Куземко Владимир Валерьянович.

Я И Ц Р У .

Из цикла «Рэтро».

 

- Надоело! - однажды утром решительно заявила жена.. - Кругом нищета и бесконечные очереди, все озлоблённы, похоже - вот-вот начнётся гражданская война… Короче, мой ультиматум: или к следующему вторнику мы срочно разбогатеем и уедем за границу, или в среду - переезжаю к маме!

 

- Постой, каким же это образом мы можем разбогатеть и уехать за границу, да ещё к следующему вторнику?! - испугался я.

 

Жена топнула ножкой:

- Ничего не хочу знать!.. Но больше терпеть не намерена… В конце концов - угони самолёт, потребуй выкуп и беспрепятственный выезд на Запад!.. Ты же мужчина… Помнишь. Как перед свадьбой обещал мне обеспеченную жизнь?.. Вот и исполняй!.. А иначе - развод!..

 

…Воля любимой - закон. Стал думать, где нынче можно достать большие денежки для шикарной жизни за бугром. Вариантов масса: ограбить банк… найти в кустах «кейс» с инвалютой… печатать ассигнации прямо на дому… завербоваться во вражеские шпионы… пойти в альфонсы к состоятельной банкирше… Но каждый из этих вариантов имел уязвимые места, и при более углублённом анализе с сожалением отбрасывался. Наконец остался только один, последний, наименее фантастический - насчёт вербовки в шпионы…

 

А действительно, почему бы не завербоваться в ЦРУ?.. Загоню по божеской цене парочку-другую наших государственных тайн, они на радостях отвалят мне «зелененьких», а потом переправят бесплатно на Запад, где мы с женою и заживём на полученное…

 

…Остался пустяк: как-то выйти на контакт с ЦРУ. Спасибо корешу – он в областном КГБ полотёром работал, всё про всех досконально знал, - не человек, а кладезь информации! Поставил ему бутыль самогонки, он и выдал адресок главнейшего американского резидента в городе - Садовый переулок, дом 14, звонить три раза, спросить Илью…

 

И вот, сунув в портфель бутылку раздобытого по огромному блату армянского коньяка, я махнул туда.

 

По пути заскочил в аэропорт, разведать обстановку. Она оказалась сложной. Народу - густые толпы, и каждый второй, если судить по разговорам, намеревался угнать самолёт куда-нибудь подальше от ужасов перестройки, спасаясь от стриптиза наших голых прилавков. Потолкавшись среди замученных жизненными передрягами соотечественников, наслушавшись всякого про жуткую действительность, и записавшись в очередь угонщиков 146-м, я уж только потом отправился на явку.

 

В Садовом переулке около нужного мне симпатичного особняка маячила чёрная, как мои изменнические замыслы, «Волга». Тревожно ёкнуло сердце: не за моим ли будущим благодетелем пожаловали компетентные товарищи?.. Но это оказалась персональная легковушка председателя горисполкома. Хозяин дома, розовощёкий толстячок в футболке и шортах, энергично выпроваживал нашего мэра за порог, а тот, упрямо цепляясь руками и ногами за дверную притолоку, никак не выпроваживался.

 

- Мистер, прошу вас!.. Пожалуйста!.. Ну чего вам стоит! - канючил он. – Всего лишь подпишите ходатайство перед мэрией Чикаго, чтобы они согласились взять над нами шефство, как над городом-побратимом, и для начала выделили нам кредит в 10 миллионов долларов – для реконструкции коммунальных служб… А то - сиры мы, босы, и надежд на будущее никаких!..

 

- Оставьте меня в покое с вашими коммунальными службами! - вежливо улыбаясь, бил кулаком по цепляющимся за дверь рукам розовощёкий. - Коль уж довели родной город до ручки, то почему же вам должен помогать наш Чикаго?!.

 

- Не мы довели, а командно-административная Система! - жалобно возопил председатель горисполкома.

 

- Это объясняйте не мне, а своим избирателям! - сухо отрезал толстячок, наконец-то оторвал чужие конечности от своей недвижимости, и с треском захлопнул дверь.

