Что хочет автор. Литературные конкурсы

Ни моя мама, Галина Константиновна, ни её брат Сергей Константинович никогда в присутствии нас, детей, об отце не говорили. Вряд ли они обсуждали прошлое и между собой – то ли рана была слишком глубока и болезненна, чтобы лишний раз причинять себе боль, то ли сказывалось бабушкино воспитание – молчать, не отвечать на вопросы любопытных, жить так, как будто ничего не произошло. От бабушки мне удалось узнать многое, но у неё не было никаких сведений о подробностях дела, по которому был осуждён дед. Когда в начале 90-х объявили, что можно ознакомиться с архивами КГБ, я стала уговаривать маму затребовать дело Константина Тимофеевича. Она долго отказывалась. На мой вопрос, не хочет ли она узнать, кто написал на него донос, мама ответила, что знание это может вызвать в ней ненависть, а жить с ожесточением в душе она не в состоянии. Самой мне ознакомиться с документами не разрешили – внукам не полагалось разбираться в прошлом. Тогда мама всё же решилась. В КГБ ей объявили, что дело Метёлкина К.Т. находится во Владивостоке, требуется сначала послать туда запрос и дожидаться, когда архивные материалы перешлют в Москву. Через некоторое время мы получили письмо с разрешением прочесть затребованные нами документы.

Когда мама пришла по указанному адресу, её встретил холодно-вежливый молодой человек в армейской форме, сел за стол напротив неё и так просидел, пристально наблюдая за ней, несколько часов, пока она читала и делала выписки в тетрадь. Нумерация страниц в деле была нарушена, многие листы, касающиеся первого ареста, просто-напросто вырваны. Другие были скреплены между собой, читать их следователь не разрешил, объяснив, что там содержится информация, которая может скомпрометировать других лиц (очевидно, тех самых доносчиков!).

Вот оно – Следственное дело № 17013 «О вскрытой контрреволюционной диверсионно-террористической и вредительской организации, действовавшей в Дальневосточном филиале Академии наук». Материалы по обвинению Метёлкина Константина Тимофеевича.

Обвинительное заключение подписали оперуполномоченный госбезопасности Г.А.Швецов, начальник 4 отдела ПОУ НКВД К.И.Шеремет и начальник ПОУ НКВД, капитан госбезопасности М.И.Диментман. В тексте с большой буквы написаны святые для чекистов слова: Тюрьма, Госбезопасность, Младший Лейтенант, Уголовная Ответственность.

Метёлкин К.Т. изобличён в том, что после своего согласия принять участие в организации получил от В.О.Мохнача задание задерживать экспериментальную разработку двух плановых научно-исследовательских работ краевого значения: гидролиз древесины и выделение металлического цинка из цинкового концентрата . Цели этого задания – сорвать выполнение тематического плана 1937 года на своём участке работы. Кроме того, он должен был развернуть вредительскую работу в Университете, "занизить качество выпускаемых специалистов" и вербовать новых участников организации.

Протоколы очных ставок Метёлкина, Мохнача и Тихомолова, проведённых следователем Черезовым. Все трое подтверждают, что состояли в контрреволюционной организации, целью которой было насильственное свержение Советской власти и установление буржуазного государства.

3 августа 1938 года в протоколе об окончании следствия записано, что Метёлкин К.Т., несмотря на свои признания, вину свою полностью отрицает и от своих показаний отказывается.

Протокол закрытого судебного заседания выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР от 21 августа 1938 года. Начало 15.00, окончание 15.10. Подсудимый Метёлкин К.Т. виновным себя не признаёт и показания, данные им на предварительном следствии, не подтверждает как не соответствующие действительности. «В.О.Мохнач в контреволюционную организацию его не вербовал, он ложно себя и других оговорил, будучи в болезненном состоянии».

Приговор суда: тюремное заключение сроком на 10 лет с поражением в политических правах на 5 лет с конфискацией всего личного имущества. Срок тюремного заключения исчислять с 3 октября 1937 года. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Подписи: председатель Военной коллегии бригвоенюрист Кандыбин Д.Я., члены – бригвоенюристы Китин И.Г., Калашников С.М., секретарь трибунала военный юрист 1 ранга Кондратьев.

Ордер на повторный арест 22 февраля 1949 года. Начальник отдела УМГБ Ярославской области майор Тихонов установил, что Метёлкин К.Т., проживающий в Угличе и работающий инженером на заводе, " проводит антисоветскую деятельность".

Отпечаток пальца. Фотографии: профиль и фас. Обритая голова, чёрный пиджак, светлая рубашка, застёгнутая на пуговицы, без галстука. Медицинская справка: давление 160/100; диагноз: миокардиография сердца, гипертония; заключение: годен к средней тяжести труду.

