ПОДСОЛНУХИ

 

Говорят так не бывает чтобы человек ни о чем не думал. Ну, как это не бывает, если последнее время я только этим и занимаюсь!? Сижу вот здесь. На этой деревянной – затисканной до гладкости бильярдного шара скамейке. Рядом дерево. То есть труп. То есть не совсем. Прям как я. Вроде и сдох уже но все-таки что-то там еще шевелится. Некогда могучий бук, сожженный одним психом, не смирившимся со своим концом, теперь вовсе не могуч. Обуглившийся пень из которого торчит одна единственная чудом уцелевшая веточка – это и есть бук-богатырь. Хотя если вот так – копнуть поглубже..то в этой веточке вся его сила и заключена. Плотная железная древесина сгорела в одночасье, высота разбивающая непутевым мальчишкам лбы и многие годы ютившая от городских хищников не одно поколение пернатых…Где она!? Нет её! Сгорел бук! Сотлел до самых корней… казалось бы, вот и все – закопать и забыть. Ан нет! Не тут то было! Как бы не так! Из самой земли – вверх – к небу к жизни стремилась одна маленькая капелька надежды. сквозь грунт впитывала крупицы отфильтрованной влаги и тянулась тянулась тянулась…никак не хотела сдаваться. и победила! Прямо из в черноту обожженной поверхности выглянул наружу небольшой росточек и почти сразу радостно замахал листочком, приветствуя этот неблагонадежный мир. Так в чем сила, брат?

Именно сюда я прихожу каждый день и бесцельно, бессмысленно трачу его. Один за одним. Каждое утро я открываю глаза и получаю новый день в подарок. Сестрички в белых халатиках беспрестанно снующие туда сюда улыбаются и кажется искренне радуются моему подарку. А я надеваю полосатую пижаму, спускаюсь на завтрак, покупаю из под полы запрещенные врачом сигареты и иду на свою скамейку выбрасывать очередной подарок, которому так радуются окружающие меня болваны, будь они не ладны. Хотя я это зря. Не все они болваны. Доктора Здежнински я действительно уважаю, потому что вижу в его глазах участие – не работу за деньги, не надежду на светлое=богатое будущее, не мысли о том, как бы трахнуть премиленького мальчонку из третьей палаты и заодно его мамашку – а участие! Участие в моей жизни, в жизни каждого пациента. Я вижу в его глазах себя. Себя в его памяти. Совершенно спокойно могу представить, как Здежнински, после двенадцатичасового рабочего дня рассказывает свой жене что-нибудь вроде этого:

 

- Ты знаешь, этот парень – помнишь я тебе о нем рассказывал – Миклу… жаль мне его. очень жаль. Он же еще так молод. Я каждый день вижу из своего кабинета, как он бредет по дорожке к скамейке и сидит там целый день. Курит и смотрит вдаль..

- Курит!? На территории же запрещено курить!?

- Нда…запрещено…конечно запрещено…

 

После этих слов доктор Здежнински вздохнет непониманию жены всей трагичности происходящего и удалится в свой кабинет просматривать историю болезни. Мою. Или Якова, что вечно просит у меня сигареты, коряво изображая курильщика и что-то там многозначительно хрипящего. Когда он уходит я ровно семь секунд слышу как плещется моча в баночке пристегнутой к его боку. Может думает о пороке сердца малышки Дианы из тринадцатой. Бедняжка. Ей всего четырнадцать. И до пятнадцати она уже не доживет.

 

- Миклу, почему ты вечно сидишь тут и ничего не делаешь? Тебе не надоело!?

- А что мне еще делать? Я смотрю на дорогу. На проезжающие машины. Некоторые придурки мне иногда даже машут. Курю. Я наслаждаюсь жизнью, Ди. Наконец делаю то, о чем мечтает каждый нормальный житель этой долбанной планеты. Я ни хрена не должен никуда бежать с утра, да и в обед тоже..и даже вечером. Я даже о деньгах не думаю! А ты спроси любого за этим забором чем его мозг занят все время свободное от сна!?

