Сначала они просто шуршали. Спокойно, интеллигентно, не очень привлекая к себе внимание. Да и я не очень реагировал. Они прятались от меня, аккуратно подбирая крошки или радостно обгрызая забытую где-то на углу стола корочку хлеба. Об их присутствии я догадывался только находя около мусорного ведра погрызенный целлофановый пакетик, который, я точно помнил, хранил в себе остатки моего обеда и был аккуратно брошен в самую середину ведра. Я улыбался, возвращал кулек в ведро, и продолжал работать. Даже иногда, намеренно, клал на пол корочку хлеба и был очень доволен, когда он утром исчезал. Они мне не мешали, я их не замечал, и нам было спокойно рядом.

 

Но что-то изменилось в мышином царстве. Может, сменился мышиный король, а, может, выбрали нового президента. Кто их, мышей, знает... И мыши стали стремительно наглеть.

 

Они стали бессовестно попадаться на глаза, гадить где попало и, что самое обидное, радостно пищать, когда я выходил и закрывал дверь, оставляя им комнату до утра. Стали лазать по всем шкафам, оставляя свои метки, грызть все, что попадается под зубы, почему-то в качестве деликатеса предпочитая провода от компьютера. Я ощущал, что необходимы какие-то действия, но, чувствуя для себя невозможным сразу и неожиданно начать боевые действия, все подыскивал "казус белли".

 

Как-то утром меня привлек непонятный шум. Будто кто-то подбрасывал невысоко кусочек влажной глины, который потом падал на какой-то гулкий помост. Скосив глаза на мусорное ведро, я увидел, как в нем мелькает что-то темное, почти достигает края ведра, и мягко шлепается вниз.

 

Я заглянул. Маленький мышонок, почувствовав какое-то движение, сунул голову под оказавшийся обрывок бумаги и застыл, думая, что его не видно. Я потряс ведро, и когда он увидел меня, строго ему сказал:

 

-Слушай, братец, я против вас, мышей, ничего не имею. Но надо же соблюдать субординацию - днем комната моя, вечером и ночью - ваша. И потом, кто сгрыз мое лекарство от ангины? Такой большой круглый леденец? - Мышонок стыдливо закрыл глаза. - Сейчас я тебя отпущу, иди и передай своим, что здесь вам не столовая, и если все будет идти и дальше так, то я начну с вами воевать...

 

Я опрокинул ведро, и мышонок радостно улепетнул под стол.

 

Утром я нашел ответ. По-мышиному выразительный. Около компьютерной мышки лежали несколько мышиных какашек, а сама мышь была бессовестно обгрызена. Точнее, не вся она, а только мягонький и симпатичный ролик на ней, которым так удобно переводить страницы...

 

Я упер руки в боки, сурово огляделся по сторонам и грозно сказал:

 

-Ах, так? Ну что ж... - и, решив подавить их интеллектом, добавил. - А ля гер, ком а ля гер...

 

Под столом кто-то ехидно пискнул.

 

Хотя я и объявил войну, начинать мне ее ужасно не хотелось. Я не очень люблю крыс, особенно когда они грызут наши кабели, которые потом приходится менять, но к мышкам отношусь с явной симпатией. И уговаривая себя, что и им надо как-то жить, ничего не предпринимал. Ну, может, швырнул в них пару раз, чем ни попадя, когда они уж очень наглели. От предложений насыпать им яду или поставить мышеловки я сразу же отказался. Я все еще уповал на мышиную совесть.

 

И поэтому, когда как-то утром обнаружил в мусорном ведре очередного пленника, долго объяснял ему, как нехорошо себя ведет он и его семейка. Я объяснил ему, что он (или она) происходит из вороватого семейства п-о-л-е-в-ы-х мышей, а не домашних. И поэтому нечего им тут жить. Я совсем не возражаю (можно подумать, что они прислушиваются к моим возражениям!), что вы набегаете сюда пообедать, но пищать, драться и грызть провода - ну, совершенно неприлично.

 

Мне показалось, что мышь все понял и раскаялся. Я торжественно взял ведро, выволок его на улицу, оттащил подальше от дверей, и широко размахнувшись, вывалил мышь в траву, с поясняющим криком: "Тут твой дом!!!". Мышь шлепнулся в траву, долю секунды приходил в себя, а потом по широкой дуге, держась подальше от меня, пулей рванул... прямо в комнату.

 

Я рассвирепел и отправился за орудием возмездия. Орудие возмездия громко возмущалось и вырывалось из моих рук. А заброшенное в комнату, где уже для него стояла тарелочка с водой, принялось ломать дверь, надеясь вырваться наружу.