Протоколы допросов от 28 февраля и 14 марта 1949 года. Следователь Афанасьев ставит ему в вину антисоветскую деятельность. К.Т.Метёлкин категорически отвергает обвинение.

Обвинительное заключение от 19 марта 1949 года. Арестованный по существу предъявленных ему обвинений виновным себя не признал. Сослать на поселение. Подписи: следователь лейтенат Афанасьев, майор Трепаленко, майор Серов.

Наряд: Этапировать Метёлкина К.Т. в распоряжение УМГБ Красноярского края в г. Красноярск.

Выписка из протокола № 28 Особого Совещания при Министре Государственной Безопасности Союза ССР от 18 мая 1949 года. Метёлкина К.Т. за принадлежность к антисоветской троцкистской организации сослать на поселение.

Постановление на просьбу Метёлкина К.Т. от 15 сентября 1950 года освободить его от ссылки. Заявление оставить без удовлетворения. Подписи: старший оперуполномоченный секретариата Особого Совещания при МГБ СССР подполковник Акопян, начальник 2-го отделения секретариата Особого Совещания при МГБ СССР полковник Гусев.

Заявление бабушки в Главную военную Прокуратуру от 7 марта 1951 года с просьбой взять больного мужа, инвалида 1-ой группы, домой. Кровоизлияние в мозг, паралич правой стороны с потерей речи. – Без ответа.

Письмо бабушки от 2 июля 1953 года о тяжёлой болезни мужа, с просьбой взять его домой. Она пытается напомнить, что следователь Черезов бил, запугивал, изнурял заключённых голодом, не давал им спать. В тюрьме создавали обстановку, доводящую до состояния помешательства. К.Т.Метёлкин был вынужден дать ложные показания, но на самом деле ни в чём не виноват. – Без ответа.

Переписанное кем-то от руки письмо Константина Тимофеевича из Красногорского совхоза от 9 августа 1949 года. Копия его письма из Дудинки от 16 сентября 1950 года.

И, наконец, письмо К.Т.Метёлкина к И.В.Сталину, переписанное бабушкиной рукой. Аккуратно подшито. Зарегистрировано 28 октября. – Без ответа.

На что надеялись жертвы, когда писали письма кровавому палачу, извергу, каких доселе не знало цивилизованное человечество? Как же они были наивны и простодушны!

Дело о реабилитации вёл старший следователь Управления КГБ при Совете Министров СССР по Приморскому краю старший лейтенант Н.Н.Краснов. Основанием для дополнительного изучения архивных материалов послужили заявления Метёлкиной Е.М. о снятии судимости с её мужа и В.О.Мохнача в отношении его полной реабилитации.

Выяснилось, что в 1936 году был арестован один из видных работников Академии наук СССР профессор Шаров, который на следствии показал, что он якобы подбирал себе единомышленников по контрреволюционной деятельности, направлял их затем в филиалы Академии наук для организации там троцкистских ячеек. Научные сотрудники Мохнач, Тихомолов и Метёлкин были направлены в Дальневосточный филиал профессором Шаровым и по месту работы находились в тесной связи между собой. Управлением НКВД в марте 1937 года на этих лиц было заведено агентурное дело, а сами они "взяты на разработку". Кроме того, 23 мая 1937 года работником ДВФАН Давлятшиным на почве личных счётов с Мохначём и другими было написано заявление, в котором он излагал свои подозрения о якобы имевшей место вредительской деятельности со стороны указанных им в заявлении лиц. В список доносчика попали и академик Комаров, и профессор Криштофович, и многие другие специалисты. Сам Давлетшин характеризуется как «жулик и карьерист», сеявший вражду и раздор в ДВФАН.

В.О.Мохнач якобы был связан ещё и с эсерами через врача-гинеколога Моисеева А.Б., тесть которого, Тимофеев М.А., привлёк Владимира Онуфриевича к эсеровской организации.

Краснов проанализировал протоколы допросов и очных ставок и обнаружил, что в показаниях арестованных не совпадают даты, места встреч и вербовок, "вредительские действия" описаны путано, каждым (не совершавшим таковых) по-разному, полностью отсутствуют вещественные доказательства.

Освобождённый из тюрьмы И.В.Шведкин свидетельствует, что во время следствия арестованных заставляли сидеть на копчиках. Особенно свирепствовали чекисты Хренов Е.П. и Мочалов Н.М., которые, как оказалось, "за незаконные методы ведения следствия" были расстреляны в 1940 году. Хренов и Мочалов, в свою очередь, показали, что следователи Черезов, Федотков, Швецов издевались над заключёнными, били их, добиваясь признательных показаний, фальсифицировали протоколы.

