Они встретились в 1928 году – очаровательная, чуть лукавая Катя и высокий, кареглазый, серьёзный Константин. За плечами у обоих было полуголодное и унизительное сиротство, в настоящем – хоть и бедное, но весёлое студенчество в Московском университете, впереди – созидательный труд на благо Отечества, к которому оба они, будущие химики, сознательно и ответственно готовились. Правда, Катя больше мечтала о семье и о детях, чем о научной карьере, но училась с удовольствием, тем более что Костя уже почти заканчивал университет и считался одним из самых талантливых студентов, отставать от него не хотелось.

На фотографиях тех лет, подаренных будущему мужу, - кокетливые посвящения: "Милому Костику от капризной Катюшки!", так непохожие на нынешнюю бабушкину сдержанность. Удивительно, но официально регистрировать свой брак им даже не пришло в голову – просто стали жить вместе, благо что в общежитии Московского университета предрассудков в то время не водилось, и молодой семье выделили отдельную комнату. Законными супругами они стали несколькими годами позже, когда Константина направили работать на Дальний Восток и потребовалось уладить связанные с переездом формальности. К тому моменту у них было уже двое детей – дочь Галя и сын Серёжа (первый ребёнок, девочка, умер при рождении, как считала бабушка, из-за отравления химическими реактивами в лаборатории, где студенты должны были проходить практику).

 

Костя родился 30 апреля 1905 года в Москве, с двух лет воспитывался в детских домах вместе со старшим братом Николаем, куда мальчики были определены с помощью "Московского Попечительского общества о бедных детях". Мать их, Ольга Николаевна, жила с дочерью Александрой, сыновей навещала редко, принося иногда жалкие гостинцы – кулёчек слив или дешёвых конфет.

Настоящего своего отца Константин никогда не видел и даже не знал, кто он – мать скрывала тайну его рождения (по документам ребёнок происходил от мужа Ольги Николаевны, Тимофея Метёлкина – выходца из крестьян Калужской губернии, городского щвейника, умершего в 1907 году). Известно только, что долгое время она служила горничной в одном богатом московском доме и, возможно, родила его от "барина" – не то литературного критика, не то писателя. Поверить в это нетрудно, потому что во внешнем облике Константина, в его врождённой деликатности, привычке и тяге к умственному труду явно проглядывало непростое происхождение. Впрочем, сам он не придавал факту своего загадочного появления на свет никакого значения, а к матери относился с большим уважением и нежностью.

С её слов, младенцем она была подкинута к дому богатого крестьянина, который принял её и воспитал как родную дочку. В тот дом она часто ездила будучи взрослой и живя в Москве; стариков уже не было, но Ольга Николаевна дружила с их родными детьми.

В 1918 году Костя закончил школу, год работал подсобным рабочим на стекольном заводе, затем учился в сельскохозяйственном техникуме, получил специальность агронома. Там же он всерьёз увлёкся химией и в 1923 году стал студентом химического факультета Московского Государст-венного Университета.

 

О бабушкином детстве мне известно значительно больше.

Она появилась на свет 14 ноября 1907 года в дружной, благополучной петербургской семье.

Отец бабушки, Михаил Фёдорович Блинов, был выходцем из деревни, но благодаря смекалке, упорству и трезвой жизни сумел в Петербурге стать купцом второй гильдии, имел несколько закладных домов, достойно содержал жену и пятерых детей, многочисленную прислугу.

Старшие дети – Володя и Оля учились в гимназии, младшие – Маруся, Сима и Катя в основном были на попечении нянек, ибо мать, Анна Матвеевна, отличалась слабым здоровьем, и Михаил Фёдорович тщательно оберегал её покой от домашних забот. Маленькая Катя со специальной шинкой на ножке, еле выжившая после тяжёлой болезни, была всеобщей любимицей.

Михаил Фёдорович, уроженец села Чекмарёво Тверской губернии, попал в Петербург в конце восьмидесятых годов 19-го века мальчиком, был отдан служить в винную лавку, а к 1900-му году слыл уже вполне состоятельным человеком.

