У нас село небольшое, все друг друга знают до седьмого колена. И когда прошёл слух, что Генка женится на Ирке, пересудов было столько, что хватило бы на целый роман, но я, чтобы не утомлять читателя, постараюсь уместить все события в рассказе.

Генка, жених, непутёвым рос с детства, курить и хулиганить начал ещё до школы. В школу же ходил только обедать, так как детей из малообеспеченных семей ( а у него в семье никто не работал) бесплатно кормили. Учителя боролись с ним и его родителями и за посещаемость, и за успеваемость, ежедневно посещали на дому, писали докладные в комиссию по делам несовершеннолетних, но безуспешно. Генка кое-как переползал из класса в класс, но из седьмого его перевели в вечернюю школу к неописуемой радости учителей, так как ему, наконец-то, исполнилось 15 лет.

Обеды в школе кончились, и парню пришлось добывать пропитание самому. Вместе с братьями (а их у него трое) он днём загонял в яму рядом со своим огородом соседских гусей, уток и кур, ночью отлавливали добычу, обдирали и готовили отменный ужин, который в один присест съедали всем семейством, так что к утру никаких улик не оставалось, а соседи подсчитывали убытки.

Но всё же такая халява попадалась не каждый день, поэтому Генка со своими брательниками стал делить припасы с одинокими старушками. Залезут в погреб, пока бабушка «Жди меня» смотрит, стырят банки две-три варенья, с ведро картошки позаимствуют, банку огурчиков на закусь папке и мамке прихватят. Иногда удавалось раздобыть даже бутылку самогонки, которую бабулька припрятала ещё лет десять назад и берегла исключительно для приготовления лекарственной настойки. Хозяйка не сразу обнаруживала пропажу, а когда не досчитывалась добра, в милицию всё равно не шла, потому что к тому времени от бабушкиных деликатесов никаких следов не оставалось.

Вскоре в селе появился пункт приёма металлолома, ребята стали промышлять металл, желательно цветной, он дороже (это они смекнули сразу). Опять же, чаще с подворий воровали: у кого кастрюлю алюминиевую, оставшуюся без бдительного ока, , у кого сковороду упрут, а то железяку и потяжелей находили у какого-нибудь припасливого хозяина. Сдадут – есть деньги на сигареты и жратву.

Так безнаказанно они промышляли до тех пор, пока не решили ларёк продуктовый, что напротив их дома стоял, ограбить. Сторожа не было, они ночью из рогатки разбили фонарь над магазином, выбили стекло, отогнули решётку, самый младший и юркий брат Сашка залез в окно, передал остальным сигареты, колбасу, водку, газированные напитки и всё остальное, что попалось в кромешной темноте в руки. Тут же, в магазине, нашлась китайская клетчатая сумка, в которую они всё добро сложили и потащили домой.

Вместе с родителями, которые уже давно жили на обеспечении отпрысков, принялись пировать. Пили водку, закусывали колбасой, запивали колой и не парились по поводу последствий.

У отца Генки в селе кликуха была «Антифриз». Это был ещё молодой мужчина лет сорока с помятым лицом и чёрными, как вороново крыло, растрёпанными волосами. Высокий, стройный, двадцать лет назад он волновал воображение многих сельчанок. Сейчас же он представлял из себя жалкое зрелище: вечно пьяный, вечно грязный, он становился похожим на человека только тогда, когда надо было ехать в город получать пособие на бирже труда. Антифризом же его звали потому, что однажды, опохмеляясь, он вместо водки выпил жидкость с одноимённым названием , но, как видите, остался жив. Только с тех пор кличка к нему приклеилась намертво.

Жена его, Надежда, мать, так сказать, семейства, тоже частенько была под градусом, но всё-таки просветления у неё случались иногда, правда, не в этот раз. Была у Генки ещё старшая сестра Светка, которую в селе все звали Канистрой за квадратную фигуру с короткой шеей и головой-затычкой. Канистра в пятнадцать лет вышла замуж, родила сына Андрюшу, нажилась с «чужой тёткой», так она рекомендовала свекровь, и вернулась к мамке.

Всю ночь семейство пировало, кроме младшеньких, которых после праведных трудов сморил сон, и они вповалку спали на грязном матрасе, лежащем прямо на полу.

Был в комнате ещё Светкин дружок Мишка, который ближе к утру успел подраться с Антифризом и теперь, пьяный и избитый ( так как за папку вступились все, в том числе и Канистра) лежал, скрючившись, на грязном полу и стонал.

Посреди комнаты стоял пузатый старомодный стол и табуретки разного калибра, крашенные при царе Горохе, добытые семейством на сельской свалке.

За столом сидели Генка со Светкой, а родители, уронив пьяные головы на стол, уже дремали, изредка приоткрывая глаза и обводя полоумным взором комнату и Светку с Генкой.

-Давай, что ли перетащим их на кровать,- пожалела родителей Канистра.