Положение арестованных усугубил "акт научной экспертизы", подписанный 7 мая 1938 года оставшимися на свободе научными сотрудниками ДВФАН под руководством следователей НКВД. В нём говорилось: «Деятельность врагов народа во всех областях работы ДВФАНа была направлена на срыв и торможение разрешения важных вопросов для соцстроительства края, тем самым была допущена дискредитация филиала Академии наук как научно-исследовательского центра. В результате чего филиал не занял подобающего ему положения научного и организационного центра научно-исследовательской работы на Дальнем Востоке». 6 июля 1938 года появилась Директива, в которой осуждалась недостаточная работа с внутренними врагами. Её подписал заместитель наркома СССР М.П.Фриновский, который прибыл в Хабаровск, а затем отправился во Владивосток.

Объяснение профессора Колесникова, одного из тех, кто составлял и подписывал в 1938 году „акт научной экспертизы» от 14 октября 1954 года: «О преступной деятельности Метёлкина К.Т. ничего не знаю. Могу лишь по смутным воспоминаниям указать, что его научная работа в филиале сложилась неудачно и не дала заметных результатов. Его узкая специализация – электрохимия – требовала оборудования и условий, которых в филиале не было». Профессор о преступной деятельности "ничего не знает", публичный донос, однако, состряпать и подписать не отказался. Тот же Колесников в 1938 году направил в партийную организацию ДВФАН заявление «О вредительской деятельности А.С.Порецкого», приобщённое к делу. Зёрна чекистских злодеяний прорастали на благодатной почве зависти, личных амбиций и бесчестия в самой научной среде.

Акт признаётся недействительным как необъективный – к вредительству прчислены обычные рабочие упущения, неудачи, отрицательные результаты опытов и т.д.

За недоказанностью вины приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 21 августа 1938 года в отношении Мохнача В.О., Метёлкина К.Т., Порецкого А.С., Тихомолова П.А., Витгафта Б.В., Боговича И.П., Рубинау В.И., Булдовского А.Т., Гернет Л.В., Савич И.Н – отменить. Дело из-за отсутсвия состава преступления прекратить.

Из всех вышеперечисленных учёных в живых остался только Мохнач. Булдовский, Гернет, Богович, Витгефт и Савич были расстреляны в 1938 году. Метёлкин, Порецкий, Рубинау погибли в тюрьмах и ссылках.

Точка в деле Константина Тимофеевича Метёлкина была поставлена 17 июня 1955 года. Военный прокурор 9 отдела Главной военной Прокуратуры подполковник Хорьков постановил: Приговор от 18 мая 1949 года в отношении Метёлкина К.Т. прекратить за отсутствием состава преступления. Справка о реабилитации, выданная семье, датирована 8 декабря 1955 года. Бабушка хранила этот документ всю жизнь, опасаясь, что вновь настанут времена, когда придётся доказывать невиновность мужа и отца.

Цельной картины произошедшего в 1937 году в Дальневосточном филиале Академии наук после изучения дела Константина Тимофеевича не возникало. Что же всё-таки осталось на вырванных листах? Я начала по крупицам собирать сохранившиеся материалы – всё, что могла отыскать в библиотеках и через поисковые программы интернета. Кажется, мне почти удалось докопаться до сути, хотя часть документов, к сожалению, недоступна до сих пор или предусмотрительно уничтожена. Большую помощь оказали мне исследования Амира Александровича Хисамутдинова, доктора исторических наук, профессора Дальневосточного государственного университета, специалиста по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона. Его «Очерки к истории исследований на Российском Дальнем Востоке» () содержат уникальные сведения, архивные документы, доступ к которым для широкой аудитории закрыт.

Ещё в начале 1933 года экономический отдел НКВД по Дальне- восточному краю завёл дело № 1692-34 "О контрреволюционной, шпионско-повстанческой и вредительской организации", которое составило 15 томов. По версии чекистов руководителем этой организации был никто иной как В.К.Арсеньев, умерший в 1930 году.

