил маму, сын ко мне С улыбкой радостной подходит. Уже с ним можно говорить: Он понимает и ответит. Такое чудо сотворить Лишь мамы могут... Солнце светит... Ноябрь – прохлпдно... Краткий срок Ноябрьский праздничек отмерил. Мы видим, что растет сынок, Господь растить его доверил Не нам, а бабушке с дедком. Он их любовью согреваем Они, как квочки над внучком... Мы с бабой Женей куховарим... Из коридорчика: топ-топ – Пешочком Димка к нам явился... --- Отец сейчас получит в лоб! А маленький собой гордился! Пришел на кухню в первый раз, Чем напугал меня и бабу. И в то же время он потряс: Всю малышковую программу Осваивает на глазах У папы с мамой – это радость... В белесых редких волосах Округлый лобик... Что за сладость Его в тот лобик целовать... У Димки «унька» пропадала, Слова которые понять Могли свои лишь повторяла – И шла ту «унечку» искать... Но снова нас зовет столица – Диплом-то надобно писать... Да, тема выбрана. Годится Пора начать и завершать. Но мне наставница Галина Помочь не может, а мелать Готово, бестолково длинно Сама не знает, мне о чем Трындит – ни логики ни мысли... Семен с дипломом вовлечен... В идею светлую... Исчислил, Что следующий год грядет – Тридцатилетия восстанья Словацкого – и подойдет Диплом его, как род воззванья, К словакам, тем, кто воевал С советскими бойцами рядом, Кто вместе с ними добывал Словакии свободу... Взглядом Того коснулась, что Кравчук Наташка темой избирает. Наташка мой надежный друг. Покуда на мои взирает Странички, я гляжу ее, К диплому собранные снимки... Да, у Наташки есть чутье И вкус: военные картинки Халдея собрала в диплом... И привела ее в общагу... Он вспоминает о былом: Про тот приказ: «Назад ни шагу!», Что ход войны переломил, О снимке Знамени Победы. Сперва с боями отходил, Снимая горести и беды, Потом с боями наступал, Дошел с бойцами до Берлина. И всю войну снимал, снимал... В тех снимках верная картина Войны... Он непараден, тих... Но вдруг о Жукове расскажет, А то читнет забытый стих, Воспоминаньями уважит, Как в Абиссинию снимать Был послан до войны спецкором... -- Италия спешит сломать Свободу эфиопов, вздором Считая факт, что сей народ Никем еще покуда не был Побит – и снова крепко бьет Захватчиков, что мечут с неба Горстями бомбы... Рев сирен. Несутся красные машины. Из-под обрушившихся стен Худые смуглые мужчины Пытаются достать живых ... -- А я снимаю все для ТАСС’а... Билл – штатовец... На каждый чих Откликнуться старались... Масса Руин в столице – и за год Все камни те не переснимешь... Зову коллегу – не идет. -- Я снял, что надо, значит – финиш... Я возвращаюсь в свой Нью-Йорк -- Да что же снял ты? Дашь бутылку? -- Хоть две – здесь неуместен торг. – Билл руку протянул к затылку: -- Я снял, как негус Хайле был Осколком итальянским ранен. Я эту тему застолбил Во всех изданиях заране. -- Мне стало ясно, что пока Я все еще приготовишка... Я в черной форме моряка Шел по войне... Меня мыслишка С надеждой грели всю войну: Дойду до логова фашистов – И алый стяг над ним сниму... Немало пало журналистов, Но я дошел, добрался, снял – И с этим снимком эпохальным Навек в историю попал... Я не кажуст тебе нахальным, Самодовольным? -- Что вы, нет! И вам обязана эпоха – Ведь вами снят ее портрет... -- И вправду поснимал неплохо... Поэма четвертая. Лидия Георгиевна Петрова ...Его, великого вождя, Приведшего страну к Победе, В окно, когда он, в Кремль входя, Шел к Мавзолею – (На планете Могущественней никого Как и страшнее не бывало) – Так вот, я много раз его Проход неспешный наблюдала... Я здесь работаю. В Кремле. Я молода. Стройна. Одета Достойно. Полагались мне Два платья в год. Подачка эта Уместна. Ведь еще в стране, Что из войны кровавой вышла, Испепеленною вполне, В продаже платьев нет... Все выжгла, Все уничтожила война... Страна так трудно возрождалась... А мне за молодость дана, За симпатичность эта малость Правительством... Ему служу В буквальном и конкретном смысле. В ворота Спасские вхожу По пропуску... -- Ты перечисли Все льготы! -- Зимнее пальто, Осеннее раз в год вручают... -- Иди ты! Ну, а кроме – что? -- Пайки дают... Но отнимают Все льготы, ежели хоть раз Ты на работу опоздаешь... -- И ты?... -- Ни разу! -- Твой рассказ – Не сказка? Ты не сочиняешь? Ты вправду видела Его? -- А Берию – так даже близко. И Молотова... -- А кого Еще? -- Из праздничного списка Вступающих на Мавзолей -- Пред заседанием Совмина Встречала всех... Но не жалей, Что ты не там... Поверь, картина – Ужасная... Колотит всех Из протокольного отдела... -- Попасть туда – большой успех! -- И да и нет... -- Но ты взлетела!... Взлетела, да... Мне двадцать два... Меня судьба, как катапульта, Швырнула, не спросив, едва Мне выдали диплом... Пик культа – Его, кровавого... А я – В Кремле... Врагу не пожелаю... Что делать? Нелегка моя Судьба-судьбина... Уповаю На Господа... Провел меня Сквозь лабиринты злой эпохи... Его о милости моля, Судьбу доверю... Охи-вздохи Неконструктины... Как жила До «катапультного мгновенья? На землю в тот же год пришла, Когда толпе на обозренье Язычески положен в склеп На главной площади столицы... Ульянов-Ленин-Бланк... Совдеп- Аттракцион – да убоится Простой наивный человек В той мумии – с портретом сходства... Я родилась... И скоро вверг Родной отец в полусиротство, Уйдя внезапно из семьи, Он, воспитатель в детском доме: Чужих лелеял, а свои Две дочери живут в надломе Судьбы... А отчество – его Мы носим, Лидия и Нина Георгиевны... Что с того? Когда б не мамина пушнина – (Она по ней товаровед, Что в генах перешло от деда... А Николай Никитич, дед – Был корифей пушного дела: Знал,, где купить и как продать... Он был богатый, дед наш Разин... Сумел и Вере передать Скорняжье ремесло – и ради Нас с Ниной рисковала мать Шить на заказ манто, ротонды... Богатых модниц одевать Столпы столичного бомонда Приносят классные меха... Песцы, каракуль, чернобурки – На шубу – прямо вороха... По счасью -- не прознали урки И фининспекторы... Принес Однажды связку шкурок Ойстрах На палантин счастливых грез Жены... В вопросах, взглядах острых Он недоверье выражал И подозрительность... Над мехом Как царь Кощей скрипач дрожал... Ему предложено со смехом С изнанки шкурки подписать... Чернильный карандаш слюнявя, Подписывал – ни дать ни взять – Барышник местечковый... Слава Властителя сердец, видать, Не властна над прилипшей к сути Привычкой каждого считать Таким, как сам... Не обессудьте, Как было, так передаю... В младенчестве была одета – (И маму гордую мою Должна благодарить за это) – Достойно... Старшая сестра И я – мы в платьях из «Торгсина»*. Чулки, бельишко, джемпера, Те платьица из крепдешина... * «Торговля с иностранцами» -- специализированные магазины, где можно было купить, как тогда считали, все по коммерческим ценам на иностранную валюту и в обмен на золото и драгоценные камни... На них не пожалела мать Доставшиеся ей от деда – ( -- Их больше мне не надевать) – Кулоны, серьги и браслеты... Дедуля – Разин Николай Никитич был скорняк от Бога. Его коньком был горностай. Заказов приходило много Ему от царского двора, От реквизиторов театра, Порой от самого царя... Дед мудр был – и копил «на завтра», Что мама и несла в «Торгсин», Дочурок радуя обновкой... Жену дед на руках носил. Та ни работой ни готовкой Не занималась -- ведь была Оплачиваема прислуга... В богатстве, золоте жила И мама – дедова заслуга... Завистливый мне слышен вздох: -- Дочурки в платьях из «Торгсина»! Ведь далеко не каждый мог Детей со вкусом и красиво По детской моде одевать, Как одевали нас с сестрою Те платья, что дарила мать, Топтушки с синенькой каймою -- Веселый ситчик, крепдешин... Не сохранились, даже жалко... -- А помнишь, Лида?.. -- Помнишь, Нин?... И гуттаперчевая лялька Была, голышка, у меня. Понятно: тоже из «Торгсина»... Порой чужая малышня Ту куклу поиграть просила – Я гордо говорила: -- Нет! Чужим не отдается дочка! Зато охотно дам совет: Сама роди себе... И точка! Наш – на Большой Калужской дом – Четвертый...