- Я бы хотела у тебя отсосать.

- …почему именно у меня, Ди!?

- Ну, ты нормальный мужик, по-моему. Да и выглядел раньше наверняка неплохо. Я думала или у тебя или у Гашека…

- Ну, так почему я, а не Гашек – он по-моему посимпатичнее…да и порезвей будет. Вон – смотри – в бадминтон играет!

- Дааа.. Гашек, конечно, симпатичный..но..он пидор.

- Хм…я так и думал. Сколько тебе лет говоришь?

- Четырнадцать.

- Славно…

- Но я уже не девственница!

- Вот как!?

- Понимаешь, я не доживу до пятнадцати…когда узнала сначала расстроилась жутко..но потом решила нос не вешать - оторваться на полную катушку. Девственность я уже тут потеряла. А вот минет ни разу не делала..

- Ну что ж… минет дело, так сказать добровольное… приступай, раз уж тебе так хочется.

 

Доктор Здежнински знает по имени каждого пациента. Пропускает нашу боль через себя. это видно. Мне даже неудобно говорить ему что у меня что-то болит. Не хочется причинять ему неудобства. Интересно у меня у одного такие ударенные мысли!?

 

Я действительно в основном просто смотрю перед собой, когда сижу тут на скамейке. Н дорогу. По дороге как водится ездят автомобили. В которых едут люди. Реже собаки. Еще реже собаки без людей. Врать не буду –ни разу не видел. Я гляжу на проносящиеся мимо авто и стараюсь разглядеть едущих в нем людей. Запоминаю в чем они были одеты, разговаривали или молчали, если доносилась музыка из салона пытался вспомнить исполнителя, были ли надеты солнцезащитные очки у водителя, или обычные или опущен козырек, курил ли, не делал ли пассажир едущий рядом ему минет – этого кстати я тоже пока еще ни разу не видел. Но сила в надежде – потому надеюсь, что еще увижу. И хорошо если б в этот момент рядом была Ди. Потом я анализирую полученные данные, закуриваю, отрываюсь от дороги и, глядя на тянущуюся к небу маленькую веточку, пытаюсь представить жизнь моих вечно спешащих головоногих соседей по планете.

 

Самый запоминающийся случай произошел буквально пару месяцев назад. Машина ехала на огромной скорости, с мощным душераздирающим ревом, переходя на пониженную передачу, обгоняла другие автомобили. Истинная мелодраматическая классика: красный кабриолет, за рулем блондинка с белым развевающимся шарфом на шее. Порыв ветра и шарф одним плевком бросило на лобовое стекло фургончика неаккуратно подрезанного раннее. Скрип тормозов потерявшего на какую-то долю секунды управление автомобиля заставил блондинку обернуться. Автобус ехавший перед кабриолетом сбавил скорость. Непристегнутая красотка от столкновения перелетела через лобовое стекло и в миг размозжила голову о стенку двухэтажного буса. Тормоза фургона вновь издали дикий визг, но машина, скользя по мягкому летнему асфальту словно по льду, продолжила свой смертоносный ход и буквально влетела на красный авто красотки в белом. Красотка превратилась в сюрреалистическую картину смеси белого с красным. Водитель фургона в шоке выскочил из машины и, бегая кругами вокруг груды метала, то ли гневно то ли испуганно махал сломанными руками и выплевывал кусочки разбитого стекла порванным ртом. В тот самый момент, не обращая никакого внимания на происходящее, буковая душа=веточка продолжала свое движение к небу. я не шелохнулся. Все кто был в это время на улице подскочили к забору и молча смотрели и любовались современными сюрреалистическими вливаниями.