Его двоюродные братья Василий, Иван и Михаил (бабушкин крёстный) тоже вышли в люди в Петербурге, совместно держали ресторан, фруктовый магазин, кухмистерскую (подобие современной столовой). У дяди Миши была роскошная дача в Финляндии, куда на лето съезжались иногда сразу четыре семьи – братья дружили, ладили между собой и жёны. По праздникам веселились, пировали, жили что называется на широкую ногу, играли на бегах, но и трудились много, деньги свои наживали честно – настоящие зажиточные, работящие, крепкие русские купцы.

Из бабушкиных сестёр больше всех походила на отца Маруся – у обоих были довольно крупные черты лица, серые глаза с хитринкой, да и характером она вышла в него – хозяйственная, практичная, ловкая на любую домашнюю работу, решительная.

Михаил Фёдорович бывал резок, вспыльчив, несдержан на язык. Он не любил церковь, не верил в бога, терпеть не мог попов, отказался перед смертью от причастия, и священник за его гробом не шёл.

На большой семейной фотографии, сделанной в 1908-ом году на даче, мой прадед выглядит весьма уверенным в себе, представительным мужчиной, достойным отцом семейства – средних лет, складный, широкоплечий, совершенно лысый, с пышными усами.

Жене его, Анне Матвеевне, в ту пору едва исполнилось тридцать лет, но кажется, что она намного старше, - окружённая детьми, аристократического вида дама с красивыми вьющимися волосами, в тёмном платье, отделанном на груди и у ворота белоснежным дорогим кружевом. Лицо тонкое, интеллигентное, руки маленькие, холёные, украшенные кольцами. С таких женщин – болезненных, изнеженных, изящных – русские художники издавна любили писать портреты.

Между тем происходила Анна Матвеевна Смирнова тоже из крестьян, до пятнадцати лет жила в селе Кузьминское, в тридцати километрах от старинного волжского городка Пошехонье.

Отец Анны, бабушкин дед Матвей был красавец, гармонист, трудолюбивый и богатый мужик. Первая жена принесла ему троих дочерей – Гликерию (Лукишу), Марию и Анну, родами которой скончалась. Матвей, горячо любивший жену, с самого рождения возненавидел младшую дочь. Вдовствовал он лет пятнадцать, а потом привёл в дом молодую женщину, не пожелавшую жить вместе с падчерицами. Матвею пришлось пристраивать детей: Лукише, оставшейся девицей, он выстроил отдельный домик, Марию выдал в Кузьминском замуж, Анну же отправил в Царское Село к бабушке Ирине, сестре её покойной матери. Та определила девушку в прислуги.

В Царском Селе Анна и познакомилась с Михаилом Фёдоровичем, у них родился сын Володя, которого мой прадед усыновил. Впоследствии Михаил с Анной обвенчались законным браком и переехали в Петербург.

Анна Матвеевна была женщиной набожной, характер имела покладистый, мягкий, помогала больным и бездомным. Дети запомнили её много и тяжко болевшей – она страдала от головных болей, сердечной слабости, приступов дурноты. Их приучили ходить дома на цыпочках, когда она спала, не устраивать шумных игр, не повышать голоса друг на друга. Отчасти поэтому они выросли людьми отзывчивыми, чуткими к чужой беде, внимательными и заботливыми.

В 1914-ом, когда Катюше шёл седьмой год, 37-летняя Анна Матвеевна скоропостижно скончалась. Михаил Фёдорович сообщил в Кузьминское о её смерти. Родственники по своей неграмотности прислали вдовцу чудовищную телеграмму: "Поздравляем с новопреставленной!" Прадед в гневе разорвал телеграмму и долго возмущался их деревенской бестактностью. На похороны никто из деревни не приехал. Провожали Анну Матвеевну в последний путь муж, его родня, дети и огромная толпа окрестных нищих, которые любили и уважали жалостливую, щедрую, добросердечную барыню.

