IV

 

Как-то в один из воскресных дней пришли в гости родственники. Я внимательно рассматривала Беллу Наумовну, очередной раз недоумевая, почему её так назвали. В моём представлении человек с именем Белла должен быть белым, как соседские Шаблонские или хотя бы похожим на белку. Мне в этом плане повезло больше: локонами спадающие светло-русые волосы и серо-голубые глаза соответствовали, на мой взгляд, имени Светлана. С тётей Беллой дело обстояло гораздо хуже. Смуглое лицо, которое украшали красивые тёмно-коричневые глаза, обрамляли смолянисто-чёрные кудри. На белку она тоже мало походила, скорее, за счёт огромных на пол-лица глаз, я бы её сравнила с рыбой и назвала, например, Карпой. Ведь есть же мужское имя Карп – так звали папу тёти Иры. Значит, и для женщин можно было бы что-то такое придумать... Карпа Наумовна – именно так должно было звучать имя родственницы. Против её отчества я ничего не имела. Задумчивая и немногословная, она производила на меня впечатление очень умной. Однако поменять имя человеку даже внутри себя, я не посмела и воспринимала женщину такой, какая она есть, с именем, которое ей было кем-то уже дано.

Тётя Белла протянула мне и Эдику по большому румяному яблоку, потом прошла в дом, а дядя Коля задержался и откуда-то, как из внутреннего кармана пиджака, достал красивую ярко-красную пожарную машину.

- Это тебе, - сказал он брату, самодовольно тряхнув головой. Тёмный чуб, освободив правую бровь, испуганно отскочил назад и некоторое время не возвращался на своё прежнее место.

- Ух, ты, - воскликнула я, рассматривая игрушку, - А мне дашь потом поиграть?

- Конечно, дам, - автоматически ответил Эдька.

Но Коля возразил:

- Не давай ей ничего. Она противная, - а потом ко мне, - Ты чего это за нами вечно подсматриваешь?

Не поняв, в чём меня обвиняют, я что-то лепетала в своё оправдание, а он не обращая внимания, развлекал брата. Спустя некоторое время, очередной раз повернув по-петушиному в мою сторону голову и лишь только теперь заметив, что я никуда не делась, Коля бросил пренебрежительный взгляд. И вдруг, этот, казавшийся мне тогда очень большим, взрослый дядя показал на меня пальцем и стал говорить ужасно плохие слова... Смеясь, он предложил Эдьке повторять всё за ним, и тот, конечно же, с удовольствием подчинился. Если бы я хоть одно такое слово на брата сказала, Маня б меня убила. В этом не было никаких сомнений, потому что однажды только за фразу «Ты кусочек дурака», она долго-долго меня ругала, а потом пообещала сдать «обратно в магазин». Секрет, откуда берутся все дети, к тому времени не был ещё для меня раскрыт.

Обиженная я подошла к Мане:

- Почему дядя Коля учит Эдика обзывать меня?

- Дядя Коля пьяный, не обращай на него внимания.

- Дядя Коля пьяный, а Эдик тверёзый, а всё равно повторяет.

После моих слов, Маня, смеясь, зашла в кухню, где был накрыт стол, и сказала:

- Света говорит, что дядя Коля пьяный, а Эдик тверёзый.

Все нашли это забавным, а жалобу, которую я повторила, следуя за матерью, что меня обзывают, никто как бы не услышал.

 

С тех пор, и без того далеко не идеальные наши с дядей Колей взаимоотношения, начали постепенно накаляться. Брат перестал давать мне подаренные им игрушки, и я обратилась с вопросом к Мане:

- Почему дядя Коля всегда только для Эдика что-то приносит?

- Потому что он сам был когда-то мальчиком и знает, с чем мальчики играют, а с чем девочки играют, он не знает.

- А дядя Миша тоже был мальчиком, но если что-то Эдику приносит, то и мне.

- У дяди Миши есть дочка, и он видит, чем Диночка интересуется. Поэтому всегда тебе что-нибудь интересненькое приносит.

- У дяди Коли тоже есть дочка.

- Но тётя Зина уже взрослая. Дядя Коля просто забыл, с какими игрушками она играла.