Нет у нас в помине Богатых дедовских хором. Квартиру маме, мне и Нине, И бабушке пришлось делить С соседями.. Две комнатешки У нас... В соседстве близком жить, Где на виду кастрюли, плошки, А с ними– наша жизнь сама Пришлось из-за судьбы каприза -- (Жизнь в коммуналке – как тюрьма) – Делить с из «Мюр и Мерилиз’а, Из ГУМ’а -- Розою сперва... Потом жила старушка Марфа Григорьевна... Увы, Москва – Вся в коммуналках... Бедность скарба, Страх и надежда, что пройдет Безвременье, не будет страха, Весенним садом расцветет Вся жизнь – и не дойдет до краха... Ну, Слава Богу, дожила: В казанском переулке школа За образцовую слыла... Из дома топаю пешком я – Мне только площадь перейти – А церковь мне – ориентиром. За нею школа... Класс... -- Пусти! – Деремся в шутку с Будимиром Метальниковым... Будик мал... Шалит – и на меня глазеет... Мальчишка славный... Кто бы знал: В какую личность кто созреет? Однажды Будик привязал К своей ноге мою ножонку... Тут перст судьбы меня послал К доске... Я запищала тонко, Заплакала: -- Я не могу – Привязана... Резвился Будик... Гнев на него превозмогу – Он славный, хоть немного чудик... Росли... Дружили... Школьный стиль – Халатик синий – (У техничек Такой...) – Пришей к нему, пришпиль Белейший – фоном для косичек – В кружавчиках – воротничок... Читала я еще до школы: Сестра училась... Я – молчок – Смотрю, прислушиваюсь... Скоры Успехи: сказочки могу Читать сама про репку, Рябу, Про Василису и Ягу – Мной ненавидимую бабу... А в школе проходи букварь... Уже мне это скучновато... Но дни роняет календарь – И те уносятся куда-то... В начальной школе нас вели Две пожилых педагогини... Бо с Кашкадамовой мы шли Екатериной Санной... Ныне В ретроспективе горечь дней Отчетливее обжигает: Порою приходилось ей Нас извещать, что убывает Из класса, больше не придет К нам одноклассница Танюша... Смертельный ужас всех гнетет И остается в детских душах. Наставница вторая в класс К нам приходила – Валентина Михайловна... Учила нас Она, Собакина... Домина Наркомтяжпрома посылал К нам в класс за знаньями детишек, Кто друг за другом убывал, За партой с нами добрых книжек Не дочитав, не доиграв... А их родителей ночами, Насильем здравый смысл поправ, В безвестность «воронки» умчали... Так много горя натворя, Страну власть смертью поливала... Писательская детвора Нас в горе тоже покидала... И «дом на набережной» слал Детей в седьмую нашу школу... Страх в каждом сердце обитал: Сам вождь творил народу шкоду... Когда в восьмой вступила класс – (Последний год в ряду тридцатых) – Лиха беда настигла нас. ...Плыл над столицей клин пернатых Куда-то в теплые края... Все вдаль, и вдаль, и мимо, мимо.... Свой день рождения моя Встречала мама тихо-мирно... Никто не ожидал беды, Что поразила нас ужасно... -- Так мама кашляет, гляди! -- Все от мехов, сестренка... Астма... Два дня прошло – и точно мгла Ночная души затянула. Болезнь жестокая сожгла Ее – (мою судьбу погнула)... Она, представьте – в сентябре – (Морозов не было) – простыла... Воды студеной на жаре Хлебнула? И сгорела... -- Было Крупозное, -- означил врач, -- И злое легких воспаленье -- И нету мамы – плачь – не плачь... Все рухнуло в одно мгновенье... Осталась с бабушкой, сестрой... Отец платил нам алименты... Слезинка горькая порой Шекой катилась... В те моменты -- -- Что делать? Надо жить, Лидок! – Меня сестрица обнимала, В глаза глядела и платок: (-- Не плачь, не надо!) -- Мне давала... Нет мамы – горе велико... И день и ночь – при тяжком грузе... Нам приходилось нелегко: Сестра по курсам шла в медвузе, А я восьмой, девятый класс Терпеньем, волей одолела... Ушла и бабушка от нас... Сестра дипломом завладела – И тут нагрянула война... Сестра пошла на фронт хирургом – В Москве осталась я одна Стеречь квартиру, мерзким уркам На разграбленье не отдать... Элитная седьмая школа... Детей начальства отсылать Прочь от обстрелов стали скоро. Их всех, советских барчуков Эвакуировали спешно... Оставшихся учеников Трех школ свели в одну успешно – На Шаболовке... Впрочем, нас Собрали здесь не для учебы. Когда пришли привычно в класс, В совхоз, сказали, едем, чтобы Помочь крестьянам урожай Спасти – и накормить столицу... В чем можешь, в том и уезжай... Дождями долгими грозится Повисшая над миром хмарь... Как без сапог работать в поле? Бросать здоровье на алтарь? Цейтнот... Что делать? Поневоле Авральное пришлось найти Неординарное решенье... Вот, кстити, толстые носки... Одно удачное движенье – И отрываются коньки От зимних – для катка – ботинок... Пошли рабочие деньки – Месили грязь -- и душ дождинок Не добавлял нам чистоты... Мы шесть недель трудились в поле В плену у пламенной мечты: Помыться... Нас вернули к школе... Отогревали пару дней – И снова мобилизовали... Война... Мы, школьники, на ней... Хоть сами и не воевали, Но не остались в стороне, А в авангарде... Взяты, чтобы Столицу защитить извне, Долбили мерзлый грунт... Окопы... До заморозков руки бьем... Домой нас, правда, привозили... Чуток погрелись – и подъем! Опять киркой и ломом били... К зиме вернули в школу нас... Как это здорово – учиться! Три месяца ходили в класс – Весна... Надели рукавицы – И снова ломик и кайло – Аэродром сооружаем... Затем опять нас шлют в село: Картошечку перебираем: На семена и на еду... Посеяли свою картошку... Терплю, работаю и жду... Опасно допустить оплошку, Не выдержать, дать слабину В начале мая нас собрали – И всем – с поправкой на войну – Свидетельства поспешно дали, Что позади у всех у нас Рубеж ответственный и важный... Ну, что ж, прощай, десятый класс! Что делать дальше? – думал каждый... Мои две комнаты – за мной – Залогом будущего счастья. Могу сказать: -- Иду домой! Как это сладко – возвращаться! Меня романтика влекла... -- Пойду в геолого-разведку, Где ждут великие дела! Подружка посмеялась едко – И позвала меня с собой... Преемник высших женских курсов Московский пед... Моей судьбой -- (Назвался груздем – лезешь в кузов) – Обязана ему... Филфак... Все – о «великом и могучем»... Великие вещали так! И мы с восторгом учим, учим... Какие, право, имена: ИФЛИ-йцы Нусинов и Герцик... Да не забудет их страна – Мыслителей глубоких, дерзких Григорьев нам читал «литвед»... Уже пятидесятилетний, Он