Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: Циклы стихов и поэмыАвтор: Марина Чекина
Объем: 2113 [ строк ]
Снова стихи
Природы переходная пора…
Короткая, но яростная зрелость:
Холодный ветер с самого утра,
И солнца неожиданная смелость.
 
Внезапный ливень жёлтую листву,
Как черновик, исчёрканный строками,
Швыряет разобижено, порву –
Твердит – и разбивается о камень
 
На мелких брызг холодные штрихи,
Чернящие асфальт узором нотным.
В такой момент – случаются стихи –
Тревожа – в состоянии дремотном.
 
Осенние пейзажи хороши,
Такое буйство красок – ярче лета.
Природа просит праздника души,
Как перед смертью, солнцем отогрета.
* * *
Живу, как в веке позапрошлом,
В одном окошке – целый свет.
Как будто в мире этом пошлом
Прогресса не было и нет.
 
И не летают самолёты,
И не несутся поезда,
И никакой такой заботы
Нет за пределами гнезда.
 
Полупочтенною матроной,
Нажившей ум, скопившей жир,
Взираю с узкого балкона
На суетливый этот мир.
 
На смену лет, и зим, и вёсен,
Почти по кругу, без затей…
И вот – очередная осень,
С листвою пёстрой, всех мастей:
 
От яркой зелени – до бурой,
Уже раскисшей на траве,
И с уходящею натурой…
И возникает в голове
 
Идея, мысль, строка за нею
О том, что я – через года –
Возможно, сделаюсь, умнее,
Но вот моложе – никогда…
* * *
Смена дня и ночи, зимы, лета,
Осени ли, вёсны ль на дворе –
Сколько есть простора для поэта:
В мае, сентябре и декабре.
 
Вновь возникший яркий лучик света,
Вырвавшийся в небо на заре,
И последний, тающим приветом –
В предночной, темнеющей поре.
 
И летит фантазия ракетой:
Пишем о морозе, о жаре,
Тем у нас, и рядышком, и где-то –
Столько, сколько дней в календаре!
* * *
Я про Юрия Визбора – ночью – смотрю передачу –
Мне не надо, как многим, наутро вставать до рассвета.
Вытираю глаза – я не то, чтобы явственно плачу,
Просто я подпеваю той песне, что Визбором спета…
 
Сквозь туман и дожди – ту звезду из созвездия Лебедь –
Я пытаюсь найти посреди городского каньона,
На безжизненно-тёмном и тускло-безрадостном небе
Мне её не найти, что обидно, хотя и резонно.
 
Я б хотела туда, на Домбай или берег Чукотки…
Но рекламные паузы рушат теченье программы!
Мне, добрейшей души, пожилой и воспитанной тётке –
В морду хочется дать тем, кто фильм прерывает рекламой!..
* * *
Жизнь людская – в сущности, эпоха…
Хочется – по классика примеру:
Что есть «хорошо», а что есть «плохо» –
Рассказать грядущим пионерам.
 
Дабы от мороза не озябли,
Не сожглись на солнце, моды ради,
Чтоб который раз – на те же грабли
Впредь не лезли тётеньки и дяди.
 
Я-то знаю, что и как на свете –
Но шкала критериев, заметьте,
Так сместилась, да и наши дети –
Не стремятся к мудрости столетий.
 
Да и мы такими же когда-то
Были, кто поболе, кто помене…
Это после – предки виноваты:
Как ни повернись – повсюду – пени!
 
Я б сейчас могла: про всякий случай –
Расписать, что хуже, а что лучше,
Как себя вести… Дружок, послушай!
Но ни друг, ни враг – не хочет слушать…
* * *
Жарит Солнце – бессменно на вахте,
Ожидая восхода Луны.
Это лучше, чем в угольной шахте:
Хоть обвалы-то нам не страшны.
 
И валы – не обещаны, вроде…
Но идём-то, не зная, куда,
И не рады хорошей погоде,
Ибо скисли еда и вода.
 
Ночью звёзды не кажут дорогу –
Горсть брильянтов на чёрной тафте…
Мы взывали и к чёрту, и к богу,
Да молитвы творили не те.
 
Кем-то спутаны цели и карты,
И разжижены ромом мозги.
И цепляясь за перты и ванты,
Наш «смотрящий» не видит ни зги.
 
Стрелка компаса мечется в круге,
И кидается с веста на ост.
Разуверились люди друг в друге –
Это значит, пора на погост…
 
Не доходят сигналы и вести,
Погружается звук в синеву…
Ну, да крысы – пока что на месте –
Это значит, что мы на плаву.
* * *
Бабье лето кончается. Через неделю –
На Воздвиженье – птица подастся в отлёт.
У природы – известно – конкретные цели
Есть на осень и зиму – земля отдохнёт.
 
Ну, а людям – не то, что в старинные годы,
Исказились понятия: в отпуск зимой –
Это нынче не принято. Веянье моды:
Отдыхает лишь летом народ городской.
 
Разве что, в экзотичные дальние страны
Любознательность может кого-то упечь,
Там и лето – зимой, а не то – постоянно…
Только вот не о них в данном случае речь.
 
Здесь зимою: работа, страда, производство –
Назови, как угодно, избегнуть – ни-ни!
Отдыхают в предместьях – одни садоводства,
Да и там, у ворья, тоже хватит возни.
 
Нарушаем естественный график природы,
Пиетет потеряли, терпенье и стыд…
А природа не дремлет – страшней год от года,
Огрызаясь, она человечеству мстит.
 
Может, всё-таки где-то остался в глубинке
Нам землёю дарованный зимний досуг:
Кинул в печку дрова, обиходил скотинку,
И… стихи сочиняй – в ожидании вьюг.
* * *
Сегодня – та самая, редкая встреча,
Которой ты ждёшь, словно манны небесной,
Пожалуй, Ромео – Джульетты прелестной
Так сильно не ждал, хоть и страстью отмечен.
 
Сегодня – та самая, странная встреча,
В которой слова так сумбурно-нелепы,
В которой глаза обесточенно-слепы,
И всё же неистовы взгляды и речи!
 
Сегодня – та самая, пылкая встреча,
В которой сцепляются с трепетом руки,
Застывшие насмерть в нелепой разлуке,
Ожившие в этот пленительный вечер.
 
Сегодня – та самая, нежная встреча:
Вдвоём завернуться в одно одеяло,
И вместе смотреть – разве этого мало –
В открытую дверцу топящейся печи.
* * *
Я была решительною – редко
В детские и юные года,
Некоей большой марионеткой
Я себе казалась иногда.
 
Каждый шаг, просчитанный другими,
Отзывался болью в тех местах,
Где узлами тонкими, тугими
Ниточки крепились на ногах.
 
И вели туда, куда кому-то
Было надо, а не мне самой.
Дёрнувшись в последнюю минуту,
Я опять проигрывала бой.
 
Словно бахрома старинной шали,
На ветру истрёпанная в прах,
Ниточки со временем ветшали,
Оставаясь – пылью на руках.
 
И когда последняя из нитей,
От меня совсем оторвалась,
В череде решений и событий –
Над собой сама взяла я власть.
 
Влево? Вправо? Я застряла между.
Руки виснут, ноги не идут,
Словно эта нить была надеждой –
Удержать мой собственный редут…
* * *
Разум – и животное начало –
В вечной, переменчивой борьбе.
Чья б корова, скажут мне, мычала…
Только я сейчас не о себе.
 
Ум велик и даже грандиозен –
Кто же мне ответит, почему
Так порой носитель одиозен –
Весь в противоречиях уму?
 
А другой – куском последним хлеба
Делится – непафосен и прост,
Не хватая с пасмурного неба
Вдалеке и близлежащих звёзд.
 
Человек – и зверь, душа – рассудок,
Плоти зов – возвышенный порыв,
Высший интеллект – пардон, желудок –
Темы бесконечны и стары.
 
Ощущаю, часто, с чувством рвотным:
Артефакт, анахронизм, реликт –
Между человеком и животным –
Саморазрушающий конфликт.
* * *
Лает одинокая собака
У соседей выше этажом…
А вернутся – будет шум, а драка –
Кто их знает, только: бом-бом-бом –
 
По полу, до самого отбоя,
А потом – на улице бардак:
От сигнализаций злого воя –
До шумов, опять – пока без драк…
 
А потом – осатаневший байкер,
Видимо, из нашего двора,
Закрутив все винтики и гайки
Жмёт на газ – до самого утра…
 
А ведь многим ранняя дорога –
Выпала: на службу, на завод…
Видно, прогневили чем-то бога,
Так живём, уже который год.
* * *
Волнующий и терпкий аромат,
Но это не «парфюм» из магазина:
Ковёр листвы, промокший старый сад,
И невский воздух с примесью бензина.
 
Не задувает ветер в рукава –
У куртки очень плотные манжеты.
Но холодят студёные слова
Вопросами, не ждущими ответа.
 
Визжат на поворотах тормоза,
Слепящих фар проносятся кометы,
А я гляжу в холодные глаза,
Осеннего, неласкового цвета.
 
И предвкушая сумрак впереди,
Займётся город яркими огнями,
Но волшебство, истлевшее в груди,
Не заменить ночными фонарями.
* * *
Кто сказал, что так уж нужно тело,
Наделённой крыльями душе?
Для неё границы и предела
Нет. А тело, чуть, чего: туше!
 
Сразу ограничено пространство,
Взгляда, и движения, и сил…
Это вековое постоянство:
Раньше или позже – кто б спросил
 
Паспортные данные, давая
Силы и энергию. И вот:
Кто-то ждёт последнего трамвая,
Кто-то – ничего уже не ждёт…
 
А душе – по сути – и не надо
Продлевать безрадостную связь.
И она, паря, сквозь все преграды
Проникает, тела не спросясь.
* * *
Вращается формаций карусель:
Всегда кому-то плохо в этом мире,
Кого-то по пути накроет сель,
Другой навек усядется на мель,
А третий – обретёт и смысл, и цель –
Итог простой, как дважды два – четыре.
 
