Первое утро нового года для господина Вольфганга Мюллера началось 2 января. Нет, никакого указа по поводу изменения начала летоисчисления не поступало. И аномалий не наблюдалось. Так что первое января само-то по себе приходило, просто херр Мюллер в этот день как-то не попал.

 

- Ну и здоров же ты, Михалыч, дрыхнуть.

Вольфганг, опираясь на локоть, приподнялся и осмотрелся вокруг. Стол на уровне глаз. На нем два стакана, початая бутылка водки, яблоко и печенье, кажется. Грязно-розовая занавеска на замерзшем окне. Такое впечатление, что он в купе поезда. Но ведь это совершенно невозможно!

- Mein Gott, wo bin ich?

- Михалыч, ты чё? – напротив сидел здоровенный мужчина в спортивном костюме, - ты чего это на басурманский язык перешел?

- Где я? – Вольфганг переспросил по-русски.

- Опаньки, - мужчина присвистнул, - в поезде ты.

Вольфганг посмотрел в окно. Унылый пейзаж заснеженного поля ясности не придал. Тем более что поле это почему-то «стояло». Эту странность господин Мюллер, насколько было возможно, попытался выяснить у соседа.

- Хех, так на перегоне стоим мы, мил человек.

- Что есть «перегон»?

- Слышь, Михалыч, ты прикалываешься? – мужчина отложил газету, - Да фиг с ним, с перегоном этим. Постоим, постоим, да поедем. Ты чё торопишься? Все равно к вечеру на месте будем. Давай выпьем, а?

- Nein, я не пью, - господин Мюллер категорично замотал головой и руками.

- Да ну?

Вольфганг понял, что собеседника он явно не убедил, ибо тот уже содержимое бутылки разлил в два стакана. Один он взял сам, другой подал Мюллеру.

Только сейчас Вотльфганг заметил, что на шее у него висит бутафорская борода Деда Мороза, а сам он лежит под простынею в брюках и одном носке. Причем, брюки почему-то расстегнуты.

Поймав удивленный взгляд попутчика, сосед в красках и интонациях рассказал о вчерашних его похождениях по вагону, при этом постоянно называя Вольфганга Михалычем. Воспаленный мозг отказывался перерабатывать полученную информацию.

- Я вчера бегал по вагону? Ну зачем?

- А кто тебя знает? – сосед рассмеялся, - Ты все пытался проводницу на танец пригласить.

- Mein Gott, это есть правда?

- Мил человек, ты совсем ничего не помнишь?- мужчина зычно рассмеялся, - Дело говорю: выпить надо, головку поправить. Да и во рту, наверное, словно кошки нагадили? Скушай яблочко. Эх, рассольчику бы сейчас…

Голова и в самом деле болела неимоверно. Вольфгангу даже казалось, что он слышит звон её разлетающихся осколков. А про нагадивших во рту кошек Вольфганг понял, скорее, интуитивно. Видно, нужно было выпить. Хуже не будет – хуже уже и быть не могло…

Выпили…

- Разрешите представиться: Вольфганг Мюллер.

- Гы-ы, тогда я римский папа, - мужчина пожал протянутую руку и весело покачал головой, - ну ты и шутник.

Господин Мюллер попытался подняться. Непонятно откуда взявшийся поезд, болтающаяся на резинке борода, один носок, расстегнутая ширинка, сосед – римский папа – все это вызывало многочисленные вопросы…И он собрался, было, их уже задать, но … увидев отражение в дверном зеркале, на некоторое время лишился дара речи.

- Donnerwetter!

Последовавшая за этим немецкая речь зародила некоторые сомнения, а сокрушенное «Mein Gott, кто я?» и вовсе удивило соседа.

- Так ты на самом деле не помнишь? Мда… Может, пройдет, хотя….А ты, часом, не алкоголик? Нет? Тогда слушай, Михалыч, что было. Правда, я сам.. того.. не совсем… Ну новый год все-таки…. Так вот…

… Принесли тебя прямо перед отправлением поезда. Как это «принесли»? Так ты, мил человек, совсем «тело» был… еле-еле ногами перебирал, а под конец вообще упал. Так мужик тебя на горбу донес. Кто принес? А не знаю я. Водитель, вроде – ключи от машины у него на пальце висели. В костюмчике ты был, но с бородой на шее. Да-да, вот с этой! И саквояж оставили. Сказали, что в командировку ты едешь. Только сейчас ты немножко не в себе – корпоративная вечеринка у вас была, ну и ты, мил человек, перебрал. ( На слове «немножко» мужчина весело рассмеялся) Так вот раздел он тебя, правда, штаны ты снять не дал – лягался и кричал по-немецки. Тебя мужик тот и уложил, накрыв простынкой. А почему ты «Михалыч»? Так сам смотри…

Мужчина снял с петлицы пиджака небольшую бумажку и протянул ошалевшему немцу. Тот прочел в слух: « Я - Бровкин Иван Михайлович. Если я сам буду не в состоянии, прошу доставить меня по адресу: Гоголевский бульвар, дом 85, квартира 112. Заранее благодарен»

Вольфганг так и остался сидеть с безумным выражением на лице, пробегая глазами еще и еще раз строчки на небольшом клочке бумаги. А потом вдруг расплакался:

- Мюллер я, Вольфганг Мюллер. И живу я в Мюнхене. Это я помню. Как приехал в Россию – помню. Как коллеги на вечеринку пригласили – тоже помню. А вот как стал Бровкин – не помню.