вдохновлялся, как поэт, Выкладывался, как в последний Раз... Но не только светлый ум Михал Степаныча причиной... Властитель чувств моих и дум Казался мне таким мужчиной! И сам собой возник роман... Подробности оставим тайне... В усталой голове туман... Характер, задремать не дай мне На лекциях... Потом бегу Работать в госпиталь... Но крови И ран я видеть не могу... -- Горшки и «утки» мой! – суровый Приказывает мне «начмед» – И я послушно мою «утки» Два года... А ночами свет Прожекторов -- и резкий, жуткий Сирены неумолчный вой... Зенитки лают, как овчарки, Крест «мессершмидта» над Москвой – И мы бросаем «зажигалки» Щипцами в ящики с песком, Водой наполненные бочки... Потом на лекцию ползем... Такие были дни-денечки... Мы влюблены в наш институт, Дворец на Малой Пироговки... Нам в Альма матер не дают Совсем военной подготовки... Как «зажигалочки» тушить Однажды, правда, объяснили... Научишься, коль хочешь жить – И мы успешно их тушили... Вот так моя учеба шла... Зачеты, семинары, темы Для курсовых... Судьба вела, По клеткам карточной системы... Совсем немножечко еды На наши карточки придется, За госпитальные труды Добавочный паек дается: Овсянка или винегрет... Филологам второго курса Велят покинуть факультет: -- Лесоповалом развлекутся Под Серпуховом...Наш уют – Изба, где нас кусают рьяно Ночами блохи... Нам дают В лесу березовом деляну, Филологическим рукам Нашли девичьим примененье: -- Четыре куба пополам – Двум девушкам...За выполненье – Черняшка грамм на восемьсот... Топор с пилою – «...день чудесный»... Сперва топор пускаю в ход, Березу подрубаю... Местный Старик инструктором у нас, А лесорубами – девчата... Где наши мальчики сейчас? Их нет... Пред нами виноваты, Что в ополчение ушли – И год назад в предполье стылом Под танки черные легли? И братским несть числа могилам... Кто выжил, те сейчас в бою... А я березу подрубаю, Затем двуручкою пилю Вдвоем с подругой... Успеваю Отпрыгнуть... Белокорый ствол Болезненно вершинкой дрогнул, Клониться начал – и пошел... Казалось, лес от боли охнул... Я подрубаю и пилю, Пилю и снова подрубаю... Но норму трудную мою Я никогда не выполняю – И драгоценнейший кусок Непропеченной той черняшки Срезают мне наискосок: -- Вот вам за штатские замашки! Быть может, вправду меньше есть – И норма выполнится лучше? Уже и так могу пролезть В любую щель – вот только уши... Но нам, студентам, нипочем Ни недокорм, ни труд сверхтяжкий – И в нас веселье бьет ключом – Такие «штатские замашки»... В соседстве с нами жил отряд Из Гитиса. Подальше – меда... Все постоянно есть хотят, Но верят, что грядет Победа. В нас, точно в Мессинге, живет Предзнание с предошушеньем: Она придет, она грядет – И мы веселым громким пеньем Вечерний оглашаем лес – И сами песни сочиняем, Хохочем – в нас веселья бес Проник... Поем, не унываем... Слава всем актерам, Слава режиссервам, Слава пьесам и ролям, Слава всем актрисам, Слава бенефисам, Слава рампе и огням... Студенты-медики порой «Зализывали» наши травмы... И друг за друга мы – горой... Начальник наш, наверно, прав: мы В итоге стали выполнять Завышенные наши нормы... Но тут пришла пора опять – В аудиторию... Топор мы С пилой начальству отдаем... Прощальный бал в лесу спроворив, Без репетиции поем Душевно, слаженно... Григорьев, Имевший ранее семь жен, Со мною рядом комплексует... -- Я вашей красотой сражен, -- Твердит... Что ж, пусть меня плюсует В свой список преданных зазноб... А ресторанов нет в столице Куда бы нам забраться, чтоб С ним на миру – уединиться? Он был завзятый театрал, Он свой – в столичном закулисье, Авторитетен... Вот и стал Зампредом ВТО... Наитье Нас с ним приводит в ВТО, Здесь Яблочкова – королева... Нет ресторанов – ну и что? Зато есть все для разогрева Моей восторженной души. Концерты, памятные встречи В копилку сердца положи... И снова госпиталь... Увечья, Кровь, заскорузлые бинты... Моя поддержка и улыбка Нужна солдатам, чьи мечты Подрезала с войною сшибка... Одолевая институт, Внезапно выскочила замуж... Решила: если уж зовут... Он был НКВД-шник... Сам уж Не юн – одиннадцать годков – Нас с Николаем различало, Сердец начинка и голов, Чего я не смогла сначала Понять, а после – превозмочь – И разбежались, разлетелись... В честь мамы стала Верой дочь. Живем... Снуем... Растем... Вертелись, Как лещ на сковородке, дни... Пришел счастливый День Победы... На Каменном мосту они, Кто превозмог бои и беды И, веря старому кино, Сюда явился в шесть, под вечер... Я тоже здесь и мне дано Счастливые увидеть встречи И слезы... У Тамары Штейн, Подруги, пал отец на фронте... Слезами солидарны с ней... Святую нашу боль не троньте! А вот он – мой диплом – взгляни! Особый день – распределенье... Куда меня хотят они Направить? В Кремль?! -- Вот направленье... Меня в воротах Спасских ждут, Особый пропуск мне вручают И коридорами ведут, До нужной двери провожают: -- Здесь протокольный ваш отдел. Мы верим в вас. Не подведите. Два года в хороводе дел В стране важнейших... Не взыщите: Не установлен тайнам срок – И где-то есть мои подписки... Два года здесь – и за порог... Опасно, коли слишком близки Державы грозные вожди... Потом положен был «отстойник» -- Будь наблюдаема и жди: Вдруг некий злобный царский стольник Решит тебя в тюрьму упечь За что? Да было бы желанье Любой мог путь земной пресечь... Скромна, почтительна, в старанье... Отстойник – министерство. В нем Кинематографом рулили. Иначе говоря даем Путевки в жизнь картинам или На полки пыльные кладем На годы и десятилетья... Свой год я отсидел в нем, Заботясь, чтоб ни слух ни сплетня Не опорочили меня – И выхода ищу к свободе. Вся канцелярия – фигня! Я хлопочу о переводе... Куда? На радио... В отдел Чехословацкого вещанья. Во мне дух творчества зудел – И вот я, приложив старанье – На Пятницкой... Восьмой этаж... Я – выпускающий редактор... Мой основной рабочий стаж Здесь стал копиться – и характер Мой соответствует вполне Задачам этого отдела... Творим... На радиоволне Выходим пражской... Жизнь кипела – И я кипела в том котле, Еще и поддавала жару... Так странно: я тружусь в тепле, Серьезные дела решаю... Главные темы передач Московского радио тех лет - пропаганда борьбы за мир и критика политики Североатлантического альянса. В противовес ему в 1955 году был создан Варшавский договор. В него вошли Советский Союз и семь социалистических стран Восточной Европы. Московское радио последовательно увеличивало вещание на страны, вставшие на путь социалистического строительства . Вскоре его передачи начали р етранслироваться в национальном эфире восточноевропейских государств Шалашников, мой главный босс, Улыбчивый Михал Степаныч... -- Осаживал: -- Идешь вразнос, В отделе остаешься на ночь... Ты поумерь энтузиазм – Не очень я люблю авралы. Работай планово... Оргазм Труда – оргазмом – елы-палы – Ты сексуальным замени... Меня по табели о рангах Неспешно двигал – и взгляни: Зам. зав отделом... В этих рамках Приятно и комфортно мне... Все изучила я о деле, О замечательной стране, Где с благодарностью глядели На нас, советских, до поры Простые чехи и словаки... Вдруг стали правила