Сегодня я проснулась с каким-то несуразным чувством. Как - будто захотелось умыться из лужи, пролететь "над домом и над дымом", как говориться, и непременно вляпаться в какую-нибудь пакость. Что я и сделала...

Я проспала. С утра предстояла поездка в поликлинику, на работе давно наседали с необходимостью медосмотра. Долго в сердце буду лелеять приятную беседу в переполненном автобусе с мужчиной, которому мне суждено было наступить на ногу. В регистратуре получила порцию разъедающей желчи от "очередных" тетенек и не выспавшейся регистраторши. Окрыленная этим началом, влетела в кабинет окулиста с несгибаемым намерением через минуту вылететь. Мне и минуты не дали. Медсестра послала, видимо, в нужном направлении, но я плохо его запомнила. Невропатолог приказал долго жить...мне. Эта фраза двусмысленным победно-парализующим вымпелом маячила у меня перед носом, когда я пыталась пробиться к отоларингологу. Шипящая очередь вращая красными слезящимися глазами, забаррикадировала двери в кабинет непрошибаемой стеной кашля. "Отоларинголог, кто ж тебя, бедного, так назвал? Наверное благодарные больные. Пока, будь здоров, не кашляй", - посылала я ему мысленные прощальные импульсы, выбегая на улицу. Все, дань медицине была честно отдана. Если не считать того, что с детства мечтала стать врачом, как все пронырливые пигалицы семилетнего возраста, а стала, на радость отцу, инженером-металлургом.

Вдыхая аромат убегающего от меня автобуса, я успокаивала себя единственной светлой мыслью - до обеда я свободна как птица над океаном. Хочешь - в небо, хочешь - в воду. Бреду вдоль дороги, любуюсь красотой серо-бурых луж с разводами бензина и раздавленным мусором, получаю «необходимую» порцию липкой грязи от машин. Одним словом, наслаждаюсь жизнью. Мимолетно подумалось, где-то здесь рядом живет Вовка, мой бывший однокурсник. И сразу просыпается в памяти его незабываемый вечно пьяный голос: "Никуся, навещай меня в любое время дня и ночи! Мой хауз всегда открыт для тебя!" Сейчас его хауз был сродни моему душевному хаосу. И я посчитала это знаком свыше. Не разбирая дороги, прямиком через канавы и весеннюю распутицу направилась на зов судьбы. Судьба звала напрасно - двери никто не открывал, как я ни тарабанила руками и ногами. Только приобрела себе трех пожизненных врагов в лице Вовкиных соседей. Отбив напрочь кулаки, я вышла во двор и в сердцах бросила первый попавшийся камень в окно второго этажа. Бросила просто наугад, не целясь. Но от души. Стекло разлетелось, издавая пугающий набатный перезвон. И сейчас же в образовавшуюся страшную дыру высунулась лохматая Вовкина голова.

- Какая сволочь!... Никуся! Что ж ты в дверь не стучишь, хулиганка. Заползай...

- Иди ты, Вовка, знаешь куда!

- Куда?, - искренне поинтересовался он. Несколько секунд подумав, все же скривил подобие улыбки и махнул мне, заползай мол.

Я решительно зашагала к двери с намерением убить беспробудного пьяницу. Дверь уже была нараспашку открыта, и Вовка стоял на пороге с металлическим подносом густо уставленным пивными бутылками. Причем половина из них были уже пустыми, или полупустыми. А гостеприимный хозяин кланялся мне в пояс, рискуя уронить остатки своей утренней трапезы.

- Вовка, это ты сволочь, а не я!....Прости за окно, конечно... Я стучалась к тебе, чего не открывал?, - я с опаской проходила в комнату, поддерживая край подноса, осматриваясь и негодуя на себя за этот внеплановый визит.

- Я не сволочь, однозначно. Я мухи не обидел. Вчера даже ноги помыл...вроде бы, - вытягивая шею, попытался он через поднос осмотреть свои нетвердые ноги.

В единственной комнате его "хауза" вечно кто-то обитал. Вот и сейчас копошился на полу длинноволосый помятый парень, натягивал носки.

- Серый, на работу опаздываешь. Бегом!, - приказал ему Вовка.

- Привет, - рассеянно бросила я.

Парень помахал мне рукой, как правительство с трибуны мавзолея. Похоже говорить он еще не мог. Собрался он быстро и свалил. Вовка любовно устанавливал поднос на стол, тасуя бутылки, просматривая их на свет, вздыхая и улыбаясь мне дурацкой бессмысленной улыбкой.

- Я на минутку. Шла мимо.

- Очень хорошо. Пиво будешь?

- Неееет, - тут меня осенило, что мне здесь не место, пора убираться, - я пошла, мне уже пора на работу.