Я решила просветить «забывчивого» дядю Колю:

- В следующий раз принеси мне куклу в красном платье.

Он тут же доложил о просьбе Мане, а та отругала меня: просить игрушки у чужих ни в коем случае нельзя; всё, что необходимо, купят мама или папа.

Отец, как правило, в просьбах мне почти никогда не отказывал, и на какое-то время воцарилась, как мне казалось, справедливость: Коля приносил по-прежнему подарки Эдьке, а я, если чего-то хотела, получала это от Бориса.

Однако, даже при таком раскладе, из всех посетителей нашего дома, Коля был для меня самым нежеланным и неприятным, настолько, что если я у кого-нибудь из мужчин видела спадающие на глаза чёрные волосы, внутри меня к этому человеку возникала неприязнь. Зато Маня и Эдик не уставали им восторгаться. Эдька всем друзьям на улице уши прожужжал настолько, что однажды, когда мы всей компанией сидели у осеннего костра, Нюрка, которая была на два года его старше, поучительно произнесла:

- Что ты всё твердишь: «Мой дядя Коля – мой дядя Коля»? Во-первых, он не только твой, но ещё и Светкин. Как это так, тебе он дядя, а ей что ли нет? Так что правильно говорить: «Наш дядя Коля».

- Но он мой, потому что он Светку не любит, и подарки ей никогда не приносит. Она у нас мразь и гадина.

- Вот это ты, пацан, загнул, - присвистнул старший брат Нюрки, Гришка, почесав на затылке свои рыжие волосы, - Она же твоя сестра, а ты о ней так, да ещё и на всю улицу.

- Ты своей Нюрке тоже иногда по башке даёшь, и ничего, - попытался оправдаться Эдька.

- Если зарабатывает, то даю, но дома. Ты когда-нибудь слышал, чтобы я такими словами её при всех вас обзывал? Тем более сеструха-то твоя сидит здесь тихонечко, никому не мешает. Если б Нюрка наша такой тихоней была, я б её пальцем не трогал.

- А ты и так меня больше никогда не тронешь, потому что я уже выросла. Если что, так и сама тебе врезать могу, - проинструктировала брата сестра, показав ему язык.

- А я вот знаю, почему тот дядя Коля Эдьке всякие там штучки приносит, а Светке – нет, - проговорил медленно Витька и сплюнул в костёр.

- Почему? Скажи им, почему? – мой брат глянул на рядом сидящего, будучи уверенным, что тот его поддержит.

- Да, твой дядя Коля просто к тебе подлизывается.

- Это ещё зачем?

- Как, зачем? – хриплый голос Витьки стал почти по мужски низким, но заострённый, как крыша домика, веснушчатый нос оставался по-детски вздёрнутым, - Чтобы ты бате не рассказывал, как он к твоей мамашке приходит. А Светка ваша ещё маленькая, если чё и видит, так всё равно толком не объяснит.

- А по морде хочешь? Хочешь по морде? – братан принял воинствующую позу.

- Тогда и мне дай, - сказал Гришка, скептически смерив моего брата взглядом, - Я с Витькой полностью согласен.

- И мне. И мне, - раздалось у костра множество голосов.

Эдька вскочил и с психом убежал. Удивлённая, я радостно переводила взгляд с одного из детей на другого, не понимая, почему у них так ловко всегда, получается, заткнуть Эдьке рот. Под лёгкий треск и щелканье горящих веток, великодушно отпускающих к небу в виде искр мельчайшие частички их высохшей плоти, под негромкие голоса друзей, звучащие то одновременно, то отдельными фразами, я чувствовала себя комфортно и спокойно, как в глубокой пещере во время сильного ненастья.

Но блаженство длилось недолго. Через несколько минут выскочила Маня и накричав «Почему сидишь, когда Эдик уже давно отсюда ушёл», загнала меня домой. Уходя, я услышала за спиной дружный непринуждённый детский смех и позавидовала толстушке Гале, которая была в семье единственным ребёнком. Она могла уходить домой, когда ей захочется, и совсем не потому, что брат тут со всеми поссорился.