игры Иными, злыми, как собаки Те, кто улыбки нам дарил, Кормил колбасками и пивом Нас неумеренно поил... Себя почувствовал счастливым Освободившийся народ, Вдруг осознавший: свет Советов Принес им лишь духовный гнет... Пошли статьи апологетов Той «Пражской...» -- памятной – «... весны»... «Варшавский договор» внезапно Ворвался с танками – и сны Прервал отдельцев наших... -- Завтра Отделу выделят эфир... -- Эфир? Вот так – без подготовки Без дикторов – на целый мир? Мы прежде с пленками коробки По почте слали в Прагу... Там Их брали и в эфир давали... Вдруг здесь эфир дается нам, Велят – сверхсрочно! Но сбежали Все переводчики от нас, Оттуда присланные прежде И получившие приказ Посольства: -- В Прагу! Мы в надежде, Что в Ялте сможем отыскать На пляже Дворжака Володю... Там стали в рупор объявлять: -- Вас требуют в Москву! – И вроде Нашли... -- Действительно нашли! -- Владимир Яковлевич, срочно В столицу! Вы здесь так нужны! -- Сегодня вылетаю... Точно! Еще один московский чех В работу истово включился – Наш Юра Яковлев... Во всех, Кто только мог, тотчас вцепился Наш круглосуточный аврал... Из польского отдела Тёма Панфилов сильно помогал... Сама я трое суток дома В дни жаркой вахты не была, По Дому радио носилась, Шальная, в шлепанцах... Дела, Вполне наладив, согласилась Впервые в кресле подремать... Мы круглосуточно вещали, Стремясь солдатам помогать, На чувство дружбы нажимали... Наверно, в чем-то помогли – И чехи, с ними и словаки, Что чуть из связки не ушли, Вернулись в лагерь... Не без драки... В соцлагерь, в робу соц-ЗК Вернулись чехи и словаки... -- Свобода милая, пока! Пан Свобода пошел к присяге, Отважный, мудрый генерал... Он осадил особо рьяных, Смирял горячих, примирял... Да, были жертвы. Сотни – в ранах... Ян Палах, искренний студент – Ему б в аудиторных парах Каракули строчить в конспект, А он поджег себя... Ян Палах... От боли жуткой он кричал, Но он облил себя бензином... Он, как умел, протестовал... И в памяти бойцом былинным Остался для своей страны, Как Жанна д’Арк святым страдальцем... Ян Палах умер, мы должны Жить, помня мученика, дальше... В дни кризиса «секретки» ТАСС Нам присылали для знакомства, Что выдавало: держат нас За дураков – такого скотства, Предполагая, не ждала: В секретных ТАСС-овских рассылках Для избранных дана была, В секретных взятая копилках Вся, объективная вполне И ясная картина мира. Причем, не разрешалось мне Брать эти факты для эфира... Впервые присылали нам Такого ж, подлинного свойства – Не пропаганды мерзкий хлам – Информ-релизы из посольства Советского, из Праги... Нет В них ртзоблюдства пред Генсеком – Не тот косноязычный бред, Который здравым человеком Вмиг отвергался как труха, Как полная макулатура, «Идя навстречу...» -чепуха – Партийная литература – Ее нам щедро слал ЦК, Который в эти дни впрямую Нас контролировал... Тяжка Рука Москвы... Тупую Пропагандистскую фигню В эфир мы все же не давали. С учетом временю меню Эфира правдой приправляли... В дни кризиса наш статус был Повышен в ранге: из отдела До главредакции... Творил Штат вдохновенно и умело. Был круглосуточный эфир, Ответственно трудился каждый Под бутербродик и кефир, Чаек с конфеткой против жажды... Ажиотаж пошел на спад, Нас сократили до отдела, Но сохранился крепкий штат – Крутые профи – я хотела Комкову Галю здесь назвать, Регину Хрипунову, Бройдо, Павловича... Те дни вписать В анналы... Есть причины гордо Работу нашу вспоминать... Я замужем... Судьба на взлете... Я – баба-ягодка опять, А сколько мне – легко поймете... Вы угадали – сорок пять – Не восемнадцать и не двадцать. Но стоит ли года считать? Могу еще влюблять, влюбляться, Полна энергии... Отдел На мне... Кого назначат в завы, Никто надолго не хотел Задерживаться... Легкой славы В отделе нашем не добыть, Зато легко прослыть придурком... И новый зав куда-то – фить! А нам – пахать, не помня: суткам Сейчас начало иль конец... О муже... Он из Манионов. Дед Валентина и отец – Французы цирка... Пять сезонов И он народец развлекал, Но вышел на стезю иную – И «Кругозор»-журнальчик стал Его открытьем... Не ревную К той славе, что супруг стяжал Своим журналом... В нем -- пластинки... Единственный в стране журнал, Где музыкальные картинки И звуковые интервью, А также-песни-репортажи, Что Боря выдает Вахнюк... Талантлив... Гениален даже... Стихия Вали – песни, смех – Певцы, конферансье, поэты... Всех угощает, друг для всех, Сам выдает порой куплеты... Мы с Бедросом теперь родня... Киркоров, некогда – сапожник Из Варны, русское ценя, В Союзе вырос как художник. А голос – он от Бога... Был В преддверье звездности советской Болгарским вундеркиндом... Вплыл Из песенки веселой детской В болгарский воинский ансамбль, Чем повторял судьбу Кобзона... В Союзе взмыл, как дирижабль – Был «ГИТИС», Рознер... Изумленно Восторженный народ внимал, А голос Бедроса чарует, В нем страсти бешеной накал... Он даже не поет – колдует... «Мелодия» штампует диск – Он нарасхват у меломанов – Капризной моды громкий писк, А на концертах – толпы фанов... Силантьев, Федосеев... Да! Утесов интересовался... -- Пойдешь ко мне в ансамбль? -- Когда! -- Сегодня! -- Есть! Певец купался В любви народной... «Звездных» черт Певец лишен. Он прост, естествен... С аншлагом в Сочи шел концерт, Составленный из лучших песен. «Кварде ке луна...», -- Бедрос пел, А зал затаивал дыханье... Певец вдруг в зале углядел... Красавицу... Очарованье Той славной девушки – магнит, Певец не отрывает взгляда, А голос сладостней звенит... Запомнил, из какого ряда... Антракт... С эстрады спрыгнул в зал – Она пошла ему навстречу... -- Я только вас всю жизнь искал... Вы?... -- Вика... На вопрос отвечу, К чему о Бедросе рассказ: Она – кузина Маниона. И Бедрос с ней в гостях у нас Частенько... Вследствие закона Естественного родился В семье Киркоровых ребенок – Филипп... Явилась в гости вся Элита... -- Вот же цыганенок! Все восхищались... И самой Парнишка нравился в пеленках... А год был шестдесят седьмой... И шесть годков на крыльях легких Умчались... Филька наш подрос... Я тоже повзрослела... Или? Проигнорируем вопрос... Коллеги вот что учудили: Плакат прикнопили: «Опять...» Расстрогали меня коллеги: Задорный лозунг: «...Двадцать пять!» -- И тридцать в трудовом забеге... Чешский поэт Иржи Тауфер вручает Лидии Петровой медаль "За дружбу" (Голос Л.