- Для чего-то приходила ведь?, - Вовка недоуменно разводил руками, - я и Серого выставил, хотя ему и так надо давно пинка было дать.

- Ты постоянно пьешь?

- Ой, не трогай больное...

- Что, правда что ли?...Кошмар. Когда были студентами, эти попойки казались безобидными приключениями.

- Никуся, ты всегда меня понимала. Пойми и сейчас... Мне 32, жены нет, работы нет...

- Как нет?

- Не перебивай...Нет и все, ушел я...ушли меня, короче...

- Выгнали?

- Сам выгнался. Не путай меня.

- Вовик, на что живешь?

- Живу. Эээ, какая разница..., - Вовка уселся на диван, потирая ладонью грудь под расстегнутой рубашкой. Видимо, жест означал - нутро горит, а ты отвлекаешь.

Тут я тоже плюхнулась рядом с ним и часто захлюпала неожиданными соплями. Навалилось все сразу: и утренний неудачный поход в поликлинику, и злость на свою, хоть и имеющуюся, но опостылевшую работу, и личную неустроенность ( недавно разбежалась с очередным альфонсом), и вечную непроглядную невезуху, в конце концов.

Вовка чесался и бормотал про какой-то холодный ветер в комнате. Тщетно пытался поднять ноги на диван, они явно не слушались хозяина. А я уже вовсю лила слезы в носовой платок, размазывала подведенные глаза, тоже вслух изливала проклятия всем и вся. Вдруг чую боком подозрительно напряженную тишину. Глянула на Вовку...- спит, зараза. Голова свисает на не дочесанную грудь, одной ноге все-таки удалось поджаться под хозяйский зад, и руки даже сложены как-то пристойно, лодочкой на коленях. И сопит тихонько, как младенец.

- Ну не сволочь, а?, - вслух выдавила я. Но больше обижаться на него не могла. Меня вдруг начало распирать от неудержимого приступа смеха. Сначала похихикивая, я спрятала платок в карман пальто. Потом пришлось срочно лезть за ним опять, так как долгая и бурная ржачка довела меня до нескончаемого слезопотока. Я валялась на Вовкином диване, истерично хохоча и сморкаясь, а этот изверг спал рядом сидя как китайский будда, и никак не реагировал.

Когда, наконец, заряд, или разряд внезапной радости у меня иссяк, я еще несколько минут молча смотрела на застывшего в нирване Вовку. Потом сорвалась и мигом выскочила вон на улицу. Быстро шагая по тротуару, стирая остатки эмоций с лица, пыталась вспомнить, ради чего это я зашла к этому пропащему типу, и куда я сейчас должна направиться.

Мыслей никаких не было. Тогда я остановилась. В спину мне сейчас же воткнулась носом женщина, идущая за мной. Бросила мне многообещающее:"Прости меня, Господи", обошла меня осторожно и спросила:" Чего?". А пожала плечами на всякий случай. А про себя подумалось:"А тебе чего?"... Постояла немного, подышала весенним воздухом. Да, ветер, действительно, был сегодня холодноватый, Вовка не зря беспокоился..."Вовка!" - всплыло в памяти. Машинально хихикнув, прикрыла рот ладошкой. Я ведь разбила у него окно. Замерзнет, пьянь несчастная. А так ему и надо.

Когда я, подбегая к Вовкиному подъезду, машинально вскинула глаза на окно, то от неожиданности чуть не упала. В разбитом проеме сидела большая ворона и смотрела на меня. Мне даже на секунду показалось, что это Вовка так здорово изменился. Ворона каркнула и влетела в окно, а я с диким криком бросилась в подъезд. Опять повылазили три милых мордашки из соседних дверей. И я, не взирая на сообщения о скором приезде стражей порядка, колотила руками и ногами, помогая голосом, попутно объясняя любознательным мордашкам, зачем мне все это надо. Вскоре нас уже четверо колотили и орали. Теперь настала очередь соседей снизу. Сколько это продолжалось, трудно сказать. Мне стало казаться, что на ушах уже стоит весь дом.

Но вдруг все кончилось. Как-то тихо открылась дверь, и во внезапно упавшей тишине Вовкин странно тонкий голосок пропел:"Мама приехала". А сам обладатель ангельского голоска, как ни в чем не бывало, развернулся и, войдя в комнату, повалился на диван досыпать. Соседи расползлись, ругаясь и грозясь расправой. Я вошла в комнату. Сразу же обследовала шкаф. Заглянула под диван. Вороны нигде не было. Хотя на столе между бутылками одиноко чернело маленькое перышко. Ага, вот оно. Или она. Да и она ли это? Может, просто мусор с улицы занесло ветром. Я машинально сунула перышко в карман пальто. Подошла к дивану и, от негодования раздувая щеки, что было силы, шарахнула Вовку в бок. Он тут же скатился на пол и глухо стукнулся лбом. "Серый, бутылкой бить запрещаю!", - рявкнул он и сел, потирая ушиб.