А время – гуманизма торжество –
Перетасует с манией амбиций.
И кто-то не получит ничего,
Иной погибнет в схватке: кто – кого…
А кто-нибудь доходит до всего –
На уровне подспудных интуиций.
* * *
Прохладен воздух и кристально чист,
Трава рыжеет на пологом склоне…
И вот он, самый первый желтый лист,
Спустился по спирали на ладони.
 
За ним кружатся новые листы –
В неизменимой сущности природы.
Конечно, жаль, что нынче я и ты –
Зависимы здоровьем от погоды.
 
Хоть вверх, хоть вниз давление скачи –
А голова – подушкой надувною.
И объясняют умные врачи:
Мол, что поделать – это возрастное…
 
Глотнёшь таблеток пару. Как артист,
Наденешь маску, скажем, Панталоне,
Чтобы пойти, поймать осенний лист
В раскрытые горячие ладони.
* * *
Дождь… Это на небе ангелы плачут
Пресными, вовсе не злыми слезами,
Видно, попали под божью раздачу…
Женщины воду большими тазами
 
Впрок собирают – и волосы моют
Этой водой из небесного душа.
Не понимая того, что слезою
Травят свою наболевшую душу.
 
Ангельских слёз непролитое горе
Копится в женских сердцах понемногу.
И застывает в молчащем укоре
Глаз, что так "жадно глядят на дорогу",
 
Что темноту прожигают напрасно
Взглядом, сквозь мрак и наплывы тумана,
Зная, что завтра "светло и прекрасно",
Если наступит оно – без обмана.
 
И не взирая, что чаще на плечи
Женские, давит беда за бедою…
Верят они, что себе обеспечат
Мягкость волос – дождевою водою…
* * *
Три с половиной десятка стремительных лет –
Жизнь пролетела со дня окончания школы,
Кто бы поверил, что столь ощутительный след
Четко пролёг с той поры – через горы и долы.
 
Кто бы поверил, что локоны наших волос,
Бой с сединою ведя с переменным успехом,
Всё ещё помнят тугое плетение кос,
Первую стрижку – взросления нашего веху.
 
Наш, необычно и крепко сплотившийся класс,
След, не потерянный в замятях жизненной вьюги.
Кто бы поверил, что можно ещё и сейчас,
Помнить, в кого влюблены были наши подруги…
 
Да, мы живём однова… И сует суета
Чертит меж нами препоны, границы, преграды.
Но незатоптанный след – основная черта –
Тянется в прошлое – связи надёжней – не надо…
* * *
Можно суетиться, возводить турусы
На больших колёсах, вон из кожи лезть…
Но насколько ж правы, всё-таки, индусы,
Что, в пределах кармы, счастье тоже есть.
 
Не родись богатым, а родись счастливым –
Правила диктует наша жизнь-игра…
Но ничем не хуже ананасов – сливы,
И кусок свинины – чем не фуа-гра!
 
Не родись красивым, а родись любимым.
Пусть несутся годы, жизнь – весьма борза…
Кто, и вправду, любит – не посмотрит мимо:
Что ему морщины – молоды глаза!
* * *
Растут чужие дети… Под столы
Вчера ходили, а сегодня – в школу.
А там пойдут танцульки да балы –
И выпускной, волнующе-весёлый…
 
Забудутся пятёрки и колы,
Совсем иное станет «по приколу»…
Закрутит жизнь со скоростью юлы,
И вот уже: с балкона, как с престола,
 
Увидят двор, где ясны и светлы
Его незавершённые углы,
И от стены к стене – гуляет ветер.
 
Где сосенки, корявы и малы,
Смолою перепачкали стволы,
Но зелены – и лучше всех на свете!
* * *
Мясоедка, вопреки словам рассудка.
Но убить бы никого сама вовек
Не смогла я, будь то заяц или утка,
Лось, кабан ли, или даже человек…
 
Не пыталась. Хоть порой настолько нервы
Задевают. И кровавая печать
Есть на лбах. И подмывает: буду стервой –
Запулю! А то ведь – хочется кричать!
 
Но никак – уже сама себе противна:
Я же знаю – надо бить, наверняка.
И не то, чтобы настроем позитивным
Я держусь – не поднимается рука.
 
Воспитание такое, что ли, дали?..
И терпимость в изобилии, а жаль…
Заслужила б за выносливость медали,
За отвагу и решительность – едва ль…
 
Говорят, мясной продукт – адреналином
Переполнен – от убитого скота…
Мясо ем, и злою логикой мужчины –
Обладаю… Ну, а дальше – ни черта!
* * *
Так говорят: «Ни дня без строчки!»
В словах – сомнение и грусть…
Вот я – боюсь поставить точку,
И многоточие – боюсь.
 
Я в поэтических чертогах –
Ничтожная величина,
Увы, но в пурпурную тогу
С почтеньем не облечена.
 
Пегас мой топчется в передней,
Ему ль взвиваться на дыбы!..
Я каждый стих, как дар последний,
Принять готова от судьбы.
* * *
Можно тысячи слов говорить бесполезных,
Можно много найти убедительных доводов.
Но когда меж людьми разверзается бездна –
Для разрыва искать не приходится поводов.
 
Если видишь в словах искажение смысла,
Если тянет придраться к поступку невинному –
От гречишного мёда становится кисло,
Ты идёшь по любви, словно по полю минному.
 
И кольчуга души вдруг окажется куцей,
Если видишь в глазах не своё отражение.
Если, прочь уходя, ты мечтаешь вернуться –
То победа тебе принесёт поражение.
 
По прошествии лет – утверждение в силе:
«Мы в ответе за тех, кого мы приручили».
* * *
Я, наверно, не открою Америки,
Повествуя, как погода осенняя
Навевает состоянье истерики,
Стимулирует разлад в настроении.
 
В отношениях с собою, недужною,
В отношениях с друзьями и близкими,
И с другими, до сих пор, очень нужными,
Что лежат в тени крестов с обелисками.
 
То ли осенью душе легче плачется:
Дождик слёзы опресняет солёные…
Но уже не постоишь в лёгком платьице
Под листвою отягчёнными клёнами.
 
Вся листва уже с желтинкой, шуршащая,
Словно я, с корнями связь оборвавшая.
Вроде, с виду – всё ещё, настоящая,
Но от жизни и заботы – уставшая.
 
А прохлада и порывы холодные
Где-то в сердце отдаются томлением.
Отношения катодно-анодные
Мне, как донору, грозят окислением…
 
Остаётся утеплиться одеждою,
По-возможности, устойчивой к влажности,
Чтоб остаться по-весеннему нежною,
Не поддаться возрастной эпатажности…
* * *
Как нечасто встречаются лица,
На которые радостный взгляд
Захотел бы упасть, зацепиться
И смотреть, без отрыва, подряд,
 
То короткое, долгое ль время,
Что отпущено будет судьбой,
Наслаждаясь минутами теми,
Как возможностью выиграть бой,
 
На которых душа отдыхает,
Где читаются мысли в глазах…
Очень редко такие бывают,
Чаще – в лицах мне видится страх,
 
Или крах божьих замыслов вящих,
Или просто – довольство собой,
И отсутствие чувств настоящих.
Реже – это кривой да рябой –
 
Чаще лица пристойны, но скукой
Изуродован ровный овал.
И приходится с болью и мукой
В них смотреть, как в оскалы зеркал…
* * *
Мы чего-то другого от этого мира хотели.
Что теперь формулировать – будто бы сказки писать…
По цветущему саду июня промчались метели.
Надымить не успели, и поздно хоть что-то спасать.
 
Сердцевинки цветов от мороза совсем почернели,
И верхушки ботвы, и рассада, озимый чеснок –
Никому не дойти до поставленной ранее цели,
Будет только сорняк процветать у обочин дорог.
 
По живому – огнём ли, морозом – тоскливо и больно,
И уже не вернуть ни надежды, ни светлой любви,
Да и вера – не в счёт; только мудрости – слишком довольно,
Только матери Софьи – а прочих: зови – не зови…
* * *
Ты его невеста. Это мало,
Да, по сути, ничего не значит!
Это я – немного опоздала,
Упустила случай и удачу.
 
Шла по параллельному маршруту:
Он – верхами, я, видать, низами…
Только здесь, на свадьбе почему-то
Встретилась в упор – с его глазами.
 
Молнии – по жизни – миновала,
Но сравнить возможно только с нею,
Может быть, с волной, что резким валом
Накрывает – выше, чем по шею…
 
Это ветер, бешеным порывом,
Вмиг перебивающий дыханье,
Это, обнажённое отливом,
На камнях – медузы иссыханье
 
Нет в словах формулировки чуда,
Весь поток сравнений – мимо, мимо…
Отвести глаза, уйти отсюда –
Это с жизнью – мало совместимо!
* * *
Устало затянувшееся лето,
Позабывало нежные слова,
И за окном, с рассвета до рассвета,
От веток отрывается листва.
 
Всё реже в стёклах солнечные блики,
Плывёт по небу облачный муар,
И ягодами белой снеженики
Ребята испятнали тротуар.
 
Покорно сентября распоряженья
Мы выполняем, листьями шурша:
Без перемен – немыслимо движенье,
А без движенья – мёртвая душа…
* * *
Где был бассейн – опять с недавних пор
Собор соорудили без затей,
Где может снять грехи бандит и вор
С душонки незатейливой своей.
 
А где бассейн, чтоб мог простой народ,
По, в сущности, копеечной цене,
Без очереди – плавать круглый год
В его согретой, ласковой волне?
* * *
А кто сказал, что в этом сложном мире,
(По сути, удивительно простом),
Спасёмся мы, как дважды два – четыре,
Молитвой, покаянием, постом?
 
А кто сказал, что вера в человека –
Не лучшая религия из всех?
И не в того, духовного калеку,
Что, чуть чего, тотчас впадает в грех,
 
Которому с рождения до гроба
Внушают низость сущности людской:
Мол, ты червяк, подонок низшей пробы,
Иди, молись – и обретёшь покой,
 
А сам – пригоден к грязи и разврату –
И вновь твердят про первородный грех.
И снова брата стравливают с братом,
И вновь – не без надежды на успех.
 