Петровой в RA) «Люди, которые вещали на Чехословакию, были очень грамотными и заинтересованными. Они ездили по нашей стране и привозили интереснейшие материалы. Они объездили весь Кавказ, всю Сибирь, все самые дальние уголки страны. Наш отдел получал мешки писем. Мы устраивали радиоконкурсы. Победителей мы встречали как самых желанных гостей. Люди, у которых кончался срок работы, уезжали отсюда со слезами. Чехи любили нас, мы любили их». Народная музыка и песни советских композиторов – таковы были заявки слушателей, приходившие на радио. Концерты по заявкам передавались в эфире часто. В отделе практикант – Семен, Подшефный Тёмы, пятикурсник С журфака... Мигом бросил он Экспромтом горстку строк искусных, Расстрогал... Увалень, гигант... Неспешен и немногосовен... -- Семен! Нет, вправду, вы – талант! Я поцелую вас... Спокоен, Невозмутим простак-атлет, А поцелованный – зарделся... -- Вы ко всему еще – поэт! Наивный взгляд, как у младенца... Он в августе пришел в отдел... -- Артем Флегонтыч к вам направил На практику... -- По горло – дел! Что ж делать с вами? Ну – подставил! Прочтите вот материал... Вы так сумеете? Молчанье... -- Вы прочитали? -- Прочитал.. -- Ну? -- Средне... Он в одно касанье К себе внимание привлек... -- Посмотрим... Есть для вас заданье... -- Шагайте в «Метрополь»... -- А срок? -- Два дня – и точка! – Испытанье Успешно выдержал стажер... Прорвался на прием к Раевской, Слова весомые нашел... Гляжу – в моей опеке шефской Он не нуждается совсем: И сроки выдержал ударно – И свой подход к раскрытью тем... Определенно – дар у парня... -- Ну, поработаем еще? -- Позднее... Нынче еду в Прагу По студобмену... Восхищен Страной и языком взаправду... -- Возможно, встретимся и там, Коль в плане Брно предусмотрели... -- Да, это обещали нам – Там ярмарка... -- На самом деле? Найдя советский павильон, В пресс-центр, коллега загляните... Представьте, он пришел... -- Семен! Сюрприз! Как парень, оцените! -- Великолепный экстерьер – Телосложение, осанка... -- Да... Просто царский гренадер!... -- Здесь тесновато... -- Здесь изнанка Без финтифлюшек... В зале – шик. Там достижения -- Отчизна... (А здесь мы перьями – вжик-вжик Скрипим) -- чтоб мир социализма Посимпатичней показать. -- Ты, познакомь нас, Лида, что ли... Ведь кто наш гость, я должен знать Как шеф пресс-центровской юдоли... Ты Саша Косоруков... Он – Наш начинающий коллега, Студент Панфиловский... -- Семен... -- Ну, что – понравилось? -- Пробега По павильонам краткий тур Едва ль масштабу адекватен... Сам факт: я рядом с вами тут – Мне по-особому приятен... -- Ты навести нас вновь, Семен, К примеру – завтра, коль охота! -- Постой-ка! Вот. Возьми талон На завтрак... Извини – работа... -- Я вас в столице навещу, Коль разрешите... В план диплома Неординарный посвящу... -- Неординарный? Ладно, Сема, Я с любопытством встречи жду... В пресс-центре больше не встречались... Да что за встречи на ходу? Но встречи той следы остались В тех репортажах, что пошли По радио Москвы и Праги: Студенты, дескать, забрели Московские – и, бедолаги, Здесь потерялись среди всех Разнообразных павильонов... Восхищены... Большой успех! ...Потом в Москве проект Семенов Мы обсуждали... Попросил Его дипломною работой Руководить... Семен решил Цикл очерков писать... -- С охотой! А тема? -- Грянет юбилей Национального восстанья Словацкого... По теме сей И будут очерки... Вниманье Мы к давней дружбе привлечем Двух наших стран в дни испытаний... -- Рискуете, однако... В чем Здесь функция моя? -- Спонтанный Ответ был: -- Просто не мешать. Где нужно будет – расписаться... Он, значит, будет сам решать, О ком писать – и препираться Мы будем только, коль итог Его писательских усилий Ничтожным будет... -- А не мог Панфилов взять тебя? -- Решили Единодушные вполне: Панфилов будет оппонентом... -- Но прежде не случалось мне В дипломной помогать студентам... -- Да вам и не придется... Сам Я справлюсь – напишу новеллки... Бакшиш от вуза, кстати, вам Положен... Не сказать, что велки* • Большой (чешск.) Но все же... Я скажу, куда, Когда идти за гонораром... -- Авантюрист -- Семен! -- Ну да. Зачем же вам трудиться даром, Коль можно деньги получить?... -- Когда мне ждать твои поделки? Одну могу уже вручить... -- «Звезда Егорова»... Не мелкий Для старта выбран персонаж... -- Был стартом очерк о Раевской... А третьим... впрочем, рано... Наш Цикл посвящяется советской Самоотверженной борьбе В Словакии в годину лиха... Теперь я выпишу себе Командировочку – и тихо Отъеду в Киев и во Львов И в Черновцы стопы направлю... -- К ним? -- К партизанам... -- Ну, нет слов! -- Хорош мой замысел? -- Поздравлю, Когда увижу результат... -- Уверен, очерки осилю... А вам спасибо... Очень рад, Что согласились... Там и к сыну Заеду – в Черновцах малыш... -- Ну, дай тебе Господь удачи... -- Прощайте! -- Погоди! Спешишь... На счастье поцелуй... Иначе... Поэма пятая. Евгения Антоновна Привалова Сперва судьба не задалась, Причем, уже с рожденья прямо: Я в Ленинграде родилась. При родах тезка Женя, мама Дала мне жизнь – и умерла. Ее сестра родная, Аня, Меня выхаживать взяла – И стала мамочкой, родная. Сестер у мамы было три. Кто? Анна, Нина, Валентина. Демократическим жюри Семьи не брался в счет мужчина. Борис Михайлов, мой отец, Был мягко пообочь поставлен. Не изгнан из родных сердец. Он не отвержен, не отставлен. Но нежность теплых женских рук Для маленькой куда важнее. Отец мой допускаем в круг Людей, кто близок крошке-Жене. Еще и бабушка жива – Мать тетушек, Екатерина. В кругу родных не как трава Расту – малышка-сиротина. Был дедушка Григорий, но Погиб до моего рожденья. Известный взрыв давным-давно На «Треугольнике» -- и Женя Лишилась деда... Так живу Хранима окруженьем женским. Я тетю мамочкой зову, Расту -- по правилам вселенским... Мирок мой светел и хорош. И «Красный треугольник» тоже, Производитель бот, калош – В судьбе... И я невольно вхожа В его весомую судьбу, Поскольку тетки – заводские. Побудку выдувал в трубу Завод с рассветом – и людские Потоки шли к нему и шли. В своей причастности к заводу И дети сызмальства росли... Так к пятому дозрела году. Наш двухэтажный старый дом На композиторском проспекте... Наш двор – в лапту играли в нем... Друг Юра... Вырасти успейте, Ребята тихого двора. Дай время, нам, судьба, на это, Дай вволю света и добра... Но наступило злое лето... ... Воскресный летний чудный день... С утра капризничала малость... -- Поедем в Петергоф. Надень... – Я вредничала, упиралась... Искали мой любимый бант, А он куда-то подевался. Упрямой вредности талант Во мне нечасто проявлялся. Возможно детскою душой Страдания предощущала, Беды немыслимо большой Душа малышке предвещала Неописуемые дни... Но Петергоф... Игрушка, сказка... Дворцы, фонтаны... Мне они – Что книжка детская, раскраска... А море! Золотистый пляж! Я камешки кладу в ведерко... И вдруг... Вокруг ажиотаж И мамочка всплакнула горько... Все побежали на вокзал, Набились в тесные вагоны... -- Война, война... – вагон стенал... Достав из ладанок иконы, Молились бабки шепотком... Меня везут в ведре – так тесно... И нету радости ни в ком. Я понимаю: неуместно Капризничать. Как все терплю... Все будто обо мне забыли, Что внове... Странно... Не воплю, Осматриваюсь... Люди были Печальны... Летний день сиял, А словно тень от черной тучи На лицах... Сердца достигал Необъяснимый страх ползучий... Отец отправился на фронт. Блокада. Нестерпимый голод. Под бомбами кряхтит жилфонд – Снести с земли прекрасный город Стремится озверевший враг... У каждого в семье – котомка: Вода, бельишка... Чтобы так: Лишь метроном, что тикал громко По радио, умолкнет, дав Возможность объявить тревогу, Спешить в убежище стремглав, Положено – нога за ногу – С котомочкою на спине. Раз по тревоге побежали. Там тесно, душно, скучно мне. Не выпуская нас держали, Пока не прозвучал отбой... И