Имя Владимира Клавдиевича Арсеньева (1872-1930) известно далеко за пределами России. Путешественник, учёный-этнограф, писатель, исследователь Дальнего Востока, он оставил российской и мировой науке бесценные труды, а читателям – замечательные книги – "Дерсу Узала", "В горах Сихотэ-Алиня", "По Уссурийскому краю", "Китайцы в Уссурийском крае" и другие. Бывший царский офицер, русский патриот, Арсеньев тоже был "взят на разработку" органами НКВД, неоднократно подвергался допросам. В последние годы перед своей безвременной кончиной он был вынужден отказаться от личного общения "с местной ителлигенцией", чтобы успеть завершить научные труды, поскольку любое его неосторожное высказывание вызывало донос в органы госбезопасности и новые разбирательства. Однако при жизни расправиться с Владимиром Клавдиевичем не посмели – Арсеньев был слишком заметной фигурой. Зато после смерти учёного началась настоящая травля. В предисловиях книг Арсеньева, переизданных в то время, его обвиняли в шовинизме, пропаганде империалистических идей, защите интересов русской буржуазии, неуважительном отношении к коренным народностям Дальнего Востока, чего не было и в помине. Был остановлен выпуск полного собрания его сочинений. Но самое страшное только начиналось.

В 1934 году была арестована жена Владимира Клавдиевича Маргарита Николаевна. Её и целую группу учёных изобличали в активной деятельности, направленной на свержение Советской власти на Дальнем Востоке путём вооружённого восстания и японской интервенции и создание "Камчатской автономии". Арсеньев, как руководитель организации, якобы должен был стать военным министром в новом правительстве. Маргарита Николаевна была вынуждена дать ложные показания, поскольку следователи угрожали ей тем, что отберут у неё дочь и отправят девочку в колонию для беспризорников. На суде М.Н.Арсеньева от своих показаний отказалась.

Нашлись и те, кто не побоялся защитить доброе имя Арсеньева, в частности, профессор В.Ф.Овсянников, сам прошедший через ужас чекистских застенков. Не остановило его и выселение из квартиры, лишение права голоса, исключение из института. За Арсеньевых заступились и другие сотрудники Дальневосточного Государственного Университета.

Несколько человек было приговорено к длительным срокам заключения, двое расстреляны, некоторые были отпущены на свободу. Особое Совещание НКВД СССР зачло М.В.Арсеньевой в наказание предварительное содержание её под стражей с 1 апреля 1934 по 3 октября 1935 года. Как "антисоветский элемент и политически-неблагонадёжная" Маргарита Николаевна была снята с работы и лишена паспорта.

Второй раз М.Н.Арсеньеву арестовали летом 1937 года одновременно с моим дедом. Оба они проходили по делу № 17013 "О контрреволюционной шпионско-вредительской организации, действовавшей в Дальневосточном филиале Академии наук". Арестованную группу сотрудников ДВФАН продержали в тюрьме более года. Всем им было предъявлено обвинение в том, что они "состояли в право-троцкистской организации и проводили контрреволюционную работу". Константин Тимофеевич Метёлкин якобы являлся одним из самых активных участников борьбы, направленной на свержение Советской власти, отделение Дальневосточного края от СССР и создание Дальневосточной республики под протекторатом Японии, а в новом правительстве ему предназначался пост одного из министров. Очевидно, от смертного приговора деда спасло только то, что он упорно отказывался признавать свою вину, держался исключительно мужественно и достойно. Кроме того, он был моложе других и прибыл во Владивосток недавно.

Маргарита Николаевна Арсеньева под пытками подтвердила, что "вела решительную борьбу с Советской властью" в организации, возглавлявшейся В.К.Арсеньевым, а после его смерти профессором В.И.Савичем. Против неё, тоже после применения насилия, дали показания её непосредственный начальник геолог Б.В.Витгефт и две близкие подруги – И.Н.Савич (жена В.И.Савича) и Л.В.Гернет, арестованные по делу № 17013.

Позднее, когда в 1940 году, были привлечены к ответственности следователи Е.П.Хренов и Н.М.Мочалов, которые допрашивали и Константина Тимофеевича, и Маргариту Николаевну, и их "подельщиков", были найдены свидетели того кошмара, который творился во Владивостокской тюрьме. Арестованный Романюк из Тернея рассказывал, что во время допросов у Хренова последний посадил его задним проходом на ножку стула, продавил его, и ножка, пройдя через задний проход, вышла в живот. Романюк оказался в тюремной больнице, выжил, но остался тяжёлым инвалидом. Мочалов был настоящим садистом, жаждавшим крови. Он отрывал мужчинам семенники, а заключённому Серебрякову вставлял в задний проход штепсель и говорил при этом, что не вытащит штепсель до тех пор, "пока не закипит у него".

Сотрудники тюрьмы также бесчинствовали – приходили на "работу" пьяными, вызывали арестованных, избивали их, насиловали женщин. По распоряжению сотрудника тюрьмы Слепцова убили механика с парохода "Анадырь". Женщин запихнули в камеру размером в 7 квадратных метров. Всего в ней постоянно находилось до 35 узниц, которые тут же, на полу, рожали.

