Духота и знойность августовской ночи Так нехарактерны северным краям, Словно наше лето умирать не хочет, И не нагулялась молодость моя. А меня, признаться, в осень поманило, В тонкую прозрачность светлых облаков, И в жаре угарной всё уже не мило, И смешат повадки юных чудаков. Хочется покоя облетевшей рощи, Где легко пружинят листья под ногой, Где одни лишь ели полны прежней мощи, А прохладный воздух стал совсем другой. И уже не пряным душным ароматом – Терпкою горчинкой тянет от земли. И несутся мимо в небе сероватом Безнадежным клином к югу журавли… * * * Мы удачно грозу переждали, Под навесом над старой копною, И пошли потихонечку к дому Вдоль извилистой мелкой реки. А налево – бескрайние дали, А направо – деревья стеною, И дорога легка и знакома, И слова – незнакомо легки… А когда обдало синевою Облаков золотистые спины, Я метнулась с испугом притворным, Но осталась с тобою вдвоём: Ты легонько качнул надо мною Чуть нависшие ветви рябины И меня окатил рукотворным, Но прохладным и чистым дождём. * * * Волосы мои шибают в олово, Вряд ли разглядишь, что я красавица. Взять бы да завить седую голову, Чтоб тебе, красивому, понравиться!.. Подвести б глаза свои потухшие, Засияли б силой неподдельною, И мослы, старушечьи, опухшие, Запихнуть бы в туфельки модельные. Только не смотри вот так, доверчиво, Я ж уже, ну, разве что, не мумия, Мне и завивать почти что нечего – Сохранилось только остроумие!.. * * * Я о себе сказать не постесняюсь: Я добрая, я злая, я смешная… По жизни я, конечно, изменяюсь, Сама себе ни в чём не изменяя. Со стороны, наверное, виднее, Но о себе известно мне немало: Я, становясь то злее, то добрее – И ближним – никогда не изменяла. Над строчками – то днюю, то ночую, Пока мне слово нужное подвластно. Как ни сложись – уже не изменю я, Тому, во что привыкла верить страстно. * * * Глушу свою боль, обложив для надёжности ватой, Засыпав её пенопластовой мелкой трухою. Но напрочь её заглушить, как всегда, трудновато, И чуть зацепи – в тот же миг прорывается с боем. Поставила я не одну полосу оцеплений, Чтоб боль не сумела прорваться в здоровую зону, Чтоб не было взрыва жестоких и злых эпидемий, Других зацепивших собой – без нужды и резона. И всё же у нас, вероятно, неравные силы – Она прорывается: болью, естественно, болью… А я улыбаюсь, сквозь маску, что я нацепила, Из тающих сил, управляясь с наигранной ролью… * * * На тёмно-зелёном, на фикусно-глянцевом фоне В весенние тёплые дни возникает виденье: Цветы восковой белизны средь листов, как на лоне, Размером и нежностью форм породят восхищенье. Сравнить лепестки можно с облачным белым сияньем, Подсвеченным солнцем, так матово полупрозрачным, Цветка красота за пределом лежит пониманья, Небесная прелесть – назвали бы в древнем сказаньи. И воздух вокруг наполняет таким ароматом, Что сердце в груди замирает, волнением полно. А рядом о берег, как в древности было когда-то, Колотятся мерно ещё не прогретые волны. Пора не приспела для толп разномастных туристов – Для них рановато – пока далеко до сезона, Откроются лишь посвящённым, исконно и чисто: Цветенье магнолий, и яркая свежесть газона. * * * Чем короче отрезок пути, что не пройден покуда, Тем прекраснее кажутся давние-давние годы, Тем сильнее и дальше нас память уносит отсюда, Словно снял археолог пласты наслоений породы. И, согласно склерозу, отринув «вчера» – на мгновенье, Устремляется взгляд к отдалённым годам и пределам. Вижу росчерк реки, и за полем, слегка в отдаленьи – Невысокие горы, что словно очерчены мелом. И припомнится вдруг то, что сердцу роднее и ближе: Тополя на крутом берегу над рекой полусонной, Сход пологий к воде, там, где берег спускается ниже, И лицо моей бабушки – лик постаревшей мадонны. * * * Сентябрь – неуловимая пора: Ещё не осень, но уже не лето. И к месту здесь престранная игра В наивные вопросы и ответы... Ещё не сорвались с привычных мест Птиц перелётных клинья и цепочки. Ещё листва хранит прощальный жест И на асфальт свои не ставит точки. Ещё тепло. В преддверии дождей Земля суха и небо не поблекло. И множество волнующих идей Пришло вослед за августовским пеклом. Уже ночами дышится легко, Уже неуловимо пахнет прелью, И кочки на болоте, далеко, Настаивают ягодное зелье. Сентябрь – неуловимый переход, Ещё намёк на день сорокалетья. Ещё осталась треть, а новый год Одарит вдруг намёком на бессмертье. * * * Такая нынче странная пора: От новостей вздымает дыбом волосы. И льются из-под чуткого пера Отнюдь не поэтические образы. Уж так нас угораздила судьба: Стать времени безумнейшего жителем. Болезни, отравления, борьба – Кого-то с кем-то – и без победителей. На рельсах – партизанская война. А кто враги – понятие туманное. И перспектива, в сущности, темна, И настроенье – дикое и странное. Бездельничай – иль в пахоте потей, Рыдай ли, ударяйся ли в иронию… А внуков дожидаться от детей – По сути дела – продлевать агонию. * * * Я вижу: встрепенулись паруса, Висевшие доселе мёртвым грузом, Видать, по камню чиркнула коса, И понесло судьбу осенним юзом. Нас умерщвляет этот полный штиль, Когда вздохнуть – и то бывает нечем, Когда вокруг на много сотен миль – Пейзаж безжизнен и бесчеловечен. Пока не ветер – свежий ветерок, Ещё слегка вздыхает от бессилья, Но парус на него уже налёг, Уже поймал в распахнутые крылья. Ещё немного – вздут и напряжён – Он обретёт дозволенную силу – И понесёт… Кого-то – на рожон, Кого – к победе, а кого – в могилу!.. * * * Ах, какая жара, ну, ни сядь и ни встань, Словно пекло само снизошло до живущих. Даже воздух с трудом проникает в гортань, Как-то с этим не вяжутся райские кущи, Что кругом зеленеют, как будто назло, Всем народным приметам российского лета. И никак не понять: то ли нам повезло, То ль совсем не к добру вся экзотика эта. На исходе терпение северных душ, Не привыкших к таким экзерсисам природы. Пусть грозой прогремит завершающий туш, Запредельной жары долгожданная кода! * * * В мир нелепых фантазий, чужих языков, Сочинённых нарочно, помимо земных, Увлекаются толпы смешных чудаков, Я жалею немножко, задуренных, их. Им, наверное, тяжки земные дела, И безумье людское, и подлость, и срам – Их фантазия автора в круг вовлекла Нереальных событий, народов и драм. Там живут чудеса, там иные миры… Только здравому взгляду понятно вполне: И у них – те же правила подлой игры, Также кто-то на пике, а кто-то – на дне. Та же алчность, и то же стремление ввысь: Кто-то – к звёздам, а кто-то – на правящий трон… Надо жить – на Земле, где мы все родились, Что одна нам дана – до скончанья времён. * * * Ты улыбнулся мне, а может, вечером В хорошем находился настроении. А я пришла в безумное волнение, А может, тут и думать вовсе нечего? Ты улыбнулся мне, назвал по имени… А может, ты его узнал по случаю. И что это теперь себя я мучаю? Подумаешь: Франческа, мол, да Римини… Страдалица… Себе нафантазировав, Буквально, сочинила отношения: От взгляда – до приятного общения – Далёк маршрут. Победа, в общем, Пиррова. Такой букет эмоций – в увядании, А ваза для цветов легла осколками. Сыта я парой взглядов с недомолвками. Сама себя толкнула на страдание… * * * Солнце всходит, и вишня в цвету. Разметало хозяев по свету. И острей сознаёшь наготу, Беззащитность идиллии этой. С красоты – не напьёшься воды, И куска не получишь – тем паче. Разделили на частные дачи Все ничейные прежде сады. И заборами сплошь обнесли Вседоступное прежде пространство. Расползлось по просторам земли Возрождённое новое панство. Что-то Чехов – не к месту, увы, Всё на новом витке по-другому… Но опять – не совсем деловому – Не сносить – в облаках – головы! * * * Мы взрыхляем зелёное поле, Оставляя рубцы на планете, От души веселимся на воле, Как бездумные взрослые дети. Белый снег окропляем багряным, Свет кровавый окрасил закаты. И уже нам не кажется странным, То, что страшным казалось когда-то. Мы резвимся, и разум младенца – Сохраняем в вопросах глобальных. Кто покруче отколет коленце – Это нынче удел всех – нормальных… Наши игры – гораздо серьёзней, А игрушки – весьма натуральны. Может статься, опомнимся поздно, Разлетаясь пылинкой астральной. * * * На тот, из века прошлого, трамвай Усядусь я, влекома ностальгией, И поползёт вагон в далёкий край, Но не туда, куда хотят другие. Я по теченью времени плыву, Пересекая годы, как кварталы… Я нынче отыщу мою Москву, Найду её, во что бы то ни стало! Москва непритязательна – моя: Небарские, рабочие районы, Периферии милые края Нас привечали, юных и влюблённых. И зелени нежданной островки Среди жилых застроенных массивов Дарили нам касание руки – Таким, ещё наивным и красивым… А неба над Москвою синеву Тогда ещё реклама не застлала… Я б и сейчас нашла мою Москву, Хотя с трудом, но всё же отыскала. * * * Неожиданным розовым светом Озарились края облаков, И невольно возникло при этом Впечатленье: цвет неба таков. Не, привычного