бабушка за всех решила: -- Не станем рисковать судьбой. Я вроде бы и не грешила – Всевышний нас убережет, А впредь в подвал тот не полезем. Коль в нем завалит – кто спасет? – Привыкли к неприятным резям В желудке, жаждущем еды. На полке только соль... Лизала... Уже полшага до беды. -- Не смей, мне мамочка сказала: -- Сие водянкою грозит.. Возьми-ка лучше хлебца. Женя.! – Сама голодная сидит. -- Нет, сами ешьте! – Возраженья Мои наивны и странны: -- Вы хитренькие! Вы умрете, А с кем останусь я? – Должны Понять, но все ж едва ль поймете, Как удавалось выживать. Второй бабуле, Александре, Рок – от водянки помирать. Пришли к ней в гости, но к досаде – Уже бабулю увезли – И вся разграблена квартира. Разграбить дворники могли. Вернутся по приходу мира Уехавшие – и найдут Пустые стены... Мародеры В соседстве, наглые, живут, Хоть с нами делят коридоры, Подъезд и лестницы, у нас Же беззастенчиво воруют... Завод меня от смерти спас. Морозы дикие лютуют. Детей на Обводной канал В очаг спасения отправил Наш «Треугольник». Враг желал Сломить нас, на колени ставил, А Ленинград своих детей От бомб и стужи прикрывая, Кормил – и подвига святей Не будет в мире: я – живая! С Обводного наш интернат Позднее в Озерки послали. Там в финских домиках ребят Кормили сносно, одевали, Учили петь и танцевать, Лечили детские болезни. За наше деьство воевать Шли в бой, чтоб звери не пролезли, Непобедимые бойцы И Ленинград не отдавали. У многих сверстников отцы В боях за город погибали. Погиб за Родину и мой – Судьба геройская досталась. Но горько – не придет домой. О чем позднее я дозналась. А мама Аня умерла И бабушка Екатерина До светлых дней не дожила... В сорок четвертом Валентина На время заменила мать, Когда детей из интерната По семьям стали забирать. Домой вернулись все ребята. Мне восемь.Значит – в первый класс. Учительница все курила, Но научила глупых нас Читать, писать, считать... Творила Фундамент судеб детворы… Прошла два класса в Ленинграде. Сменились правила игра – И шлет в Москву семейство ради, Возможно, блага моего... Здесь бабушка Елтзавета Двоюродная... -- Ничего, Уж как-нибудь... – Приемлю это Раз выбора иного нет. Живу в Коптельском переулке, В Скорняжьем – школа... Тет-а-тет С судьбою... Мысли горьки, гулки... В Москву прорваться всякий рад, А я – со жребием невольным... Тогда девчонки от ребят Отделены законом школьным. Лишь девочкам откроет дверь Московская в Скорняжьем школка... А список горестных потерь Умножился – и снова горько: Елизавета умерла... Антон Ефимыч, ставший вдовым, Васильев -- не жалел тепла. Он был не очень-то здоровым, Но полон скромной доброты. Удочерил меня Ефимыч. -- Теперь Васильева и ты... – Но класс седьмой – и близко финиш. А за восьмой страна берет С родителей большую плату, Чем добавляет мне забот. Ефимычу придется в трату Входить... -- Конечно заплачу. Ведь я столичною студенткой Увидеть доченьку хочу, Порадуй доброю оценкой... – Антон Ефыимыч сиденл где-то здесь на севере, Сидел в северном крае до революции. Сильно поморозил ноги. А в 37 году тольео потому не был взят. Что слишком часто болел, а жэили в доме на набережной. Васильев в тридцатые годы был один из круководителей промышленности. По Праге ходил в белых бюбках, Поэма пятая. Валерий Хилтунен Семестр формально – ключевой: Для преддипломной стажировки. Но я-то в дружбе с головой – И мне не надобны уловки. Уже нахоженный маршрут До «Комсомолки» неизменен. И мне как практику зачтут «Шестой этаж». Особо ценен Период: первенец Денис Получит и вниманье папы... Листок слетает на карниз Потом снежок... Сквозь все этапы По журналистике иду, Она по мне ступает тяжко. Послушно предаюсь суду Народа... Малая промашка – И буду вмиг приговорен... По Соловейчику три вида Есть журналистики. Мне он Внушает: наша жизнь – коррида. Три вида вписаны в нее, Три разных вида журнализма. Предназначение свое Для части – род лоббизм-подлизма – Подтявкивание властям. Другие – (Юрий Щекочихин) – Рычат – и к брошенным костям Не приближаются... Засчитан, В анналы вписан навсегда Высокий журналистский подвиг. Им журналистика горда – Сражался стойко против подлых. Кто встанет вровень с Юрой в ряд? Илья Мироныч Шатуновский, Имевший острый-острый взгляд, Характер подлинно бойцовский. Он фельетонами хлестал Чинуш, хапуг и самодуров И остроумием блистал. Творил, не зная перекуров. Суконцев был ему подстать. Сражались оба бесшабашно... Случалось даже: в них стрелять Хотели, но вели бесстрашно Два журналиста бой со всем, Что полагали вредоносным, Поглаже не искали тем, Уничтожали словом острым Пороки. Мужеством своим Дарили светлые надежды, Что все же зло искореним... Ну, что ж, надеждами потешь ты, Наивный, душу... Нелегко В стране советской Дон Кихотам, Где им за вредность молоко Не полагалось... Как по нотам Их подставляли... Мастера Интриг отлично выживали. С людскими судьбами игра Для них отрада... Вызывали Бесстрашных журналистов в суд, Оплевывали – фигурально И натурально... Их «пасут» -- Следят за ними, что нормально В стране, не признающей прав Ни личности, ни всенародных. Тираны, все права поправ, Сидят над массами голодных, Униженных... А в вестибюль Внедрили милиционера. Он должен защитить от пуль, От злобного пенсионера И шизофреника трудяг Пародии и фельетона. Чтоб гостя привести, бумаг Испишется почти что тонна. В приемных сели и ОК Из органов (в запасе) тетки. Все с бородавками... «Рука» -- На пульсе... Мрачные сексотки За диссидентствующими Со страстью волчьей наблюдают. А остальных, таких, как мы, Случается и прикрывают: Ведь как никак, а мы – свои. Мы этим злоупотребляли. Все злые, точно яд змеи, Эпистолы тайком спускали С греха подале – в унитаз. Туда же удостоверенье С письмом отправил как то раз. Загадочное совпаденье: Мариничева в тот же день Свое в сортире утопила. Шеф Игнатенко был кремень, Но чуть кондрашка не хватила Его от хохота. Синхрон Смешным Виталию казался. Развлек и всю планерку он, Читая рапорты... Смеялся И весь редакционный люд. А Игнатенко ухмылялся: -- Спасали там кого-то? – Тут Он а яблочко попал. Спасался Так от навета человек. Что для спасавших не без риска, Поскольку в туалетах тех «Жучки», «глазки»... Порой до визга Доходит возмущенных дам, Что желают под контролем Свои делишки делать там... По-диссидентски не глаголем – Ведь у начальства рычаги: Пайки, квартиры, должностенки. С начальством спорить не моги – Терпите, стало быть, девчонки... Мой первый был в «КП» вояж – В Карелию на сбор коммуны. Сварганил лихо репортаж. Какие им задеты струны – Не ведаю. На сбор всегда Я убегал с журфака прежде, То «заболев», то – как когда, Доверясь на авось надежде, Что как-нибудь да проскочу, Не возбудив учебной части. В Петрозаводске быть хочу С народом коммунарской масти. А тут впервые не беглец, А репортеришка с бумажкой. И, даже, обнаглев, малец С обкомовской карельской бражкой Общался малость свысока И требовал себе машину. Здесь сто пудов наивняка – В нем, мудрость, отыщи причину Того, что взялся описать Все таинство ребячьих сборов. Великий Сима (исполать!), Один из пламенных моторов, Тот не пытался. Он