-Давай,- согласился Генка.

Только они приподняли обмякшее тело Антифриза, как в дверь вошёл участковый, злой, как сто чертей, так как пришлось подниматься ни свет ни заря, а с ним ещё целая группа хлопчиков из ГНР.

Генка сразу во всём сознался, его судили одного, так как остальные братья были несовершеннолетние, впаяли три года общего режима. И вот, отсидев от звонка до звонка, Генка явился в село ровно полгода назад и решил жениться. Бабульки в округе все дружно перекрестились, поставили свечки Николаю-угоднику, что наставил на путь истинный оболтуса, так думали они. И, в общем-то, недалеки были от истины, тюрьма выправила-таки мозги Генке. Он устроился на работу, купил сотовый телефон, приоделся, даже заитересовался вечерней школой с целью получения среднего образования. То ли все наши тюрьмы такие, то ли Генке попалась образцово-показательная колония, не могу судить.

Генка стал ходить в местный клуб на дискотеки. Парень он был видный, высокий, чернобровый и черноглазый, с короткой модной стрижкой, плечистый и раскованный. Вот Ирка и влюбилась по самое не хочу.

Жили они на одной улице. Семья у Ирки была приличная, мать работала продавцом в продуктовом магазине. Отец умер, но был отчим, который работал в колхозе и держал дома большое хозяйство: корову, свиней, овец и птицу. Ирке смертельно надоело с отчимом ругаться из-за этой живности, так как он заставлял её работать, чтобы, значит, недаром хлеб ела

Поэтому, когда Генка предложил ей руку и сердце, она, не задумываясь, согласилась, так как к восемнадцати своим годам уже вволю нагулялась, впервые попробовав запретный плод лет в тринадцать. Не печалясь особо, сделала два аборта и теперь жила в ожидании суженого.

Договорились о сватовстве. Дело было летом, стоял такой зной, что мухи дохли, поэтому решили отметить сговор поздним вечером: не так будет жарко и водку пить сподручнее. Тем более, что сваха её заготовила море. По сообщению сарафанного радио, будущая родственница спирт купила на местном заводе, сама, на глазок, разбавила кипячёной водой, закупорила в бутылки, приклеила фирменные этикетки, так что сватовство ожидалось весёлое.

Родичи Генки еле дождались вечера. Собачий их нюх давно учуял запахи, доносившиеся с противоположного конца улицы.

-Мам, котлеты тётка Райка жарит,- принёс сногсшибательную весть младший брат Генки близнец Женька. А другой близнец, Васька, радостно добавил:

-А я видел, что они столы уже расставили и тарелки со стаканами. Один стол поставили отдельно и накрыли белой скатертью.

-Заткнись, лоботряс,- утихомирила мать чадо. – Давайте одеваться и вперёд.

Марафет особо никто из них наводить не стал, поэтому через десять минут всё семейство вывалило за калитку. Бабушки, которые уже обустроились на лавочках, чуть глаза не поломали. Картина, достойная кисти художника!

-Ну, вырядились, так вырядились!- удивлённо произнесла одна старушка и покачала головой.

-Прямо кино,-сравнила представленное действо другая.

Действительно, удивляться было чему. Всё семейство облачилось почему-то в чёрное, только на женихе красовалась рубаха ядовито-зелёного цвета, да дед с бабкой, родители Антифриза, маяковали: бабка цветастым капроновым платком, а дед – белой рубахой.

Выстроившись, как войско Александра Невского против ливонских рыцарей, семейство скорым шагом двинуло по улице. Впереди всех Канистра с караваем, который она несла впереди себя на полотенце с переводными голубками по краям. На флангах, то есть по краям, -отец, мать, Генка, Канистрин хахаль Мишка и двое Генкиных дружков:Толян и Колян. В середине, позади всех, поспевали младшие братья и дед с бабкой.

Расстояние в два десятка домов преодолели быстрее, чем старушки, сидевшие на лавочке, успели повернуть головы в сторону невесты.

У калитки их встречала Иркина родня, шумная и взволнованная. Впереди всех стояла та самая бабка Райка, наделавшая утром столько переполоху своими котлетами, с длинной увесистой палкой и дядька под два метра ростом, в белой рубахе, надувшейся пузырём на спине, и взглядом Александра Македонского во время триумфа.

Началась обязательная в этом случае игра.

-Говорят, у вас тёлочка на продажу есть?- как старшая сваха, наученная соседкой бабой Машей, спросила Канистра.

Не успела бабка Райка ответить, как один из дружков Генки, Колян, заржал, как конь, и выпалил:

-Не тёлочка, а целая корова.

Учитывая габариты Ирки, замечание Коляна было к месту.