 

- Это на почве нервов. молодежь сейчас начинает жить раньше. Скорлупы, в которой наше поколение ходило в школу и даже после окончания еще не снимало пару лет не стало. Эти неоперившиеся птенцы выпрыгивают в окна не думая о том, что для начала следовало бы научиться летать. Отрастить крылья мало. Нужно еще уметь ими пользоваться… – в конце фразы доктор Здежнински поднял на меня уставшие глаза и глубоко вздохнул. В полной тишине он налил в прозрачный стакан воды из двухлитрового прозрачного графина, сделал пару глотков, встал, и повернувшись ко мне спиной, продолжил разговор, глядя в окно – У вас рак, Миклу. Последняя стадия. Единственное, чем я могу сейчас вам помочь – это облегчить страдания, оставив вас здесь, в больнице, под постоянным присмотром специалистов. Учитывая вашу ситуацию, я думаю, вам нет смысла отказываться от стационара.

 

Когда были подписаны все бумаги, после осмотра палаты – светлой и чистой, как лабораторная мензурка, рассчитанной на четырех пациентов, экскурсии в столовую и получения расписания ежедневных процедур, я вышел на улицу подышать свежим воздухом. Воздух не был свеж. Всё на территории онкологического центра пахло хлоркой и формальдегидом. Даже воздух. Поэтому я нашел скамейку, которая находилась дальше других от выбеленного корпуса больницы и решил, что это будет моим местом. Вблизи с дорогой, откуда ветерок доносил привычные для любого горожанина запахи выхлопных газов, звуки двигателей ласкавшие уши воспоминаниями настоящей=прошлой жизни; под тенью старого гладкоствольного бука. Сначала я приносил с собой книги, и пытаясь читать, засыпал в позе памятника мертвому поэту. Потом я понял что читать книги в моём случае по меньшей мере глупо. И перестал таскать с собой чтиво. Позже я понял что из всех процедур важнейшей в моём случае - уколы обезболивающего. Важной процедурой сегодня я считаю укол в задницу. Смех. Бред. Жизнь.

 

- Я Миклу.

- Танешка.

- Ты же наверняка кого-то ждешь, Танешка? Вряд ли ты пришла в кино одна.

- Нет. я пришла в кино одна. И никого не жду. Я люблю иногда ходить в кино одна.

- Мне это знакомо. Ятоже один.

 

Я помню лишь название фильма. Само кино я не смотрел ни минуты. Я сидел на третьем ряду, а она на втором, облокотившись на спинку кресла следующего ряда. Не мог оторвать от нее глаз. Быстро мелькающие кадры фильма то освещали ее лицо, то прятали в темноте. Она была потрясающе красива. Нет. Это не то. Да и вообще все слова описывающие восторг и восхищение никак не вязались у меня с ней. Я не мог говорить комплименты, потому что все они казались мне плоскими и ненастоящими по сравнению с тем, что я видел перед собой, по сравнению с тем, что я чувствовал, глядя на нее. ловил каждое мгновение. запоминал как она моргает, как щурится, улыбается…

 

- Хочешь кофе?

- Миклу, сейчас три часа ночи! в этом районе нет круглосуточной кофейни.

 

Каждое утро перед работой и вечером после я проходил мимо маленького вагончика, расписанного граффити. в нем работал и как позже выяснилось даже жил старик. Варил и продавал замечательный, я бы даже сказал волшебный кофе. У его кофе не было названия – ему каждый раз нужно было объяснять, чего ты хочешь – или как ты себя чувствуешь, и как бы хотел себя чувствовать. старик всю жизнь проработал на кофейной плантации где-то на юге, а уйдя на пенсию вернулся на родину и приобрел этот вагончик, чтобы на законных основаниях колдовать на улице и дарить людям радость. наверняка его карма была разрушена еще в молодости какой-нибудь мерзостью, и теперь он, так сказать отмывает грехи. но даже если все так как я сказал – мне плевать, потому что дед этот настоящий волшебник! И лучшего кофе я в жизни не пробовал.

 

- кто там?

- это Миклу.

- Ха! ну наконец-то ты пришел не один.