всего Собрал ребячьи впечатленья – И вышла книга – ого-го! Евангелие поколенья. Ее из всех библиотек Подростки тырили упорно... А тут мальчишка (имярек) Репертовал в статье задорно... Тащила также ребятня Повсюду сборник «Алый парус»... А станут ли тащить меня? Поди, лишь наглостью прославлюсь, Безумством храбрых: перевел Священодействие – в словечки... Ну, пусть позлится комсомол – Я стану танцевать от печки... Нас держат в строгости верхи. Политбюро касалось дважды: -- «АП»? Неужто там враги? -- Нет, вроде, просто юной жажды Они к романтике полны... – -- Ну, если не враги, то ладно... – У босса – полные штаны Восторга. Нам – и то -- отрадно. Нас Соловейчик относил К особой ветви журнализма, Двух первых выше возносил. Не признававший ни марксизма Ни прочих «измов» он хранил Тору древнейшую в квартире. Усилья наши оценил Как остро ставившие в мире Вопросы сущности подстать С попытками найти ответы, Наиглавнейший отыскать Смысл, в коем вечноти заветы. Мы атеисты все, а все ж... Кто знает, в Библии, возможно, Не все, как полагают, ложь... Задумаешься и – тревожно... Мы осознали, что враги Всего, в чем этот смысл глубинный, Как раз кремлевские верхи: Опишет Соловейчик мирный Учебный опыт в Павлышах, Шаталова ли пропиарит – Начальство сразу на ушах: Так нагоняем отоварит Главреда бедного ЦК! Мариничева выдаст очерк: Устинов Юрпий, мол, -- звезда – Звонки – и Панкин точно в корчах, Руденко валерьянку пьет, А однокашниуа-подружка – В раздрае: стресс веревки вьет – Нй обещается психушка. Не зря, наверное, Талмуд Считает: только оный – раввин, Кого с охотою убьют Его же прихожане... Нравен Был Щекочихин. Я и он – По журнализму – антиподы. В разоблаченья вовлечен Всегда был Юрий в эти годы. Нельзя сказать, чтоб с Ольгой мы В дела такие не впрягались – За шаг до пули и тюрьмы Оказывались – не сдавались. Но все же наш удел иной. Судьба ведет своей дорогой. И наше дело – вечный бой, Но более опасной. Строгой Дорогой Юрий проходил. Он был разведчиком, спецназом От журналистики – судил И сам карал. Да будет назван Наиотважнейшим бойцом... В «АП» масштаб не тот для Юры. Он – с мафией к лицу – лицом, Вегда, мятежный, ищет бури. И этим он меня пугал... Мне вспомнился полковник Пестель, Что тоже меры предлагал Крутые... Он, невольник чести, Намеревался превратить Россию в поддлинный концлагерь: Евреев выгнать – и закрыть Границы, чтобы бедолаги, Взяв власть, передушили всех, Кто ранее при власти терся. Так мыслился ему успех. Уж то-то б ужас распростерся... В Египте вспыхул бунт рабов – И свергли зверя-фараона? И что – да здравствует любовь? Отнюдь. Всех прежних вне закона Вельмож с писцами объявив, Своих поставили совместно И с фараоном рабским... Миф? В истории, как всем известно, Так повторялось много раз... Да, мафия непобедима, Ведь «капо» затаился в нас – Любое называйте имя. Любой и рыцарь и поэт, Кого особо грязь и пошлость Коробят – дайте пистолет -- Тотчас использует возможность – Во благо разрушать, крушить, Народы загоняя в счастье Пинками – что им мельтешить, Народам?... Если бы при власти Внезапно оказался Грин, Уж он бы отомстил Каперне – Так клином выбивают клин – И Фрези Грант ему, наверно, Вовсю старалась бы помочь, Как Рифеншталь Хелена – Лени Фашистам, погружая в ночь Германию – несчастный гений... Наш «Алый парус» -- о другом, Чтоб в революцию плыть дальше, Высоким духом (не душком) Воспламеняя, чтобы даже Через столетия они, Мальчишки, «Алый парус» помня, Жалели, что в иные дни Живут... Нам -- Павел Коган – ровня, ИФЛИ-ец духа, комиссар. Он словно бы для нас нарочно Четыре строчки написал, В них чувство выразив дотошно: Есть в наших днях такая точность, Чтомальчики иных веков, Наверно, будут плакать ночью О времени большевиков... Он эти строки написал, Когда из комсомола изгнан. Тем революцию спасал. Он слышал, что истошным визгом Наполнен радиоэфир, Он видел весь кошмар тридцатых... Поэзией исправить мир Пытался, заглушая запах Кровавой тризны... Он, поэт Все понимая, видел дальше – И в наших душах – явный след Его любви и веры... Старше Мы нынче... Он же – навсегда – ИФЛИ-ец, коммунар, мальчишка. Пусть яркая его звезда Светила кратко, точно спичка, А все ж ее не погасить. Любимая не оценила, Потом жалела. Но простить Мать Павла не смогла. Судила Ее сурово. А судьба Сложилась так, что жили обе На Правды – странная волшба. Но мама Павла – в вечной скорби Не пожелала узнавать Ту, что была любимой Павла... Ну, им обеим—исполать... А рядышком жила, кропала Мариничева – тесен мир. За паренька подруга вышла Петрозаводского, с кем мы Соседствовали... Коромысло Мистическое вновь и вновь Неутомимо проявляло Ко мне престранную любовь. Тьма совпадений удивляла. В квартире Ольги, что была На линии меж мамой Павла И той, к кому душа звала Поэта «Парус» полноправно Частенько сходки проводил. В соседстве с «Домиком культуры», Откуда Чкалов уходил В последний путь... Ее натуры Феноменальные черты – В открытости гостеприимства. Душа небесной чистоты. В ней нет и следа лихоимства. В нее влюблялись мужики Из самой что ни есть элиты, Но не способные строки Черкнуть... Престранные кульбиты Проделывает с ней судьба: За них (о них) напишет книгу Мариничева и – гуд бай! – Линяют прочь, в кармане фигу Показывая бедной ей... И молодежь при ней лихая... Борис Исайко – с школьных дней – Вождь молодых – душа такая. В пятнадцать лет он – делегат Уже на съезде комсомола. Вел справедливости диктат В бой и велел исполнить соло «За мной!» В те дни, когда Китай Устроил на Даманском бучу, -- Друзья, чернильницы хватай! – Поднял Борис студентов тучу – И град чернильниц полетел На окна близкого посольства, А сам остался не у дел – Из МГУ спихнули. Свойства Народного вождя пришлись Занудной власти не по вкусу. Вернулся в Кишинев Борис – Не дали парню кончить бурсу. Закоренелый коммунар Там колобродил тоже бурно, Ввергая юношей в угар. В мозгах восторженный сумбур, но Душа Борискина чиста, Бесстрашна. Кредо – справедливость. За ним по следу неспроста Пошла гебуха. Лишь сонливость Властей и третьей стороны – Молдавской мафии Борису Позволили внутри страны С семьей укрыться за кулису. Мариничева помогла. Архангельские коммунары Укрыли – ведь у них была Подпольная деревня. Нары Борюсика не дождались. Да, целый город нелегальный Построили ребята близ Пановских Холмогор – реальный, Но с катакомбным этажом. Я к ним сбежал в командировку И видел тот подземный дом. Алеша Кудрин там сноровку В благоустройстве проявлял, А вся коммуна помогала... Я в Ленинграде побывал, Где комиссарствовала Галя. Ей, Старовойтовой, приезд Корреспондента «Комсомолки» Был важен: чтобы вести с мест, Как смальты пестрые осколки, Картину складывали всю О рыцарстве и коммунарстве... Я эту миссию несу – Пишу о коммунарском братстве, На что ЦК ЛКСМ С обкомами глядели косо. Приглядывали: то ли ем, Какие задаю вопросы. Командировки из «АП» Вождей обкомовских в тревогу Ввергали тотчас... На тропе, Куда б ни шел, со мною в ногу – Два-три обкомовских хвоста... Зато отели и питанье – По высшей норме... Неспроста? Само собою. То старанье Свидетельство, что