«…Предлагаю на суд авторов, участвовавших в конкурсе, да и читателей, удостоивших конкурс своим вниманием, личный и пристрастный взгляд на развитие событий в Финале ВКР-2007, а, точнее, в прозаической номинации оного. Взгляд, так сказать, «со своей башни». О да, наверное, излишне говорить, что все нижеследующее суть плод сугубо и трегубо индивидуальных измышлений автора обзора. Коий всячески расписывается в совершеннейшем к господам авторам и почтенной публике уважении.

Но к барьеру, господа, то есть, excusez-moi, к делу. Марафон под названием ВКР-2007 подошел к концу. Напомню всем присутствующим, вернее сказать, читающим, что состоял он из двух этапов, а завершился итоговым и, наверное, поучительным Финалом. На протяжении сего, безусловно, занимательного действа очевидцы, то есть мы с вами, то есть лица, смею думать, заинтересованные, стали участниками (воленс-неволенс – не суть важно) подчас острой полемики, а авторы предъявили на суд жюри большое количество произведений. Как и следовало ожидать, многие были отмечены теми или иными знаками признания. Как и следовало ожидать – по справедливости.

Идиллическая картина? Возможно, так оно и есть, и некое лицо из публики, ну, скажем, вон из того ряда, имеет полное право воскликнуть «Et in Arcadia ego»! Но, уважаемый читатель, на мой взгляд, сия любезная взору картина оказалась под конец несколько аляповатой, как будто мастер, рисовавший ее, отвлекся, и изящное движение кистью превратилось в густой и расплывшийся мазок. Под заключительными штрихами я имею в виду Финал ВКР-2007. Наверное, следовало бы, не мудрствуя лукаво, кратко охарактеризовать произведения, попавшие в заключительный этап, благо, что их не так уж и много, и тихо откланяться. По-английски.

Однако же какая-то часть моего существа, вероятно, не слишком-то хорошо воспитанная, желает поораторствовать, причем не то, чтобы совсем уж по существу дела, но и не сказать, чтобы сказанное было вовсе пустой и ненужной риторикой. Так сказать, уподобляясь незабвенному профессору Челленджеру, если он мне, конечно, простит столь лестное для меня сравнение. Но на другом языке – стало быть, по-английски уже не получится.

А речь пойдет о том, по поводу какого Короля и какой его свиты ныне придется нам произносить здравицы и желать «многая лета»,.. виноват, творческих успехов. Ибо есть даже и в «датском государстве» кой-какие несообразности, и говорить об этом придется, коль скоро монархия у нас все-таки представительная.

Посему дозволю себе отметить в обзоре только собственно те произведения, которые и были вознесены на пьедестал. Ибо по остальным сказать, в сущности-то, почти нечего, кроме того, что вряд ли какое-либо из них могло бы претендовать на титул. Должно быть, кое-кто из присутствующих пожелает упрекнуть меня в излишнем снобизме?.. Простите, я хотел сказать – в академизме? Или, быть может, – в волюнтаризме и элитаризме, коих я как будто придерживаюсь в силу принципа noblesse oblige?.. Короче, в каком-то из этих или других «-измов» – на выбор? Спешу уведомить – сие неважно. Важны размышления и последующие выводы.

А выводы, как говаривал один мой знакомый философ, не будут почивать на лаврах, а, кроме того, не замедлят явиться. Посему, primo, отмечу прискорбный для меня факт – не все из авторов, которым было дано право, представили в Финал свои произведения. Иными словами, жалости достойно то, что мы все не увидели острого соперничества большого количества талантливых работ. Вот, ей-богу, хотелось более обильного пиршества. Secundo, что меня несказанно удивило, в Финале наличествовало крайнее жанровое однообразие. Вернее сказать, скудность форм, отнюдь не могущая похвастаться сравнением с предшествующими этапами.