От слова «паства» – веет словом «стадо»…
А стадом – много легче управлять,
Чем теми, кто умеет в русло «надо»
Поток своих желаний устремлять –
 
Сознательно, без страха-принужденья,
Не «божьим словом» - совестью ведом.
Без жажды эфемерного «спасенья»:
Мол, согреши – покаешься потом…
 
Старинное, но тягостное бремя –
Нелепо протащили в новый век…
Повымрут скоро те, кто помнит время,
Когда звучало гордо: Человек!
* * *
А у берега вода – замутнённая,
Проскочить её скорей – дело верное.
Здесь оплата, как и прежде – подённая,
Да и радости дают – кружкой мерною.
 
Не расщедрятся вовек, не расслабятся,
А заборы – всё сплошные – положено,
Не какая-нибудь там сетка «рабица»,
Так и ходишь меж заборов – стреножена.
 
Но зато – на глубине – всё до донышка,
Не загажено оно, не заплёвано,
Лишь буйки на якорях – цепи в звёнышках,
Словно с берегом вода окольцована.
 
Я б хотела за буйки – да не велено:
Там не далее до дна, чем до берега…
Там, наверно, глубина не измерена –
У спасателей – скандал и истерика…
* * *
Осенний воздух прян и свеж,
Покой – предательская ложь,
И осень – временем надежд
Уже никак не назовёшь.
 
Она умеет сочетать
Намёк на тлен и – красоту,
Её обманчивая стать
Подводит некую черту.
 
Листвы редеющий костёр,
Как – угасающий – в ночи,
Рисует искристый узор –
И вот он стих, погас, почил…
 
И только знание того,
Что так бывает каждый год,
Даёт надежды торжество,
И веру, что опять придёт
 
За зимним холодом – тепло,
И новой зелени восторг…
Но как ни будет тяжело –
С природой неуместен торг…
* * *
Воздвиженье. Об эти поры
Гусей подвинуло в отлёт,
Медведь – в берлогу, змеи – в норы,
И корень в почве не растёт.
 
Потом – Арина и Астафий –
С его гаданьем на ветрах,
Перед зимой в исконном страхе…
Листва, горящая в кострах,
 
Дымок – глаза слезами выжег.
Но снег – подарит мягкость слов,
Где Сергий с хрустом кочерыжек,
А там, невдолге, и Покров…
* * *
Эта тропка меня увела от дороги
И ведёт вдоль стерни и пустынного поля.
Я так долго упорно смотрела под ноги,
Что глаза поднимаю теперь поневоле.
 
Там, на торной дороге, промеж колеями,
Мелкий клевер пророс кучерявой полоской.
А теперь мой маршрут пролегает полями,
С их щемящим простором и видом неброским.
 
А ведь были они так тучны и обильны,
Лишь недавно – и вот, опустели и стынут.
Но зато я иду по тропинке непыльной,
Шумный мир с суетой – позабыт и отринут.
 
Я иду, и вдали появляется просинь –
Это речка струится, собой окаймляя
Ширь полей и полоску извилистых сосен,
И простор бесконечный – от края до края.
 
Этой терпкой прохладой нельзя надышаться,
Мне на торной дороге – сбивало дыханье
Неким пакостным выхлопом цивилизаций,
Обложивших, за сервис, безмерною данью.
 
Мне блага не нужны, ибо очень неспешно
Я иду и не жду ни такси, ни попутку.
Улыбаться пытаюсь, пока безуспешно,
Но в уме сочиняю приличную шутку.
* * *
То, что умирают ветераны –
В сущности, естественный процесс…
Это не цинично и не странно –
Страшно то, что будет после – без…
 
Без людей, запомнивших навеки,
Как оно бывало, без вранья…
И когда сомкнёт последний веки –
Примем груз на плечи: ты и я…
 
А по силам ли – покажет время.
Сохраним ли правду или нет,
Вынесем ли тягостное бремя
Тех, не нами добытых, побед.
 
Непонятно, дымом ли, туманом –
Застилает мирный горизонт,
Там, за ним – невидимые страны,
Для кого-то – и сегодня – фронт.
 
Память – это, самое святое –
Сможет ли, сумеет сохранить?
Чтоб за современной суетою
Не порвать связующую нить…
* * *
С палитрою, холстами и треножником,
И маленькой складною табуреточкой,
Я выхожу в простор по подорожникам,
От комаров отмахиваясь веточкой.
 
Я выберу местечко поудобнее,
Где наилучший ракурс открывается,
Чтоб наблюдать явленье бесподобное,
Которое рассветом называется.
 
Из гаммы кроно-кобальто-карминовой
Мне надо сочинить полёт фантазии,
Чтоб первый луч, оранжево-рубиновый,
Предстал во всём цветном многообразии.
 
Чтоб лучиком рассветным озарённое,
Зазолотилось клёнов оперение.
И чтобы этой тропкой проторённою
Ко мне пришло моё стихотворение…
* * *
Становлюсь объективней с годами, терпимей, добрей,
Научилась вставать на позиции каждого в споре.
И усвоить никак не могу, почему меж людей
Понимания нет – а отсюда: разлады и горе.
 
Но при всей толерантности – я принимать не могу
Откровенную подлость, предательство, ложь и жестокость.
Не вперёд, по спирали, а вечную гонку в кругу,
Равнодушный оскал, ограниченность и однобокость.
 
Не настолько стара, сколь устала от всяких затей,
Но душою сильна, помещённой в нелепое тело.
Мне известно одной, сколько в мире ещё крепостей,
Что могла бы я взять, если б только чуть-чуть захотела.
 
Жизнь такая, что хочется врезать всё чаще под дых,
Но характер вгонять я умею в разумные рамки.
И возможно, так будет: в пределах стремлений моих –
Терпеливою шашкой – немного продвинусь – и в дамки.
 
Обтесали мой норов страдания, горечь, беда,
Напоили микстурой, дарующей крепость и силу.
И всё больше того, что не примет душа никогда,
И всё меньше того, чего я б никогда не простила.
* * *
Прости меня, что в чувстве обоюдном
Я усомнилась ранее тебя,
Прости за то, что было очень трудно,
Проплыть по жизни, в сторону гребя.
 
Прости меня за встречи и разлуки:
Где встречи – редки, проводы – горьки…
За вечера, исполненные скуки.
За слишком отдалённые мирки,
 
Что для себя мы создали, желая
Немного обустроить этот мир.
Прости, что я не добрая, не злая,
В похмелье вспоминаю чуждый пир.
 
Прости за все несказанные речи,
За лётную погоду, за дожди,
За то, что после каждой нашей встречи,
Я забивала почту словом «Жди!».
 
Прости, что я сама ждала, и веря,
Что всё-таки дождусь, в который раз,
Оплакивая горькую потерю,
Скрывалась за стеною общих фраз.
 
Прости, что я с годами стала выше:
И говорю – открыта и пряма –
Не потому, что ты меня не слышишь,
Да, просто – слов не слышу я сама…
* * *
При аэропорте, в ресторанчике
Мы хотим продлить своё свидание,
Время обхитрить и расстояние…
Мы же – неумелые обманщики.
 
Как на грех, везде погода лётная,
Рейсы – так и мчат – по расписанию.
Будят состояние дремотное
Наших рук короткие касания.
 
И слова какие-то случайные,
В лёгком шуме мало различимые.
В кипятке лежат пакеты чайные,
Лица притаились под личинами.
 
Что пора идти на регистрацию,
Нам по громкой связи напророчили,
Выход на свободу из прострации
Ненамного мы с тобой отсрочили.
* * *
Я прорехи в бюджете умело латаю,
Приодеться умею за ломаный грош.
И цепочка на мне, погляди: золотая –
То, что это подделка – не сразу поймёшь.
 
Не стучу каблучком – обожаю кроссовки,
А иначе бы так далеко не ушла.
Мне и раньше-то – в «лодочках» было неловко –
А теперь и подавно – такие дела…
 
Ах, Фонтанка, изящество линий ограды,
И гранитные спуски к неспящей воде…
Здесь не просит душа громогласной тирады,
И на этом изгибе, как больше нигде,
 
Мне сегодня приятно, и радует душу
Тихий плеск – он и по сердцу, и по уму…
Обещаний своих я уже не нарушу,
Обещаний чужих – я уже не приму.
* * *
Райцентр в украинской глубинке,
С утра, по прохладе, на рынок,
Надев для проформы ботинки,
С авоськами склянок и крынок,
 
Иду я с бабуней любимой,
Вперед забегая, и рядом….
Историей неповторимой,
Сюжет восстаёт перед взглядом:
 
Базаром зовущийся рынок
Проймёт ощущением света.
И вот я уже – без ботинок,
Топчусь по пыли разогретой.
 
Потея в тисках телогреек,
Простецкие дяди и тёти,
Торгуясь за тридцать копеек,
Шумят на возвышенной ноте.
 
И пестрая курица – наша,
Сметана, авоська картошки,
С большим каймаком простокваша,
И масло, огромною ложкой
 
Из бездны большого бидона
Вбирает бутылка простая,
И с каждым движеньем-поклоном –
Его аромат нарастает.
 
Там столько чудес и соблазнов –
Хватаю бабуню за руки…
Насколько же детство – прекрасно:
Все запахи, краски и звуки.
* * *
Кругом беззвучие покоя,
Лишь ветра шум да веток хруст.
Я не могу уйти из боя,
Храня стихи за гранью уст.
 
Как будто вызревшие зёрна,
Стихи из колоса текут.
Надеюсь, что травою сорной
Они в земле не прорастут.
* * *
Ковёр из пёстрых листьев под ногами,
Разнообразных, как сама природа,
Шуршащих, как бумажка оригами –
Фантазия японского народа.
 
Красивее персидских и туркменских,
Доступнее – в параметрах сезона.
Топчу его – с давлением неженским,
В масштабах порыжевшего газона.
 
