Куземко Владимир Валерьянович. ЦВЕТЁТ СИРЕНЬ… Из цикла «Рэтро». Новую 9-этажку заселили весной. Дима Зыков с 8-го этажа (студент-первокурсник, спортсмен, радиолюбитель) выкопав рядом с домом ямку, осторожно опустил в неё хрупкий саженец. «Ну и что из этого вырастет?» - поинтересовалась, высунувшись в окно, девятиклассница Оля Кузнецова. «Каштан из этого вырастет, пигалица!» - совсем необидно ответил Дима. Но Оля почему-то обиделась. «Я не пигалица!.. А каштан под окнами - не высаживают… Через несколько лет, разрастившись, он затемнит нашу квартиру… Не согласна я!» «Очень мне нужно твоё согласие!..» - фыркнул Дима. «Вы это бросьте, юноша! - тут же высунулся из соседнего окна Кузнецов-папа. – Есть утверждённая горисполкомом санитарная норма, согласно которой деревья нельзя высаживать в непосредственной близости от окон… Так что немедленно пересадите каштан!..» Смущенный солидной внешностью Кузнецова-папы. Дима взялся за лопату, но тут из подъезда вышел Зыков-папа, человек во всех смыслах положительный, однако при этом - абсолютно необъективный во всех вопросах, затрагивающих его сына. «Дома у себя командуйте, а не в общем дворе, ясно?» - завёлся он с полуоборота. «Но дерево закроет окна от солнечного цвета!..» - занервничал Кузнецов-папа. «Ха! – саркастически усмехнулся Зыков-папа. - Чтобы эта крохотуля – и заслонила солнце?!» «Через год каштан вырастет, и тогда…» «Вот тогда и поговорим!.. Не вздумай пересаживать, Дима…» «А почему вы говорите со мною в неподобающем тоне?! - в свою очередь накалился Кузнецов-папа. - В конце концов, я - ответственный работник, и попросил бы…» «А я - токарь высшего разряда!» - отпарировал Зыков-папа. «И депутат горсовета!» - с гордостью добавил Дима. Зыков кивнул, Пообещал: «Если понадобится - до самого верха дойду, но добьюсь справедливости!.. А то до чего уж дошло: из-за происков бюрократов рабочему человеку уж и дерево у своего дома посадить нельзя!.. Нет, такой произвол недопустим!» Кузнецов-папа почувствовал, что в присутствии дочери роняют его авторитет, и, не найдя достойного контр-ответа, бросился в комнату, где в кресле у телевизора мирно дремала над вязанием Кузнецова-бабушка, Серафима Андреевна. «Мама, какие-то бессовестные люди пытаются посадить под нашими окнами чуть ли не рощу!» - пожаловался он. «Ну это дудки! - спокойно возмутилась Серафима Андреевна. - Сейчас наведу порядок… Где парадная кофточка с орденскими колодками?..» И, надев парадную кофточку, она вышла во двор вместе с Кузнецовым-папой. При виде сердито жестикулирующей орденоносной старушки Зыков-папа чуток растерялся и попятился. «Безобразие!.. Произвол!.. Возмутительное хулиганство!.. - короткими и резкими как выстрел фразами рубанула Серафима Андреевна. – Кто позволил?!. Я – фронтовичка!.. Не для того проливали мы свою кровь, чтоб теперь по вине всяких там штатских проводить остаток своей жизни в сумраках!..» «Не вы одна кровь проливали… У меня, может, отец тоже - фронтовик…» - попытался контратаковать Зыков-папа. Серафима Андреевна презрительно фыркнула: «Видали мы таких фронтовиков… Небось, всю войну в тылу интендантствовал, а теперь пожалуйте - и он герой!..» «Это вы бросьте! - нахмурился Зыков-папа. - Обижать отца я даже вам не позволю!..». И, задрав голову, он крикнул: «Батя!.. Иван Лукич!.. Наших бьют!.. Хватай парадный пиджак, и айда сюда!..» «Иду!.. Держись, сынок!.. Наших ещё никогда не бивали!..» - донеслось сверху эхо старческого, но всё ещё могучего баса. Через минуту из подъезда выкатился посапывающей глыбой Иван Лукич, - седой, широкоплечий, в обвисшем под тяжестью боевых орденов пиджаке. «Пусть покажет наградные документы!..» - по инерции азартно потребовал Кузнецов-папа. Но Серафима Андреевна, вглядевшись, вдруг слабо ахнула, и, шагнув вперёд, на ведь двор закричала: «Ваня!.. Ванечка!..» «Сима…- мгновенно узнав её и внезапно побледнев, прошептал потрясённый Иван Лукич. - Симочка!..» Они бросились друг к другу и замерли, обнявшись. «Я же думала, что ты погиб тогда, в 43-м…» - бормотала Серафима Андреевна, шершавыми ладошками гладя изрезанное глубокими морщинами лицо Ивана Лукича. Он хотел что-то ответить ей, но голос изменил ему, и он лишь беззвучно заплакал. Некоторое время Кузнецовы и Зыковы молча смотрели на своих обнявшихся стариков. «Грех не отметить такое событие! – наконец сказал Зыков-папа. - Дима, сбегай домой и предупреди маму, чтобы скорей накрывала на стол!» «А почему у вас? - обиделся Кузнецов-папа. - К нам ведь - ближе…» «Тогда вначале посидим у вас, а потом - у нас!» - решил Зыков-папа. «У меня такие классные записи есть – содрогнёшься!» - сказал Дима Оле. «Очень мне надо - содрогаться…» - насмешливо сощурилась Оля. …В просторной квартире Кузнецовых было тесно и уютно. Под тяжестью всевозможных блюд потрескивал полированный стол, застланный белоснежной скатертью. В полную мощь сотрясал колонками стереомагнитофон. «Дерево я уберу…- пообещал Оле Дима. - Чтобы не затемняло!..» «Ни в коем случае! - живо возразил Кузнецов-папа Зыкову-папе. - И нисколечки оно не затемняет, а совершенно наоборот - защищает окна от пыли и уличного шума!..» «А высоту 346 помнишь? - спросила Серафима Андреевна Ивана Лукича. - Там ещё вовсю цвела сирень… Нигде больше я не видела так много сирени!.. А потом фрицевская самоходка ударила по нам в упор, и эсэсовцы пошли в атаку… Помнишь?!. Они шли в полный рост, и ни капельки нас не боялись!..» «Помню…- вздохнул Иван Лукич. - После той атаки мы ещё три отбили…» …Звенели хрустальные фужеры. Звенели потускневшим от времени металлом боевые ордена. Скатывались на белоснежную скатерть жемчужинки горьких как полынь солдатских слёз. Ритмами молодости и любви сотрясались стереоколонки… …Ночью, когда все уснули, Иван Лукич с мешком и лопатой вышел во двор. Ни одно из окон не светилось. Сквозь фиолетовую тишину в небе зажигательной ракетой повисла Луна. Стараясь не шуметь, Иван Лукич осторожно выкопал саженец, отложил в сторону. Потом достал из мешка сиреневый куст и бережно опустил его корнями в ямку. Сгрёб ладонями землю, притоптал ногой. Ласково погладил куст, усмехаясь чему-то своему, глубоко потаённому. Вздохнул. И, сутулясь, медленно пошёл к подъезду, освещённому яркой, как зажигательная ракета, Луной. …Пусть цветёт сирень!.. …Пусть цветёт!.. 1983 год. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