нам, голубого, Серо-синего – если к грозе… В ожидании нужного слова, Я, подобно прибрежной лозе, К тем истокам своим припадаю, Что укрыты от пристальных глаз, И, согласно дарёному паю, Начинаю негромкий рассказ. Обретают вопросы – ответы, И рождается в сердце строка, В этот миг, когда розовым светом Разукрасятся вдруг облака. * * * Рисовать на стекле до сих пор не пыталась ни разу, Но беру акварель и послушные краски ложатся. Настроение вмиг переходит в спокойную фазу, И не надо цветов, и не надо наград и оваций. Ненавязчив процесс – молодцы, что меня научили, Век живи – век учись, так в народе не зря говорится. Я права или нет – не узнаешь заранее: или Будет пан, иль пропал – ну, а впрочем, ведь я – без амбиций… Но никак не пойму: сквозь процесс – не иду к результату… Не хватает чего в моём творчестве благопристойном? То ли сил и труда прилагаю я всё ж маловато, То ли – я не смогла раздобыть себе красок достойных?.. Это август дождит, пахнет в воздухе сливой и прелью, Симпатичный сюжет мы могли бы придумать с тобою... Но не с той стороны я взялась рисовать акварелью, Потому так легко размываются краски водою. * * * Земля порождает бездарных и злых червяков, Которые в жизни своей ни на что не способны, Вокруг им мерещатся толпы свирепых врагов – А значит, и сами они так бессмысленно злобны. Таких не волнует шум волн и цветенье садов, Для них даже море – бесцветно, беззвучно и мелко… Их главный девиз в этой жизни примерно таков: Ну, что ж, что не съем – хоть, по крайности, плюну в тарелку. И вот из-за них остальные, чтоб выжить и жить, Должны защищать свою душу надёжной бронёю, Которая давит, которую трудно носить, И крылья не так-то легко распахнуть за спиною... * * * Стены замка добротны вполне, И окованы медью ворота, Для надёжности – их Изнутри завалили камнями. Не пройдёт ни на борзом коне, Ни пешком, ни наскоком с налёта! Охраняем – своих, Как в бою – драгоценное знамя. А чужие – нам всем – не указ: Человечье безмозглое стадо. Пусть подохнут они За пределами крепости нашей – Прочь из сердца их всех, как и с глаз! Этих лишних проблем – нам не надо. Нам на многие дни Хватит зелени, мяса и каши. Пусть погибнет весь мир от чумы – Злобной язвы жестокого века – Каждый сам за себя! Только сильный – достоин спасенья! Ни за что не расхнычемся мы, Пусть ребёнок, старик и калека – За стеною, скорбя, Станет корчиться в страшных мученьях. Никогда не решатся они Нам подбросить мясца чумового – Не для них, слабаков, До подобной додуматься мысли. Но, боюсь, наши дни – Всё равно сочтены, право слово: Наш характер таков – Как бы сами – себя не загрызли… Словно в банке паучья семья, Что всегда пожирает друг друга – Это свойственно нам: Нас Фортуна стегает по крупам, Коль под хвост попадает шлея, Мы несём, кто со зла, кто – с испугу, Так, что тошно чертям – Мы ведь шли к своим целям по трупам… * * * Ты компьютером занят с утра, У тебя интересы такие, Что тебя сетевая игра Увела в измеренья другие. Ну, а я телевизор смотрю, Тупо кнопочки пульта тревожу… Мы с тобой пропустили зарю – Это зрелище – многих дороже. Ты пропустишь дождинок поток, Что сливаются вместе в паденьи, И момент, когда несколько строк Вдруг сливаются в стихотворенье… У тебя – продолжается бой, Я тебе не нужна и постыла. И стою я опять пред тобой, Как под стенами Рима Аттила… Мне не взять твою крепость вовек, Ты же делаешь важное дело… Я слезинку смахну из-под век – Мне к тебе приставать надоело. * * * Всё идёт по спирали, и то, Что случилось с тогдашними нами, За витком закрывает виток, Налагаясь сплошными слоями. Я б хотела, пусть даже с трудом, В предыдущий виток провалиться, И увидеть родительский дом И родные, забытые лица. Быть обласканной тем, дорогим, В суете незамеченным взглядом, Чтобы то, что исчезло, как дым, Оставалось по-прежнему – рядом… * * * Иду, куда глаза глядят, Но вот уже который год: Всё кое-как да невпопад, И, вроде, дел невпроворот. Но руки – делать не хотят, Работа – с места не идёт. Твержу себе: на кой мне ляд И этот день, и этот год?.. Не слышу нот, пою не в лад, И от всего кидает в пот. Сама-то вижу: лучше б – над, А попадаю вечно – под... Чему-то в жизни кто-то рад, И страшный мот, и страшный жмот, Меня же много лет подряд – И водка даже не берёт. Кругом не жизнь, а зоосад, Бардак покоя не даёт. Сердечный ком в груди зажат, А кровь в висках – по нервам бьёт. Всё больше горьких, скорбных дат – Уходят выбитые влёт… И даже мысль про райский сад – Елей на раны не прольёт. В душе – чистилище и ад, А в настроениях – компот... Ужасно хочется назад, Идти приходится – вперёд... * * * Тимуру Раджабову За пределы округлости памятных дат Мы выходим, пройдя юбилеи – Так устроена жизнь, кто же здесь виноват – Да и мы ни о чём не жалеем. Всё, что прожито – прожито нами сполна, Радость, горе – на полную силу! Безысходность и скука уже не страшна – Мы нашли рудоносную жилу! А работать на ней – нелегко, но светло, Да и выбора, в сущности, нету. Это время такое сегодня пришло: Яркой рифмой озвучить планету! * * * Чертей у нас полным-полно: На всей земле, над ней, под нею, И на куличках тоже... Но, Быть может, там – они скромнее?.. И, может, правда, есть резон Туда податься всем кагалом – Ведь там – природа и озон, А это, в сущности, не мало… А то от местных-то чертей – Уже в зобу дыханье спёрло. Они-то, вовсе без затей: Так и берут, берут за горло. А те-то, в дикости своей, Пожалуй, всё-таки, попроще: А, если что – мы их – взашей, Геть – за пределы нашей рощи! Ведь нам давно не привыкать К такому чёртову соседству – Мы плюсы можем извлекать – Из катаклизмов, мук и бедствий… * * * Едва ушла жара, терзавшая неделями, Как странною тоской повеяло щемящей… И хочется на печь с ленивыми Емелями Немедленно залечь, или в берлогу, в чаще. И хоть зимы пока и осени – ни признака, А всё равно, в душе такое ощущенье, Что сумрачная ночь готовит встречу с призраком. Мне у него вовек не вымолить прощенья. * * * Запылали в каминах дрова, Жар волнами исходит оттуда. От угара болит голова, Или это, пожалуй, простуда… Это барину – бал-карнавал, А меня, разбудив до рассвета, Камердинер совсем загонял: То – внеси, или вынеси – это… Чтобы в дровах недостатка не знать, Чтоб свечей в канделябрах хватило – Потому: развлекается знать, А за нею – и правда, и сила. То прохладно – подбавь огоньку, То окошко открой, если душно… И немало разов на веку «Исправляли» меня на конюшне. Хоть неграмотен – сильно учён: Плетью, розгами да батогами… Что же: ждать до скончанья времён, Чтобы враз поквитаться с врагами? Скоро ноги отсель унесу, Если что – я парнишка таковский – Я слыхал, в Кистенёвском лесу Колобродит с ватажкой Дубровский… * * * Хоть здоровье и не покупается, Медицинская помощь – вполне… Так что тот, кто в богатстве купается – Не утонет в прибрежной волне. Непродажно любви состояние, Труд души – удивительный труд. Но за деньги – любое желание! А различий – они не поймут… Наслаждение литературою Несовместно с наживой, увы. Нуворишам с их общей культурою – Не до функций своей головы. Правит тело – его наслаждению – Для потехи отпущенный час. Ну, а время – для нужд накопления – В этом деле им Бог – не указ. Но на церковь – купюру помятую Отстегнут – на спасенье души – А вот есть ли душа у богатого?… Отвечать на вопрос не спеши. Хоть понятие краеугольное: Что богатеньким – место в аду – И ушко расширяют игольное За большую добротную мзду! * * * Часто после третьего стакана – На своё мы жалимся житьё… А возьмём, к примеру, таракана, Слово вы попомните моё: Таракан – древнее динозавров, Ну, ровесник, если не древней. Мерзок, но вполне достоин лавров – В силу жизнестойкости своей! Он живёт в реакторных отсеках, Там, где нам – минута – и кранты. Дела нет ему до человека – До его судьбы и маеты. Он свои мозги не напрягает, Тихой сапой бродит по земле – Потому повсюду выживает: В Пентагоне, в морге и в Кремле… Если катаклизм какой случится: Вымрет население всех стран, Вымрут и животные, и птицы – Выползет из щели таракан… * * * И в древние, и в нынешние лета, Историй нам припомнится немало, Где ярким завершением сюжета – Рассказ о том, что в рот, мол, не попало, Хоть по усам текло весьма обильно… Но сказка завершилась в этом месте, Где гости восхищённо и умильно Благ жениху желают и невесте… А дальше – вместо сказки – жизни проза, Хоть всё при них осталось и наутро. Но видимо, реальной жизни грозы Они не в состояньи встретить мудро. И что-то исчезает в отношеньях: Какой-то малозначащей детали, Но важной для принятия решенья, Они пока ещё не отыскали. И не отыщут, если не усвоят, Что разбредаться в стороны – не гоже, Что их теперь на белом свете – двое… И что никто извне им не поможет. А надо квинтэссенцию понять бы, Усвоить эту крохотную малость, Чтоб сказка не заканчивалась свадьбой, Чтоб свадьбой сказка только начиналась. * * * Не