 

Эдька, сидя за письменным столом, из двух маленьких машинок пытался сделать одну большую. Проходя мимо, я с любопытством заглянула ему через плечо, но тут же получила пинок локтем в грудь.

- Пошла вон отсюда, - он закрыл от меня спиной своё изобретение.

Я присела возле узкой, тянущейся к потолку, этажерки, но играть, или рассматривать старые журналы не хотелось. Зачем мама, мотивируя, что Эдик уже вернулся, затащила меня домой, если тот самый Эдик не хочет, чтобы я даже стояла рядом? Я собралась уже встать и спросить саму Маню об этом, но Эдька оглянувшись, грубо проворчал:

- Из-за тебя, вонючки, я там поругался. Если б тебя на свете не было, сидел бы до сих пор у костра.

Что ж, какое ни есть, а всё-таки внимание... Поспорить с братом немного интересней, чем сидеть, молча любуясь его спиной.

- Это если б тебя не было, - возразила я, вспомнив Галю, - то сидела бы я до сих пор у костра.

- А ты не имеешь права мне так говорить. Я раньше тебя на белый свет появился. Если бы родители меня послушали, то тебя могло бы и не быть. А ты вот говори – не говори, я всё равно уже есть.

- Ты тоже сейчас говори - не говори, а я уже есть, - то, что мальчишки с улицы за меня заступились, придавало уверенности.

- Очень жаль, что ты уже есть.

- А мне жаль, что ты есть.

- Я смотрю, ты дюже смелая стала. Посмотрим, что запоёшь, когда мой дядя Коля придёт.

- Он не твой, а наш, - я была полностью с Нюркой согласна.

- А он тебе хоть раз что-нибудь подарил? Ни разу! То-то же!

- Ну и что, мне папа всё покупает.

- Папа – он мой папа тоже. Вот попрошу его батарейку мне купить, и он купит. Увидишь. А ты у дяди Коли куклу просила, и что? Вот, - брат злорадно показал мне кукиш.

 

Эдик действительно на следующий день за обедом попросил батарейку для фонарика, и через пару дней её получил.

- Почему ты покупаешь вещи и мне, и Эдику, - спросила я у Бориса, - а дядя Коля только ему?

- Вот видишь! - Закричал он на Маню, - даже ребёнок заметил, что что-то здесь не так!

Потом между ними произошёл скандал, в котором жена пыталась убедить мужа, что Коля всю жизнь мечтал о сыне, потому и тянется к Эдику.

- Мы же родственники, - закончила она.

А во время очередного визита Коли, заявила:

- Не одаривай мне Эдика, Боре это не нравится. Да и не забывай, что у меня ещё и Света есть.

- Но не могу же я всегда приходить к нему с пустыми руками. Ну хорошо, хочешь, в следующий раз и ей что-нибудь принесу?

- Не надо, - возразила Маня, - Дашь мне денег, я сама куплю.

Я, всё это слышавшая, восприняла такое решение правильным: раз наш родственник такой бестолковый и не знает, с какими игрушками девочки играют, то пусть от него подарки покупает мама.

В следующий раз мне посчастливилось стать свидетелем того, как Коля на веранде протянул Мане деньги, и я с нетерпением стала ждать, когда у нас с братом появится что-то новенькое. Но так и не дождалась, а потому, при всех за столом спросила:

- Дядя Коля ещё когда тебе деньги дал, а ты нам до сих пор ничего не купила.

Борис даже ложку выронил. Его изумрудные миндалевидные глаза вдруг приобрели асфальтовый оттенок и округлились.

- Какие деньги?

Ситуация была описана мною со веми подробностями и деталями. Но опять получилось, будто мне «всё показалось». На этот раз «гвоздём» стало то, что я не смогла назвать сумму денег, потому как, в денежных купюрах ещё не разбиралась.

- Это была пустая коробка от папирос, - уверено заявила Маня.

Пренебрежение моими словами показолсь мне унизительным и оскорбительным. С целью доказать всем, что не являюсь такой уж дурой, уже через неделю, благодаря бабушке, я выучила, как выглядят деньги от одного до десяти рублей

 

Одним прохладным, но солнечным днём, Маня взяла меня с собой в магазин, и на обратном пути мы встретили Колю. Разговор был недолгий, а на прощание он отдал ей десятку. Вечером она зачем-то сказала:

- До получки ещё ждать и ждать, а денег уже нет.