С завидным ежегодным постоянством –
Ненадоевшей пьесы чуткий зритель…
И чертит в небе линию в пространство
Далёкий одинокий истребитель.
* * *
В вагоне электрички – теснота,
И в нём звучит, как некая кантата,
То очень изощрённа, то проста –
Мелодия мобильных аппаратов.
 
По делу – редко слышатся слова,
Всё больше: «Да, я еду в электричке!»
Не то, чтоб информация нова,
Скорее, перекличка по привычке.
 
Недавно – это было новизной,
И статуса оценкой и мерилом.
Но телефонизацией сквозной
Страну, как лихорадкой, поразило.
 
И походя, болтать о пустяках –
Уже не признак гонора и позы.
Давно ли – в придорожных городках –
Шарахался народ от паровоза!..
* * *
От рассветной зари – до вечерней зари
Ты тропинку ко мне через время тори,
И когда загорятся во тьме фонари,
Ты ко мне приходи и со мной говори.
 
Я хочу, чтоб ты снился мне каждую ночь,
Чтобы в этих виденьях всё было точь-в-точь,
Как и в жизни, но ты не умчался бы прочь,
Чтобы нам, хоть во сне, удалось превозмочь
 
Нерешительность слов и бестрепетность рук,
Уходящего поезда тающий звук,
Так внезапно и крепко замкнувшийся круг
В мире кратких свиданий и долгих разлук.
 
Пусть, хотя бы во сне, пусть, хотя бы в ночи,
Искру высекут, звонко схлестнувшись, мечи,
И к надёжным замкам подберутся ключи…
И хотя бы во сне – не молчи, не молчи!
* * *
Разочек хозяйские руки
Лизну. Повиляю хребтом –
Поблажки для ласковой суки –
Сторицею выйдут потом.
 
Разочек побуду скотиной –
Моё остаётся со мной…
Но может случиться, что спину
Потом – не удержишь прямой…
* * *
По спирали с витками тугими,
Год за годом, времён череда,
Было так, и пребудет всегда:
За зимою с морозами злыми,
 
Новый бок подставляя светилу,
Нам дарует планета весну,
Чтобы нас не клонило ко сну –
Распаляется в полную силу…
 
А потом – устаёт постепенно,
Через осень, спускаясь к зиме…
А порядок содержит в уме
Тот, кто крутит колёса Вселенной.
* * *
Мечтала в детстве о морских просторах…
Заученные лучше, чем урок,
Я термины вставляла в разговорах
И на руке чертила якорёк.
 
Отцовскую тельняшку надевала,
Лежавшую в шкафу ещё с войны…
Мне чудилось, как стоя у штурвала,
Срезаю гребень пенистой волны…
 
Взрослела. И, конечно, убедилась,
Что не берут девчонок в моряки…
Чернильный якорь смыла я с руки
И ногти лаком красить научилась.
 
Летели дни в заботах неустанных,
Но всё-таки мечтая о своём,
Решила обходным пойти путём
И стать женой лихого капитана…
 
Не сладилось, не вышло – по заказу
Влюбиться в удалого моряка,
В открытом море – не была ни разу,
Но мне досталась вольная строка,
 
С которой уношусь в морские дали,
Взлетаю до сияющих небес,
Делю с людьми удачи и печали,
И к жизни неизменный интерес.
* * *
Мы живём на острове. И он
Плавает в загадочном тумане –
Агрессивным «нечто» окружён…
Так что мы с тобой – островитяне.
 
Остров наш богат и многолик,
В зелени купается, в лазури…
Только не гордись, что он велик –
Он песчинка в океанской буре.
 
Грязный, неухоженный мирок
В вечной и жестокой круговерти,
Жителям отпущен краткий срок
Между дат: рождения и смерти.
 
Да и срок – с расчетом на «авось»,
Больше на азарт, чем на уменье.
И откуда только в нас взялось
Стойкое и злое самомненье?
 
Кто из нас сегодня у руля,
Кто из нас пищит сверчком запечным…
И куда плывёт в пространстве вечном
Островок по имени Земля?..
* * *
Ваш нелёгкий предмет –
Мне давался довольно легко,
Может быть, потому,
Что жила я в надрыве эмоций.
По прошествии лет,
Что меня увели далеко,
Я таскаю суму
Уточнённых, дополненных лоций.
 
Что обычно – зовут
Русской классикой, через века
Доносящей до нас
Квинтэссенцию чувства и мысли.
Заменяет уют –
Гениальная чья-то строка,
Не в сознании масс,
Чьи мозги раньше срока прокисли.
 
Но в отдельных умах
Проросло золотое зерно.
Этих трепетных строк
Всё звенит драгоценное эхо.
И не кануло в прах,
То, что в школе – когда-то давно,
За уроком – урок
Вы внушали –
И не без успеха!
 
Да! Нелёгок предмет!
Неокрепшим ребячьим умам,
Ты – поди, разъясни,
Что, и взрослым не сразу понятно…
В вихре счастья и бед
Лишь порой открываются нам
Этих строчек огни –
И зовут – из тумана – обратно…
* * *
Безумный крах любви, надежды, веры:
Число рабов уже давно растёт,
В чудовищных, немыслимых размерах,
На миллионы душ – который год.
 
Рабы – не в Колизее, не на Ниле –
Повсюду эта дичь и этот ад.
И рабство восстаёт, что отменили
Где сто, а где и больше, лет назад.
 
Эпохи просвещенья – канут втуне,
И я уже предсказывать берусь,
Что по числу рабов мы переплюнем
И Рим, и крепостническую Русь.
* * *
Разводит жизнь по разным перекрёсткам,
На ком – зипун, на ком – потёртый фрак…
Но даже если где постелет жёстко –
Для нас, привычных – не в перинах смак.
 
И мы, не позабывшие былого –
Не так, так эдак – тропочку найдём,
И хоть разок, да соберёмся снова –
Не в мой, так в твой гостеприимный дом.
 
Мы будем не грустить, а веселиться!
Погода, что ли, нам не хороша?
И пусть не молодеют наши лица –
Но держится нетленная душа!
 
Легли на нас морщинками невзгоды,
И время не спустить на тормозах.
Но то, что отобрать не в силах годы –
Мы видим в нестареющих глазах!
* * *
Нас швырнули в этот странный мир,
Накормив и на ноги поставив,
Кто попал под мор, а кто – на пир…
Всем своё: тот – вправе, тот – не вправе.
 
Кто-то – между: пан или пропал –
Сам не разберёт уже, пожалуй.
Кто бы на земле ни правил бал –
Стоит здесь гульнуть, ну, хоть, по малой…
 
Ибо, как ни дёргайся ужом,
Или, как карась на сковородке,
Так ли, от болячек, под ножом –
Кончится когда-то век короткий.
 
Ананас в шампанском – красота,
А не по зубам – забудь изжогу…
В нашем грешном деле простота –
Позволяет быть поближе к богу.
 
Под перцовку да под огурец,
Наслаждаясь царственной строкою,
Понимает истинный творец
Разницу меж скукой – и покоем.
* * *
Когда руки касается рука –
Каскады чувств – в одном прикосновеньи –
Остановили время – и мгновенье
Продлиться может целые века.
 
И на морозе вдруг охватит жар,
И свежий ветер выключит дыханье,
И радостью покажется страданье,
И дорогим паркетом – тротуар.
 
И вечер, зажигающий огни,
В домах, витринах, фонарях и фарах –
Вдруг оживёт в твоих тетрадках старых,
Что ты совсем случайно сохранил.
 
Неловкая наивная строка,
Как память о событиях минувших,
О том, что происходит в наших душах,
Когда руки касается рука…
* * *
Какие краски! Чудо из чудес,
Оттенков всевозможных наслоенье –
Столь дивную листву теряет лес,
Что в сердце вызывает восхищенье.
 
А ведь могла б на протяженьи лет
Листва буреть, не радуя сияньем.
Нет, всё-таки, Создатель был эстет,
В период сотворенья мирозданья!
* * *
Я решила: буду, как цветок,
Например, полезнейший подсолнух:
Погляжу с рассветом – на восток,
Повернусь за солнцем в нужный срок –
Лишь о светлом. О печальном – полно!..
 
Буду я весь день крутить башкой
На добротной и подвижной шее,
Чтобы каждый лучик день-деньской
Хапать и описывать – с тоской –
Мало веры в светлую идею.
 
Да откуда вере-то найтись?
Если в наше время отчего-то,
Хоть терпи, хоть плачь, а хоть – дерись:
Где ещё один взмывает ввысь,
Тысячи – свергаются в болото.
 
Но прилежно – в проруби … цветок,
Я найти пытаюсь лучик света,
Отыскать прекрасного исток,
Отразить в строках и между строк!
Только тонет в темени планета…
* * *
Конечно, выглядел коряво
Эксперимента неуют.
Да и враги – кольцом удава,
Вздохнуть и охнуть не дают…
 
Потом – потешились на славу,
И ананасы вновь жуют.
Как будто с гор спустилась лава
На скромный странников приют.
 
И рассудить не могут здраво,
Куда овечьим стадом прут,
Где ум и совесть, гордость, слава,
И в честь чего гремит салют.
 
Кому подъём, кому – подстава,
Кому-то спирт, кому-то – «Брют»…
Нектар ли это иль отрава?
Хватай, хватай – ведь все берут!
 
Берут… Хотя и не по праву –
Для них: «олл райт» и «вери гуд»…
А мне всё хочется в державу,
Где б был владыкой мира – труд!..
* * *
Как ель в новогодней гирлянде,
Наш клён в разноцветье листвы…
Неярок огонь на веранде,
Над книгами – две головы.
 
Пора б натопить – холодает,
И ночи темны и длинны.
А мама – совсем молодая,
И ниточки нет седины.
 
А я – ну почти что ребёнок,
Хоть числю себя: человек…
Не знаю, как хрупок и тонок,
И краток наш горестный век.
* * *
Немного больше небу синевы –
Сошёл бы день за августовский, право.
Но не подскочишь выше головы –
И тучи наплывают величаво.
 