попадаю в ноты – хоть убейся! Игла тонка, да бисер слишком мелок. И что храню в своём потёртом кейсе? Мы не берём еды с чужих тарелок – Так почему брезгливость – не помеха Хватать объедки пиршества чужого? И ощущая затхлый вкус успеха, Стремиться прочь – и возвращаться снова? Избыточного требуя натужно, Рискуем без важнейшего остаться. Ведь человеку лишнего не нужно – Запросы – парадокс цивилизаций. А я совсем не попадаю в ноты, Но тянет петь неведомая сила – И я пою с упорством идиота, Ну, может быть, от силы, имбецила. * * * Я б этак не смогла вовек – куда мне! Жить на вулкане, всем чертям назло?! Пять лет назад поток расплавил камни – А рядом – до сих пор ещё тепло… И зреет в глубине слепая сила, И греет почву огненный расплав, И магмы нагнетаемая жила – Превыше наших чаяний и прав. Она достигнет той температуры, Когда уже терпеть невмоготу, Природа, естество, ядро, натура – По жизни проведёт свою черту. А человеку свойственна надежда, И мило упованье на «авось»… И кто-то ждёт, слегка прижмурив вежды – Такие есть, что: оторви – да брось! Я б не смогла: подножие вулкана – Не для меня – предчувствием больна. Мой океан – идёт с телеэкрана, И за стеклом – лавина и волна, И жар пиропластических потоков, И лавы раскалённая река… А у судьбы – других хватает сроков, Как и всегда – тверда её рука. * * * Ах, август – многолик и переменчив, Как дама в пост-бальзаковских годах. Готовый разодеться в пух и прах, Немного по-осеннему застенчив. Сбиваются к полёту птичьи стаи, Подобно людям – в поисках тепла. А те, кто никуда не улетает, Тому и осень – пряна и мила. По скошенному рыжему газону Задумчиво фланируют вороны – Неспешны и несуетны шаги… А за стеной тумана – самолёты Натужливо гудят на низких нотах – Куда летят? – ведь не видать ни зги! * * * Ну, до чего же в жизни надо мало! Вода и воздух, хлеб и солнца свет, Да в перспективе зданий и канала – Спас-на-Крови – знакомый силуэт. Увидеть, как Нева своё теченье Свершает под десницею Петра, Оно прекрасно – это повторенье Того, что было прежде и вчера. И будет завтра! Надо верить, надо, Что город, как его ни назови: Петра твореньем или Ленинградом – Купается в цветенье и любви. Ещё прошу – совсем-совсем немного, Чтоб взглядом я встречала каждый раз, Дарованный судьбою или Богом – Незаменимый свет любимых глаз! * * * Ещё не потемнела от дождей Листва берёзы, тополя и клёна, И в обрамленьи улиц, площадей – Пока преобладающий – зелёный. Но утренний прохладный ветерок Наполнен влагой, более чем надо. Туманный ощущается намёк На скорую возможность листопада. В проплешинах зелёная трава, И утро – не прозрачно, как бывало. Природа вновь, как водится, права, И от жары, подобно нам, устала. Поникнувшие ниточки ветвей Под ветерок подставила берёза – И радуется, и, наверно, ей Не грезятся грядущие морозы. Она воспринимает мир таким, Какой он есть в текущую минуту, А прошлое и будущее – дым. И только люди вечно почему-то То в завтра, то в прошедшее глядят, Планируют, считают и итожат… Становится поверхностный наш взгляд С годами всё серьёзнее и строже. А должен бы – теплеть из года в год, И видеть каждой веточки дыханье. Но вечно дел у нас невпроворот, Самих себя обкладываем данью… И многие утратили, увы, Возможность бескорыстно наслаждаться Не видом и шуршаньем ассигнаций. А шелестом мятущейся листвы. * * * Когда язык работает быстрей, Чем глупая – с устатку – голова, Рождаются без смысла и затей Нелепые, ненужные слова. Они звучат, конечно, не со зла, И надо, если сам ты с головой, Бессмысленно-обидное «бла-бла» Отфильтровать от сути смысловой. И не стрелять в ответ зарядом слов, В которых злость закрыла смысла свет, Поскольку результат всегда суров: В таких сраженьях – не было побед. В них проиграли обе стороны, Причём, с итогом пирровых затей… Да и, по правде, нет такой войны – Оправданной и нужной для людей. Суди не по сорвавшимся словам, А по делам и результатам дел. Сентенция, пожалуй, не нова, Но – актуальна – кто бы что ни пел! * * * Не успели, вот и не успели, Пропустили свой коронный миг. И над иорданскою купелью Прозвенел младенца звонкий крик. Не успели. Расступились воды, Камни зарыдали, вопия. Через незатейливые годы Проползла дорогою змея. Не успели. Хоть весьма спешили И распять, и сжечь, и запороть Крепкую, цветущую и в силе, Молодую яростную плоть. Из груди, простреленной навылет, К небу вырывается душа. А палач уже верёвку мылит, И топорик точит не спеша… * * * Мы черпаем носом и бортом, Мы режем волну попёрек, Забыты и богом, и чёртом На стыке торговых дорог. Обычно спокойный, сегодня Под нами бурлит океан, Фортуна, проклятая сводня – Мы поздно раскрыли обман. Купились в портовой таверне, За ломаный грош продались, И рвёмся мы к звёздам из терний, Цепляясь за жалкую жизнь. Несчитаны долгие мили, Морской взбушевался дракон… Последнюю мачту срубили – Приказ капитана – закон. Уже не гадаем, не чаем, Что кто-то услышит вдали Гортанные выкрики чаек, Увидит клочочек земли… * * * Моя несчастная Россия, Страна несбывшихся реформ, С тоскливо сгорбленною выей, На слом идёшь ты, да на корм… Твои бескрайние просторы – Безлюдеют за годом год, А процветают нынче воры, И даже чёрт их не берёт… Где в перестроечные годы Столкнулись камень и коса, Сельскохозяйственных заводов Стоят в руинах корпуса. Где самогонные деревни, Там нет непьющих – вообще, Там по утрам не кличут певни – Не тратят сил своих вотще… Возможно, что когда-то боги Нас пожалеют, а пока В пустых полях да вдоль дороги – Лишь заросли борщевика… * * * Земля летит навстречу преисподней, И рушит связь, и истончает нить. Была она к ней ближе, чем сегодня, Пожалуй, в сорок пятом, может быть. Но выводов хватило ненадолго. Всё больше на планете чёрных зон, Будь это Миссисипи или Волга, Наш Барнаул, Невадский полигон… Мельчают реки, выгорают чащи Былых лесов, и дым туманит глаз. И с каждым годом – явственней и чаще Звучит над пустырями трубный глас. Миллиардер или китайский кули – Всей разницы, от силы, в полчаса. Мы слишком далеко перешагнули Момент изобретенья колеса. Старинный тезис: разделяй и властвуй – Вновь актуален для людской толпы. В нелёгкий путь бессмысленную паству Уводят не пророки, а попы. Смещаются понятия и сроки, Детей сжирает новая чума. Но, видимо, опять не впрок уроки, И мир спешит совсем сойти с ума. Немногие за будущность планеты Боясь, волнуясь, душу теребя, Ведут борьбу меж силой тьмы и света – Армагеддон – внутри самих себя… * * * Что-то навалилось угнетающе – Просто так, без видимой причины. Как обычно, ради окружающих, Натяну весёлую личину. Расскажу историю прикольную, Анекдотом свежим огорошу, Чтобы не узнали, как же больно мне Волочить по жизни эту ношу. Так смеясь, что слышно и на улице, Раззадорю и себя, и ближних. А душа рыдает и беснуется, Где-то там, в слоях глубоких, нижних. * * * Ищу философический подход, Путём уступок, сделок, компромиссов. Не плаваю цветком на лоне вод, Дабы избегнуть участи Париса. Что радость обретается в борьбе – Большой вопрос. Но всё же, даже странно: Отринуть всё, что дорого тебе, Приблизив состояние нирваны? Да нужно ли спокойствие – такой, Тяжёлой, запредельною ценою? При жизни – одиночества покой Печальней замогильного покоя. Вот приподнять свой дух над суетой, Над собственности мусорною кучей – Рецепт, возможно, тоже не простой, Но всё-таки – осмысленней и лучше. * * * Задыхается в тяжком дыму Территория Древней Эллады.*) Говорят, это всё потому, Что кому-то, действительно, надо. Надо выстроить кемпингов ряд, По примеру «Вишнёвого сада», А оливы – да пусть их, горят, Кипарисов – нам даром не надо. Что за выгода с той старины – Археологам только отрада… А руины – кому же нужны? – Пусть горят, нам их даром не надо! * * * Без цели, без спросу, без проблеска здравого смысла, В моей голове возникает какой-либо образ, И тянет цепочку трагично-затравленных мыслей: Так тянется тело на свет выползающей кобры. И так же стремительно в сердце наносит укусы, А яд проникает и в корку мою, и в подкорку. И гроздью рябины раскатятся по полу бусы, И вниз по ступеням запрыгают, словно под горку… А каждая бусинка – мысль. Раскатились, но видно. И каждая кровью пропитана так, что сочится. И каплями крови – а, может, эмали алкидной, Забрызганы – в прошлом, такие знакомые лица. И образов этих цепочка, распавшись на звенья, Так остро и больно ударит в раскрытую душу, Что кажется, даже единственный миг промедленья, Не вырвавшись криком – внутри всё порвёт и разрушит… * * * Ну, вот и допросились: не уснуть Уже, не завернувшись в одеяло. Вершит планета выверенный путь, От курса отклонившись очень мало. А по ночам – шальной Илья-пророк Грохочет на небесной колеснице И ставит росчерк молнии – итог, Черту под летом, линию, границу. За ней – ещё возможное тепло Уже не утомит, а лишь погладит. Чуть-чуть – и птица станет на крыло, С природой и судьбою не в разладе. Деревья снова кинет в красноту И в желтизну осенней гордой позы. И клюква привкус горечи во рту Оставит в ожидании мороза. * * * Сожжение живьём – гуманности предел – Молчи… кричи… но не придёт спасенье… А через двадцать лет уже пересмотрел Церковный трибунал своё решенье. Они умыли руки, как всегда, и что ж С того, что не воротишь человека, Погибшего в таких мученьях – не вернёшь, Зато через четыре с лишним века: Она Святая Жанна!... К сонмищу других, Подобных ей, страдальцев и героев, Причислена… Теперь – не хуже остальных, Церковники вполне горды собою. Они весьма не любят попадать впросак, И вам они б ответили едва ли, А где была душа невинной Жанны д’Арк В почти пятисотлетнем интервале? * * * Всё относительно – старик Эйнштейн был прав, Вся эта наша жизнь – нелепость и пустяк. И кто не усмирял рассудок свой и нрав – Как правило, менял квартиру на барак. А жизнь – летит, проси её иль не проси Повременить – итог – один, куда ни кинь: От «Отче наш, иже еси на небеси…» – Придёшь всегда к неумолимому «Аминь!»