- Как нет, мама? Ведь дядя Коля дал тебе сегодня десять рублей.

- Ах, да. Ходила в магазин, а кошелёк дома забыла, - Манин нос заострился, а лицо сильно побледнело, но кроме меня никто этого не заметил, потому что все увлечённо кушали, почти не глядя друг на друга. Также, не поднимая глаз, а сосредоточенно контролируя, что ей каждый раз удаётся зачерпнуть ложкой, Маня спокойно давала объяснение, - Думала ещё раз идти прийдется, да Колю вдруг встретила.

- Нет, мама, дядю Колю мы потом встретили, когда уже шли домой, и ты тогда уже всё купила, - я решила, мать просто забыла, как всё на самом деле происходило, потому она и побледнела, что стыдно стало за свою такую плохую память.

- Да, нет же. Я только хлеб купила. А мне ещё сахар нужен был, и в универмаг зайти надо было, - несмотря на моё напоминание, мать настаивала на своём.

- А хлеб на что ты купила? – оторвал от тарелки глаза Борис, - Ты же кошелёк дома забыла.

- Так, в пальто в кармане случайно мелочь оказалась. Только на хлеб и хватило.

- Мам, но я же видела, что ты, когда покупала хлеб, деньги из кошелька доставала.

- Тебе показалось, - последовало традиционное объяснение, которое вполне устроило моего отца. И напрасно я пыталась ему объяснить, что дядю Колю мы встретили, когда уже шли по Советской. А на нашей улице, как известно, магазинов нет.

- Бабушка, а почему мама неправду папе сказала? – пыталась я понять и познать окружающий меня мир.

- Ах, знаешь, голубушка, - ответила мне бабушка, - мама, наверное, хочет что-то купить, а папа – против. Вот она и не призналась, что у неё есть деньги.

- А почему она мне сказала, будто показалось?

- Она думает, что ты ещё маленькая и ничего не понимаешь?

- Бабушка, а что я должна понимать?

- Ты для своих лет и так слишком много понимаешь...

 

V

 

Коля в моём присутствии деньги Мане больше не выдавал, но видно финансировал её очень даже неплохо, потому что Эдька постепенно стал переходить на особое положение.

Как-то очередной раз, подчинившись требованию Мани, не покидать пределы двора, я крутилась возле бабушки, которая варила вишнёвое варенье. Сняв на блюдечко пенку, она протянула его мне. Брат в это время бегал с друзьями, но вдруг раскрасневшийся ворвался в дом, попить воды. Его тёмные волосы забавно торчали в разные стороны, на носу бисссером красовались капельки пота. Увидев меня за столом, старательно облизывающую ложку, он закричал:

- Значит, Светке ты дала пенку, а мне нет?! Всё только свою Светочку подкармливаешь!

- Что ты такое говоришь, Эдичек? Ты хочешь пенку от варенья? Бог ты мой, подожди пять минут, и я наберу тебе не маленькое блюдечко, а большую тарелку.

- Я не намерен торчать тут целых пять минут. Вот это, - он указал пальцем в мою сторону, - ты должна была не ей, а мне отдать.

На шум пришла Маня.

- Что здесь происходит? Что за крик?

- Вот! – зло заявил Эдик, повертев, по-петушиному как дядя Коля, головой, - Всегда только этой Светке! Всегда только ей всё вкусненькое достаётся. А мне, так дуличку. Мне, значит, стоять и ждать надо!

- Мама, ну действительно, почему ты Свету вечно балуешь, а Эдика обделяешь, - возмутилась Маня, недовольно окинув меня взглядом.

- Но, Маничка, - бабушка всплеснула руками, - Эдик бегал где-то на улице, а Светочка была здесь. Я сняла ложку варенья и дала ей. Что в этом такого? Ты-то посмотри – у меня ведь целый таз варится. Всем хватит!

- Эдик тебе не все! И первую ложку, нужно было ему отдать! Потому что он старший!