Напоминая нам об октябре,
Довольно странном в северных широтах.
И память об Адамовом ребре
Внезапно отзывается ломотой.
 
И посредине пасмурного дня,
Не вбив костыль в уложенную шпалу,
Забыв совсем про избу и коня –
Застынет вдруг, задумавшись, устало…
 
В стране, столь притягательной для бед,
Живущей в ритме всплесков и стагнаций,
А вдруг – погодным шуточкам вослед –
И наши, бабьи, сроки припозднятся?..
* * *
Сколько в мире людей,
Столько всяких пристрастий,
И различие вкусов
В широких пределах…
Если ты не злодей
И не ставленник власти –
То до прочих турусов –
Какое мне дело?
 
Можешь кушать лапшу,
Хоть селёдку под шубой,
И носи, сколько хочешь
Любую одежду.
Если что-то спрошу,
И ответишь не грубо –
То пунктир многоточий
Заполнится между.
 
И найдём интерес
Для совместной беседы,
И обсудим любые
Дела и проблемы.
И волненье, и стресс
Мы разделим с соседом –
Ведь пока мы живые –
Есть общие темы!
* * *
Пределы понимания свободы
Определяют жизненную суть.
Один народ – повсюду ищет брода,
А нам бы – выше горла, чтоб вдохнуть
 
Воды и захлебнуться, понимая,
Что всё не так в задёрганной стране,
С тревогой октября и светом мая,
Где так непросто жить тебе и мне.
 
Где всё, что ни возьми – с приставкой архи –
Такой народ – убойный да чумной.
Свобода – не безумие анархий –
Необходимость, понятая мной.
 
Осознанная, жалко, что не всеми.
А тем, кому свобода – ураган,
Обязанности – тягостное бремя –
Тому одна дорога – в океан.
 
Да чтобы заштормило не на шутку,
И бортовой тряся и килевой.
И как бельё при стирке – их желудки,
По ветру полоскало над волной.
 
Солёные бушующие воды
Наполнили б растерзанную грудь.
Поскольку это – тоже есть свобода –
Свобода выжить или утонуть.
* * *
Государство – орган насилия –
Кто бы спорил.
И реальность – не для идиллии,
Много горя.
 
Но когда насилуют каждого,
Кто послушен –
То у нас, дорогие граждане,
Сохнут души.
 
Люди изгнаны, обездолены,
Прозябают…
Умирать старикам – позволено –
Жизнь такая…
 
Что мы кушаем, что мы слушаем –
Им неважно.
Молодежь иссыхает душами
Эпатажно.
 
А когда весь народец – в кучности:
Перед бездной,
Государство такое, в сущности –
Бесполезно.
* * *
Приятно тем, кто сыт и обогрет,
Писать про чувство нежное, природу,
Как Фёдор Тютчев, Афанасий Фет,
Любуясь нашим миром год за годом.
 
Да, я сыта, но бдительность – мой враг:
И в противоречивом этом мире,
Я вижу всё, что сделано – не так,
И что за вихри носятся в эфире.
 
И я бы рада подобрать слова
Про влажный вечер, аромат магнолий…
Но жизнь – свои сплетает кружева –
А мы их созерцаем поневоле.
 
Пожар любви – не каждому знаком,
А мне её открылись переливы.
Но в мире, неустроенном таком,
Немного неприлично быть счастливым.
 
Здесь всюду наблюдается контраст,
С природой столкновения и сдвиги,
И меж людьми – конфликты рас и каст,
И, что всего печальнее, религий.
 
Но до чего же хочется душе,
Томящейся в неистовой блокаде,
Пожить в любви, пускай, и в шалаше –
С людьми, с собой и с миром не в разладе.
* * *
Всё чаще, друзей вспоминая, спрягаем глаголы
Прошедшего времени: были, дружили, любили…
Хоть вовсе душа не приемлет такого спряжения.
Опять золотая спустилась на горы и долы
Прозрачная осень… А трубку берёшь: или-или…
 
Боишься услышать не голос, знакомый и близкий,
Людей, с кем расставшись, родство навсегда сохранили…
А чей-то чужой – и комок подступает в волнении,
Неужто: случилось – уже – тишина, обелиски?..
Неужто, опять – телефон не найдя, схоронили…
 
И жалко становится, что я не верю в загробный,
В тот мир, из которого весточек не присылают…
Ползут, как улитка, минуты полночного бдения.
И мысли терзают, и пульсы – в височной и лобной,
И нервный озноб от собачьего воя и лая…
* * *
Проложен курс – и много чудных стран
Готово встретить судно и команду…
Но не всегда умеет капитан
Держать в руках разнузданную банду.
 
А иногда, как раз, абориген
Встречает так, что впору удавиться…
Да и у нас не каждый – Поль Гоген,
Мы – жертвы неоправданных амбиций.
 
Не миновали бури и шторма
Невзрачную посудину со стажем,
И ходовая рубка, и корма –
Уже давно не в лучшем виде, скажем…
 
Скрипит досками судно, но вперёд
Идём, зажав в зубах обрывки стонов...
Быть может, всё же дело не дойдёт
У нас – до открывания кингстонов.
* * *
Когда среди вполне обычных дней
Найдёт недомогание лазейку,
Не так-то просто вытолкать взашей,
Вертлявую, пронырливую змейку.
 
Она внедрилась в тело, как в кино,
Какая-то космическая зяба,
И это не забавно, не смешно –
Ты ей сопротивляешься, но слабо.
 
Поскольку накатил упадок сил,
И головная боль – ему в придачу,
И белый свет уже не слишком мил –
Лежу, в изнеможеньи, чуть не плача.
 
Но стимул тычет в бок, как в старину,
Вставай, мол, невзирая на страданья.
Хоть и больная – я не обману
Читателей любимых ожиданья.
 
И, может быть, не самый худший стих
Появится – борьбы моей итогом:
Погрязшие в страданиях своих –
Мы все в такой момент – чуть ближе к Богу…
* * *
Грустная это история:
Мы подошли незаметно
К той возрастной категории,
Долгих звонков безответных,
 
Писем, отправленных в прошлое,
Что не вернутся с приветом...
Лёгкою белой порошею
Наше подёрнулось лето.
 
И седину расставания
Ты не закрасишь ни хною,
Ни, вопреки ожиданиям,
Краской хвалёной любою.
 
Горечью, болью, обидами,
Не отступленьем с позиций –
Память твоя неожиданно
В зеркале вдруг отразится.
* * *
Я тебе расскажу пару-тройку прелестных историй
О чудесной стране, что прекраснее всех на планете…
Свежий ветер приносит дыхание тёплого моря,
С ароматами трав сочетая в волшебном букете.
 
Прижимаюсь спиной к заскорузлому телу оливы,
И касаются лба оперённые листьями ветки,
Только в этой стране можно быть бесконечно счастливым,
А в местах остальных, к сожаленью, недолго и редко.
 
Там среди островов так теплы и прозрачны проливы,
Над руинами марево жаркими струями вьётся,
Там обычные женщины часто настолько красивы,
Что и боги сдержать не умели порою эмоций.
 
Ты настройся на лад – и послышатся ритмы сиртаки,
И в легчайших туниках по кругу задвижутся тени,
И в слезах прибежит Пенелопа на берег Итаки,
Чтоб у пенной волны опуститься опять на колени…
* * *
Что гладкость кожи, совершенство форм?
Ну, радуется зрение – не боле…
Положишь жизнь – а не в кобылу корм –
И хочется сорваться – да на волю.
 
Ну, ноги – от ушей… Так не аллюр
Является мерилом человека.
И прочая особенность фигур –
Не столь важна, как для гитары дека.
 
Изящества полна, а не звучит:
Пустая и холодная красотка,
Или высокий статный паразит –
Легко изгадят век – такой короткий…
 
Поверь, не слишком важен экстерьер:
Смотри в глаза и слушай только голос!
И отрешись от всяческих химер:
Толста ль, худа, и густ иль жидок волос…
 
А если разгадать не сможешь ты
Глубокий смысл красноречивых точек,
Забудь про все каноны красоты –
А вспомни сказку «Аленький Цветочек»!
* * *
Нарушая порядок всех
Существующих хронологий,
То улыбка, то боль, то смех
Вспоминаются, как итоги
 
Улетевших во тьму годов,
Нестареющих настроений…
Рвёт листву с золотых садов
То ли злой, то ли добрый гений.
 
Одевает в хрустящий лёд,
Засыпает воздушным снегом,
И сбивает синицу – влёт –
Над каким-нибудь диким брегом.
 
И сжимая её в руках,
От волнения запотевших,
Всё горюет о журавлях,
Не подстреленных, улетевших…
 
Горькой памяти светлый лик,
То с весёлой, то с грустной миной,
Предстаёт каждый новый миг –
То Мадонной, то Магдалиной…
* * *
Как ни бейся, но рано иль поздно случится:
Напоследок глотну подогретой водицы.
Осознаю, как члены мои ослабели…
 
И придут за душой – за обещанной данью,
И поймают её – на последнем дыханьи.
Как, почти на излёте, осколок шрапнели…
 
А потом, как положено в мире треклятом,
Будет что-то выискивать врач-патанатом
В столь бездушно-бесстыдно разложенном теле.
 
Он раздвинет края и груди, и брюшины,
И плечами пожмёт, не увидев причины.
(А чего они там обнаружить хотели?)
 
Распластает и взвесит, почти, как на рынке,
То, что тело хранило в своей сердцевинке…
(Раз, пожалуй, тридцатый – на этой неделе.)
 
Продолжая процесс, он рукою неробкой
Лихо спилит мою черепную коробку
И пройдёт по домам, что уже опустели…
 
В духе времени, мельком подумав о Боге.
Но и там не отыщет больших патологий,
Даже с помощью лоботомической дрели…
 
И запишет (а что же ему оставалось?),
Что причина кончины – банальная старость –
Мы, по жизни, до срока – весьма устарели…
 
И не надо гаданий, и общих теорий:
Я от горя умру, от вселенского горя.
Отзвучав, как прощальная песнь менестреля.
* * *
На вокзал провинциальный
На автобусе попутном
С нашей доброю бабуней
Мы нечасто наезжали.
И на площади вокзальной,
Озираясь поминутно,
Ничего не тратя втуне,
Впечатления вбирали.
 