Но бабка, оскорблённая до глубины души наветом на внучку, огрела его палкой по спине:

-Я те дам корова, сам ты бык кастрированный,- крикнула она в гневе и продолжила бы давать характеристику Коляну, но тут из-за бабкиной спины, как ворона из куста, вылетела старшая сестра Ирки Катька и зачастила:

-Есть, есть у нас тёлочка на продажу, молодая, красивая. Не проходите мимо, дорогие сваточки, недорого просим.

-Таких тёлок надо не продавать, а отдавать даром,- опять съязвил Колян и добавил, оглядев всех озорным взглядом.- Пока берут.

В это время младшие братья Генки, не ожидавшие такой канители, полезли через забор, дабы быстрее прекратить торг. Бабка, разгневанная Коляном, одним махом снесла их с забора палкой. Те попадали, как горох, на землю и заматерились, правда негромко, чтобы бабка не услышала. Но услышала мать, дала им по затрещине для профилактики и запричитала:

-А коли продаёте тёлочку, так покажите товар лицом и назовите свою цену, дорогие сваточки.

-Цену мы пока называть не будем, а то ещё продешевим,- наконец-то заговорил дядька в белой рубахе,-а вот показать товар не жалко.

И пошёл за невестой. Через секунду в калитке показалась Ирка, ростом с дядьку, но в ширину раза в два больше, в джинсах, которые, как вторая кожа, обтягивали её х-образные ноги, в открытой трикотажной майке цвета пожарной машины и, как сейчас модно, с голым пупком и телесами, вывалившимися из джинсов (выпало всё, что не поместилось в майку и джинсы). Полные губы её были безжалостно выкрашены ярко-красной губной помадой, по природе брюнетка к сватовству Ирка перекрасилась в ядовитую блондинку, на щеках – румяна до самых ушей. В общем, макияжу её могла позавидовать и Верка Сердючка. Она картинно улыбнулась, подхватила Генку под руку, оттеснив при этом мать, бабку и дядьку и открыла путь для наступления будущей родне. Те, в свою очередь, не заставили себя долго упрашивать, рванули, как голодные псы, к накрытым столам, только Канистра на секунду задержалась, передавая каравай бабке Райке.

Вся Генкина родня расселась по одну сторону п-образного стола, в центре которого усадили молодых. По другую же сторону разместились родственники Ирки. Знакомиться им друг с другом не надо было, поэтому за столом сразу же послышался смех, бульканье, звяканье, чавканье, тарелки с салатами и котлетами стали плавать над столом. Прежде чем начать сговор, три раза, по русскому обычаю, налили в стограммовые гранёные стаканчики, которые бабка берегла на собственные поминки.

Пока гости наполняют утробу, я, пользуясь паузой, представлю сторону невесты. Кроме матери, отчима, бабки с дедом и дядьки, за столом сидели дядькина жена, разухабистая бабёнка, очень похожая на певицу Распутину; подруга матери по прозвищу Барби ( хотя на Барби она была похожа так же, как еж на свинью); и другие родичи, среди которых был даже дядька-предприниматель, предусмотрительно поставивший свой потрёпанный «Мерседес» на противоположной стороне улицы, о чём позже очень пожалел.

Насытившись и заправив баки разведённым спиртом, отец Генки наконец-то выпалил:

-Дорогие сваточки, давайте поговорим насчёт предстоящей свадьбы, когда будем справлять и как?

-Ага, как и сватовство,- прошипела бабка Райка.- Явились как монголо-татары.

-Тише, мама,- шикнула на неё дочка.

Но сват ничего не слышал и заливался соловьём:

-Не будем тянуть резину, две недели вполне хватит, чтобы подготовиться к свадьбе.

Иркина мать подхватила мысль свата:

-Да-да, хватит две недели, мы уже платье купили, кольца купят завтра, а подготовку мы берём на себя,- щебетала она, видимо, опасаясь, чтобы Генка не передумал жениться.

-На себя, полоумная, бери, бери всё на себя,- одёргивала мать дочку,- они и так не торопятся с предложениями, а ты богачка какая, опять на нас надеешься

Но дочь уже не слышала предупреждение матери. Включили музыку, все пустились в пляс, обливаясь потом, вытирались кто рукавом, кто салфеткой, отчего у мужиков на бородах оставались рваные кусочки целлюлозы, и они стали походить на Дедов Морозов. Бабы хохотали и от выпитого, и от того, что мужики, действительно, выглядели уморительно.

Сватовство продолжалось до глубокой ночи. Уже звёзды засыпали небо, а молодой месяц был таким чистым и ярким и так покровительственно подмигивал, что все гости и хозяева полезли по карманам и стали показывать ему монеты и рубли, прося увеличить их благосостояние.

Генка с Иркой целовались взасос, потом ходили курить и опять целовались.

В общем, сватовство прошло благополучно, если не считать, что с дядькиного «Мерседеса» сняли колпаки. Но воров до сих пор не поймали, и все гадают, кто мог совершить такую подлость. Может, свои, а может, чужие. Кто ж теперь разберётся. Надо было ставить возле Иркиного дома, а не выпендриваться.