Я хотела сказать, что в таком случае первая ложка должна достаться бабушке, но, не делая пауз, Маня продолжала орать:

- А если его дома не оказалось, то надо Свету не сладостями тут закармливать, а послать на улицу за братом! А теперь, - Маня грубо выхватила блюдце у меня из рук и отодвинула на другой конец стола, - садись сынок, это твоё варенье.

- Ещё чего! – фыркнул обиженный, - Буду я тут за вашей Светкой объедки доедать! Не дождётесь!

Хлопнув дверью, он убежал. А Маня после этого долго кричала, запретив на будущее «первой себе в рот что-нибудь вкусненькое запихивать».

 

Когда, спустя несколько дней, бабушка испекла ароматные коржики, она обратилась ко мне:

- Пойди-ка, позови Эдика, а то они с мамой опять нас ругать будут.

Я выбежала на улицу и нашла брата, сидевшим с другими мальчишками в канаве. Вырыв какую-то норку и сделав в ней сверху дырочку, они там что-то жгли, уверяя, что это камин.

- Эдь, пошли домой.

- Ещё чего! Что я там забыл?

- Иди. Тебя бабушка зовёт.

- Кто такая мне та бабушка, чтобы я по первому её зову домой бежал? И ты пошла вон отсюда, вонючка.

Грубость Эдьки ко мне, было уже явлением настолько привычным, что я даже перестала на него обижаться. Но теперь в его поведении явно выражалось и пренебрежение к требованиям матери, и оскорбление бабушкиной заботы. Изучающе рассматривая угловатую фигуру брата, я вдруг вспомнила, как боязливо втягивал он всегда свою ушастую голову в плечи, когда сердился на кого-нибудь или кричал Борис. Где-то в глубине души зародилось и рвалось наружу, подкатывая неприятным комком к горлу, чувство презрения и отвращения к родному брату, хотя разум и воспитание говорили о том, что я должна была его любить.

 

- Ну что, любушка, ты нашла Эдика? – бабушка глянула сквозь меня на калитку, в надежде, что там сейчас появится внук.

- Нашла, но он не хочет идти домой.

- А что ты ему сказала?

- Сказала, что ты зовёшь.

- А он?

- А он говорит: «Кто такая бабушка, чтобы я по первому зову домой шёл?»

- Так и сказал? – она развела руками и, покачиваясь, уложила в ладони свои морщинистые щёки, - Вот это я заслужила! За то, что его нянчила, выхаживала. За то, что ночи с ним не спала... – Убрав руки от лица, и перестав качаться, она протянула мне коржик, - Когда Эдик прийдёт, скажешь ему, что первый был не такой как все, а с сюрпризом и самый вкусный. Пусть он пожалеет, что не пришёл, когда его звали. Надо же... Кто такая бабушка...

Эдька появился не скоро, но ещё в дверях я ему заявила:

- А я твой первый коржик съела. Он был не такой как все, а с сюрпризом. Ты не захотел идти домой, вот я его и съела, - торжествующе и в то же время настороженно мой взгляд уставился на брата. А вдруг он спросит, какой это был сюрприз.

Но то, что мне досталось что-то принадлежащее ему, Эдьку задело настолько, что ничему другому он значения не придал.

- Что? Ты съела мой коржик? Да, знаешь, что я тебе за это сделаю?!

- А ничего ты ей не сделаешь, - вступилась за меня бабушка, - ты же сам не захотел домой идти. Я вот для тебя специально, как для старшего, что-то особенное испекла. А ты? Что ты сказал? «Кто такая бабушка?» Ну, раз бабушка для тебя никто, я и отдала Светочке. Она хоть и не старшая, но заслужила его куда больше, чем ты.

- Ах, так? Ну, ничего, скоро мама из магазина придёт, я ей всё расскажу! Она вам тут задаст!

- Что ты мне расскажешь? – на пороге в своём светло-зелёном с небольшими жёлтыми разводами атласном платье стояла Маня. Я всегда любила на ней этот обтягивающий полноватую фигуру, наряд, делающий мать очень красивой, похожей на лесную, хорошо откормленную ящерицу. Зелёные глаза сверкали, как два драгоценных камня, превращая «ящерицу» в загадочно-сказочный персонаж.