 

Дверь не поддалась, и тогда наша глухая и сексуально озабоченная кошка принялась орать во все горло. На что я, собственно, и рассчитывал. Я где-то вычитал, что мыши, учуяв кошку, а, тем более, услышав ее голос, теряют не только аппетит, но и способность к размножению. И я радостно представил себе, как ночью мама-мышь презрительно посмотрит на папу-мыша, а тот отведёт глаза в сторону и попытается объяснить, что, мол, и сам не знает чего это с ним сегодня...

 

На то, что глухая тетеря кого-то отловит, я даже не рассчитывал. Я просто очень надеялся, что после позорной сегодняшней ночи все мыше-женское население проникнется таким презрением к мыше-мужскому, что еще долгое время не подпустит его к себе.

 

Но когда я утром открыл дверь, то у меня зародились серьезные опасения в действенности моего плана.

 

Наша кошка, родившаяся и выросшая в большом зале, где круглосуточно работает генератор, создавая адский шум, и там же потерявшая слух, жестоко страдала от одиночества. Зимой прохладный воздух еще как-то гасил ее порывы, а все остальное время она хотела любви. Прижималась пузом к земле, сдвигала хвост в сторону и, пятясь, начинала приставать ко всем - к людям, велосипедам и машинам. Мы ей сочувствовали, но помочь никак не могли. Ну не привозить же ей, право дело, кота на предмет обзаведения потомством...

 

Поэтому я ожидал, что, увидев меня, она тут же, в очередной раз, определит в потенциальные кавалеры и начнет приставать, но вместо этого она лишь глянула на меня довольным глазом, и, не спеша, походкой переутомленной падшей женщины пошла к родному дому.

 

Я посмотрел ей вслед, и в моем извращенном мозгу закрутились кадры из "Тома и Джерри", но с явным порнографическим уклоном. Мне представилась наша кошка, в открытой позе готовности к любви, и наглый усатый мышь, пользующийся девичьей доверчивостью, под радостный писк остальных, дожидающихся своей очереди.

 

Я зашел в комнату, огляделся, и успел увидеть, как довольно крупный мышь, с явными следами брутальности на утомленной морде с обвисшими усами, еле передвигая лапы, заползает под шкаф. Мои худшие опасения оправдывались.

 

Мне стало ясно, что рассчитывать больше не на кого, и экзекуцию придется проводить самому.

 

А мыши тем временем сменили трассу своих пробежек. Раньше они бегали по полу, а теперь задумали бегать по столу. Я, наверное, не обратил бы на это внимание, если бы две из них не затеяли самую настоящую драку. Потом побежденная сторона, с обиженным писком, рванула по дальнему краю моего стола, а победившая, с радостным мышиным улюлюканьем, рванула напрямую, перепрыгивая через мои бумаги, практически у меня под носом, потоптав по дороге своего электронного собрата.

 

Мое терпение лопнуло. Дождавшись очередного пленника, я схватил пустое ведро с болтающейся там мышкой, не раздумывая, подошел к бассейну и перевернул ведро. Раздался всплеск, и я вернулся в комнату. Но заниматься своими делами я не мог. Мне по-идиотски, но очень сильно, было жалко мышь. Минут через десять, я не вытерпел и пошел убедиться, что она долго не мучилась, и уже утонула.

 

Я заглянул в бассейн. На поверхности никого не было. Я тяжело вздохнул и в противоречивых чувствах собрался уходить, когда, совершенно нечаянно, увидел в трещине бетонной стены бассейна мокрую и дрожащую мышь, медленно, но уверенно отыскивающую себе дорогу наверх. Встретившись с ней глазами, отвернулся и сделал вид, что мы незнакомы...

 

...Я никому не рассказываю, что теперь, очень часто, стоит мне только закрыть глаза и задремать, из блеклого тумана над зеленеющей гладью, со всех сторон, гоня перед собой малюсенькие волны, в легком, практически не слышимом шелесте воды, начинают выплывать на меня мышедуши. Быстро перебирая лапками, помогая себе ниточкой-хвостом и мстительно поглядывая на меня черными икринками-глазами, они плывут ко мне со всех сторон. Мышедуши всех мышей, которых я убил когда-то в своей жизни. И серых, домашних, и бурых, полевых. А я стою, жду их, и двинуться мне уж не суждено, я предназначен им, я - сырочеловек, сделанный из самого лучшего и свежайшего сыра...