- Так ты на самом деле немец? – попутчик, казалось, еще не совсем верил: мало ли, выпил человек лишнего, вот и пригрезилось ему. Но что-то подсказывало, что тот не врал, - А я – Семёныч, Капустин Петр Семенович. Так ты, стало быть, Вольфганг, Вовка по-нашему? Вот итить … Так это что, как в кино, тебя вместо Михалыча в поезд засунули? Гы-ы-ы-ы

А потом, отсмеявшись, вытирая ладонью глаза, Семёныч положил руку на плечо близкого к обмороку от произошедшего с ним немца:

- Слышь, Вовка, не знаю как тебя по батюшке, не дрейфь! Ну чё теперь сопли-то распускать? Надо подумать, как твоих упырей искать, ну тех, к кому Бровкин-то ехать собирался-то. Документы-то должны были в саквояж положить: командировочные, еще что-нибудь… - и по-житейски рассудил: Но, друг, сначала надо выпить! Надо, Вовка, надо. Поправить головку. Давай, по маленькой. За удачу! Да, и с Новым Годом!

И они выпили… Потом еще выпили… потом еще… Семеныч с ловкостью фокусника извлекал из недр своего рюкзака одну бутылку за другой. И так им стало хорошо, так уютно. И Семёныч затянул: «И уносят меня-а-а-а.. Три белых коня-а-а-а-а…» Но про коней Вольфганг не знал, а петь одному было не интересно.

- А действительно, Вовка, чего сейчас дергаться? – мужчины обнялись и раскачивались в такт тронувшемуся поезду, - Все равно ведь там кто-то встречать будет, так что…. Ведь хорошо едем же!

И из дверей их купе понеслось нестройное: «Ой, моро-о-о-оз, моро-о-о-о-з….»

 

А в это время в Москве нетвердой рукой открывал дверь собственной квартиры № 112 на Гоголевском бульваре Иван Михайлович Бровкин. Жена его, Светлана, вышла навстречу в распахнутом халатике и с витаминной маской на лице.

- Ты чего это, Вань, из командировки что ли так быстро вернулся? По времени-то и не доехал бы.. Или отменили?

- Ты чего это, мать, в таком виде при чужих людях по дому ходишь?

Супруги одновременно задали вопросы друг другу и одновременно удивились:

- Какая командировка? Никуда я не поехал…

- С каких это пор ты стал чужим в доме?

- Да не я, Света, а немец. Какой немец? А хрен его знает – мы ж на вечеринке только познакомились. Перебрал мужик вчера лишнего на вечеринке, сильно перебрал. Ну, так я его спать уложил. Да вскоре и меня самого сморило. А когда проснулся, глядь: нет его. Тетя Маша сказала, что увезли на машине… Как это не было? Он же в моем пиджаке был. Я ж на пуговицу пиджака свой адрес прикрепил, ну тот, помнишь, что ребята в шутку придумали. Ну дурачились мы так, помнишь? Вот думал, что по адресу его к нам «развезли».

У Светланы от удивления аж с лица стали отваливаться огурцы:

- Ваня, какой немец? Вчера, как только частушки матерные петь стали, мы с Тамарой Львовной и Вадиком ушли. Втроем мы были, клянусь, без немцев. Тебя, кстати мы так найти и не смогли. А потом перезвонил ваш дежурный и сказал, что срочно нужно было выехать в филиал ваш – авария там какая-то. Какая авария, когда у людей Новый год? Так что уехал ты… Да, а немца твоего не было (Светлана для верности заглянула в комнату), точно не было.

- Ничего не понимаю... Куда я уехал?

- Это ты у шефа своего спроси: куда это он тебя в новый год «уехал»! – Светлана с ехидной улыбкой подала мужу телефон.

 

Звонок Бровкина застал шефа в более-менее жизнелюбивом самоощущении: пропущенная рюмочка коньяка приятно согревала душу, а только что выпитая вторая чашка крепкого кофе значительно взбодрила.

- Роман Олегович….

- А, Иван Михалыч… С наступившим тебя, дорогой! Ну, как ты, очухался? Да-а, брат, хорош ты был вчера, хорош… Да ладно, не тушуйся…Все как-то вчера немного не того… Головка, небось, болит? Так поправь её, болезную, поправь. Рая тебе гостинец в саквояж положила.

Роман Олегович посмотрел на стоящую рядом секретаршу, та утвердительно замотала головой.