Конечно, рассказ есть чрезвычайно выразительная форма, трудная для любого автора. Но если уж автор – Мастер, то и рассказы его отмечены печатью таланта. Однако же, милостивые господа, как литература всех веков и народов показывает, не одним токмо рассказом жива она! И, стало быть, sit licentia verbo, возникает вопрос: где все остальное? Карту сокровищ на стол! Где романы, новеллы, притчи, эпистолы, сказания, эпос? Вопрос сколь риторический, столь же и актуальный.

И, наконец, tertio, отмечу, что, читая представленные работы, искренне полагал необходимым подходить к ним со всей «строгостию закона», сиречь с жесткими требованиями, проистекающими из статуса конкурса, как я его понимал. Посему даже впал во искушение не присуждать первое место по итогам Финала. Однако же, вняв доводам конкурсной логики, на которую мне любезно указали мои коллеги, сменил гнев на... назовем это благодушием Чеширского Кота из «Золотого полдня». Коий, как известно, «всегда делает, что хочет и не привык объясняться». Надеюсь, мне не поставят это в вину при новой власти.

Но вернемся к насущному, к тому, что мы милостью авторов имеем. Коль скоро я буду говорить только о том, о чем следует, то круг попавших в фокус произведений, стало быть, очерчен. Начнем с произведения-победителя, имя которому «Война», автор же коему – Vakeli. Он же Борух, он же Баадур Чхатарашвили. Должен сказать, что если исходить из принципа обязательности выявления победителя из представленных на конкурс произведений, то мое личное мнение совпадает с выбором жюри. Предположу, что с художественной точки зрения отмеченные первым и вторым призовыми местами работы отличаются не слишком уж в большой степени. Поэтому здесь, на мой взгляд, сыграла тема произведения, которая, по всей видимости, для жюри показалась более значимой (а для меня – без всякой видимости).

В целом можно сразу подметить один из сильнейших приемов, использованных автором – абсурд происходящего, достигаемый описанием столкновения совершенно чуждых, антагонистичных друг другу форм бытия людей. Имею в виду, к примеру, сочетание в рассказе бытовых картин (работы городских служб, толпы зевак на проспекте, празднования Нового года) с жестокостью и бессмысленностью военных действий, что производит сильнейшее впечатление. Немного отклоняясь от темы, замечу, что финал рассказа, сокрушающий надежду на восстановление нормальной жизни, по крайней мере, для главного героя, ставит, на мой взгляд, наряду с проблемой абсурдности войны еще и проблему абсурдности человеческих чаяний, устремлений. И идеологий тоже. Особенно если сравнивать со второй частью.

Возвращаясь к особенностям авторской поэтики, замечу, что абсурд как прием реализован автором и композиционно: его можно увидеть и в соотношении отдельных частей, и в поэтических вставках из Рильке, из тех же грузинских легенд. При этом стоит, конечно же, отметить, что некоторая банальность сюжетных ходов сполна компенсируется «сгущенностью» повествования, неожиданно резкими переходами внутри текста. Даже предсказуемые ходы, вроде эволюции отношений главного героя, Бутхуза, с «бывшей патриоткой», подаются настолько внезапно, что лично у меня не остается впечатления «deja vu».

Нельзя и пройти мимо блестящего колорита речи героев, особенно Малхазовича. Что, впрочем, неудивительно, но лишних вистов явно добавляет.

Особое же внимание я бы уделил интересному соотношению авторской речи и косвенной, иногда даже мнимокосвенной речи главного героя. Здесь стоит пояснить – основное различие между ними заключается в том, что речь персонажа есть своего рода код в пространстве авторской речи, явно выделяемый, маркируемый. И, стало быть, позволяет вводить в повествование двуголосие, полифонию, стало быть. Не углубляясь в нехоженые дебри литературоведения, замечу, что разные способы выражения такой речи персонажа позволяют автору варьировать художественные эффекты, достигать большей художественной значимости текста в соответствии с авторскими установками. И в данном произведении мы можем нередко увидеть так называемую мнимокосвенную речь, когда она передается как будто бы от третьего лица, но при этом демонстрирует точку зрения героя. Видимую его глазами перспективу. При этом переходы от точки зрения героя к перспективе нарратора, то бишь повествователя, практически мгновенны, между ними нет структурных сдвигов. В этом отношении рассказ Баадура Чхатарашвили, несомненно, привлекает внимание.

