Давно когда-то в мрачной цитадели Мой господин устроил славный пир. И в час, когда вельможи захмелели, Он их призвал на рыцарский турнир. В старинной башне для гостей веселых От яств ломились прочные столы. Очаг пылал и на цепях тяжелых, Дымясь, кипели медные котлы. Трофеи в залах словно говорили О том, как жили здесь с былых времен, Как воевали, строили, любили, Как орден Храма в прошлом сотворен. Вином наполнив чашу золотую, Пока звучал величественный тост, Милорд накинул шкуру меховую И повелел спускаться на помост. Уже в конюшнях оживились слуги, Кормя собак и суетясь везде. Они тащили седла и подпруги, Пестря одеждой в родовом гнезде. Подъемный мост, свисая над водою, Скрипя, улегся за глубоким рвом. И перед нами летнею порою Луга стелились красочным ковром. С массивных стен гранитные бойницы Из-под зубцов смотрели на людей. Мы покидали крепости границы И погоняли сытых лошадей. В десятке миль, за лесом, на поляне, Превозмогая трепет, страх и боль, Съезжались рыцари, бродяги и дворяне, Где главный приз назначил сам король. Среди гербов, повозок и палаток Простолюдины восхваляли знать. Все ожидали предстоящих схваток, И я берусь об этом рассказать. А, чтоб ко мне герольды не придрались, Я надеваю шутовской колпак. И вы теперь, наверно, догадались, Что мое имя Плут, и я – дурак. Вам, излагая строгие законы, Хочу напомнить в этот самый миг, Там были графы, герцоги, бароны В сетях враждебных, родственных интриг. Часть феодалов жаждала признаний, Рискуя всем в честь праздничного дня. Ведь победитель грозных состязаний Получит в дар испанского коня. Со мной сидели рядом пилигримы, Сюда добравшись из своей глуши. И пусть в остротах мы непримиримы, Я их поил «до глубины души». Особняком держались крестоносцы, Проверив гибких луков тетиву. Шеренгой строились за ними знаменосцы, Зевак с проходов вытеснив в траву. На длинных пиках развевались флаги, На многих были вышиты кресты. И по приказу, полные отваги, Отряды стражи заняли посты. Монарх со свитой разместились в ложе: Их милость может изменить судьбу. Оруженосцев лица стали строже: Трубят рога, чтоб начинать борьбу. Зажав в руках тугие арбалеты Перед чертой, насмешкам вопреки, За сто шагов, прицелившись в монеты, Их сбить старались лучшие стрелки. Потом сошлись и лучники к барьеру, Но заслужил один лишь похвалу, Когда под хохот, не теряя веру, Он расщепил стрелой своей стрелу. В его искусстве не нашли изъяна И, взяв в награду крупный изумруд, Он растворился в зарослях бурьяна, Как легендарный мастер Робин Гуд. Дождавшись знаков от господ высоких, Определявших мужество бойцов, Настал черед для всадников жестоких В железных латах предков и отцов. Теперь к ним дамы обратили взоры, И королева подняла грааль. В лучах блеснули дивные узоры, Когда она сняла с него вуаль. Обозревав ристалище спокойно, Хозяин мой испил святой воды. И, принимая вызовы достойно, Возглавил лично первые ряды. На крепких шлемах, опустив забрала И, предвкушая жаркую резню, Они, молясь, чтоб лошадь не упала, Неслись галопом пробивать броню. С трибун цветы посыпались, как хлопья, С холма глядели старые дубы. Ломались с треском о доспехи копья И поднимались кони на дыбы. В такой момент соперники суровы, И поединки были горячи. Прикрыв щитами панцирей оковы, Им доводилось скрещивать мечи. Кружилась пыль столбом, толпа ревела, Светило солнце в небе, ветер дул. Подобно грому сталь в бою звенела, Сливаясь в дикий и протяжный гул. Мой господин, вонзая в лошадь шпоры, Лез на пролом с открытой головой. Пока кругом завязывались споры, Он сокрушал доспехи булавой. В ход шли кнуты, кинжалы и секиры, Всех восхищала ловкость храбрецов. А также слух ласкали звуки лиры, И я был самым лучшим из певцов. Рубились жестко те, кто мог подняться, Под взглядом нежных и прекрасных глаз, Которым можно только поклоняться, Как будто в первый и последний раз. Чтоб благородно обратиться к трону Когда твой день поэтами воспет. И получить заслуженно корону, Которой грезят леди с юных лет. И возложить на ту, кто всех милее, Кого всем сердцем хочется любить, От чьей улыбки на душе светлее И в ком любовь так важно пробудить. Теряя кровь, хранящую сознанье, Ища поддержку в силах доброты. Мой лорд по праву совершил избранье, Склонясь к ногам царицы красоты. Он победил противников свирепость, Хотя и сам уже валился с ног. А по дороге, возвращаясь в крепость, Вдруг под дождем внезапно занемог. Его ужасно тяготила рана, Колол обрубок древка под ребром. Он выбрал место около кургана, Чтобы собрать друзей перед костром. С гигантских сосен падали иголки. Бор темной ночью с дьявольщиной схож. Вблизи опушки завывали волки, И по спине проскальзывала дрожь. Я ливень проклял, по лицу хлеставший, Возясь с поклажей вымокших телег, И вдруг заметил огонек мерцавший, Где мы могли бы обрести ночлег. Найдя приют в охотничьей лачуге, Где мирно жил отшельником монах. Милорд, оставшись в порванной кольчуге, Скончался молча на моих руках. Природа словно в эту ночь скорбела, Забрав героя в свой последний путь. Луна в листве деревьев серебрела, И верный пес мне не давал уснуть. Походный саван, расстелив на клевер Мне слышен был за дверью разговор, Что по утру, мы двинемся на север К святым отцам в готический собор. Там и прошло печальное прощанье, Где колокольный звон с высот блуждал. Магистром вскрыто было завещанье: Милорд в нем щедро слуг вознаграждал. Став в одночасье вольным человеком, Сжимая твердо боевой топор, Я, прославляя доблесть век за веком, Брожу по свету с тех далеких пор. |