- Ох, как вовремя ты пришла, - произнесла бабушка на одном выдохе. – Так вот, что я тебе скажу. Светочка пошла звать Эдика, чтобы он, как ты-таки того требуешь, взял себе первый коржик. И знаешь, что он ей ответил? Он ответил: «Кто мне такая эта бабушка?»

- Так ладно, - пренебрежительно скривившись, оборвала её дочь, - я устала от твоих вечных жалоб на Эдика. Сынок, что произошло?

- Светка слопала мой коржик.

- Ты зачем это сделала? – сердито глянула на меня мать. В глазах больше не было сказочного огонька, и я, испугавшись, юркнула за спину бабушки, не зная, как дальше себя вести.

- Маня, ну ты-таки сошла с ума, - бабушка почти засмеялась, - Тех коржиков, глянь-ка с полсотни.

- Тогда почему я застала здесь скандал?

- Светка позвала меня домой, - заныл жалобно Эдик, - но не сказала, что бабушка специально для меня один коржик сделала. Я остался с пацанами, а она пришла и мой коржик сожрала.

- Ну, как тебе это нравится? – ударила себя по бёдрам бабушка, - Ты слышала, как он стал разговаривать? «Светка сожрала». Жрут свиньи на скотном дворе, - обратилась она к внуку, а твоя сестричка, как и ты – кушает.

- Мама, чего ты к словам придираешься? – раздражённо одёрнула её Маня, - Света, ведь съела, то, что ты приготовила для Эдика.

- Боже упаси! Мы это с ней специально так сказали, - она подмигнула мне, - потому что знаешь, мне-таки обидно, что мой внук говорит: «Кто такая бабушка, чтобы я шёл по первому её требованию?»

- Но он прав, - Маня пожала плечами, - Я, мать, и я отпустила его на целый день к друзьям. А ты, кто такая, чтобы загонять домой? Если специально что-то для него приготовила, то так и надо было сказать: «Эдик, иди, съешь испечённый для тебя пирожок». А то, откуда ж мальчишке знать, зачем он тебе тут понадобился, - повернувшись ко мне, она добавила, - Ты поняла, как в следующий раз брата надо звать?

- Где ж это такое видано? – покачивая головой, проворчала бабушка, - Сколько лет на земле живу, а ничего подобного нигде никогда не встречала, - вздохнув, она вышла из дома во двор.

 

Бабушка часто пекла и готовила всякие деликатесы, поэтому вскоре мне снова пришлось разыскивать на улице Эдика:

- Эдь, там ватрушки свежие. Иди домой, возьми себе первую, а то потом опять с мамой кричать будите.

- Свали отсюда, пока по мусалам не получила, а ватрушку, так и быть можешь забрать себе, - ответил мне братец.

Я повернулась и побрела домой, услышав за спиной:

- Видали, как я своих выдрессировал!

 

VI

 

По случаю хорошей погоды мы завтракали всей семьёй во дворе, за покрытым яркой клеёнкой старым деревянным столом.

- Я уже наелся, можно я пойду гулять? – выпалил Эдик и, не дожидаясь ответа, исчез.

- Я тоже наелась, можно я тоже пойду гулять? – скопировала брата я и начала соскальзывать с табуретки.

- А вот тебе лучше дома остаться, - возразила Маня, сосредоточенно закрывая хлорвиниловой крышкой банку со сметаной.

- Почему? – плаксиво заныла я, в надежде, что мой тон спровоцирует принять участие в споре бабушку или Бориса.

- Потому что ты сегодня ночью кашляла, - это, уже избитое объяснение, мать произнесла с такой лёгкостью, как нечаянно чихнула.

- Но ночью я и не гуляла, а сейчас совсем не кашляю, - последовало из моих уст такое же избитое возражение, с традиционно ноющими нотками.

Мой расчёт, привлечь к себе внимание не только Мани, оправдался, и, смеясь, Борис прокомментировал:

- В её рассуждениях есть логика. Так что никуда не денешься, прийдётся девчонку отпустить.