Что касается минусов, то произведение, на мой взгляд, не свободно от шероховатостей, мелких огрехов, например, в построении диалогов, в структуре некоторых предложений. Иногда при чтении приходила в голову мысль о том, что порой не хватало пейзажной перспективы. Порой же хотелось большей пластики в слове, в описании. Само собой, хотелось и большей четкости в графической структуре произведения тоже. Рассказ, с моей точки зрения, требует своего рода «шлифовки».

Наконец, возвращаясь к протоколу инаугурации,.. простите, присоединяясь к приветственным крикам «Vive le roi!», выскажу следующее соображение: в рамках Финала титул Короля прозы заслужен. Но в отношении леди Литературы титул обязывает к совершенствованию. Хочется верить, что правление нынешнего Короля окажется запоминающимся не только по церемонии возведения на престол.

Второе место было присуждено рассказу Майка Джи «Вампир». Спору нет, перед нами – произведение, явно обращающее на себя внимание, говорящее о вполне даже незаурядном мастерстве автора. Но и здесь должен сказать, сокрушаясь о несдержанности языка своего, что, на мой взгляд, на этом же месте не менее достойно смотрелась бы и работа Ольги Моисеевой «Ртаки». С моей сугубо личной точки зрения, подверженной, как известно, странным и необъяснимым влияниям. Так вот, с этой самой точки зрения художественные достоинства «Ртаки» не менее весомы. Они просто иные, менее броские.

Но вертаемся к вомперам… Виноват, исправлюсь! Вернемся к «Вампиру» Джи, ибо здесь есть о чем поговорить.

Перво-наперво обращу внимание читателей на хорошую, крепкую композицию законченного в смысловом отношении рассказа. С этой точки зрения он производит самое благоприятное впечатление. Надо ли говорить, что перед нами весьма и весьма неплохая фантастика. Можно отметить и неизбитый сюжет при общеизвестной фабуле. Я бы даже сказал, что особую изюминку составляют не сам сюжет и фабула как таковые – они достаточно распространены –, а способ их сочетания, при котором мы получаем вполне добротный и оригинальный движитель действия, спроецированный на старую добрую классическую античность.

Нельзя не отметить и положительный облик главного героя – трудно представить читателя, который бы ему не симпатизировал. Нужно сказать, автору удалось, наверное, самое главное в фантастике – заинтересовать читателя.

Впрочем, за эмоциональной стороной дела потихоньку начинает работать эстетическая и рациональная. И результаты такого восприятия несколько настораживают. Во-первых, смущает резкая смена способов обрисовки персонажей. Если для главного героя дан прекрасный, запоминающийся образ Птицерона, то в отношении других персонажей автор, увы, поскупился – ни Натка, ни Ринат, ни иные персонажи не запоминаются. Колорита же Мучачи хватает только на время чтения рассказа. Для всех перечисленных характерны избитые, шаблонные ходы и общие фразы. К сожалению, персонажи часто выглядят неполнокровными (простите, уважаемая публика, за невольный каламбур).

Можно еще заметить, пожалуй, некоторые шероховатости в изображаемых явлениях, в используемых словах и понятиях. По ним, наверное, можно даже поспорить, вернее, поспорить о правомерности их использования.