на ребят, Что выбильсь в номенклатуру, Найдется мощный компромат – Едва ли стоит их натуру Воспринимать за идеал... Так утомительна опека. Но кто-то злоупотреблял. Звонят: -- Вы ждите человека С секретной миссией ЦК – Сам о себе. – Готовьте встречу: Плэнер, на вертеле быка... – Природу зная человечью, Уверен: будет лимузин Стоять у трапа самолета, Отельный люкс... Вообразим: Обкому явно неохота Вступать с московской прессой в спор, Кто «Комсомолку» уважает, Кто – ненавидит, но сыр-бор Опасливо не затевает. Бывало всякое не раз. Под Ставрополем было дело. Устроили пикник. -- Для вас – И девочка, такое тело!... На провокации не шел – Спасает коллективный опыт. На все способен комсомол... Я «не услышал» сальный шепот... Аналогичные дела Случались с Ленкой Воронцовой – На провокации не шла. Позднее – с Таней Корсаковой. Пытались девушек споить Для нокопленья компромата, Потом чернуху прилепить. Те отбивались не без мата... Я не привык себе комфорт Устраивать в командировке. Мне этот не по вкусу спорт. Предпочитал пройти по кромке, Не замечаемый никем: В воскресный приземлялся город, Напитывался споро всем, Чем город жил, умело голод Информативный утолял, Формальных избегал контактов. Командировку оформлял В библиотеках. Массу фактов Незаурядных добывал, Определялся в главной теме, Писал... Статейки наповал Сражали. Крепкий кол системе Нечеловечьей так вбивал В ее раскормленное брюхо, Наш, коммунарский, идеал Тем утверждал во славу духа... Мне чуть полегче, чем другим. Ведь коммунарское подполье Не миф. И мы на том стоим, Что каждый воин в этом поле, А вместе не осилят нас Ни органы ни бюрократы. В «АП» есть карта. В ней как раз Отмечены места, где свято Коммуна бьется за свою Мечту о жизни Человечьей. И коммунарскую семью Надеясь видеть в мире вечной. Иван Зюзюкин продолжал Флажки на карте выставляя, Поддерживать в стране накал. В стране от края и до края -- Коммунские аванпосты. Флажок: киргизская коммуна Пять тысяч собрала – густы – Ряды -- восторженно и юно Рапортовали к нам в «АП». Флажок Зюзюкина на карте Отметил: прибыло в толпе Коммунской... А уже на старте «Орленка» новый контингент... И вновь крепит флажок Зюзюкин: -- Не съездишь ли в Ижевск, студент? Туда-сюда смогешь за сутки: Поддержки ждут в Якщур-Бодье, Глухой деревне, коммунары Пять лет... Вперед, держись бодрей... – Как ни пытались янычары Цековские сгубить, забить Коммуны чистый дух в «Орленке», Всю юность чохом оглупить, Поставить крепкие заслонки. Не получилось. Вопреки Всем ухищрениям гэбэшным, Коммуны крепкие ростки Не отступали пред кромешным Идейным мраком. И «АП» -- Всем контингентом коммунарским Был признан в качестве КП – Командным пунктом комиссарским. Ушли «орлятские» полки В народ. В народе растворятся. Пускай гонения тяжки – Приходится гримироваться: В «КП» стоял мемориал В честь павших – правильный, уместный. Творенье скульптор подписал: Прославившийся Неизвестный. Его поперли за кордон. А подпись скрыли за букетом. А гостю, если восхищен Твореньем эпохальным этим, То, отвечая на вопрос, Кто он, такой шедевр создавший? Секретили в ответе вброс: Мол, неизвестный нам, пропавший Художник... -- Ясно! -- Полстраны Исколесил в командировках. Хоть вроде не было войны, А рисковал. Шагнешь неловко – И можешь потерять штаны, А с ними – голову впридачу. Хоть вроде не было войны, Но что-то как боец я значу. Травил меня Азербайджан, Башкирия меня взрывала, Ловили в нравственный капкан – Различных гадостей хватало. Когда «Почетный легион» Плисецкой был вручен в Париже, Сказали: -- Вообще-то он – Военная награда... Вы же... -- И я всю жизнь как на войне, -- Она ответила резонно. Такой ответ подходит мне. И я воюю озаренно -- Перо, известно – род штыка. Я снимки коммунарских сборов И несмышленого сынка Средь факультетских коридоров Показывал – предполагал: Порадуются и похвалят, Но в озлобление ввергал И зависть. Кислым взглядом жалят. С Денисом я практиковал В стране из первых – беби-йогу. И в поле зрения попал Кино и прессы. Понемногу Богатство творческих идей По педагогике на сыне, Беря у знающих людей, С которыми дружу поныне, Испытывал. Семью журнал Солидный, творческий «Наука И жизнь» однажды поснимал, Прославил. Быть объектом – мука. Потом киношников привел Калифорнийских к нам Чарковский. Тут был изысканный прикол: Он знал. что Лена -- клан цековский Скомпрометирует, коль связь С американцами проявит. И киногруппа назвалась Эстонской, таллинской... Прославит Мариничева сей сюжет... Напротив папиной общаги, Там, на Стромынке, много лет Наль Злобин с Зоей жили – маги Культурологии. Его Мы вовлекали в коммунарство. Он вглядывался. Но всего Не понял. Чванство, лень и барство Ему не свойственны. Со мной Он побывал на наших сборах... Развел руками: -- Пульс живой, И градус в поисках и спорах – Высокий. Творчества накал – Религиозно-экстатичный. Но, я классический искал Предмет науки... Эклектичный, Он в руки не давался мне... – Была у коммунаров «АРФО» -- Самодостаточны вполне, Не надобен пиар от «ARF»’a*. *Фонд рекламных исследований -- Advertising Research Foundation (Амер.) «А» -- «Академия» – видал? «Р» - «Развитых», «ФО» -- «Форм общенья». Гармаев Толик изучал, Что здесь и как – и суть и мненья. Он был-новатор-педагог И то ли Буддой просветленный, То ль озаренный раджа-йог – Привязывал к коммуне оный Эзотерический контент. А я считался комиссаром, А был – журфаковский студент. Рок вверг в рисковый сложный слалом... Послесловие к книге пятнадцатой... Прошел семестр... И кто – домой, Кто погрузился вглубь диплома. Теперь, на финишной прямой, Уже нас покидает дрема. Но надобно и отдохнуть И подпитать любовью близких, На малышей своих взглянуть... Свои «ученые записки» К финалу надобно скорей Вести, а дел-то выше крыши. Уже защита у дверей... Глядите, чтоб не сгрызли мыши Накопленный материал... Рвет надвое противоречье: Дипломный шторм, девятый вал – И наше сердце человечье. Оно томительно зовет В родные города и села, Где кто-то нас с любовью ждет... Ты отпусти нас, все же, школа, Не педалируй, дескать, долг Велит отдаться лишь диплому. Утешим сердце – будет толк Верней с дипломом... Аксиому Доказывать резона нет... Родные, дайте нам подпитку, Подсказку, искренний совет, Откройте к мудрости калитку – Не знаем сами, где найдем Развязки для узлов дипломных... Мы по тематике бредем Наощупь – закоулков темных, Сокрытых тайной в них полно... Необходимо исхитриться В те закоулки, где темно, Аналитически пробиться, Послав туда научный свет, Чтоб стало всем вокруг понятно, Что в теме есть, чего в ней нет. Уже нам от нее попятно Не удалиться нипочем... Любовь и искренность к тем тайнам Да будут золотым ключом – И озареньем не случайным. Всю профессуру удивим... Конечно, мы вполне достойно Диплом в итоге сотворим... Да, все путем, журфак, спокойно!... Содержание Предисловие к книге пятнадцатой. Поэма первая. Я, Семен... Поэма вторая. Я, Семен... Поэма третья. Тома Поэма четвертия. Лидия Георгиевна Петрова Поэма пятая. Валерий Хилтунен Послесловие к книге пятнадцатой | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