… * * * Горизонт надвигается тучами, Напряжённо, по левому борту. И доселе, признаться, не лучшее, Настроение катится к чёрту. Меж любовью, надеждой и верою – Свежий ветер листает страницы. Над волною балтийскою, серою, Чайка серая скучно кружится. А по правому борту – сияние Синевы в окоёме доступном, А по центру, на месте слияния – Облака прорисованы крупно. Кто – кого? Ибо к осени близится Шар Земной. Удлиняются ночи. И опять состояние кризиса Нам учёные дружно пророчат. Облака громоздятся осенние, Угнетающе, но величаво, Улучшаю своё настроение: Не налево смотрю, а направо. * * * Я иду на Петроградскую. Предо мной – волшебной сценою: Петербургско-Ленинградские Силуэты драгоценные. И душа моя волнуется От желанья – просто дикого: Как мне хочется по улицам Провести Петра Великого… Ненадолго возвращённого Из далёка невозвратного, Чтоб увидел воплощённые Чудеса невероятные. Суть, казалось, нереальную Всех его мечтаний пламенных, Перспективу матерьяльную Этих набережных каменных. Словно символы бессмертия – Эти улицы и здания, Что, пускай через столетия, Стали гимном созидания. * * * И глупостей, и крайностей – хватало, И выше крыши всяких дураков. Но кто из нас, по сути, не таков, Ну, кто из нас приближен к идеалу? Приписывать природе социальной У нас привыкли личный произвол. Осёл – везёт повозку, как осёл. Печально? Да… Зато вполне реально. И жеребец – умчится бесконтрольно, Что радости от стати и красы? Возница – держит в рамках полосы, Постёгивая, но не слишком больно. * * * Мне – от рожденья и до гроба – Другой страны не надо, кроме… И «скороходовская» обувь Мне не была тесна в подъёме. Я не горела пиететом К рабочим брюкам из джинсовки, Хотя была, при всём при этом, Не хуже всех на остановке. Мы прямо шли, и лезли в гору, Давали газу до отказу… Но притеснений от «конторы» Не испытала я ни разу. И кто здоров, и где больные? Не собираемся по трое… Теперь опять – как все иные, В проверенном веками строе. Где паразит на паразите – Хоть и один – уже немало. А строй – нуждается в защите – И жизнь нам это показала. * * * Вот опять недовольство погодой – Слишком холодно, резко, контрастно, Да из хлябей – небесные воды… А, по-моему – это прекрасно! Пыль прибило, деревья умыло, Кислород проникает в сосуды. Так свежо и по-летнему мило Ежегодное чудное чудо. Мы же знаем, что осень нагрянет – А она наступает внезапно. На деревья накинет багрянец, Желтизной одарит поэтапно. Только знай, успевай насладиться Озарёнными яркими днями, Многоцветьем осеннего ситца, Что накроет зима простынями… * * * Кто-то что-то кому-то сказал… Ну, допустим, приврал, ну, ошибка. Невзирая на злобный оскал – Принимаем его за улыбку. А когда ту же самую ложь – В телевизор, в эфир и в газету – Что сейчас с нашей прессы возьмёшь? – И несётся по белому свету Гнусной «дезы» вонючий поток. Ну, а те же, кто истину знает – Отживя свой положенный срок, По закону вещей – умирают. И никто не способен уже Отличить клевету от реалий. И висит, как на остром ноже, Тот, кого навсегда оболгали… * * * Мне говорят, что север не богат: Растения – неброски и убоги… По сторонам кидаю беглый взгляд, Внимательней смотрю – себе под ноги. Вот подорожник, мелкий, как горох, Вокруг ещё молоденькой рябинки, И ярко-изумрудный, низкий мох По краешку протоптанной тропинки. Иван-да-Марья, с ярким огоньком, Прикрывшимся лиловою макушкой, Над ним – малина, выбралась бочком Из-за деревьев солнечной опушки. Лианами не вьётся виноград, И не свисают гроздьями бананы. И каждый посетить, конечно, рад Роскошные тропические страны. У нас – скромней и травы, и цветы, Но русский человек привязан крепко К неброским проявленьям красоты: К лугам с преобладанием сурепки, К чуть дымной неглубокости небес, К полям, что разлеглись на километры, И, кажется, уже не сможешь без Внезапно налетающего ветра, Без капель первобытного дождя, Пузырящего лужи на дороге, И взгляда, что кидаешь, проходя, Вокруг себя и – пристальней – под ноги. * * * В разных краях нашей круглой Земли, Но от меня почему-то далёко – Люди, которые мне помогли, Те, кому я помогла ненароком… Поезд умчал, увезли корабли Тех, кто живой, но судьбина жестока: Те, кто безвременно в землю легли, Мне помогли прикоснуться к истокам… В ближнем ли, дальнем ли бродим кругу, К людям идём, обращаемся к Богу – Через года, через все «не могу» Снова приходим к родному порогу. В южных морях или в белом снегу, Может, и встречусь, поближе к итогу, С теми, кому я ещё помогу, С теми, кто мне ещё чем-то помогут. * * * Кошка орёт на дворе… Странно – сентябрь на пороге. Раньше об этой поре – Все подводили итоги. Дружно считали цыплят, И закрома наполняли. Нынче же – кошки – вопят, С целью, понятной едва ли. Глупо рожать к ноябрю: Где же инстинкты кошачьи? Я не о тех говорю – Те – это дело телячье. Надо гулять по весне, В точные, верные сроки… В нашей безумной стране – Даже у кошек заскоки… * * * Набираюсь негативной информации – Безнадёжно ожидая позитивную. Хоть пытаюсь подвергать её фильтрации, Настроенье, тем не менее, противное. Состояние морального нокаута Постепенно переходит в отупление: За картинкой с фешенебельного раута – Пересказ очередного преступления. * * * Ах, как романтично о ней говорили – Такая, мол, вся – в эмпиреях витала… Чуралась любой политической гнили, В стихах не звучало ни нотки металла. Не пела романтику строек и буден, А собственный мир воплощала духовный, Для грубых реалий он был неподсуден, Возвышенный, хоть и немного условный. И что ей за дело, что кто-то плотины В трудах возводил, и дома штукатурил, И в тяжкой работе надсаживал спины… До этой ли прозы высокой натуре? Легко же мечтать о загадочных странах, О даме прекрасной, о рыцарях в латах, Покуда есть тот, кто в трудах неустанных, Свою и её окупает зарплату… И ей ли себя загружать размышленьем О том, как даётся чаёк с бутербродом? Пусть кто-то другой выбирает мишенью Кровавых врагов трудового народа. * * * Восход с закатом – неумолимы, И даже чем-то весьма похожи, И так мгновенно мелькают мимо – Не успеваю года итожить. Уже осенним подуло ветром, И нет сражений на фронте личном. И календарик твердит об этом, Да из окошка сквозит прилично. А я всё грежу весенним ветром, И мняться душные ночи юга, И тщусь сквозь скалы пробиться в Петру – И встать, и ахать, как с перепугу. И перехлёстом своих эмоций Делиться щедро, не экономя: Не потому, что легко даётся – А потому, что – куда же, кроме?.. Рассвет заснявший, плохой киношник – Обратной съёмкой к закату сводит. И не поможет ни крик истошный, Ни тихий шелест, шуршанья вроде. Не ожидаю на том причале: Летят, мелькают за датой дата, Всё безысходней, и всё печальней, И на рассвете – печать заката. * * * Ещё в листве желтинки не найдёшь, Придирчиво окидывая взглядом, Но всё-таки уже прокралась ложь В живую зелень сумрачного сада. Она не знает календарных дат, Но не собьётся с жизненного круга. И листья не по-летнему шуршат, Под ветерком касаются друг друга. Махнём же лету солнечному вслед, С волшебными несбывшимися снами… Смотри: через балкон на наш паркет Берёза наследила семенами. * * * Не залатать любовные руины Ни кирпичом трескучих громких фраз, Ни жалкими попытками с повинной Придя, всё повторить в который раз. Ни четверти её, ни половины – Не возродить из пепла никогда, Лишь паутинкой лягут на руины Прошедшие бессмысленно года. Любовь, не подлежащая законам Архитектуры, вечна и жива, Когда не подвергается уклонам, Таким, как мода, выгода, молва… Иначе – постигает неудача: Искать любви у ветреной Манон – Такая же нелепая задача, Как из руин отстроить Парфенон. * * * Древний уличный фонарь – Керосиновый, Каждый лично – на столбе зажигается… Это было, правда, встарь, Кол осиновый Тем проклятым временам полагается. Появились фонари: Тусклой лампочкой – На