- Никуся, ты пиво будешь?, - как ни в чем не бывало, выпалил он, открыв глаза.

- Молчи! Ты мне уже надоел.

- Ты знаешь, что-то у меня сегодня сердце прихватило. Так защемило - защемило... Думал, помру.

- Когда это, интересно, у тебя успело сердце прихватить?

- Да сейчас вот. На тебя посмотрел. Ты такая красивая стоишь, улыбаешься, прямо светишься. И у меня сразу сердце все защемило – защемило. Помирать собрался...

Я задохнулась от возмущения. И намека улыбки не было на моем лице. А светились, наверное, искры гнева в глазах. Помирать он собрался! Сначала меня чуть до инфаркта ни довел, теперь сам окочуривается.

- Где ворона?

- Кто?

- Вовка, очнись! Посмотри на себя. Тебе никто не говорил, что ты на ворону похож?

- Говорили. А что, тебе завидно?

- Ой, мамочки... Все, я пошла.

- Никуся, тебе же помощь нужна. Я все помню, - он неуклюже копошился на полу, пробуя встать.

- Это тебе помощь нужна, - я помогла ему подняться, усадила на диван, - слушай, может чайку тебе вскипятить?...За стекло не беспокойся, сейчас человечка пришлю, быстро все наладит.

- Какое стекло?

- Ну, я ж тебе окно выбила, дурень пьяный.

- Спасибо тебе, Никуся.

- За то, что выбила?

- За все спасибо. Заботишься, прямо за сердце берет.

- Да что ж тебя все за сердце сегодня берет! Так что, Вовик, чай будешь?

- Чай, это дремучий пережиток прошлого. Но от тебя приму даже яду.

- Ну и прекрасно.

Я долго искала на кухне чайник, в итоге пришлось кипятить воду в кастрюльке. Когда вернулась в комнату, Вовка встретил меня жалобным слезным всхлипыванием и громким бульканьем из пивной бутылки.

- Я ничтожество, я знаю. Вчера хотел ноги помыть пивом, Серый чуть не убил. А мне это бросить - раз плюнуть. Мне это надо? Не надо! Вот, на, забери...Погоди, глоток остался, - он торопливо добулькал последний глоток пива.

Я взглянула на часы, время подходило к обеду. Через час нужно было быть на работе. В желудке призывно бурчало. Я даже пристальнее обычного задержала свой взгляд на бутылке пива.

- Вовка, у тебя съестные припасы имеются?

- Кушать хочешь? Я тебе готов себя по кускам скормить. Но только бескровно, платонически, так сказать.

- Не надо мне таких жертв. Я отравлюсь тобой.

Я вернулась на кухню, возобновила поиски. В холодильнике скромно жалась в углу банка варенья. Мы молча сидели с притихшим Вовкой за маленьким кухонным столом, тянули обжигающий чай из, наконец-то помытых мной чашек, ели смородиновое варенье. Видимо, мамин гостинец с ее прошлого приезда. Мне жутко надоело частое шмыганье носом, и я подала Вовке свой носовой платок. Он его тут же испортил.

- Хороший ты мужик. Но срочно меняй свою жизнь. Серого гони подальше. Не пей, пропадешь, не заметишь как. Чего у тебя с работой-то?

- Думаешь, у меня уже и мозги не работают? Я все понимаю...Навалилось просто. Ты же меня знаешь, Никуська, я сильный, я горы сверну, только захотеть!

-Я тебя знаю...Вот что, мне бежать надо на работу...Телефона у тебя нет...Как же быть?...Ладно, я пошлю к тебе стекольщика, жди. И наведи порядок в своем хаузе, точнее, в своем хаосе, - я похлопала Вовку по плечу. Выходя, я опять взглянула в злосчастную оконную дыру. Там маячила лохматая голова и жалко улыбалась.

Первым делом, добравшись да заводоуправления, я позвонила хорошему знакомому отца, договорилась о замене стекла. Дядя Саша ехидно хихикал, напоминая мне, что еще двух дней не пошло, как я умоляла его склеить вазу, расколоченную мной у знакомых на вечеринке. Я, опять таки, умоляя, пообещала щедро расплатиться за все сразу с предстоящей получки. Он обозвал меня дремучей дурой и бросил трубку. Только после этого смогла облегченно вздохнуть. Почувствовала вдруг ужасную усталость. Ругать за это можно было только себя, кто ж придумал дернуть в гости утром без приглашения. Честно пробуя вникнуть в текущую работу, я проковырялась без толку полчаса и решительно бросила эту попытку. Я пошла в буфет. Усердно жевала котлету, планировала следующий визит в поликлинику. Подруга Лариска подбежала и плюхнулась рядом.