- Давай-давай, - осуждающе глянула на мужа Маня, - мама говорит «нет», папа говорит «да». Так мы с тобой, знаешь, далеко шагнём в воспитании детей...

- Но я действительно не понимаю, почему ей нельзя бежать вслед за Эдиком, - отец перестал смеяться и уже сердито смотрел на свою жену.

- Я посмотрю, что ты запоёшь, когда у неё вечером поднимется температура, - Манин нос заострился, а овальное лицо стало пятиугольным. Так было всегда, когда у неё что-то не получалось.

- С какой стати должна вдруг повыситься температура?

- Набегается, вспотеет. Потом её ветерком обдует... Много ли ребёнку надо.

Поняв, что причиной всему ветерок, я внесла предложение:

- Но ведь можно кофточку одеть.

Маня оценивающе на меня глянула и, всем своим видом дав понять, что делает огромное одолжение, глубоко вздохнув, произнесла:

- Ну, что ж, если оденешь кофточку...

- Какую кофточку?! – Борис закричал, слегка подпрыгнув на стуле, - Тридцать градусов! Я сижу в одной майке и изнываю от жары. Вы все тут с ума сошли что ли?

- А ты свой здоровый организм с детским не сравнивай, - поучительно произнесла Маня. – Тем более с организмом Светы. Она у нас болезненная, ослабленная, почти каждую неделю простывает. Ты же не хочешь снова в постель? – это уже относилось ко мне.

- Нет, - я испуганно замотала головой.

- Вот видишь, - Маня снова обратилась к мужу, - ребёнок согласен остаться дома.

- Ребёнок не согласен остаться дома, - возразила я, - ребёнок согласен надеть кофточку, чтобы пойти гулять.

Мать громко засмеялась и вынесла голубой с металлической «молнией» свитерок, а отец, резко встав, так, что из-под него с грохотом вывалился стул, скрылся за домом.

 

Нюрка, с любопытством всю меня осмотрев, ткнула пальцем в моё одеяние:

- Ты бы ещё шубу одела.

- А меня иначе на улицу не пускали.

- Понятно. А так ты сама от жары через пять минут домой убежишь.

- Не убегу, - уверенно произнесла я и, сняв свитер, положила его возле себя на траву.

Увлечённый какой-то пацанячей игрой, ничего вокруг себя, казалось, не замечающий брат, вдруг бросил взгляд в мою сторону и скрылся у нас во дворе. Вскоре он вернулся, сопровождаемый матерью, и та, отшлёпав за то, что разделась без разрешения, утащила меня домой.

Ничего не оставалось делать, как молча наблюдать за работой Бориса, который аккуратными, однообразными движениями создавал у нас во дворе бетонную дорожку.

- А зачем она нужна? – поинтересовалась я.

- Чтобы, когда идёшь в туалет, не надо было галоши одевать.

Ответ не удовлетворил моё любопытство, но весь облик отца подсказывал, что обширных разъяснений в данный момент, ждать от него бесполезно. Бродя в одиночестве по двору, то забиваясь в какой-нибудь угол огорода, то задержавшись у большого муравейника, я не заметила, как рядом с Борисом появился Коля. Ещё издали бросилось в глаза, что мужчины не беседуют, а говорил всё время только родственник, но когда мой маленький силуэт к ним приблизился, отец вдруг резко встал и, глядя собеседнику в глаза, громко и сердито произнёс:

- А твоё какое дело? Чего ты вечно суёшь свой нос, куда тебя не просят? Ты-то здесь при чём?

- Ну, чё ты кипятишься? - обижено произнёс тот, - Я же, как лучше хочу. Просто думал, по-родственному, помочь.

- Вот когда твоя родственная помощь понадобится, я непременно к тебе обращусь! - агрессивно закричал Борис. - А сейчас пошёл вон и не мешай мне делом заниматься.

Он снова встал на колени и продолжил своё занятие.

- Вот, псих, – ругнулся раздражённо гость и направился к калитке.

Я зашла в дом, в поисках бабушки, но над керогазом стояла мать.

- Сейчас кушать пойдём, - бодро и оживлённо сказала мне она, - иди, скажи папе и дяде Коле, чтобы мыли руки.

- А дяди Коли там нет.