Обрамлённые газоны
С молодыми деревцами,
Возле здания вокзала –
И сейчас перед глазами.
Чуть шевелит ветер кроны,
Ждут бабульки с огурцами,
Но до них нам – дела мало,
Скоро поезд – знаем сами!
 
В чистых платьицах опрятных,
Прерывая наши "прятки",
Мы к вагону торопились –
Кто быстрей – навстречу маме…
И над пряником печатным
В форме маленькой лошадки
Так старательно трудились
Мы – молочными зубами.
* * *
Всю ночь во сне и полусне
Обрывки строк маячили –
Не то они приснились мне,
Не то глазами зрячими,
 
Пыталась разглядеть сквозь мрак
Грядущие события.
Но не давался мне никак
Исход кровопролития.
 
И только утром, на свету,
Увидела прекрасно я
Тщету надежд, и суету,
И хлопоты напрасные…
* * *
Наконец, вступил в свои права
Добряком прикинувшийся месяц.
Листья, в ожиданьи Покрова,
Мечутся в углах домов и лестниц.
 
Жмутся к тротуарам и домам,
Забивают впадины у люков.
Вихри, разлетавшись по ветвям,
Заглушают хор привычных звуков.
 
А берёза – странно зелена,
Словно не поверившая в осень,
Бьёт листвой у самого окна,
Приютить, согреть, как будто просит…
 
Снова этот мир идёт на слом,
Снова дождь в лицо, и ветер – в спину…
И на миг мелькнула за углом
Пушкинской накидки пелерина.
* * *
Не скажу, что стихи появляются в муках –
Видно, в этом вопросе не так провинилась
Матерь Ева. И мысли, явленные в звуках,
Не страданья приносят, а Божию милость.
 
Не к лицу мне такие слова, но иные
Не приходят на ум: озаренье нисходит,
Тихий Ангел крылом задевает больные
Струны сердца… И прочее, в этом же роде.
 
Видно, в этом моя и надежда, и вера,
И любовь, в сочетании с мудростью жизни…
Кто-то скажет, что это пустые химеры,
Кто-то в сторону храма кивнёт с укоризной.
 
Только я не грешна – не творила кумиров,
А вложив свою ласку, тепло и тревогу,
Я стихи отпускаю. Летящим по миру,
Только вслед помашу, не крестя на дорогу.
* * *
Этот старый завод с высоченными тёмными стенами,
Не гасил никогда в своих окнах живые огни,
В раздевалке народ гомонил, суетясь между сменами…
А теперь в его окнах темно, а не веришь – взгляни!
 
Промерзает зимой отсыревшее старое здание,
А надёжно вполне и ещё б прослужило века…
Что по здравому смыслу – уже за чертой понимания,
Но кому-то так выгодно – вот и ветшает пока.
 
Сбились векторы, наши заводы сменились руинами,
Мы торгуем сырьём по дешёвке – в хозяйский карман.
Пролетарии наши с рабочими крепкими спинами –
Кто не помер ещё, от тоски и отчаянья пьян.
 
Развалилось не всё – потому что страна-то громадная,
Даже кое-кому пофартило урвать под шумок…
Но чуток колупни – и откроется то безотрадное,
Что и глянец фасадов укрыть под собою не смог…
* * *
Мы слабы, и от нас ничего не зависит –
Эти выводы свойственны многим и многим.
Мы влачится по жизни, приняв полу-присед,
Не решаясь свернуть с проторённой дороги,
 
Сделать шаг и поднять поселенца обочин,
Чьи уже не идут ослабевшие ноги,
Чей безрадостный век до того укорочен,
Что до нужного срока подбиты итоги.
 
Трепеща над своею последней рубахой,
Что всегда ближе к телу, а значит, дороже,
Опасаемся вымолвить слово от страха –
Получить по своей драгоценнейшей роже.
 
Каждый сам – за себя, потому – прозябаем,
Уцепившись за кус своего одеяла…
И кого-то судьба отодвинула к краю,
А другому: всё мало, и мало, и мало!..
 
И летя своим курсом в пространстве Вселенной,
В этом мире борьбы между тьмою и светом,
Становясь по пути уязвимой и тленной,
Неуклонно смещается наша планета
 
От пшеничных полей – в направлении минных,
В ожидании дней, откровенно последних.
Мы черствеем от жертв, убиенных невинно,
И смертельных болезней детей малолетних…
* * *
 
Дождик нужен, уж месяц, как не был,
Городок запылён и не мыт.
Облака проплывают по небу,
Закругляясь, как кроны ракит.
 
Сливы синими стали до срока,
Не войдя в полноценный размер,
Опадают, лишённые сока,
И поливка – лишь цепь полумер…
 
У калитки, вьюнком перевиты,
Жмутся мальвы – привяли слегка.
И стоят вдоль дороги ракиты,
Запылённые, как облака.
* * *
За фасадом старинного здания,
Где огней разноцветных фантазия,
Ресторан с европейским названием –
А по запаху – чистая Азия.
 
Переулки, немного безликие,
И фонарик в оплётке верёвочной…
А на площади – высвечен бликами –
Исаакия цвет маскировочный.
 
И под дождика тонкими струями,
Уплываю за грань настоящего:
В направленьи, Петром указуемом,
На Неву, огоньками пестрящую.
* * *
Суета на вокзале – в традиции,
И сегодня – не меньше, чем ранее,
Но немного побольше милиции –
Что доступно вполне пониманию.
 
Я гуляю, а что тут особого –
Скажем, просто ищу расписание.
И реклама – клеймёною пробою –
Испещрила соседние здания.
 
Выбиваюсь из ровного графика,
И колеблюсь в пределах значительных:
Мыслей мудрых и пёсика Фафика…
И чураюсь поступков решительных.
 
Набежала толпа провожающих…
Я молчу. А глухие рыдания,
Незаметные для окружающих,
Лишь немного сбивают дыхание.
* * *
Нас теснили не раз
С завоёванных нами позиций,
Ну, а мы всё равно –
Возвращались и брали опять!
Наша дерзость и класс –
Выше всяческих личных амбиций,
Потому так давно
И вовек – нас живыми не взять!
 
Помирать – погодим,
Ибо памятью нашей и волей
Мы и держим страну
На краю обрушения в ад.
И пока мы другим
Не доверим Отчизну – дотоле
Не закончим войну,
Не оставим своих баррикад.
* * *
Как мне нравится взять сигарету,
Подержать на горячей ладони,
Между кончиков пальцев мусоля,
Поднести после этого к носу:
Мне почудятся запахи лета,
На природном, естественном лоне,
Где ни горести нету, ни боли,
Ни ответов, ни глупых вопросов.
 
Ароматы такие – над лугом
Поднимаются, где-то, к полудню,
Там, где ввысь разнотравье взметнулось,
Где косою не пугана радость…
Не кури, будь, пожалуйста, другом,
Воздержись, если это не трудно,
Я сама бы с тобой – затянулась,
Но горелый табак – это гадость!
* * *
Чем глубже воды – чище верхний слой,
Тем этот слой мощнее и добротней…
Чего ты хочешь – нынешний герой,
Обкуренный в соседней подворотне?
 
Дешёвых начитавшийся газет,
Где грязь сочится из-под каждой буквы,
Наевшийся, с лихвой, за столько лет,
Развесистой и полусгнившей клюквы…
 
Глубин не в состоянии достичь –
На мелком дне готов набаламутить,
Читаешь омерзительную дичь,
Исполненную ереси и жути,
 
О том, сколь непотребные грехи
Когда-то были свойственны великим…
И все их достиженья, все стихи,
Все подвиги – становятся безлики.
 
Зачем их помнить? Вам же не дано
До уровня высокого подняться.
А мудреца, великого – в говно –
Втоптать легко – не надо напрягаться.
 
И вот уже на уровень один
Низведено великое с убогим:
И подлый раб, и мудрый господин –
И первый – о второго вытрет ноги.
 
Допустим, был Чайковский – голубой…
Но ведь не тем он дорог нам – сегодня!
Чем глубже воды – чище верхний слой,
Тем этот слой мощнее и добротней.
* * *
Вечной мечтою – свободный полёт –
Чисто по-птичьи.
Видело око, а зуб-то неймёт –
Маемся дичью:
 
Шар, дирижабль, вертолёт, самолёт,
Или ракета,
Далее то, что и ум не возьмёт:
Скорости света…
 
Но над землёю свободно парить,
Без ухищрений,
Чиркая что-то по-птичьи: фить-фить –
Тут и без прений
 
Ясно: для этого крылья нужны,
Вросшие в тело,
Чтоб покорился простор вышины –
Весь, без предела…
 
Ангелов видели? Руки при них,
Крылья – в придачу.
Как же – без рук – напечатаешь стих?
Вот незадача…
 
Чем же то множество всяческих дел
Делать – безрукой?
В птичьей конструкции – явный пробел,
Чистая мука.
 
Птичка-то божья забот и труда
В жизни не знает:
Клювом шурует туда и сюда,
Ну, и – летает…
 
Были бы зёрнышки да аппетит –
То и отрада.
А украшать неустроенный быт
Ей и не надо.
 
Строить дороги, умащивать гать –
Тратить усилья…
А согласилась бы я: променять
Руки – на крылья?..
* * *
Нас разделяют, чтобы властвовать,
А большинству – того и надо.
Красиво названное паствою,
Идёт обманутое стадо.
 
Бредёт, сбиваясь массой кучною,
Самодовольно и достойно,
Считая, что на пойму тучную,
А получается – на бойню…
* * *
Выпуклая, вздутая Нева,
Только под мостом – слегка бурлива,
Разбросав тугие рукава,
Плавно продвигается к заливу.
 