- доброй ночи, дедушка. извините, что разбудили.

- Ха! на то она и ночь, чтобы быть доброй и темной! можете считать, что я вас ждал.

- нам…

- ничего не говори. я знаю что вам нужно

- здесь такой кофе, какого ты нигде в мире не попробуешь.

- Ха! он прав, сударыня. здесь волшебный кофе! а я волшебник! Ха-Ха-Ха!

 

Кофе и правда превратил ту ночь в фейерверк. Спасибо, старик. Для нее это было небольшим чудом – постучаться среди ночи в странного вида вагончик и пообщавшись с несмотря на поздний час веселым стариком, похожим на гнома получить кофе. Да еще какой кофе!

Я хотел превратить жизнь в сказку. Творить для нее настоящие чудеса. Растворяться в ее улыбке, смехе, стоне…

 

Она выбрала хороший способ. Все хотят уметь летать. Закончить жизнь исполнением заветного желания – это по-моему лучший способ из всех мне известных. Ни записки. Ни намека. Я всегда чувствовал, что она не раскрывается мне до конца. Главным ее откровением был оргазм. И я лелеял его как свое главное сокровище. Думал пройдет время и узнаю больше. Нет. Это все глупости. Наслаждаться нужно тем, что ты получаешь сегодня. и не думать о том, что может быть завтра ты получишь больше. Все причины расставаний и ссор – это неоправданная надежда на то, что завтра будет лучше чем сегодня. Следует радоваться и любить то, что есть. то, что ты знаешь видишь чувствуешь сегодня – это главное, а что будет…может будет может нет…Диана сделай мне минет.

Утром мы попрощались, она улыбнулась мне и сладко потянувшись, опять заснула. Я тянул до последнего. никак не мог перестать смотреть на нее. Почувствовав мой взгляд, улыбнулась еще раз…приоткрыла один глаз и бросила в меня подушку:

 

- Миклу, ты опоздаешь! иди!

 

Старик налил мне утренний кофе. Но по вкусу он не был похож на обычный утренний. И взгляд – обычно бодрый озорной не типичный для человека его возраста – вдруг оказался потухшим, усталым.

 

- Пей, Миклу. пей…

 

У меня не было истерик. Я даже не плакал. Я смотрел на разбитое асфальтом тело и продолжал любоваться ею. Ждал, что вот сейчас она приоткроет глаз и поманит меня пальчиком к себе…лукаво улыбнется не существующим больше ртом. Обнимет меня раздробленными руками и так глубоко вдохнет мой запах. втянет меня ноздрями и унесет от реальности. Я хотел растаять в ней…растаять…пропитаться…

Очнулся я уже в больнице. Рядом с кроватью сидел уставший не молодой человек с внимательным участливым взглядом.

 

- Здравствуй, Миклу. Меня зовут доктор Здежнински…

 

Жизнь опротивела мне. Всякое напоминание о том, что я живу причиняло боль. Ползущий по своим делам жук, посетители приходящие к пациентам и вечно щебечущие какие-то глупые фразочки вроде «все будет хорошо, сынок», «ты обязательно поправишься», Раскачивающий ветвями на ветру старый бук… ночью я спалил его, облив ствол бензином, купленным у водителя скорой помощи…

я слишком боюсь физической боли, чтобы закончить свою жизнь мечтой=полетом. потому мне приходится ждать. но конец, слава богу, уже близок.

 

А тут эта ветка! Чтоб ее! Сила не в надежде. Сила в настоящем. Вопрос в том есть ли оно у тебя. У меня осталось лишь прошлое. Так что я слаб. во мне нет силы. Я угас в ее полете.

 

Миклу потянулся, чтобы отломить рвущуюся к небу ветку, и потеряв равновесие упал со скамейки. Сил подняться у него уже не было. Назло гари, ветру и пепелящему солнцу, Маленькая буковая веточка продолжала борьбу и тянулась к небу. тянулась..тянулась..тянулась..