Мочалов вспоминал обвинения, которые выдвинула комиссия из Москвы, прибывшая для проверки органов НКВД: "Мы ничего не делаем, и что Сталин не знает, советский Владивосток или японский, а также мы не выполняем приказа Наркома об аресте подозреваемых. Вместе с Фриновским (заместитель наркома СССР – М.Л.) приезжал быв.нач. УНКВД ДВК Горбач и на совещании говорил, что в Новосибирске расстреляно 66 тысяч человек, а во Владивостоке только (!) 12 тысяч".

Судили М.Н.Арсеньеву в один день с моим дедом и его коллегами – 21 августа 1938 года. На каждого отвели 10 минут. Ни о каких адвокатах речь даже не шла. Шесть человек были приговорены к расстрелу, остальные – к длительным срокам заключения.

Маргарита Николаевна Арсеньева была расстреляна сразу же после вынесения приговора. Дочь Арсеньевых, Наташа, осталась в 17 лет сиротой, долгие годы провела в лагерях. Вернувшись после реабилитации в Хабаровск, не смогла приспособиться к жизни "на воле". Судьба её трагична, как и судьба брата В.К.Арсеньева, тоже репрессированного и погибшего. Маргариту Николаевну реабилитировали в 1958 году посмертно.

В мае 1975 года был выпущен в прокат двухсерийный художественный фильм "Дерсу Узала" по одноимённому произведению В.К.Арсеньева, который снял знаменитый японский режиссёр Акира Куросава. Фильм был удостоин премии "Оскар" и многих других кинематографических наград. В связи с выходом фильма появилось множество статей, но никто не вспоминал о том, как расправилась Советская власть с семьёй Владимира Клавдиевича, как глумилась над его памятью.

Из всех тех, кто организовывал репрессии среди дальневосточных учёных, кто истязал и пытал заключённых, никто, кроме Хренова и Мочалова, наказан не был. Наоборот, бывшие сотрудники ОГПУ НКВД, участвовавшие в уничтожении сотрудников ДВФАН, были реабилитированы. Следователи Черезов, Швецов, Шеремет, Федотков, Жеребцов были допрошены как свидетели и отпущены на волю. Черезов, избивавший и доводивший до помешательства моего деда, М.Н.Арсеньеву и их "подельщиков", получил несколько суток домашнего ареста. Профессиональный убийца Шеремет "за злоупотребление служебным положением" в марте 1940 года получил 10 лет, когда сотрудники Ежова менялись на соратников Берия, но и этот срок не отсидел до конца. Совершенно без наказаний остались судьи Военной коллегии и трибуналов, выносившие незаконные смертные приговоры. Не пострадали и те, кто способствовал совершению преступлений. Н.Н.Краснов, участвовавший в 1954 году в расследовании дел, писал о профессоре Колесникове: "Он клялся, что покривил душой и погубил хороших людей, которые верили ему. Об этом никто не знает. В суд его не вызывали, по ночам эти люди часто снятся ему. Я ответил, что я не судья, что материалы с его признанием будут доложены в прокуратуру и к нему, возможно, будут приняты административные меры за ложный донос. Ушёл Колесников в глубоком трансе. Я почему-то был уверен, что после всего пережитого им во время нашей беседы он покончит жизнь самоубийством. Но, увы, Колесников вскоре уехал на Конгресс мира".

Права оказалась моя мама – жить после всего, что я узнала, тяжело. Состарились дети палачей, выросли их внуки, прдолжаются династии кровавых преступников. Страшно жить в России, где в дни праздников на улицы выносят портреты Сталина, прославляются с высоких трибун "подвиги" сотрудников НКВД во время войны, расстреливавших и отправлявших в лагеря бывших военнопленных. А к Соловецкому камню на Лубянской площади в Москве – единственному на всю страну символическому памятнику политзаключённым – один раз в году приходят уцелевшие родственники невинно убиенных. Общество "Мемориал" на протяжении десятилетий безуспешно пытается добиться суда над Сталиным и его соратниками, организовавшими невиданное по своим масштабам и жестокости истребление российского народа, уничтожение его самых честных, трудолюбивых, талантливых благородных сыновей и дочерей.

Как живётся вам, внуки Сталина,

Кагановича или Берии?

Не в ответе, что вам от дьявола

в добры дедушки влезли звери и

на проклятие вековечное

обрекли ваш род, может, праведный

за глумленья бесчеловечные

над империей скорбно-памятной.

Как вам спится ночами долгими?

Снятся ль родичи-изуверы,

реки крови Обями-Волгами

да могильников полусферы?