- Как, нет?

- Они с папой поссорились, и он ушёл.

- Поссорились? Из-за чего?

- Не знаю. Наверное, из-за того, что он мешал папе работать...

Маня выскочила во двор. Поначалу оттуда доносился её крик, потом он перешёл в двухголосое сравнительно тихое вомущение, закончившееся снова Маниным криком, но уже в доме:

- Будь ты проклят вместе со своим золотом! - в сердцах, со слезами на глазах проговорила она, громко хлопнув дверью, - друзей у тебя нет, так ещё и родственники скоро отвернутся.

Я не согласна была с тем, что у отца нет друзей. И дядя Миша, и дядя Юра всегда, когда случайно встречали нас с Маней в городе, передавали ему большой привет, но моя точка зрения по этому вопросу никого не интересовала.

 

Обедали молча. Мне казалось, все, в том числе и Борис, очень расстроены внезапным уходом Коли, и стыдно было даже самой себе признаться, что меня это событие радовало, подавая надежду, петушиное подобие никогда больше не увидеть.

Однако уже через день, проснувшись поутру, я не выбежала привычно через кухню в коридор, чтобы умыться, а затормозилась в зале, с любопытством прислушиваясь к знакомым с рождения голосам.

- Ах, давай не будем об этом. Я ему всё высказала и пусть он своим золотом подавится. У меня и без него хорошая зарплата.

- Но, Маничка, при чём здесь зарплата. У вас же одна семья. И всё, что принадлежит ему, должно быть и твоим.

- Коль, я тебя очень прошу, прекрати. А то подумаю, что ты пришёл сюда не ради меня...

- Маничка, как ты можешь такое говорить? – из кухни раздались непонятные звуки, должно быть эти двое достали где-то леденцы и теперь смачно их сосали.

Я привстала на цыпочки, чтобы через, наполовину застеклённую дверь, подсмотреть, что там происходит, но кроме верхней части окна соседней комнаты ничего не увидела. Говорить «Доброе утро» человеку, который испытывал ко мне нескрываемое отвращение, настроения у меня не было, и я снова уселась на диван. Чавканье прекратилось, после чего Коля тихо заговорил:

- Маничка, солнышко моё, ты очень красивая, ты очень умная. Разве ты такое в своей жизни заслужила? Да, этот чёрствый, грубый человек и мизинца твоего не достоин. И чего он только хорохорится. Ты посмотри на себя. У тебя во рту стальные зубы, на твоих пальчиках только одно обручальное колечко. Да будь моя воля...

Почему-то после этих слов они снова увлеклись леденцами. Потом звук шаркающих по полу стульев и скрип двери в Эдькиной комнате подсказали мне, что кухня уже свободна. Выскочив, пританцовывая по направлению к горшку, я услышала, как за плотно закрытой дверью взрослые снова ломали кровать брата.

 

В выходной день Маня заявила, что пора всем помириться и, дав ценные указания по поводу домашнего хозяйства своей матери, она с мужем исчезла. Вернулись оба весёлые, а за вечерним чаем у супругов состоялась беседа:

- У нас в коллективе ни у одного учителя нет, как у меня стальных зубов. Все уже давно на золотые поменяли.

- Поменяй и ты, - муж, улыбаясь, смотрел на жену через полупустой стакан.

- Ты знаешь, сколько это стоит?

- Работа почти ничего не стоит. А золото... Я думаю, двух монет на это хватит.

- Ты рискнёшь пустить на это монеты?

- Но ведь Коля же тебе эти коронки может сделать...

Уже через неделю на Маниной нижней челюсти красовались два блестящих жёлтеньких зубика. У неё даже походка от этого почему-то изменилась. Но ещё не наступила осень, как на глазах появились слёзы, потому что мост, который держали эти коронки, поломался, и она теперь ни есть, ни разговаривать нормально не могла. Коля в этот период оказался в больнице с гастритом. Ждать его выписки Маня не могла, и совсем другой специалист исправил положение из совсем другого золота, забрав в качестве частичной оплаты поломанный мост.

- Что ни делается, всё к лучшему, - филосовски заключил Борис.

 

(продолжение следует)