Кроме того, если присматриваться к событийной канве, да и к некоторым логическим связкам, то обнаружатся не менее логические же натяжки при относительно слабых психологических мотивировках, даже для Андрея Иваныча. С другой стороны, финал очень предсказуем. Начав размышлять о причинах сего явления, я пришел к неожиданному выводу – Майк Джи в этом произведении не избежал проблемы, сопутствующей большинству фантастических произведений, подчас даже хороших. Проблемы или, вернее, «уравнения «сюжет-герои». Смею думать, что наиболее высокохудожественным произведением, при прочих равных, будет то, в котором не сюжет диктует поведение, особенности и облик персонажей, а, наоборот, их внутренние характеры «ведут» сюжет, порой совсем не туда, куда хотел автор. В данном рассказе, по моему убеждению, сюжет диктует действия героям. Отсюда, как только надобность в персонаже отпадает или уменьшается, прямо пропорционально уменьшается степень авторского внимания к слову, коим указанный персонаж преподнесен. Что не есть хорошо. Я бы даже сказал, что потенциально очень сильный рассказ требует доводки со стороны, безусловно, талантливого автора, по праву названного «Открытием года».

Что?.. Прерваться?..

Mon dieu, дамы и господа, что делать! Признаю вину в излишней велеречивости. Помню, еще дон Хосе Мануэль де Диас отмечал оное мое качество, грозясь отправить меня за борт до того, как я успею закончить письмо, кое сей бравый капитан должен был доставить… Хм, скажем так, некоей даме…

Ладно, вернемся к предмету разговора. Так о чем бишь я? Ах, да, о тигрице Ртаки.

На мой непросвещенный взгляд, очень неплохое произведение. Опять-таки, на мой непросвещенный взгляд, оно, как минимум, не уступает творению вице-короля. Можно отметить грамотное развитие действия и выдержанный стиль.

В отличие от первых двух отмеченных произведений, в «Ртаки» Ольги Моисеевой происходит гораздо более динамичная смена точек зрения: от перспективы Ртаки, своего рода бессознательной анимы главной героини, читатель переходит к перспективе собственно больной девушки, от нее – к перспективе повествователя, далее к оной отца девушки. И назад. В общем и целом, рассказ мне понравился.

Если же и дальше продолжить о нем разговор (мой дорогой читатель, простишь ли меня?), то хотел бы отметить вот какие недочеты, как я их вижу. Во-первых, схематично и упрощенно подан персонаж спутницы отца героини, тети Дины. А ведь потенциально именно она – катализатор действия. Более того, скрытый источник его развития. Хотелось бы, чтобы она была обрисована как полнокровный человек, со всеми присущими ему особенными и исключительными качествами, мыслями, поступками. Во-вторых, в рассказе присутствуют две драмы – главной героини и ее отца. А в потенциале мы могли бы увидеть и третью драму – драму неразделенной любви.

Впрочем, по-настоящему классная, в лучших традициях мистического жанра концовка снижает степень действия этого впечатления.

Поговорим о других призерах. На повестке дня компетентных органов… То есть, простите, следующим пунктом моего выступления будет отзыв на рассказ Акселя «Последняя партия Маэстро». Давно зная творчество мэтра Акселя, признаюсь прямо и недвусмысленно, что люблю читать его зарисовки из жизни знаменитых людей. Во всяком случае, это один из немногих современных и известных вашему покорному слуге авторов, который может похвастаться глубоким и детальным знанием реалий и фактографической основы описываемых событий. К тому же, как мне представляется, прав был один из членов жюри, когда заметил, что в рассматриваемом произведении при этом не происходит перегрузки утомительными – для современного молодого читателя, разумеется – деталями и фактами. Цитирую: «В этом рассказе все довольно органично». Это наблюдение подтверждается и мнением другого члена жюри: «Последняя партия…» – несколько иная работа, в ней все сбалансировано».

Присоединяясь к уважаемым коллегам, отмечу вдобавок и интригующую недосказанность – кем же был последний оппонент главного героя, знаменитого гроссмейстера Алехина? Деталь с армейскими сапогами только подчеркивает неоднозначность происходящего, вариативность трактовок. Но особенно произвела на меня впечатление сцена последнего триумфа маэстро Алехина. Красочное, даже яркое, визуально богатое действо последних ходов в партии, на мой взгляд, – безусловно, одно из самых сильных мест в рассказе.