 

- Чтоб тебя приподняло и бросило, империалист проклятый! - глотая бессильные слёзы, ругнулся председатель горисполкома. – Ничего, и на ваш трижды проклятый капитализм тоже когда-нибудь найдётся своя перестройка!

Ещё настоитесь в очередях за сахаром, маслом и вермишелью!..

 

С этими словами он плюхнулся в «Волгу», яростно хлопнув дверью, и укатил навстречу бесчисленным проблемам.

 

Выждав для приличия несколько минут, я подошёл к двери и позвонил три раза. Дверь почти сразу распахнулась. Уже знакомый розовощёкий кабанчик смерил меня негостеприимным взглядом.

- Тебе чего, сэр?..

 

Вместо ответа я распахнул свой портфель и показал армянский коньяк. Как я и предполагал, от дармовой качественной выпивки не смог отказаться даже и вражеский резидент - без лишних слов он распахнул дверь пошире, и я вошёл.

 

Так мы и познакомились.

 

После того, как мы выпили по первой и закусили, я незаметно огляделся. Теле- и радио-аппаратура, мебель, обои, люстра, посуда на столе и закуска в посуде - всё было ненашенского производства, и такое первоклассное!.. Ничего не скажешь, хорошо снабжала своих трудящихся забугорная разведка…

 

- Уютно у тебя, Илья! - льстиво восхитился я.

 

Он довольно осклабился:

- Ага!.. Кстати, можешь звать меня по-домашнему - Уильямом!

 

Занюхав выпитое маринованным где-то во Франции огурчиком, он пожаловался:

- Эх, паря, знал бы только, в каких печёнках сидят у меня все вашенские, набивающиеся ко мне в агенты!.. Как иссякло у вас эрзац-изобилие в магазинах, так люди как с ума посходили - косяками валят вербоваться!.. И каждому подай минимум 10 тысяч долларов ежемесячно, да чтоб потом не позднее следующего квартала за счёт нашего правительства быть переброшенным в Америку… А ведь штаты агентов, между прочим, не резиновые, ещё и скупердяи из конгресса так и норовят каждый год урезать бюджет на 5-10 миллиардов… Откуда же взять деньжат на содержание такой прорвы агентов?!.

 

Я стыдливо зарумянился:

- Кстати, Илья, то есть Уильям… Я тоже пришёл к тебе… того… Вербоваться!

 

- Как, и ты?! - от неожиданности он уронил рюмку, и она разбилась со звоном.

 

Я виновато развёл руками. Покосившись на коньяк, он маленько смягчился, сказал проникновенно:

- Слушай, друг… У тебя - честное лицо!.. Так не стыдно ли тебе за 30 иудиных сребреников изменять Отечеству?!.

 

- Стыдно! - расстроившись, всхлипнул я. Выдохнул с болью: - Но жить нищим - стыднее!.. А насчёт лица не сомневайся, внешность - обманчива. И насчёт 30 сребреников - ты шутишь, да?.. При нынешней дороговизне это же не деньги… Но за скромную, чисто символическую плату в, скажем, девять… или хотя бы восемь тысяч долларов в месяц я, так и быть. соглашусь раскрыть кое-какие из важных государственных секретов…

 

- Какие, например? - кисло полюбопытствовал он, достав другую рюмку, и разливая по второй.

 

- Н-ну… Мне случайно известно, какую продукцию производит Энский оборонный завод… Сколько танков числится в местном гарнизоне… И какие важные открытия планируют совершить сотрудники нескольких размещённых в нашем городе и работающих на оборону НИИ… - деловито перечислил я.

 

Уильям, хмыкнув, начал загибать пальцы:

- Стало быть, так…Первое - упомянутый тобою завод из всего военного ныне производит только домашние тапочки, унитазы и презервативы для высшего комсостава… Директор завода вчера был у меня, в ногах валялся, умоляя принять в секретные сотрудники, при условии, что помогу ему выбить для родного предприятия дефицитное японское оборудование!.. Но я отказался: директоров вокруг много. а я - один!.. Второе: танков в вашем гарнизоне числится 38, но на самом деле их только 17, потому что остальные начальник гарнизона преступно раскурочил на запчасти и задешево продал в сельские МТС… И третье: могу заверить, что помимо открытий бутылок с пивом ни на какие другие открытия учёные из ваших НИИ давно уж не способны, а планировать можно что угодно, хоть завтрашний полёт на Марс!..