- Нин, представляешь, мне завтра утром чертеж главному нести на сверку, а тут Лешка позвонил, уезжает. Мне бы убежать сейчас потихоньку. Прикроешь, Ниночка?

Я машинально кивнула, усердно жуя.

- А чертежик посмотришь? Там совсем немножко. Ведь растерзает главный, если не сделаю.

Я опять кивнула, но уже с тяжким вздохом. Лариска вскочила, на ходу бросила: «Чмокаю тебя в лобик». В лобик, как покойника. И вдруг, перед глазами всплыла несчастная Вовкина физиономия. У меня кусок застрял в горле. Бедный голодный Вовка сидит в холодной комнате и наматывает сопли на кулак. А я тут...хорошааа...Пришла к человеку, выбила ему окно, съела его последнее варенье и свалила заедать котлетой.

Через пять минут я уже бежала к автобусной остановке с пакетом пирожков и кефиром. Дверь Вовкиной квартиры была нараспашку. Внутри никого. Что за дела? Окно застеклено, хоть это радовало. На лестничной площадке меня поджидала соседка: «Ушел провожать стекольщика. Сейчас где-нибудь – по пивку, и покатится снова! Где только деньги берет».

Я месила грязь по раскисшему бездорожью и опять хлюпала носом. Нет, конечно же можно было пройти, не запачкав ноги. Но я-то этого не видела. Что творилось в моем сердце, тоже объяснить не могла. Пока бегала туда-сюда полдня, все было понятно, хотя, ничего не понимала. Сейчас же, все встало на свои места, все успокоилось. Но в потаенном уголочке сердца поселился вопрос. Зачем? Зачем я сразу бросаюсь действовать, а потом приходит осмысление ненужности действия. Зачем мне нужны такие люди, как Вовка, а ведь только такие и вертятся вокруг меня. Зачем судьба испытывает меня на прочность. Зачем я плачу, когда можно послать все к черту. Зачем я отдала платок этому крокодилу, если он мне самой необходим каждую минуту. Зачем я вообще здесь, когда мне нужно быть на работе. Зачем я родилась на свет… И снова слезы. Дурацкий день. А было ли в моей жизни когда-нибудь просветление? Каждый день такой, если вспомнить. Все бегаю, разношу пирожки, помогаю вставлять стекла, доделываю чертежи за вертихвостками-подругами, обжигаюсь с очередным тунеядцем-сожителем. И никакой благодарности ни от кого, никакой радости в душе. Главное, никакой перспективы. А ведь хочется покоя, мужика надежного, ребеночка. Жизнь-то проходит… А, пошли все! На работу сегодня не пойду. Вообще никогда никуда не пойду! Лягу вот тут, под автобус и буду ждать светлого будущего. Хотя, какое светлое будущее под автобусом? Неожиданно вырвался нервный смешок. И я, как последняя свихнувшаяся дура, всю оставшуюся дорогу домой, тихо похохатывала в ладошку. На сегодня – все! А то нервы не выдержат, точно свихнусь.

Но жизнь мне готовила еще один сюрприз. Когда взобралась к себе на пятый этаж, мне открылся интереснейший натюрморт. На пороге моей квартиры, на коврике, как побитый пес, лежал Вовка. Он мирно спал на букете гвоздик. Я так и села. Опять двадцать пять. Когда, минут через десять-пятнадцать он открыл глаза, я еще не решила, что мне ему сказать. А Вовка бросился ко мне, обнял, бормотал какие-то слова благодарности, извинения, совал охапку помятых цветов, беспрестанно чмокал в щеку. И тут меня осенило. Вот здесь, на ступеньке грязной лестницы, в подъезде, черт – те где, возможно только и начинается моя жизнь. Как я раньше не видела этого. Какой милый, какой заботливый, какой замечательный человек, Вовка. В порыве нахлынувшего чувства, я страстно прижалась губами к его колючей щеке. «Вовик, золотой мой, пойдем домой». «Пойдем, пойдем, Никуся. Сейчас по пивку шарахнем, стекляху твою… мою… нашу, короче, обмоем».

Я вскочила, как ошпаренная. « Да, пошел ты, знаешь куда!» С силой захлопнула двери и бродила по квартире до вечера, бормоча себе по нос «да пошел ты, Вовка»… Нет, никогда моя жизнь не изменится.