- Какой саквояж, Роман Олегович, где? – Иван Михайлович не совсем понимал о чем речь, да и не за этим звонил он директору, - Я вот чего беспокою Вас: немец-то наш пропал. Еще в середине вечеринки плохо почувствовал себя херр Мюллер…

- Хех, «херр» говоришь, - Роман Олегович рассмеялся, - знаем мы это «плохо». Перепил ваш хер…

- Ну, да, - согласился Иван Михалыч, - Так вот, отвел я его в нашу комнату отдыха, на диван уложил, даже пиджаком своим прикрыл…. А потом он пропал. Нет, не сразу, конечно. После вечеринки он еще был, кажется… А когда я сам проснулся – его не было. Уборщица сказала, будто видела, как его машина увозила. Я думал, что ко мне домой повезли: если он надел мой пиджак, то на пуговичке мой адрес пришпилен был – это наши дамы отделовские так шутили, но дома его нету. И в гостиницу он не возвращался. Так вот, Роман Олегович, я и думаю: а что как похитили нашего иностранца?

Говорил он очень возбужденно, а в конце перешел на шепот.

- Погоди, кто кого похитил? Кто кого увез? Ты что там, Михалыч, с полки упал?

- Какая полка, Роман Олегович? Я дома. Дома в Москве.

В воздухе повисла тишина, которую прервало смачное ругательство шефа:

- Где-е-е-е? Что ты там делаешь? Тебя же еще вчера в поезд посадили… И едешь ты уже… (Роман Олегович попытался по времени сообразить где именно сейчас должен был проезжать Бровкин, но это было выше его сил – опять невыносимо стала болеть голова) уже хрен знает где…

Шеф вопросительно посмотрел на Раю. Та, хлопая глазами и прижимая к себе кофейник, залепетала:

- Да, Роман Олегович, миленький, да все было нормально. Я все сделала, как Вы мне велели. Когда нам позвонили, помните? (Еще бы ему не помнить: только заснул, прискакала Раечка с огромными, как блюдца, глазами и стала будить – авария, мол, на филиале. Они срочно специалиста требуют) Тогда Вы еще мне сказали, что Бровкина послать нужно. А я Вам: «Бровкин не в себе – еще несколько часов назад он бегал по залу на четвереньках, изображая веселую черепашку Ниндзя», помните? (Роман Олегович утвердительно мотал головой в такт Раиным словам) А Вы тогда еще пошутили, что черепашку в самолет не пустят, а вот отправить его поездом – самое то, за сутки, мол, отоспится. И еще лекарство посоветовали в саквояж положить. Так вот, водку я не нашла, а шампанское положила.

- Ты слышишь, Бровкин? - Роман Олегович твердо сказал в телефонную трубку, - Не придумывай там ничего – едешь ты сейчас! Короче, вечером ты уже будешь на нашем филиале. А что до твоего хера… («Как его?» - «Мюллера,» - подсказала Раечка) Мюллера, так он, поди, гулять пошел. Всё понятно?

- Да ничего мне не понятно! – Иван Михалыч захныкал, - Говорю же я вам – я дома, в Москве. И никуда меня никто не отвозил.

Шеф вопросительно посмотрел на Раю.

- Ума не приложу, Роман Олегович. Всё же было «на мази». Мы с водителем нашли спящего Бровкина и он, водитель, повез Ивана Михалыча на вокзал – с билетами я договорилась.

- Ты сама это видела?

- Да! – не моргнув, ответила Рая.

На самом деле она немного слукавила. Тот злополучный звонок об аварии застал ее в компании молодого человека из бухгалтерии, оно и понятно: дело-то молодое. А так как прерываться надолго у Раи желания особого не было, то она, рассудив, что ничего плохого из того не будет, если она часть проблем доверит другим людям. Все-таки кое-что ведь она сама «решила» по телефону (Раечка оправдывалась перед самой собой): на вокзал позвонила насчет билетов, и в дежурку, чтобы машину прислали, да и вообще… Многообещающий медовый голосок, принадлежащей яркой длинноногой блондинке – большая сила. Промурлыкала трубка дежурного сладким Раечкиным голоском: «шеф, мол, озверел.. все отдыхают, а она… И если такой замечательный мужчина будет к ней добр…» - «Ну какие могут быть вопросы? Да найдем мы твоего Бровкина, отвезем на вокзал и в вагон упакуем! А ты отдыхай, красавица…»

- Ну, а потом? – в один голос спросили Иван Михалыч и Роман Олегович.

- А потом, - Рая немного задумалась, - потом всё… Дежурный отзвонил, что все сделано. И мне, и жене Бровкина.

Иван Михалыч глянул на жену. Светлана утвердительно замотала головой.

Обалдевший Бровкин сполз на пол. Вдруг на него снизошло озарение и он прокричал:

- Я понял… Я всё понял! Это вместо меня на филиал отправили немца! Он спал под моим пиджаком, вот его и взяли… Взяли вместо меня.

И заскулил.

Рая, глядя на меняющегося в лице шефа, поспешила ретироваться из кабинета. Но даже сквозь закрытую дверь был слышен мат, изредка прерываемый словами-связками: «Что… делать тебе….?..... А я скажу…. Живо в аэропорт! Лети, спасай своего хера….Придурки!... Алкоголики хреновы!… Корпоративщики, мать вашу ....»