Нудно, словно выпившая бром,
Волочёт неласковую воду:
Словно тётка с цинковым ведром,
Шаркая, бредёт по огороду…
 
И свинцовый плавится припой
Остриём луча на горизонте.
Сеет дождик манною крупой –
Не спасёт складной китайский зонтик.
 
И в глазах скукоженных людей –
Цоколей землистые граниты,
Целою неделею дождей
Дочиста от пыли не отмыты.
 
Яркие рекламные огни
Вспыхивают памятью о лете…
Так выходит: в пасмурные дни –
Серый цвет – особенно заметен.
* * *
На Петроградской – кто заблудится?
Повсюду – невские извилины…
Вода – осенним ветром пучится,
Сплошными ливнями усилена.
 
А, заблудившись – залюбуется
Пересеченьем хаотическим,
Где две ли, три – прямые улицы,
А переулки – фантастически.
 
С той, островной архитектурою,
Переплетённо-эклектичною:
Со свидригайловской натурою –
В союзе с лужинской практичностью.
 
Что Достоевским подытожено
В его пространной эпитафии.
Архитектурой, расположенной
В тисках воды и географии…
 
И даже новые вкрапления
Не в силах вытравить гармонию
В столь характерном воплощении
Домов – в застывшую симфонию.
* * *
Ждать, догонять, отдавать – наказание –
Это известно давно.
Но ведь бывает порой ожидание –
Сладкое, словно вино,
 
Что применяют в церквях для причастия,
Вкусный и терпкий кагор.
А догонять – это тоже пристрастие,
А не какой-то позор…
 
И отдавать – если надо – пожалуйста,
Что же печалиться тут?
Вдруг повезёт, и, хотя бы, по малости,
Может, и мне – отдадут…
 
Что до меня – лучше вовсе обманутой
Быть, чем чего-то просить…
Чем побираться с рукою протянутой,
Лучше уж – волку на сыть…
* * *
Летят по небу птицы. Высоко…
Так высоко – не разглядеть породу…
Подумать: как же это нелегко –
Вот так вот, неизменно, год за годом
 
Перемерять пространство взмахом крыл,
До спазма мышц, до сбитого дыханья.
Ну, ладно – север. Чем же юг не мил,
Чтобы такие мерить расстоянья?
 
Ещё, ещё, летят, за клином клин,
Видать, оно в компании – сподручней.
А у меня – опять осенний сплин:
Немного грустно и немного скучно.
 
Но крыльев – нет. И чёртов здравый смысл
Внушает мне, что дома греют стены,
Что свой крыжовник, как бы ни был кисл –
Полезнее. Что море – по колено –
 
Не каждому. Что лучше потерять
Среди друзей, чем отыскать – с врагами…
И что волос седеющая прядь –
Не повод расставаться с берегами,
 
Знакомыми, где радуется взгляд,
И многих встречных памятно обличье…
Стою, откинув голову назад,
И вслед гляжу летящим клиньям птичьим…
* * *
Кто оконный проём
Так занизил и сузил?
Не всегда узнаём
В надоевшей обузе,
 
В старом теле, и в нём
Накопившемся грузе –
Голубой водоём
С островками иллюзий.
 
Мы сполна отдаём
Дань Фортуне и Музе.
Биллиардным шаром,
Подкатившимся к лузе,
 
На исходе своём
Подползу, хоть на пузе,
Чтоб узреть окоём
Без помех и конфузий.
* * *
Оглажены ладонями туристов
Ступни, и пальцы ног, и пятки даже.
А небо – нависающее и мглисто…
Но парни – держат портик Эрмитажа.
 
И как бы ни спускались тучи низко –
Я верю, хоть судьбой изрядно бита,
В легенду, что поведал Городницкий,
О мужиках из тёмного гранита!
* * *
Надо помнить: мужское ребро
Положило начало породе.
То, что слово – всего – серебро,
Нам нельзя забывать в обиходе!
 
Если грозный Юпитер не прав –
Он сердит – это старая тайна.
Только женщине – ласковый нрав,
Чуть кошачий – был дан не случайно.
 
Ловкачи, первачи, стукачи,
Палачи – это – дело мужское.
Пусть бушует – а ты – промолчи,
И скорее дождёшься покоя.
 
Что молчание – золото – факт!
Надо помнить о том постоянно,
Ведь немого молчания акт –
Громогласней тирады пространной.
 
А, уж, если нельзя обойтись
Панацеей от бед – немотою,
Надо просто найти компромисс
Между гибкостью и прямотою!
* * *
Старуха – волосёнки легче пуха –
Навстречу мухе голову склоня,
Тихонько разговаривала с мухой
Под вечер умирающего дня:
 
– Иди сюда, хорошая, родная,
Ну, не вертись – такая егоза…
Вот сколько раз так было: я читаю –
Она сидит и смотрит мне в глаза!
 
Не бойся, здесь тебя не обижают,
Здесь все свои. Вот умница – идёт!
Идёт себе по самому, по краю,
Того гляди – отправится в полёт!
 
Пришла поближе – умненькая мушка,
Малышка – смотрит, думает… О чём?
Ой, осторожно, с чаем эта кружка,
Ой, не садись, ей-богу, горячо!..
 
…А я прервать боялась этот лепет.
Сидела и смотрела, не дыша,
Столь глубоко испытывая трепет
От мысли: в чём здесь держится душа?
 
Что в этой голове, почти не женской,
Уже бесполой: бред – иль простота?
Она: в маразме – или же в блаженстве?
Она безумна – или же – свята?..
* * *
Хохочет и плачет сегодня взволнованный зритель,
Любовью к театру сведённый на краешке суши.
А я понимаю – и мне понапрасну не врите:
Мечтают они о карпаччо, тартаре и суши…
 
Не хочется мне говорить ни о чём вдохновенно,
А хочется просто сидеть и, уставившись в вечер,
Смотреть, как детали убранства стекают со сцены,
Теряясь во тьме, расплавляются тонкие свечи.
 
Рыдая, стоять бы всю ночь у погашенной рампы,
Одной, без свидетелей, снять наслоения грима.
Ей-богу, не надо столь яркой, бестрепетной лампы,
Не надо – в глаза, постарела давнишняя прима.
 
И больше не в радость шампанское шумных банкетов,
Елей похвалы, аллергия роскошных букетов.
* * *
 
Наша мысль невесомо легка –
Ускользнёт – не ухватишь руками,
Ни за маленький хвостик,
Ни за полы короткой туники.
Потому и любая строка –
Отраженье того, что меж нами:
Промелькнуло, как гостья,
И растаяв, как лунные блики,
 
Унеслось, как большая река,
И теперь – далеко за горами.
Но качается мостик,
Где каньон, и суровый, и дикий.
Выручает лишь друга рука,
Что надёжней – с бедой и с годами.
Пару строк перебросьте –
Ведь стихи, как и мы – многолики.
* * *
Стара, как мир, история простая:
Когда стоит Фортуна у руля,
Из глупости – безумство вырастает
На ложе бедняка иль короля.
 
И, в сущности, гуманную идею,
Которой все подвержены отцы,
Доводят до абсурда – не злодеи,
А так: лжецы, льстецы и подлецы.
 
И снова лицемера ждёт удача,
И негодяй получит жирный куш,
Коль вовремя прогнулся при раздаче
Земли, судьбы, живых иль мёртвых душ.
 
И только шут останется вдвоём
С лишённым королевства королём.
* * *
Грязь, и сырость, и гнилостный запах,
И в окопах – вода по колено.
Про царя тут шептали: измена…
Ну, а мы, в оползающих сапах,
 
Прозябаем, и нам – дальше носа
Не видать. Суетясь бесполезно,
С нашей логикой, вечно железной,
Сочиняем простые вопросы…
 
На которые нам не ответят
Ни цари, ни герои, ни боги.
Гулко чавкают мокрые ноги,
Даже солнце в окопы не светит…
 
Нам – война: шевельнись – и получишь
Пулю в лоб, или в спину шрапнелью…
И замрёт под колючей шинелью
Ком сердчишка… А, может, так лучше?...
 
А кому-то, известно в народе:
Мать родная – война. И покуда
Мы здесь мрём – там жируют иуды,
Нынче ироды, каины – в моде.
* * *
Ты, поди – разберись в полусонном неясном шаманстве,
Если сон оставляет тебя постепенно, не разом:
Невесомое тело покоится где-то в пространстве,
И сознание плавно втекает в мятущийся разум…
 
Если тело уже, разметавшись, лежит на постели,
А душа, или мысли, иль чувство – зови, как угодно,
Но не хочет на место вставать, шевелясь еле-еле,
Не спеша завершать свой полёт, абсолютно свободный.
 
И особенно, если твой сон был приятен и сладок,
Так щемяще не хочется, явь принимая как данность,
Приводить свои мысли и чувства в единый порядок –
Вот такая порою за мной наблюдается странность.
* * *
Это мир сотворён на крови
И загажен почти от истока.
И в какой из эпох ни живи –
Всюду мерзость своя и морока.
 
Всюду дикость, и грязь, и разврат,
И дорога, сквозь зло и болезни:
Для кого-то – до божеских врат,
Для других – приближение к бездне.
 
Отбоялась. И больше меня
Не пугает грядущего бремя.
Но дожить до последнего дня
Я б хотела в любимое время.
 
Как сорвавшись, ровесники мрут –
Кто душою, кто телом калека…
Я бы свой повторила маршрут –
В третью четверть двадцатого века.
* * *
Надоело уже прибегать к полумерам,
Я вняла голосам, раздававшимся свыше,
Я ещё и сейчас их отчётливо слышу,
На волшебной земле, что воспета Гомером.
 
Виноградные лозы скользят по шпалерам,
Образуя живую природную крышу,
Что трепещет, шевелится, будто бы, дышит,
И лучами играет чудесным манером.
 
Я нашла в этом мире прелестную нишу:
Чистый дворик, и сочные грозди кишмиша,
От болезней – слегка опылённого серой.
 