 

Мы выпили по второй. Он заел немецким сушённым грибком, я - бельгийской ветчиной из банки с яркой этикеткой.

 

Потом я зашёл с другого бока:

- Тогда пойду в идеологические диверсанты!.. За семь… шесть… даже за пять тысяч долларов ежемесячно готов активно порочить социализм, марксизм-ленинизм и всё коммунистическое, обливать грязью исторические завоевания Великого Октября, превозносить всё западно - капиталистическое, всячески воспевать прелести пресловутой буржуазной демократии…

 

Тут я замолк, а Уильям, снова уронив и разбив рюмку, уставился на меня с таким видом, словно я признался в многолетнем дебилизме. Наконец, грустно вздохнув, он произнёс:

- Ну ты даёшь… Сообрази сам: зачем оплёвывать то, что и так уж давно захлебнулось в слюне?!.

 

- Разве? - в свою очередь неприятно подивился я. - А вот «Правда» буквально вчера писала, что позиции коммунизма в нашей стране по-прежнему очень сильны… Ну а как насчёт актов саботажа, диверсий и террора?.. Слушай, за какую-то вонючую тысячу - две ежемесячно я согласен взрывать фабрики и заводы, поджигать кинотеатры и больницы, рушить мосты и телевышки, стрелять из-за угла в спины правящих функционеров…

 

- А вдруг случайно попадёшь?! - не на шутку встревожился собутыльник. - Отвечай тогда за тебя перед судом международной общественности… И с разрушением экономики - тоже… Ну какой резон?!. Кредиты на её восстановление у кого твоё правительство запросит?.. У нас же!.. Выкачают под это дело из нас миллиарды, а вернут или нет - бабушка надвое сказала!

 

Крякнув от разочарования, я с рюмкой потянулся к бутылке - запить свою удручённость. Но Уильям, выхватив бутылку из-под моего носа, прямо из горла осушил её в три приёма. Проводив коньяк в последний путь скорбным взглядом, и судорожно сглотнув слюну, я заковырял вилкой в чём-то итальянском, пахучем и вкусном. Любой другой счёл бы себя поверженным в дискуссии, но у меня в запасе был один неотразимый аргумент…

 

- Тогда вот что, господин хороший… - сурово произнёс я. - Ставлю вопрос ребром: либо ты меня вербуешь и берёшь на полное довольствие, либо прямо отсюда иду в КГБ с сообщением о твоей враждебной деятельности, и гнить тебе до скончания века в одном из сибирских лагерей!..

 

- Шантаж – дело правое! - миролюбиво похвалил мою напористость цеэрушник. - Но почитай-ка это…

 

И он, пошуршав в мусорном ведре, вытащил оттуда и вручил мне мятую бумаженцию, оказавшуюся коллективным заявлением сотрудников нашего областного управления КГБ Директору ЦРУ. Затаив дыхание, я прочёл: «…просим принять нас в число верных помощников Вашей замечательной организации. Хотим быть в передовых рядах строителей капитализма в нашей стране…» Красовалась на бумажке и резолюция Директора: «Отказать ввиду переполненности штатов агентуры…» М-да!..

 

- Если коньяка больше нет, то предлагаю на этом закончить! - начал приподниматься со стула Уильям.

 

Тут нервы мои не выдержали, и я рухнул перед ним на колени.

 

- Товарищ американский резидент, дорогой!.. Христом – Богом прошу: возьми к себе в шпионы!.. Не оставляй в беде!.. Не дай бесславно сгинуть в перестроечной пучине!.. Я ж тебе потом всю жизнь преданно служить буду!.. Свечки в церкви поставлю, во твоё здравие!.. И внукам-правнукам накажу, чтобы всю жизнь помнили и чтили… Отец родной, спаси и помилуй!

 

От моего жалобного стона даже у матёрого наёмника мирового капитала на секунду дрогнуло сердце. Шмыгнув носом, и похлопав меня пухлой ладошкой по щеке, он после некоторых колебаний произнёс:

- Ладно… Если тебе так уж охота, то дам одноразовое задание… Если ты на него согласишься, разумеется!..

 

- Сделаю всё, что велишь! - пылко пообещал я.

 

- Тогда слушай… Завтра утром побрейся, надень костюмчик поприличнее, выйди на площадь перед горисполкомом, облей себя бензином из канистры, и подожги… Твоя задача: сгореть заживо, оставив после себя записку следующего содержания: «Сделал это в знак протеста против недостаточно быстрого перехода к рыночной экономике в СССР!» Ну а я, так и быть, уплачу твоим наследникам 10… нет, даже 15 долларов!

 

- Что?! – взревел я, вскакивая с колен. - Так вот в какой мизер, оказывается, ты оцениваешь жизнь советского гражданина!

 

- А ты оцениваешь себя дороже?.. – сощурился он. И, поняв, что нам не договориться, разочарованно развёл руками, а затем начал подталкивать меня к выходу. Пихал локтем, и при этом хитро ворковал мне на ухо: - Да не печалься… Вот увидишь, всё у вас скоро наладится, поверь!.. Экономические реформы вот-вот дадут обильные плоды, и прилавки ваших магазинов начнут ломиться от товаров! Через пять… максимум через десять лет жить здесь будет столь же приятно, как ныне - во всём цивилизованном мире!.. Да-да, я свято верю в могучий потенциал вашей великой Перестройки!..

 

- При таких вождях-неудачниках - и хорошая жизнь лишь через пару пятилеток?! - недоверчиво переспросил я. - Через тысячу лет - ещё куда ни шло, да и то…

 

А про себя подумал: «Да обеспечивайся я так же прекрасно, как ты или наши руководители - и тоже верил бы в светлое будущее!..»

 

Уильям лицемерно посочувствовал:

- Прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь… Но что же делать, если даже богатая Америка не в состоянии прокормить всех, кто хочет шиковать за её счёт!.. Да и не думай, кстати, что наша житуха столь уж замечательна… Знаешь, как много у нас всяких социальных язв и пороков?!. А эта ужасающая любого думающего человека всеобщая бездуховность?!. Знал бы, каким потрясающе одиноким в нашем обществе порою себя ощущаешь… И так страдаешь!..»

 

«Угу… То-то ты такой розовощёкий - от страданий!» - угрюмо догадался я.

 

А он воскликнул, переталкивая меня через порог:

- Я твердо рассчитываю на ваш великий народ!.. Соберитесь с духом, утройте усилия, сплотите ряды – и непременно выведете страну из сегодняшних трудностей!.. И когда она вновь займёт подобающее ей место среди прочих главных держав мира - тогда и заходи ко мне в любой день, я тебя с удовольствием завербую!..

 

С этими оптимистическими словами он так сильно пихнул меня коленкой под зад, что я кубарем скатился со ступенек. Дверь тут же захлопнулась за моей спиной.. Звонить, стучать и молить было бесполезно…

 

- Ничего, отольются тебе когда-нибудь наши слёзы… Контра проклятая!.. - скрипнул я зубами, и, несолоно хлебавши, отправился домой.

 

На обратном пути наведался в аэропорт. Толкотни там стало ещё больше. Вдобавок мне сообщили, что в очереди угонщиков я теперь числюсь 2 167-м…

 

- Как?! - ахнул я. - Но два часа назад я же был только 146-м!..

 

Однако какие-то крепкие парнишки в джинсовых костюмах, оттеснив меня крутыми плечами в дальний угол, популярно и пока ещё вежливо объяснили, что возникать не надо, - если, разумеется, я не хочу, чтоб через полчаса меня вынесли отсюда в трёх носилках…

 

«И тут всё схвачено… И тут - мафия!» - обреченно понял я.

 

Не хотелось утруждать джинсовых мальчиков поисками большого количества носилок, и я безропотно удалился.

 

Возвращаясь домой в переполненном троллейбусе, напряженно думал, что скажу жене, и где же теперь искать деньги для обеспеченной жизни за рубежом.

 

Ограблю банк?.. Найду в кустах мешок инвалюты?.. Двину в альфонсы к зажиточной кооператорше?..

 

…Впереди была полнейшая неизвестность!..

 

1991 г.