бревенчатом столбе телепается… И пугает до зари Бледных бабочек, И тенями по углам растекается. А потом возник неон: Синеватыми Лёг на лица горожан полутенями. Но светил поярче он, Сыпал ваттами, Освещая уголки со ступенями. Фонари сегодня в ряд – Золотистые. Галогеновый огонь – называются. И горят они всю ночь, Ох, лучистые, А под ними-то народ всё слоняется… На работу – не вставать – Видно, умные. А для выпивки – всегда мы с причиною. Веселись, Россия-мать! Годы – сумные, Да народ у нас такой – с чертовщиною! * * * Ну, да, виновата, что нет уже сил Плестись позади человечьего стада… Как видишь, и Бог на Земле натворил Ошибок, значительно больше, чем надо. Как видишь, наш мир – совершенству не брат, Скорее, напротив – он враг совершенства… И редкий на свете и счастлив, и рад, И редко кому достаётся блаженство. Лишь куш удовольствий – по мере того, Насколько товарищ платежеспособен, Иль в силах украсть. И тогда у него Характер – при сытости – алчен и злобен. И крысится он, как затравленный пёс, На тех, кто встречается с ним на дороге… И мучит людей неотвязный вопрос: Кого-то по жизни, кого-то – в итоге: Зачем, для чего размножаемся мы, Во власти вражды и кровавого нала? Пируем во время всемирной чумы? А я – ничего, я немного устала… * * * Перешла ненароком на личности, Никого не желая обидеть. А имён не пишу – из тактичности: Все и так в узнаваемом виде. * * * Из ничего – и сразу – князь, Звезда и светоч небосклона. Ну, и на что ему сдалась, Пардон, старушка-примадонна? * * * Девчушка-прелесть выросла в красавицу, Снималась, и не меньше, чем другие. Да и сегодня всем готова нравиться! Но чуть перестаралась с хирургией. * * * Надеюсь, мой юмор оценит она – Красивая женщина с бездной иронии. В дуэте была, не пропала – одна… Ну, пару бы комплексов ей – для гармонии. * * * Вошёл в Покровские ворота, Ах, нет: ворвался окрылённо! Но я давно не вижу что-то Царь-птицы – в серенькой вороне… * * * Главный Ленский на нашей эстраде: Остроумный, певучий, красивый… Но толстеть не советую ради Выступления с оперной дивой. * * * Он – затейник. Но суть – не поймаю: Вместо смеха – подобие воя… То ли я стала слишком прямая, То ли зеркало – слишком кривое? * * * Брутальный мачизм – так и веет с лица, Но как-то не греет глубинная сила… Ни гривою львиной не вышел в отца, Ни глыбой таланта… Хоть парень и милый. * * * Он тоже – из «детей», но вот же странно: Что не на всех природа отдыхает. Он с папою и с мамою – на равных – Видать, была закваска не плохая. * * * Когда найдёт коса на камень, Как производное тоски, И туч не развести руками – Тут сочиняются стишки. Раба по капле выжимаю, Как доктор Чехов предписал, Выходит линия прямая – Началом всяческих начал. Непредсказуемо и круто Взрезаю пенные валы, Хитросплетения маршрута Кладут зигзаги и углы. При огибании порогов, Надводных и подводных скал, При подведении итогов – Возникнет правильный овал. Возможно, без душевной боли – Оно сподручнее идёт. Но жизнь такая: поневоле "Конь на скаку, и птица влёт"… В награду или с перепугу Нисходит эта благодать? И чья вина, и чья заслуга – Не угадать, не угадать. Разъять, распялить – и в морилку? Поверить алгеброй – зачем? Почувствуй бьющуюся жилку В висок стучащих, острых тем. * * * Я принадлежала к редкой касте, К тем, кому в реальности земли Открывалось подлинное счастье, Просто, не за длинные рубли. Мы своих всегда распознавали Не по атрибутам и значкам, Не по изобилию регалий – По глазам и дружеским рукам. Членов нашей касты отличала Вера в ту, связующую нить. Даже в ожиданьи у причала Мы умели счастье находить. Не теряли светлую надежду – Потому – держались на плаву. Парадизом и инферно – между Я теперь пока ещё живу. Видимо, крепки тугие струны, Те, что до сих пор не оборвёт Вёрткое колёсико Фортуны, Тяжких лет невыдуманный гнёт. Знаю, что в основе мирозданья Вдохновенных душ нелёгкий труд, Пахота на ниве созиданья, Что любовью многие зовут. Но с годами сильно поредели Светлой касты тесные ряды. То, что наши силы – на пределе – Признак приближения беды. * * * Мыслей нет, опускаются руки, Настроение ниже нуля. Раздражают привычные звуки, Давит тяжесть мучного куля. Без причины, без повода, просто, Без конкретных толчков и примет… Не припишешь явлениям роста, Может, кризису старческих лет? Может быть, перемена погоды, Резкий сдвиг атмосферных фронтов. Может, сбились секретные коды, Или сбились повязки бинтов… Нет ни мыслей, ни слов. Настроенье Непонятно, какое – с утра. Где-то катятся волны забвенья, Может, к ним приложиться пора? * * * Вот и новая осень уже на пороге, Только это не повод для грусти и слёз, Только это не повод метаться в тревоге, И считать, что погода влияет всерьёз На судьбу, на мелодию, на отношенья… Эту связь мы придумали, чтоб оправдать Наши слабости, вольности, наши решенья, Обвиняя в них осень, чтоб зиму не ждать. Не пеняй на погоду за глупость и резкость, За нехватку терпенья, души, доброты… Видишь: осень рисует для нас арабески, В них вплетая дождинки, цветы и листы! * * * «Как же дрались мы – до смертного стона, Жаль – не убили меня до сих пор! К милой землице припала с поклоном, Как пережить мне подобный позор? Всех мужиков потоптали татары, Бабы с детишками жались в углу… Это ужаснее божеской кары: Приторочили верёвкой к седлу! Как ни брыкалась – татарин с ухваткой, Ловко мне руки назад заломил – Страшный, немытый, вонючий да гадкий… Господи, свет мне отныне не мил!.. Выберу миг – убегу или даже… Глотку себе перережу ножом! Я и не знаю, что может быть гаже – Жить с этим иродом в доме одном?.. Как же мне солнышко ясно светило, Как же под ноги стелилась трава!.. Вот оно, солнышко – разве не мило? Разве не так же мягка мурава? Бог с ним, что нехристь, что лик узкоглазый, Говор нерусский да хищный оскал – Он же меня не ударил ни разу, Только похлопал – видать, приласкал. Ишь, улыбается, машет рукою, Мяса кусок из котла достаёт, Ноги накрыл мне верблюжьей кошмою – Как поглядишь – не такой уж урод…» Так вот свой гнев поменяла на милость Пра-пра-пра-пра-пра-пра… бабка моя… И в результате на свет появились Предки мои, а за ними – и я… * * * Летний воздух и уют, И листва – не пожелтевшая… Только осень выдают Семена, почти созревшие. Сентября в календаре Мы пугаться не приучены, И прохлады на заре. А жарой – уже измучены. Крыльев нет – не улететь, Так чего ж напрасно сетовать? А ударит листья в медь – Будем радоваться этому. Не пугай меня зимой, Не пугай меня метелями, Ведь порой и у самой Сердце рвётся за апрелями. Не ручаюсь за себя, Я же тоже не железная: Притерпелась, не любя Эту зиму бесполезную. Посмотрю вослед грачу, Словно лету уходящему… И, быть может, захочу, Захочу по-настоящему На земле изведать рай Субтропической экзотики И умчусь в далёкий край На кленовом «самолётике». * * * Оно мне надо? С каждого – обол, Да изо рта у мёртвого – противно. Но я гребу бессмысленно, как вол, Хоть и настроен крайне негативно. К чему? Что за вопрос? Да – ко всему: Река мутна, покойники – угрюмы… Хоть песню б кто завёл, да ни к чему – Видать, заели горестные думы. И что им горевать – ведь знают все, Что смертны – годом позже, часом ране – Фортуна крутит всех на колесе, И как там в чём – а в смерти – не обманет! Могли бы к этой мысли много раз За жизнь свою привыкнуть и смириться! Один бы спел, другой – завёл рассказ – А им бы всё рыдать, стенать и злиться. Туда-сюда мечусь из века в век – Знай, утешаю: всё, мол в божьей руце… Не понимает глупый человек: Чужой тоской могу и захлебнуться! * * * Больно пробитым рукам и ногам, Много больнее разбитому сердцу… Стих, наконец, оглушающий гам, Шлющий проклятие мне, иноверцу. Залиты кровью глаза – не могу Видеть того, что творится в округе, Вижу лишь тех, в отдалённом кругу, Жмущихся тесно друг к другу в испуге. Я же добро всему миру несла, Зла не желая ни правым, ни левым. Нету грехов у простого посла – Много грешней Орлеанская дева. Хлеба и зрелищ желает толпа, Зрелища многим дешевле даются: Волей властителя, волей попа – Не совершить никаких революций. И у меня – нулевой результат: Горше всего – откровенно и честно – Мне осознанье напрасности трат. Я не святая и я не воскресну… * * * Мы речь обрели и ещё, так сказать, Умение мыслить абстрактно. Но то, что взамен довелось утерять, Уже не воротишь обратно. Мы голы и слабы, зубов и когтей Лишились в процессе отбора, Но – разумом – создали столько затей, Похлеще вселенского мора. Нарушив естественный, точный отбор, Маячим на линии фола. И наша судьба с незапамятных пор Вершится рукой произвола. Мы заняли место в цепи пищевой – На самом верху – не по праву. Поэтому вечный союз мировой Народам земли – не по нраву. * * * Подмосковный посёлок, Как брошенный в сумрачный лес, Городского массива кусок: Три-четыре некрупных квартала… Среди сосен и ёлок, Растущих почти до небес, Был отпущен недлительный срок – А когда это: счастья – хватало? По шоссе, где стеною Деревья, и запах хмельной, Мы шагали с тобою вдвоём – В направлениях вовсе случайных. А над нашей страною, Единой, любимой, родной, Голубел впереди окоём, Отражаясь в глазах моих чайных. Нам бы снова обратно: Куда? В те места? В те года? Невозможно ни это, ни то… И страны-то такой больше нету. На ногах своих ватных Мы бредём – неизвестно куда, Оглушённые кони в пальто… Может, бросить – на счастье – монету? * * * Обман, кругом один сплошной обман: В расчётах и в делах, в самой истории. По сути же у каждого – карман – Один реален. Прочее – в теории. У прессы – тоже круг своих забот, А всё к карману сводится на практике. Тому, кто не последний идиот, Всё ясно в их стратегии и тактике. Оно и в отношениях людских – Карман – кумир, пристрастье, вожделение, Предмет желаний, страсти и тоски, Стремлений и любовного томления… Коль пуст карман – не суйся, не моги, Не лезь, и не пытайся, и не рыпайся – Отведаешь пинков да кочерги, Иди – и знай свои места для выпаса. Где тощая, иссохшая трава, Где взято – всё, и взять-то больше нечего. Знай свой шесток – народная молва – Давно сказала стаду человечьему. И не пытайся – выше головы, Стараться можно, только не получится. И что дано Юпитеру, увы, То не дано быку – не стоит мучиться! Но тот же самый, наш простой народ, Сказал, что богачу – с казной – бессонница, Ну, а бедняк – встряхнулся – и поёт, Хоть гол и бос – зато никто не гонится! * * * То не брат шёл на брата в гражданской войне – Это совесть – в цене, это правда – в цене, Просто: классовый враг прикрывался личиною брата. То ли дело сейчас: кто богат – тот и брат, Чем богаче – тем ближе – во столько же крат – И убьют, если что, как случалось порою когда-то. Но не ради свободы народа всего, Не за равенство – ради себя самого Нынче многие рады отца довести до могилы. Жажда новой наживы им застит глаза, И не дарят прозрения им образа – Сколько б вновь не внушали значение божеской силы. * * * Мы стабильности не видим на земле, Всё пытаемся, но случай не идёт… И опять Россия прячется во мгле, А могло бы быть совсем наоборот. Настроение давненько – на нуле, У любого, кто способен зрить вперёд. Только те, чьи интересы – на столе, Очевидного никак не разберёт. Дело сделано и сказаны слова: Мы попали в роковые жернова. Что нам светит – в перспективе и на днях? Перемелется, но будет ли мука – Тут никто не может знать наверняка – Может, просто: отпечатки на камнях… * * * Мы лелеем память безоглядно, Не желая мёртвым – дать покой. Больше – больно, нежели отрадно, Только держит крепкою рукой. Вопреки советам и наказам: Мол, живым – живое… Так ведь – нет – Глубоко душеная проказа Угнездилась, застилая свет. Кто твердит, что горевать – не надо, Отпуская души от себя… Только здесь не выручит бравада, И опять терзаемся, любя. А с другой позиции: бессмертье – Это память тех, кто пережил, Кто в житейской странной круговерти Тянет лямку из кровавых жил. И опять цепляешься упрямо За давно оборванную нить… Я с полгода, после смерти мамы, Всё ей порывалась позвонить. * * * Как далеки душевные порывы От грубости телесных немощей. И сколько раз, пока ещё мы живы, Пытаемся с природою вещей По-своему, по-плотски, разобраться, Приблизив тело бренное к душе, Но жизнь полна таких инсинуаций – И речи нет о счастье в шалаше. Стремление к душе приблизить тело, Его лелея, через кровь и пот, Когда доходят силы до предела, Даёт эффект – совсем наоборот. Не тело, воспарив над суетою, Летит к душе, надеясь на успех – Душа, в стремленьи к телу, с простотою Снижается до низменных утех. Быть может, я не сильно преуспела, Но этот откровенный дуализм В моё несовершеннейшее тело Вселяет несомненный оптимизм. Пока ещё душа не отлетела, Страданья тела – тем и хороши, Что учат наше горестное тело, Терзаясь, жить стремленьями души. * * * На что списать плохое настроение? На осень, что уже вошла в права? На недостаток тёплого общения, На то, что редки добрые слова? Ещё одна причина новомодная: У каждого – свой кризис возрастной… И гормональный сдвиг – такая вводная Имеется – причиной основной. На то, что у соседей, словно молится, Собака воет, видно, от тоски… Что ягоды рябины за околицей – Красивы, изобильны – но горьки? На новости, одна другой трагичнее, На подлостей людских слепую рать? На то, что я всю жизнь – своё и личное – С общественным пытаюсь увязать? На то, что исполняются пророчества, И тает вера в счастье и мечту? На то, что помирать – совсем не хочется, И жить – уже почти невмоготу? Не спишешь на погоду – небо синее, Листва ещё свежа и зелена, И чертит самолёт тугую линию – Она на синем явственно видна. Причины – объективно-субъективные, Я их могу понять и объяснить. Да только настроение противное Мне не поднять и не переменить… * * * Я не люблю соревнования – Ни к кем, ну, разве что – с собой. Не надо славы и признания – Любой сомнительной ценой. Худа тропа, что мной проложена: В репьях, в будыльях и в камнях. Как Гесиодом подытожено, Уже в моих трудах и днях. Что удалось, а где оплошности – Держу отчёт – перед собой. И простодушие с дотошностью Ведут во мне незримый бой. Моя тропинка – неделимая, Не соблазняйтесь – вслед за мной. Лишь мне одной – необходимая, Наградой, карой – мне, одной… * * * Силой новоявленных илотов, Гнувших спину с раннего утра, На приневских хлябистых болотах – Вырос плод фантазии Петра. Не затмив красы Первопрестольной – Смог своей красою засиять, Да такой, что вольно ли, невольно – Заставляет сердце замирать. Полное заявок и амбиций, И с надеждой тайною: а вдруг? Это нынче всё – в Москву стремится – Пушкин же приехал в Петербург. И сюда же ехал Достоевский, Мальчиком, с братишкой и отцом, Гоголь описал когда-то Невский – Южнорусским звучным языком. Плавился в горниле новой домны, Наш народ, меняющий фасон. Не могу Некрасова не вспомнить, Критиков великих славный сонм. Век двадцатый, все переиначил. Век корявый, грозный, непростой… Эти имена немало значат: Зощенко, Ахматова, Толстой. Здесь творил блистательный Володин, Не стремясь в придворные и в знать. В наших душах, в моде ли, не в моде: Гранин, Дудин – всех и не назвать… Этот воздух рифмами пропитан, И его целебней – в мире нет. Каждый раз с восторгом неофита Обегаю взглядом силуэт. Сколько раз отсюда гнали ноги – Столько раз вели меня домой. Петербург – соавтор очень многих, А без ложной скромности – и мой. * * * Едут дети, едут дяди, едут тёти – Все – к нему. Что взять в стране-то дураков? И в других краях вовек вы не найдёте Столько раз перецелованных усов. * * * Вот толерантность – нет, без смеха: Вы не найдёте прецедента Столь грандиозного успеха Французско-польского акцента! * * * И казак, и простите, «сиделец», Доктор «Скорой», поэт, музыкант – На все руки – прекрасный умелец, Всей душою любимый талант! * * * Он дока в «Стирке», и в делах семейных, Ведёт концерт, готов глаголом жечь… Сказали б мне, по-тихому, келейно: Ну, кто и где ему «поставил» речь? * * * Совсем не Уварова Нелли нам всем доказала, Что надо счастливой родиться, и суть – не в красе. Вам Шац – подтвердит. Ну, а я-то и ранее знала: Хорошие шутки ещё мы слыхали не все. * * * По сюжету – прибрать собиралась вдовца: Удалось ей – ведь шла проторённым путём. А по жизни: и дети её – без отца, И чужая семья, как хибара – на слом… * * * Три года, миллионы зрителей, Высокий рейтинг показал, Что свального греха любителей, Как говорится, полон зал!.. * * * О душе пора подумать… Я и думаю. Не на тело ж мне расходовать усилия. Чтоб на то и на другое – в изобилии – Не такой большой располагаю суммою. Говорят, душа – бессмертная красавица – Тело бренное оставит – не поморщится, Приберёт его земелюшка-уборщица, А душа в свои скитания отправится. Ряд зубов уже до половины съела я, Как заезженная кляча престарелая, Но ещё в пороховницах что-то есть. И возможность кой-какой реализации Не сменю ни на какие ассигнации – Не велит моя ответственность и честь. * * * Начиная с «козлов отпущенья», Продолжая путём индульгенций, Получают у бога прощенье, Заключая десятки конвенций. Век живи, развлекайся и майся, Да на службу ходи в воскресенье. Как всегда: согреши и покайся, А не то не получишь спасенья. Бесталанен ли ты иль успешен – Для богов не имеет значенья, Изначально заявлено: грешен! Не избавишься – следуют тенью За тобою дурные поступки. Не пытайся – грязны человеки. Из кровавой людской мясорубки Ты не выйдешь безгрешным вовеки! Не стремись совершенствовать разум, И в себе воспитать благородство: Продиктованным свыше указом, Человек – воплощённое скотство. Так греши! Лишь отметься во храме, Подаяньем святых ублажая… Ксёндзу, батюшке, ребе и ламе – Ты внеси свою долю от пая. Как простится тебе прегрешенье, Ты грешить принимайся сначала, Чтобы снова прийти за прощеньем, Ибо это – есть царствие «нала». * * * Словно веет, испускающий