И дыхание моря – то громче, то тише:
И картинка – словами никто не опишет:
Море скалы целует – с надеждой и верой.
* * *
Шаманит октябрь на дворе:
С другими мирами
Вступает в контакт,
Обретая незримые узы…
И ветви, об этой поре,
Играя с ветрами,
Качаются в такт,
Избавляя себя от обузы.
 
Камлает октябрь. И вода
Летящая с неба,
Сама взвихрена,
Околдована танцем осенним.
И осень – ещё не беда,
Хватило бы хлеба…
А там, и весна –
С абсолютно другим настроеньем.
* * *
 
У кого – какие интересы:
Кто-то хочет видеть свет во тьме,
А другим нет дела до прогресса –
Возлежать бы в юрте на кошме,
 
Пить кумыс с айраном вперемешку,
Лопать мясо диких кобылиц...
Вот она – истории насмешка,
Вот энтузиазм отдельных лиц…
 
Кто желает имя обессмертить,
Пусть и на морях чужой крови,
И сжигает в вечной круговерти
Проблески надежды и любви.
 
Вот, во всей красе – пассионарность,
Двигатель прогресса, взгляд вперёд:
Лень, недальновидность и бездарность,
Плюс толпа – обманутый народ.
* * *
Что Наполеон, с огнивом, с трутом:
Здесь искал: убогое село?..
Да, видать, не в добрую минуту
На Россию парня понесло.
 
Это только русскому под силу:
Отереть со лба рабочий пот,
Уложить врага в его могилу –
И опять – в привычный круг забот.
 
Вновь в трудах, на лаврах не жируя,
Вкалывать с зари и до зари:
Тягловой скотиной, в тяжкой сбруе,
Наполнять хозяйские лари.
 
Знать, мечталось, хоть не по закону,
И не так легко ложится в стих:
Даже самому Наполеону
Заиметь работников таких!
 
Только и в бою, на батарее,
И в рабочей тягостной страде –
Русский человек помрёт скорее,
Но не сдастся: никому, нигде!
* * *
Прохлада, сырость, преющей листвы,
Сырой земли осенние нюансы,
Бьют пряным духом в область головы,
И тянет на элегии, романсы.
 
Природа, что стремилась на подъём,
Опять идёт к естественному спаду,
Но сердце верит: вновь переживём
Мы эту зиму – будет всё, как надо.
 
Но, к сожаленью, лирике взамен,
Реальность дня терзает наши души:
Преступностью, террором, ростом цен –
От новостей, как прежде, вянут уши…
* * *
Сырой и тяжкой ночью октября –
Тягучий монолог я прерываю.
Возможно, не ко времени и зря,
Иду по ускользающему краю
 
Прибрежной и тоскливой полосы,
Где разминулись завтра и сегодня,
Где след дождя и изморось росы
Теряются в тумане всепогодном.
 
Где остовы усталых кораблей,
Ждут, как и я, финальной переплавки.
И на поминки собранных рублей –
Не хватит даже выпить – для затравки…
 
Но на миру красна старуха-смерть,
Хоть каждый умирает в одиночку…
А впереди? Тире, длинною с жердь?
Из многоточья выпавшая точка?
* * *
Мне привычная смена сезонов скучна:
Осень кончится вскоре…
Но земля-то кругла.
Я хочу в те края, где сегодня весна,
Я увижу у моря
Гору в форме стола…
 
Я наймусь кастеляншей на лайнер. И он
По морям-океанам
Обогнёт материк.
Мне откроется мир с незнакомых сторон,
Мир, огромный и странный,
Что прекрасен и дик.
 
А тебя не прельщают чужие края,
Твой порядок размерен,
И учтён каждый шаг,
И привычно-естественен ход бытия,
Как у зверя в вольере,
В окружении благ…
 
Ты прикупишь у тётки грибов на обед –
Холодов и тумана
Дорогие дары…
Я же – встречу октябрьский весенний рассвет,
Глядя в даль океана
Со столовой горы.
* * *
А я ещё застала времена,
Когда играли в парках духовые
Оркестры на эстраде. И душа
Навстречу этой музыке летела.
От ветра – только задняя стена
Их прикрывала. Я тогда впервые
Внимала этим звукам, не дыша,
И окрылялось, вслед душе, и тело.
 
Недавно на площадке у метро
Немолодые, грустные мужчины
Довольно громко извлекали звук
Из духовых, таких же, инструментов,
На перекрёстке улиц и ветров…
И для игры их – веская причина:
Коробка, та, в которую из рук
Летела мелочь, руша строй момента,
 
И восприятья целостность и дух…
И, несмотря на степень состраданья
И пониманья их житейских треб, –
Не возникало душ соединенья…
И звук был слишком холоден и сух…
Так мытари, пришедшие за данью,
Выпрашивали свой горчащий хлеб,
Полёт души меняя на терпенье…
* * *
Зима накатила внезапно и рано,
И снегу насыпало ровно под брюхо.
От наста на лапах кровавые раны,
И воет ночами метель-завируха.
 
А мы подвываем – а что с голодухи
Поделать? Ночами не очень-то спится:
Сожрать удалось при такой-то непрухе
Всего лишь одну – да худую лисицу.
 
Трёх зайцев поймали на этой неделе –
Легко, потому, что их зимние шкуры
Заметными были, хотя побелели –
Вот так и попались, практически, сдуру…
 
Намедни пытались в деревню пробраться –
Слегка потревожить курятник с овином…
Так псов набежало, пожалуй, штук двадцать,
Да сытые все – так и рыкали в спину…
 
Надежда одна, что мужик за дровами
Потащится в лес на худой лошадёнке –
Тогда отоваримся мясом с костями,
Размечем по лесу клочки одежонки.
 
Ну, вот, дождались: колокольчик с дороги,
Но это не кляча, а к барину гости,
И тройка такая! Карета – не дроги.
И кучер – громила – не хлипкий, в коросте
 
Худой мужичонка, что кислой капустой
Себя пробавляет. И волчьего следа,
Как смерти, боится, шарахаясь хруста…
И сам-то дождётся едва ль мясоеда…
* * *
Когда принимают усталое тело
Прохладные воды глубокой реки,
То, кажется: сердце в восторге взлетело –
Движения тоже ровны и легки.
 
Не ноет спина, расслабляются ноги,
Приятно рукам, утомлённым трудом…
И кажется, после тяжёлой дороги,
Что здесь – настоящий и ласковый дом.
 
Не там, по-над берегом в дебрях акаций,
А здесь, в этих струях живительных вод,
Которых приятно всем телом касаться,
И двигаться в них то назад, то вперёд.
 
То против течения пробуя силу,
То – просто лежать на упругой воде.
Я здесь и нашла драгоценную жилу,
В реке этой именно, больше – нигде!
* * *
Мы строим жизненные планы –
Предполагаем, так сказать…
А Бог – располагает: Рано!
И не дарует благодать.
 
А хочешь насмешить – попробуй,
Возьми, да Богу расскажи
О планах: сроду – и до гроба…
Что в короли – или в пажи
 
Стремишься с самого рожденья:
Что хочешь знать. Иль хочешь – в знать…
Живешь? Живи – а назначенье –
Позволь Ему определять!
* * *
Я был маленьким, клейким и нежно-зелёным,
Разорвавшим оковы чешуек смолистых,
Рядом – тысячи братьев – огромного клёна
Молодая листва – под высоким и чистым
 
Ослепительным небом весеннего утра
И под ласковым солнцем, встающем с востока,
Мы считали, что жизнь образована мудро…
И всё ждали какого-то нужного срока.
 
Мы грубели, нас мыло тугими дождями,
Даже как-то побило нечаянным градом.
На рябине соседней, большими кистями,
Зрели ягоды, нашим открытые взглядам.
 
А на наших ветвях семена вызревали,
К нашей радости, ибо – не знали последствий.
И хоть кто-то из нас догадался едва ли,
В перспективе каких мы находимся бедствий.
 
На ветру мы шуршали всё громче и суше,
Стали ночи длиннее, ветра холоднее…
Проносили корзинами вишню и груши,
Запах яблок и слив становился сильнее.
 
И однажды тот срок подошёл, вероятно:
Всем своим существом ощутил я преграду
Между мной и стволом… Это так непонятно
Показалось – ведь был он по-прежнему: рядом…
 
Но холодная сушь нагнеталась исправно,
В желтизну с краснотой повело мою зелень.
А вокруг всё менялось, но вот, что забавно:
Так же зелены были и сосны, и ели…
 
Тот ужасный момент передать не сумею:
Я отрыв ощутил и простор под собою,
Трепеща на ветру, очутился в траве я,
Чуть придавлен такой же красивой листвою.
 
Что нас ждёт впереди – нам ли ведать. Природа
Всё решает за нас – судия, повелитель…
Говорят, так случается: годы и годы –
Каждый – только послушный судьбы исполнитель.
* * *
Мы мягкотелы и слабы –
Экипированы убого.
Что позволяет у судьбы,
Для многих, значит, что у Бога,
 
Просить, и клянчить, и страдать,
Когда судьба ли, божество ли –
Тебе того не может дать,
Что самому – не хватит воли
 
Создать, добыть. Исход один:
Небытие ли, ад ли Дантов…
Коль ты – судьбы не господин,
Ты раб её – без вариантов.
* * *
Из-за чего воюют люди:
Во всех краях, во все века?
Тут, как умеет, каждый судит:
Чтоб не отлёживать бока –
 
Решит один. И это верно.
Захват земли – решит другой.
Кому-то власть нужна безмерно,
Другим, чтоб было под рукой
 
Большое войско – для охраны –
И, мол, достаточно вполне.
Но это – поздно или рано –
Любого приведёт к войне.
 
Чтоб содержать казну в порядке,
И в подчиненьи – голытьбу.
А нынче, как на физзарядке,
В недоумении в гробу
 
Перевернутся ратоборцы
Из тех, давно ушедших лет:
Теперь повсюду – миротворцы…
А мира – не было, и нет!..
* * *
Copyright: Марина Чекина, 2008
Свидетельство о публикации №159593
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 03.03.2008 12:07

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта