Они были завёрнуты в помятую коричневую бумагу. Весь вечер свёрток пролежал на столе. Я всё не решалась к ним прикоснуться, всё отдаляла то мгновение, когда разверну бумагу и на стол посыпятся эти постаревшие листочки из далёкого страшного времени.

Андрей Васильевич Смирнов преподавал историю в школе. Ушёл на фронт сразу же после объявления войны. Ему было 28 лет. Дома остались жена и пятимесячный сын.

Он не вернулся. Он погиб под Москвой в конце января или в начале февраля 1942года. После него осталась лишь небольшая пачка старых пожелтевших писем, написанных торопливым почерком на листках, вырванных из блокнота. На последнем письме стоит дата: 28 января 1942года.

Короткая повесть такой короткой жизни.

Я читала эти письма, и передо мной разворачивались первые месяцы Великой Отечественной войны и последние месяцы жизни этого человека.

Письма адресованы жене.

Давайте почитаем. Оставим всё суетное, подумаем немного о вечном.

 

3июля,1941г., путь на фронт.

 

«Пишу после долгих мытарств. В бой ещё не вступали. Пока жив и здоров, а что дальше будет не знаю. . .Одно только знаю, что буду биться до последнего вздоха, и если долго не будет никаких вестей, так знайте, что погиб. В плен никогда не сдамся».

 

17 июля 1941г., г.Калуга, госпиталь.

 

«После длительного, мучительного пути вчера, 16 июля, привезли в госпиталь. Всё, что я пережил и испытал за прошедший месяц, после выезда из Уфы, описать невозможно.

До 2 июля, усиленно продвигаясь к линии фронта, находились всё время под бомбёжкой и

обстрелом вражеских самолётов. 3июля наш эшелон на одной из станций железной дороги Белоруссии был подвергнут нападению пяти фашистских бомбардировщиков. В результате бомбёжки мы потеряли 15 человек убитыми и ранеными.

Это было, по сути, первое боевое крещение. А потом мы ко всему этому как – то привыкли, и бомбёжки уже не вызывали такого страха. Мы научились от них укрываться, а наши зенитчики метко били по вражеским самолётам.

С 3 по 8 июля наш полк находился в непосредственной близости к врагу. Это было на реке Западная Двина (в 60километрах от Витебска). В ночь на 8-е наш батальон пошёл в атаку на прорвавшегося через реку врага. Во время этой атаки нам пришлось понести некоторые потери, в том числе был ранен и я. Ранение пулевое в левую ногу, выше колена. Рана большая, но, говорят, неопасная. Думаю, скоро вылечат и я снова буду в строю.

Самым страшным в это время был не фронт. На фронте, в бою, я чувствовал какую-то особую живость и храбрость. Но, когда нас, раненых, повезли по железной дороге в эшелоне, мы узнали, до какой низости могут дойти фашистские варвары. Наш санитарный поезд бомбили в течение шести суток. Вот тут я никак не думал, что останусь живым. Похоронили 27 человек».

 

25 июля,1941г., г.Куйбышев.

 

«Из Калуги эвакуировали 23 июля. Сейчас нахожусь в Куйбышеве (совсем недалеко от Уфы). Лечение подходит к концу. Думаю, дней через 15-20 выпишут. Куда определят после больницы, не знаю. Надо полагать, что снова на фронт.

Если не дадут отпуска и в Уфу не придётся заехать, то ты вполне сможешь на 1-2 дня приехать сюда(15 часов езды). Как сынок?

 

27 июля,1941г, г. Куйбышев.

 

«Посылаю аттестат на получение денег. . .Думаю, что этого будет вполне достаточно и особой нужды не испытаешь.

Выпишусь из госпиталя не раньше 1 сентября. Куда направят, не знаю. В Уфе наверняка не бывать.

Напиши мне письмо. При возможности кое-что старухе вышли. Это будет для неё отрадно».

 

31 июля,1941г., ст. Кинель

 

«Из Куйбышева увезли 30 июля на ст. Кинель (это на 50 километров ближе к Уфе).

Лечение подходит к концу. Думаю, что осталось не больше чем 10-15 дней. Всё идёт благополучно. А там снова фронт. Не знаю, дадут ли отпуск. Наверное, нет.

Как растёт сынок?

 

19 августа, 1941г., ст. Кинель.

 

«Лечение уже подошло к концу. Осталось каких-нибудь 5-6 дней. Рана зажила, но ещё немного прихрамываю. Завтра иду на рентген, так как ранен разрывной пулей и остался осколок. Если он станет тревожить, то, возможно, ещё сделают операцию.

В начале сентября, наверное, снова буду на фронте.

По всей вероятности, направят в одно из мест неподалёку от Уфы.(Скорее всего, на ст. Бугульма).

 

3 сентября, 1941г., г.Горький.

 

«Итак, я выписался из госпиталя и еду в Горький, где, очевидно, определится мой дальнейший путь.

Мои попытки вырваться хотя бы на 1-2 дня в Уфу не удались».

 

26 сентября, 1941г., г.Горький.

 

«Долго ли проживу в Горьком? Этого я и сам теперь не знаю. Ждал и жду со дня на день. И не сегодня - завтра должны уехать. Но когда – не знаю.

Знаю только одно, что еду на выполнение ответственного задания. Либо вернусь героем,

Либо погибну.

Смерть, конечно, не страшна. Хочется теперь только одного: как можно скорее разгромить врага.

Как сынок? Наверное, уже начинает ходить и буянить?

Страстно хотел бы видеть его».

 

16 октября, 1941г., г. Сызрань.

 

«. . .Я очень обижен твоим молчанием. В чём дело? Ведь в Горьком пришлось жить почти полтора месяца. Я послал тебе три письма и телеграмму, не получив от тебя ответа.

Я не знаю, удастся ли нам встретиться или переброситься письмами. Вряд ли. Пишу, надо полагать, последнее письмо. Еду снова на фронт. Присвоили новое звание – старший политрук. Назначен комиссаром отдельной части. Скоро буду снова воевать».

 

31 декабря,1941г., полевая почта.

 

«Из Лаубе съехал на фронт. Это письмо пишу в пути, и, конечно, долгое время не жди другого письма. Думаю, что на этот раз в боях с врагом Родины буду воевать с большей силой и отдачей для общего дела.

Жив, здоров. Будучи в тылу, даже значительно поздоровел.

. . .О Колярнике слышал ещё в сентябре, что он убит около Великих Лук. Также и Лифшиц.

Как сынок? Наверное, озорничает».

 

16 января,1942г., полевая почта.

 

«Прошёл уже месяц, как я выехал из Лаубе и теперь нахожусь около Москвы. Уже недалёк тот день, когда вновь вступим в бой с врагами Родины.

Высылай фотографии сынка.

Пиши по тому же адресу.

Где бы я ни был – получу.

Вот и всё. Пиши. Жду!

Крепко целую вас с сынком».

 

28 января, 1942г.

 

Веруся! Сынок!

Здравствуйте!

Послал два письма, а ответа не получил.

Сейчас, наспех, шлю это письмо и маленькое фото. Иду на боевое задание.

Теперь уж, наверное, долго не дождётесь письма. Ждите с победой.

Жив, здоров, энергичен.

Исполнен боевым духом.

Ваш Андрей.

Живите счастливо и по-хорошему».

 

Последнее письмо самое ветхое и истёртое. С трудом читаются едва уловимые, написанные торопливым карандашом, строчки.

Больше писем не было. Пришло извещение: «пропал без вести».

Неопределённость – это тревожное ожидание, растянувшееся на долгие томительные годы; это череда бессонных ночей; это холодок в груди в день всеобщей радости – в День Победы.

Андрей Смирнов был заброшен с десантной группой в тыл врага. Оттуда не возвращаются.

Просто жил человек – и нет его. Осталось лишь несколько писем, которые рассказали мне о страшном военном времени.