свет, Словно гроздья золотых конфетти, Как Сваровского кристаллов букет, Прямо в небо, рассыпаясь, летит! Разноцветные даря огоньки, Всех эмоций и эпох – абсолют – Над мостами и просветом реки Льётся праздничный, гремящий салют! Петропавловка, Нева, Эрмитаж – Цвет меняют по веленью огней. Этот город удивительный наш В блеске ночи – с каждым мигом родней. И взметается опять веер вверх – Озаряет небеса фейерверк! * * * В порядке всё: рангоут и шпангоуты, Надстройки судовые, паруса… И ветер нужных галсов, нету повода За что-нибудь пенять на небеса. Идём вперёд, команда – сверхнадёжная – Случайных да приблудных – никого. И всё же настроение тревожное, Не у меня – у всех, до одного. Возможно, это облако белёсое? По курсу справа, кажется, растёт. Не надо приставать ко мне с вопросами – Ответов у меня – наперечёт. Ведь не земная твердь – стихия зыбкая – Под нашим килем – верь ей иль не верь… И скалится дурацкою улыбкою – Нельзя – во избежание потерь. Не обмануло сердце – чёрной точкою, По курсу слева – судно вдалеке… Вот так оно: решились – одиночкою, Без каравана, дескать, налегке… А если что – одни – крутись, как можется: Обычаи жестоки, нрав суров… Так вот он, тайный повод, чтоб тревожиться: Чей флаг, не разобрать – друзей, врагов?... Встречаться – нет особого желания, Плыви себе, пожалуйста, всех благ! Но вижу – сокращают расстояние – Ну, так и есть: на мачте – чёрный флаг… * * * Нас крючит – нищетой и пытками, Но всё равно – наступит срок! И пусть холсты ещё не вытканы, Но русский человек – широк… Найдём и краски мы, и кисти те – Все обустроим в красоте. А вы, ребята, узко мыслите! И рамки вводите – не те! * * * Мы жертвы пламенных страстей… В раскладе четырёх мастей. И добродетель, и злодей – Живём в тумане миражей. Мы избегаем виражей – В своих ячейках этажей, Не ожидая злых вестей, В шумящем обществе гостей. В перемывании костей – Своих, знакомых и друзей, В листаньи нудных повестей, В весеннем шорохе ветвей И в подрастании детей – Всё просто – некуда сложней! В решеньях избранных властей – Хоть легче было – без затей… И хоть бедняк – хоть богатей – И хоть расслабься – хоть потей, Быстрей иль медленней старей – Но удивишься, дуралей, Внезапной седине своей, И ненавязчивости дней, Что без ветрил и без рулей – Летят, и никаких гвоздей! * * * Потоки водки, бормотухи, пива – Текут рекой в подставленные глотки... И пьётся это быстро и красиво, И скрашивает век, такой короткий! Но мне сдаётся – коль не примем меры, Когда судеб перевернём страницу – То будут негативные примеры – Не будет тех, кому на них учиться... *** Я пролетарий, я – от сохи. Моих ладоней шершава кожа. Когда я брошу писать стихи – Смогу любому влепить по роже. Я, разомлевши от чепухи, Сижу над "клавой", года итожа. Когда я брошу писать стихи – Свечу поставлю, воскликнув: Боже! Да, пишут вирши одни лохИ – А, нет, не только – и лОхи – тоже. А мне от этой гнилой трухи – Лишь аллергия и зуд по коже. Пишу, поскольку дела плохи, И что с годами – я не моложе. Когда я брошу писать стихи – Свежее стану, да, и пригожей! Я на Парнасе – дрянней блохи, Моё молчанье – стихов дороже… Когда я брошу писать стихи – И то, что было – я уничтожу. * * * Еще не раз лучами по глазам Нам полыхнёт шальное "бабье лето". Но с каждым днём листву терять лесам, Всё дольше от заката – до рассвета. А губы шепчут: "Отворись, Сезам!" (Из давнего...) Прочь от зеркал – и ближе к образам. Пылится подытоженная смета. Теперь уже не верю чудесам – Твержу: "О, нет, невероятно это!" Не верится ни дружеским советам, Ни в синем море алым парусам... И мир, ещё недавно полный света, Даёт покой стареющим глазам… * * * Есть, правда, что-то сюрреалистичное В зеркальном мире с псевдоглубиной. Какое-то безличностно-вторичное, А, может, и придуманное мной. И эта – за стеклом – седая женщина, Такая располневшая, в очках... Неужто – я? Не крещена, не венчана – Морщинки на натруженных руках... Прочь от него, долой, скорее в сторону – Ещё не то привидится сейчас… Я – молода, все – живы, стихли вороны – И кудри по плечам, и свет из глаз! * * * Сменяются друг другом поколенья, Растёт неукоснительно прогресс… Пора притормозить его движенье, Остановить губительный процесс. Облегчен быт – донельзя, право слово, Есть повод для восторга, но, увы: Обслуживаем тело столь толково, Но мало что даём для головы Простого обывателя, который, Присвоив результат в один момент, Во власти поглощающего жора, И был, и остаётся – консумент. Всё более пресыщенное тело Алкает ублаженья своего: Тому – адреналина – без предела, Другому – эндорфина торжество. И вместо созиданья – разрушенье Приносит нам технический прогресс – Вот я сижу, пишу стихотворенье На тему, что едва ли интерес Хоть в ком-то возбудило бы, к примеру, Сто пятьдесят иль двести лет назад, Но вот сейчас уже потребны меры, Чтоб перекрыть дорогу – прямо в ад. Туда людей толкает бездуховность. Не о себе пекусь – не в этом суть. Наш общий мир – уже почти условность, Уже пора обратно повернуть. Пора остановиться, в самом деле, В безумной гонке обретенья благ. Не забывая полностью о теле, И для души поднять сигнальный флаг. Пусть разум торжествует на планете, Пусть будут ночи – трепетно тихи. А новый день, безоблачен и светел, Подарит вдохновенные стихи. * * * Мы народ – сугубо мирный – По природе: добряки. Нам стоять по стойке «смирно!» – Не с ноги и не с руки. Мы порой простить готовы Гадость, подлости и ложь… Но смотри же, право слово, Нашу душу не тревожь. Наш мирок, немного сонный, Мы отринем – дайте срок – И махиной многотонной, Как асфальтовый каток, Даванём – не будет мало! Трепещите до тех пор: Как уже не раз бывало – Мы дадим врагу отпор! * * * Я соберусь – и песню подарю Про утреннюю ясную зарю, Про светлый день, наполненный делами, Про тёплый вечер, приглушённый свет… Про чувство, что уже немало лет Проскакивает искрой между нами. Готова спеть о лете, о весне, О ёлочке, берёзке и сосне, Да, попросту, о солнечной погоде!.. И рада бы о светлом, только, глядь: Энтузиазма неоткуда взять… А собственные силы на исходе. Мы над Землёй усиливаем власть, Но с привязи природа сорвалась: Цунами, наводнения, пожары, В земле – пустоты, вырубленный лес… И, как предупреждение небес: Растаяли снега Килиманджаро… Толпа людей – имеет бледный вид – Порой за них охватывает стыд: И это – царь природы, в самом деле?! Но силы соберу – и, как в бою, Встав из окопа, песню запою – На самом окончательном пределе!.. * * * Как ни старайся человек, Ни вылезай из кожи, Но не создать ему вовек Чего-то, что похоже На солнечный горячий луч, Явившийся внезапно Из-за пригорка, из-за туч, И сквозь еловый лапник. Дарящий негу и тепло, И свет, и жизни силу… Не вопреки и не назло – А так вовеки было. Или на реку, что течёт С верховий – к океану, И не берёт она в расчёт Ни города, ни страны… Превозмогая боль плотин – Построенных толково, Вода доходит до глубин – И воспаряет снова… Сильна природа – и слаба, Не храм, а мастерская… А мы, с усердием раба, Калечим, украшая… Верша над миром торжество, Когда рассудок – мимо, Легко лишиться и того, Что так – необходимо. * * * Мне без тебя – в зобу дыхание Спирает, давит, даже жжёт. А ты – живёшь на расстоянии И даже движешься вперёд. Мне без тебя – темно, как полночью, При свете солнечного дня. А ты летишь в машине гоночной, Не видя, грустную, меня. Мне не напиться из источника Живой воды горячих слов. Я чувства вкладываю точненько В размер и ритмику стихов. Ты от меня обороняешься – Кругом – китайская стена… И не зовёшь – не то стесняешься, Не то, и в правду, не нужна… * * * Осенний дождь идёт стеной, Сменяясь моросящим, Как занавеска – между мной И временем летящим… Реалий нынешнего дня Пугают перемены. Ах, кто бы вдаль умчал меня, Подобно Супермену… Туда, где так неспешны дни, И так спокойны ночи. Где у меня – полно родни. Где беды не пророчит Нам чумовой телеэфир. Где в сводках ежедневных Залитый кровью страшный мир В глаза не смотрит гневно… Но занавеска из дождя Легка и преходяща. Опять мне, раны бередя, Встречаться с настоящим. * * * Есть такая категория людей, Их наличие – нелепости сродни: И любой из них, хоть с виду не злодей, Сокращает нам отпущенные дни. Ничего не произвёл и не создал, Но в сражениях бескровных закалён. И в любые времена он правит бал, Странной силой государством наделён. Встанет грудью он за справку и печать, Лишь бы только ты зависел от него. Монолитный монумент – ни дать, ни взять… Впрочем, взять – он очень даже ничего! С незапамятных времён – до наших дней – Мир чиновничий заметно возмужал. И не надо говорить, что не злодей – Ибо очень по-злодейски правит бал. * * * В узкой комнате в светлых обоях, И с окошками строго на юг, Мы вдвоём укрывались с тобою Ото всех политических вьюг. Странноватый уют коммуналки, Где на кухне – четыре стола… Ты туда пробирался, как сталкер, Я, за