Не прошло и нескольких месяцев, как из деревни явился за наследством дочери дед Матвей. Михаил Фёдорович напомнил тестю о тех временах, когда тот выпроводил Анну в город ни с чем, лишив её всякого приданого, ничего Матвею не дал и потом долгое время не мог успокоиться, обвинял того в алчности и бессердечии.

После смерти Анны Матвеевны вся прислуга разбежалась – оставшись без жены, смягчавшей его крутой нрав, Михаил Фёдорович стал раздражительным, придирчивым, нетерпимым к любой мелочи. Домашние заботы легли на плечи старшей дочери Ольги.

Едва семья оправилась от горя и кое-как наладила быт, грянула революция 1917 года, в результате которой прадед в один миг потерял своё нажитое годами труда состояние и превратился в неимущего. В городе начался голод, нечем стало кормить детей. Михаил Фёдорович не вынес обрушившихся на него несчастий, заболел тяжёлой формой туберкулёза. Врачи настоятельно советовали ему сменить климат и перебраться в деревню. Перед отъездом прадед перебил в доме люстры, посуду, фарфор, изничтожил всё что мог – не хотел, чтобы кому-то даром досталось его добро.

Ехать пришлось в товарном вагоне, зимой. Михаил Фёдорович был в дорогой шубе и меховой шапке. Несмотря на болезнь, выглядел он ухоженным, опрятным барином. Рядом с отцом сидели пятеро хорошо одетых детей. Несколько раз их грозились выкинуть из поезда, раздеть, убить, всячески издевались и насмехались над "буржуями". Так продолжалось до самого Пошехонья, где они, наконец, выбрались на воздух.

В Пошехонье жила двоюродная сестра Анны Матвеевны тётя Наташа Астафьева с четырьмя взрослыми сыновьями и дочерьми. Некогда богатая семья, владевшая мельницей, погрязла в долгах, часть имущества пришлось заложить. Петербургского родственника они встретили с распростёртыми объятиями – Михаил Фёдорович привёз деньги, на которые удалось выкупить мельницу. Волна революционного разбоя до тихого провинциального городка тогда ещё не докатилась, люди держались за доходные предприятия.

Погостив недолго у тёти Наташи, дети с отцом отправились в Кузьминское, где было получше с питанием. Дед Матвей с новой семьёй к тому времени перебрался на хутор, с ним больше не знались. Девочек приютила в своём домике тётя Лукиша, отец с сыном поселились неподалёку. К сожалению, спасти здоровье Михаила Фёдоровича не удалось и через шесть месяцев в возрасте сорока пяти лет он скончался.

В самом начале 1918 года, предчувствуя близкую смерть, Михаил Фёдорович попросил жениха Оли (ей в ту пору исполнилось шестнадцать) позаботиться о его детях. Александр Астафьев, приходившийся Ольге троюродным братом, слово своё сдержал – вместе с молодой женой привёз в Пошехонье, в дом тёти Наташи, четверых сирот.

Астафьевы, вновь разжившиеся на подаренные деньги, "живое приданое", как тут же окрестили детей, приняли плохо, жадничали, за общий стол не сажали, а кормили отдельно, впроголодь. Маруся, самая смелая из сестёр, по ночам, когда все спали, взяв с собой дрожавших от страха Симу и Катю, спускалась в набитый разносолами погреб, чтобы тайком поесть квашеной капусты из бочки. Благодаря этой капусте девочки, возможно, и выжили.

Александр, как мог, защищал ребятишек, но, будучи сам объектом насмешек и пересудов матери, сестёр, соседей, лишних ссор в доме избегал. Летом ему удавалось пристраивать детей к Лукише. Там они оживали – в деревне хорошеньких, вежливых барышень-сироток жалели, подкармливали. Простые крестьяне, сами полунищие, помнили их умершую мать, сделавшую когда-то для родного села немало добра – Анна Матвеевна жертвовала церкви, присылала из Петербурга лекарства, одежду, учебники и тетрадки для школы.

Когда дети подросли, каждый из них устраивался как мог – надеяться им было не на кого.

Брат Володя, успевший до революции закончить в Петербурге гимназию с золотой медалью, стал актёром, играл в Пошехонском театре, увлёкся революционными идеями. Ему едва исполнилось девятнадцать, когда жизнь его оборвал "испанский грипп", осложнившийся туберкулёзом горла. В память об умершем актёре в театре был поставлен спектакль, сбор от которого труппа передала Володиным сёстрам.

Болезнь, унесшая в могилу отца и брата, не миновала и любимую бабушкину сестру Симу, сельскую учительницу. Она умерла в 1928-ом году, оставив маленькую дочку.

Маруся рано вышла замуж и уехала в Углич, где безбедно прожила долгую, счастливую семейную жизнь, вырастила дочь и обожаемого внука.

Ольга осталась в доме Астафьевых. После ранней смерти Александра она выучилась на медицинскую сестру, работала помощницей лучшего в городе хирурга.

Юная моя бабушка в доме у тёти Наташи задыхалась, убожество и пошлость провинциальной пошехонской жизни её ужасали. Окончив школу, она поехала в Ярославль. Проучившись год в Ярославском педагогическом институте, Катя перевелась в Московский университет. Её тянуло в Петербург, но там было слишком опасно – семью Блиновых в городе хорошо знали, могло открыться купеческое прошлое, что в те времена означало бы носить позорное клеймо "буржуйки".

В Москве Катю ждала встреча с Константином, которому суждено было стать самой большой её радостью и самой тяжкой жизненной трагедией.

 

Студенты-химики, приехавшие из провинции и коренные москвичи, нуждавшиеся в жилье, получили от государства подарок – новое, хорошо оборудованное общежитие, где были и помещения для занятий, и специальная библиотека, и столовая.

Катю поселили на третьем этаже, Костю – на четвёртом. Однокурсница Константина, Слава Брусованик, подружилась с Катей, жившей напротив. "Пташка", как называли Катюшу за малый рост и худобу, вечно торчала в комнате у Славы, куда частенько заходил и Константин. Они полюбили друг друга, сблизились, стали неразлучны.

Когда Костя закончил учёбу, комнату в общежитии пришлось освободить, но им пошли навстречу и дали жильё в одном из московских переулков. Комнатка на первом этаже была крохотная и без особых удобств, но по тем временам и эта клетушка казалась роскошью.

В 1930-ом году Константин устроился на работу в научно-исследовательский институт. Там только что закончилось строительство дома для научных сотрудников, и ему, как перспективному специалисту, предоставили просторную, светлую комнату в квартире на три семьи.

Их семейная жизнь начиналась очень счастливо – двух одиноких, обделённых судьбой молодых людей связала тяга к уютному дому, любовь к детям, ощущение обретённой, наконец, почвы под ногами.

1 сентября 1931 года родилась дочка Галя. Когда ребёнку исполнилось шесть месяцев, взяли няню – деревенскую девушку Лену, которая всей душой полюбила малышку и прекрасно за ней ухаживала.

Катя продолжала учёбу в университете, а Костя в свободное от работы время начал готовиться к поступлению в аспирантуру Академии наук СССР – рутинная служба в институте быстро наскучила, его влекла к себе большая наука (за два года он успел опубликовать пять научных статей по электрохимии). Трудолюбие и упорство вскоре были вознаграждены сполна – Константин успешно сдал экзамены и стал аспирантом. Правда, в декабре 1932 года ему пришлось переселиться в Ленинград (там в то время находилась Академия наук) и обустраиваться заново, но один он жил недолго – через несколько месяцев к нему, снова в студенческое общежитие, приехала Катя с дочкой. На стипендию прожить было трудно, Галю отдали в детский сад, а Катя пошла работать в научно-исследовательский институт каучука.

В Ленинграде 3 августа 1934 года родился Серёжа, названный в честь запретного тогда и обожаемого молодыми родителями поэта Сергея Есенина.

В аспирантуре Константину поначалу приходилось непросто – ему, любившему точные науки, довольно трудно давались иностранные языки. Он занимался ночами, недосыпал, твёрдо решив совершить невозможное – одновременно освоить немецкий, английский и французский. В конце концов с языками он справился, свободно читал научную литературу по-немецки и по-французски, а по-английски выучился даже довольно неплохо разговаривать. Но изучать нужно было и массу других сложных предметов, много времени отнимала общественная работа, росла семья, катастрофически не хватало денег, угнетал наприветливый, ветреный город, к которому он никак не мог привыкнуть.

Человек эмоциональный, тонко чувствующий, Константин Тимофеевич близко к сердцу принимал всё, что происходило в стране. 1 декабря 1934 года был убит Киров. Обстановка накалялась, надвигалось что-то тяжёлое, неопределённое, не сулящее в будущем ничего светлого. Академия наук неожиданно переехала в Москву, и ему вновь указано было свыше срываться с места, расставаться с женой и детьми. Благо, что и на этот раз семья воссоединилась довольно скоро – аспирантам давали комнаты в академическом общежитии в центре Москвы, на улице Горького. Константин Тимофеевич обосновался на самом верхнем этаже, по соседству с будущим академиком Иваном Владимировичем Тананаевым и партийным работником, сотрудником Академии сельскохозяйственных наук Иваном Павловичем Герасимовым.

В Москве жизнь потекла веселее, интереснее, чем в Ленинграде. Катя, закончив четвёртый курс химфака, учёбу оставила, занялась воспитанием Гали и Серёжи. Стало значительно легче с бытом. Появилось много новых знакомых из научной среды, восстановились родственные связи – пошехонские тётушки стали приезжать в гости, пользуясь радушием Катиного мужа. Сама она, незлопамятная по натуре, простила их, принимала ласково и радостно.

В то время бабушка подружилась с Серафимой Ивановной Кротовой, ставшей впоследствии почти членом нашей семьи, и с её первым мужем И.П.Герасимовым.

Серафима Ивановна была очень своеобразным человеком – убеждённая коммунистка, волевая, резковатая, она оказалась способной на высокий человеческий поступок – единственная из всех друзей не отвернулась от бабушки после ареста деда, более того, лечила Серёжу и Галю, прибегая что называется по первому зову (Кротова работала глазным врачом, но исцелять умела множество других болезней), а во время войны делилась с бабушкой продуктами из своего пайка, приезжая иногда домой с фронта, где служила в полевых госпиталях хирургом.

С родными со стороны Кости отношения складывались не самым лучшим образом – Ольга Николаевна и сестра Александра были недовольны его женитьбой на Екатерине. В их глазах она, сирота с больной ногой, не имевшая ни кола ни двора, была Константину, талантливому юноше с большим научным будущим, совершенно не пара.

Галю они любили, потому что она пошла в отца – была умна, хорошо рисовала, прекрасно училась. Серёжу – весёлого болтуна и проказника, считали ребёнком попроще, "в маму". Бабушка не работала, жили они с дедом на его аспирантскую стипендию очень скромно, помогать Ольге Николаевне он не мог.

Брат Николай, отработав несколько лет на Дальнем Востоке, вернулся с большими деньгами, обставил роскошной мебелью квартиру, одел в меха жену. Александра служила в НКВД, домой её привозили на чёрных лимузинах, она получала спецпайки, жизнь вела довольно разгульную и беспечную. Узнав, что Константин собирается во Владивосток, Александра научила мать заранее подать на алименты, что та и сделала втайне от сына. С первой же дальневосточной зарплаты он перевёл матери большую сумму денег, радуясь возможности, наконец, обеспечивать её, и вдруг через некоторое время получил повестку в суд. История эта развития не получила, так как дед вскоре был арестован, а Ольга Николаевна долго плакала, раскаиваясь в своём поступке, просила прощения.

Константин явно был другой крови, чем его брат и сестра – вся дальнейшая жизнь подтвердила это.