В качестве критики отмечу один, но, наверное, очень важный момент – лично для меня некоторые аспекты поведения Алехина в сцене диалога с незнакомцем психологически неубедительны. Даже делая скидку на возраст героя, на то, что все люди – разные, нельзя не удивиться столь индифферентному отношению маэстро к допросу. Не знаю, что бы я сделал с таким незнакомцем, который столь беспардонно вторгался в обсуждение подробностей моей личной жизни, но, по крайней мере, гневной вспышки главного героя следовало бы ожидать. В конце концов, будучи преследуемым разными режимами, находясь под постоянным давлением, Алехин не мог не насторожиться, не увидеть в незнакомце врага. Вернее, он его, в общем и целом, увидел, да вот реакции были несколько странные, как мне представляется. И уж обсуждать с предполагаемым официантом причины частого появления новых жен и их же быстрого исчезновения маэстро вряд ли бы стал с таким спокойствием. В отличие от возможности сыграть партию – в это как раз очень даже верится.

Напоследок, уступая пожеланию почтеннейшей публики поскорее освободить трибуну, озвучу несколько мыслей по поводу подборки рассказов Инги Пидевич.

Как представляется, самое первое, что нужно отметить – это узнаваемый эмоциональный посыл и одновременно идеологический подтекст определенной эпохи.

Вместе с тем сами по себе рассказы неравнозначны в отношении друг к другу. Если первый и третий рассказы отчасти представляют интерес как своего рода «документы эпохи», то второй рассказ, вызывая понимание, тем не менее, вряд ли запоминается. То есть в нем и, отчасти, в первом рассказе автор, если угодно, «выезжает» за счет темы, за счет проблематики гуманистических ценностей. Кроме того, излишний, на мой взгляд, антропоморфизм шкафа как имплицитного, сиречь идеального читателя мешает восприятию. Убежден к тому же, что столь явное введение в ткань повествования этого самого имплицитного читателя и его смешение с непосредственно действующим лицом ведет только к возрастанию ненужной сентиментальности. Шкаф в качестве персонажа, с моей точки зрения, не убедителен вовсе. То есть, как кажется, первые два рассказа можно отнести к хорошей прозе для среднего и старшего школьного возраста. Не более.

Впечатление от третьего рассказа гораздо сильнее. Наверное, прав один из членов жюри, заметивший, что достаточно было бы одного этого рассказа. От себя добавлю, что и язык персонажей, и детали прописаны в нем наиболее тщательно.

Подытоживая, скажу, что автор, с моей точки зрения, делает ставку на проблематику человеческих ценностей, на индивидуальную историю героев в ее противоборстве с бездушным ходом общей истории, на человеческое сочувствие читателя к героям произведениям. Наверное, для более высокой оценки этого недостаточно; хочется более весомых художественных достоинств. В то же время нельзя не заметить, что занять призовое место автору позволила предельная искренность, максимальная честность и правдивость изложения. Читая эти рассказы, веришь. Возможно, что это – самое главное и нужное качество для рассматриваемой подборки произведений Инги Пидевич.

…Да, да, здравицы уже подходят к концу, не сомневайтесь, милостивые государи. Ибо именно на этом самом месте позволю себе закончить, оставив напоследок пожелание всем призерам не останавливаться на достигнутом. Уверен, что лучшие их работы еще ждут своего финала ВКР. Король ведь тоже обязан своим вассалам… А они требуют новых, более искусных pane e circenses, сиречь высокохудожественных зрелищ. Noblesse oblige, не так ли? А с моей стороны – последнее «Vive le roi!». Смеяться необязательно.

Откланиваюсь, дамы и господа! Со всевозможнейшим почтением…»