дверью затихнув, ждала. И кофейным густым ароматом Наполнялся глухой коридор. Ты проходом, шкафами зажатым, Возвращался украдкой, как вор… А соседки, старушки-весталки, Понимали глубинную суть, Петербурженки старой закалки – Затихали, чтоб нас не спугнуть… * * * Я вышиваю гладью "ришелье" – Тончайшая ажурная работа. Вырезываю тоненько пустоты – Чтоб здорово смотрелось на белье… Завешиваю с кружевом подзор, Чтоб выглядела горница нарядно. Чтоб глазу было ярко и отрадно – Я вышиваю крестиком узор… Ласкаю печь мочальным помазком, Мел растворяя в тазике железном. Прозрачного стекла пустая бездна Сто раз протёрта бязевым платком. Я выскоблила стол и полотном С каймою – застелила аккуратно: И провести рукой – уже приятно, И смотрится – каёмчатым пятном. Томятся щи под крышкою в котле, Грибной пирог на под уже посажен. И ни на чём – ни копоти, ни сажи… Наливочка искрится на столе. Намыла пол, ну, просто, благодать – Хоть босиком ходи по половицам, Надела платье новое из ситца – Теперь могу тебя спокойно ждать!.. * * * То вся в реализме, то маюсь тоской, То жутко ленюсь, то тружусь день-деньской – Ну, вся из каких-то контрастов. Решаюсь на что-то, сомнений полна, Но если внезапно нахлынет волна – Кидаюсь навстречу – и баста! Не крашу ресниц, не ношу каблуков, И вширь раздалась впереди и с боков – А что, и такое бывает. Как в шарике ярком – в душе пустота, Но где-то, в глубинах – я всё ещё та: Такая живая-живая! * * * Ну, до чего ж он был хорош в игре. А вне игры – убийственно красив. И я терялась, уходя в пассив, Мгновенно от волненья одурев. Но он сказал: «Не надо». Я всерьёз Его слова тотчас же приняла. Сама себе вопросом на вопрос Ответить ненавязчиво смогла. Никто не знает будущей судьбы, Но если б угадала я итог, Клянусь, я б не смирилась без борьбы, Каким бы кратким ни был этот срок. * * * Рябины покраснели. Самолёты Кленовые – желтеют меж листвы. Осенние безрадостные ноты Рождаются в пространстве головы. Боярышник – сердечное лекарство – Наполнил соком ягоды свои. И юза ежегодное коварство – Довольно скоро ляжет на ГАИ. Берёза наследила семенами, Усыпаны асфальт, трава, вода… Редеющие дачники – волнами Отлива – утекают в города. Колючие коробочки каштана Освободили глянцевый орех. А лиственницы – хвойные – так странно: Теряют иглы на глазах у всех. Омытые недавними дождями, Зелёной шелестящие листвой, Дубы – легко и щедро – желудями С окрест растущей делятся травой. Природа сохраняет горделиво С родной землёй незыблемую связь: Лет шесть, как – напрочь срезанная ива – Кустарником роскошным разрослась. * * * Мы мельчаем с течением лет, Вышибается правильный – первым, Чей горячий и трепетный свет – Слабакам ударяет по нервам. Если выше на голову – знак – Что пора привести к укороту. Если голос такой, что зевак Соберёт и сплотит на работу – Вырвать грешный язык, или кляп Затолкать – как синдром гуманизма. Кто безгласен, бесчестен и слаб – Вот таких обучить оптимизму Очень просто – в пределах квартир, Где ещё потолки не просели, Чей уютный задрипанный «мир» Не задели цунами и сели. Чей пригретый ухоженный зад – Сбережён от пинка сапожищем, Чей эдем потихонечку – в ад Превращается… Этаких – тыщи! Миллионы, пожалуй, таких, Над которыми нынче не каплет. Кто таскает лягушек своих Из болота с проворностью цапли… Ну, а те, кого ранит снаряд, Разорвавшийся за горизонтом – Тех – построить, как водится, в ряд, А потом расстрелять перед фронтом. Так и делают, а потому – Выживают подлейшие твари, Те, что в рамках всегда: по уму, Но зато от восторга – в угаре. * * * Амальгама зеркал в интерьерах квартир Дополняет собой незаконченный мир, Достающийся нам по наследству. Уходя в глубину – за овалом овал, В отраженьях напротив висящих зеркал, Тонет память далёкого детства. Потускневший, но так же накатанный лед – Там порой, на секунду застыв, промелькнёт Светлый блик отражения мамы… Тех времён и событий оставшийся след Через пыльный налёт наложившихся лет – Где-то в нижних слоях амальгамы. И конкретней, но всё же с годами – бледней, Утомлённый растущей с течением дней, Отражений пожизненной данью, Странноватый фантом, сохранивший черты Той девчонки, которой так нравился ты – На других этажах мирозданья. * * * Так незаметно вплелась желтизна В прежде зелёные ветви берёзы. Осень прохладой утешить должна Долгую боль от весенней занозы, В сердце застрявшей при первых лучах, Лёд растопивших на мартовской луже. И отогнать накопившийся страх, И подозренья, что хуже и хуже Будет со временем, и забытьё Впредь не наступит. А с новой весною И не упомнит сердечко моё То облегченье, что было зимою. Ну, а пока холодит ветерок Разгорячённые, жаркие щёки – Листья желтеют в положенный срок, И под корой замедляются токи. * * * Дунул ветер из полночных стран, И листвы рассыпался букет. И поплыл клёновый тримаран За лодчонкой липовою вслед… Ивовых каноэ и пирог Бурная регата началась, И с туманом смешиваясь, смог Над водой закручивает вязь. Снова вижу: «Юза берегись!» – Некогда загадочный плакат… Спутав «вира-майна», верх и низ – Листья в завихрениях летят. В парке у застывшего пруда – Охристо-багровые ковры, И его стоячая вода Их не притопила до поры. Ветром – наизнанку старый зонт! Знала: брать сегодня не резон. Всё прозрачней, чище горизонт, Мягче неостриженный газон. Шорох оголившихся ветвей, Соль дождя на сомкнутых губах… В глубине каштановых аллей Воздух дымной сыростью пропах. Это просто осень… Может быть, Осень – не последняя в судьбе. Потому, что не могу забыть – Я не вспоминаю о тебе… * * * Не пишутся стихи… Вздохнёшь невольно: Задумаешься – в поисках причины. То ль темы нет для новой песни сольной, То ль снова тянет спрятаться за спины. Та тема – хороша, но так избита, Что кулаки марать – себе дороже. Хотя порой приятно – паразиту Ещё разок влепить по битой роже. Другая тема, скажем, мелковата, И жаль задор транжирить по-пустому. В той теме – не получится без мата, А я не матерюсь, ну, разве – дома… Беспроигрышных тем – порой, касаться – Рука не поднимается… Тревожно. Есть – мародёры скорбных ситуаций, А я в таких вопросах осторожна. В права вступает осень понемногу: Краса и грусть – извечная дилемма. Листва летит на влажную дорогу… Куда же я смотрю: да вот же – тема! * * * Я вчера победил на арене быка, И не первого в трудной карьере. Я-то знаю, что значат и боль, и тоска – Быть распятым на жёстком барьере… И копытом под рёбра – знакомый удар, И лицом по песку – не в новинку. А сегодня меня кружит пьяный угар, И петляет у моря тропинка. Я с утра возвратил все былые долги, Не зовя, не жалея, не плача… Что над морем туман, и не видно ни зги – Это очень большая удача. Над белёсой и пенной прибрежной волной Распласталась огромная птица И гортанно кричит, повторяя за мной: Ты же знал – это может случиться!.. Завлекает пологая линия дна, А вода холодна и приятна. Обезболила рану крутая волна, Не давая вернуться обратно. А на пляже следы заплывают песком… Это море – как выход и крайность. Я убит был – вчера, на арене, быком – То, что умер сегодня – случайность. * * * Давай, мой друг, держаться на плаву, Болтаться, трепыхаться, суетиться, Бить крыльями, как раненая птица, Цепляться за прибрежную траву, И презирать проблемы и молву, Осенний ветер, рвущийся сквозь окна! А если я немножечко намокну, Меня согреть – тебя я позову! По рюмочке мы примем – на сугрев, Чтоб кровь живей по жилам побежала. Не допьяна, чуть-чуть, нам нужно мало, Чтоб говорить хотелось нараспев. Атлантов вспомню я, ты – юных дев – А что, ведь мы ещё на всё способны, И бьётся мысль под нашей костью лобной! Не всё же нам рыдать, осатанев! * * * «Кровь нисколько не отстучала, Я с течением лет узнал Утверждающее начало, Отрицающее финал.» М.А.Светлов «Советские старики» Сколько было всего такого, Чем гордиться могли б сейчас: Эти здания, это Слово – Кем-то созданные из нас. Кровью дедов, отцовской кровью Отвоёванная страна, Получившая участь вдовью: Опозорена, отдана На поток очумелым «новым» – С их поганою новизной, Что умело, легко, толково, Вмиг расправились со страной. Под себя подмяли. И тризну Превратили в шабаш хмельной… Нашу горестную Отчизну Разлучили – с самой собой! И под жизненною тщетою Загибаются от тоски, Усугубленной нищетою, Постсоветские старики… * * * Смотреть вперёд, иль, всё-таки, под ноги? Тут как бы навсегда не окосеть! Планировать? Суммировать итоги? От золота – шлифованную медь Пытаться отличить на взгляд? Непросто. А «на зубок» – выходит не всегда. И где тупик, а где «болезни роста», Где – чушь, а где – серьёзная беда? Принятия решения бояться Пытаюсь отучиться на ходу, А потому, подобная паяцу, Кривляясь, над ареною иду. Но отличить от пустоцвета – завязь – Заранее нельзя наверняка. Я снова от судьбы бежать пытаюсь, Как будто от памплонского быка. * * * | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
