Утро. Остановка. Обшарпанная скамейка рядом – постоянное моё обиталище. Ну, наконец, что-то вкусное, пахнет вкусным. Только бы никто не отнял. Маленьких нет, а большим неинтересно, пробегают мимо. У них ноги сильные, везде успевают побывать за день. Вмёрзло, совсем вмёрзло. Ну, хотя бы чуть-чуть помусолить, высосать хоть немного вкуса. Правда от этого ещё сильнее урчит в животе. Ботинки, опять те же ботинки рядом. Он так участлив. У него такой добрый взгляд. И говорит всегда что-то ласковое. Но, что ему до меня? Кому нужен я? Вон сколько таких бегает по улицам. Но каждое утро я жду эти ботинки. Они тоже какие-то добрые, и веет от них теплом и заботой, словно зовут меня куда-то, где сытно и уютно. Или это от голода мне так кажется? Каждое утро я прибегаю под эту скамейку. Может кто-то уронит кусочек хлеба, или выпадет сосиска из хот-дога. Один раз такое случилось – это был настоящий праздник. А ещё я жду эти ботинки и эти глаза. Они вселяют какую-то надежду в то, что я не сдохну здесь, как Вялое Ухо. Он недолго выдержал эти морозы. Совсем слабый был. Еле сил хватило доковылять сюда из подвала, где он обычно обретался. Подвал заперли, а его выгнали на улицу. А к мусорному баку Чёрный Бок не пускает. Это его владение. Всегда ему достаётся самое вкусное. А когда он уходит, вокруг ничего уже съедобного не остаётся. Такова наша жизнь собачья, вернее щенячья – подбирать остатки, если достанутся. Опять здесь нет ничего, но увидеть хотя бы эти ботинки, такие мягкие и добрые, как, наверное, и их хозяин. А иногда, когда я жду их, появляется вдруг страшная машина. И не сама машина эта страшная, а люди, которые в ней прячутся, и ботинки у них злые, чёрные, жёсткие, с противным запахом въевшейся грязи и крови. Я их из-за поворота чувствую. Они выскакивают с ужасными сачками и палками, которые страшнее голодной смерти, потому что тоже злые. Хорошо я маленький пока, успеваю под киоском спрятаться. Туда никакой злой сачок не залезет. А вырасту скоро, что будет со мною? Киоск не спасёт, а кушать надо больше. Вон, как Белая Лапа – застрял, когда прятался. Голову сунул под киоск, а остальное всё снаружи. Вот его и сцапали, и увезли неизвестно куда. А оттуда никогда не возвращаются. Как жить мне дальше – существу одинокому, которое никому не нужно? Податься в стаю к бродячим – боюсь. Они беспредельщики. И не потому, что воруют всё подряд. Они своих грызут и, что ещё страшнее, на людей нападают. Нельзя так. Хоть и самому мне плохо, и маленький ещё я, но знаю, чувствую, наверное от матери мне передалось, которую я, конечно, как и все здесь на улице, не помню, люди – это наше спасение. Я имею ввиду не всех их, это даже и подзаборному понятно, что ботинки бывают разные, но люди – это то, без чего мы не проживём, пусть даже свора беспредельная – ведь все они, всё равно, у их жилья крутятся. Пусть огрызаются, тявкают, за брюки цапнуть норовят, но ведь понимают же безмозглые создания, что прожить нам дано только среди людей. Конечно, отдельным счастливчикам достаются ошейники. Им тепло и сытно. И любят их, что, пожалуй, самое главное, потому что, когда любят, тогда – особенная радость. Это я уже много раз наблюдал: как довольны те, у кого есть, где спать в тепле и грызть по вечерам ароматную мозговую косточку. Сам-то я не грыз, но когда мне рассказывали, чуть слюной не подавился. Где же эти добрые мягкие ботинки? Может, повезёт мне когда-нибудь, пока я не вырос из того возраста, когда ещё можно залезть под киоск...