...это жизни моей кружевное круженье – эти тканые светы на ризе Твоей – пробужденье, смущенье, движенье, служенье в самом горнем из всех Твоих монастырей. Снова солнце стучится в прозрачное веко, прорываясь сквозь плотскую нежную пыль, опираясь на луч, как небесный калека – всё пристроить пытается яркий костыль… ОДИНОЧНАЯ СКУЛЬПТУРА (цикл стихотворений) Обол был медный, а сосуд скудельный – Куда податься ей, кто пустит в дом?.. Сынок на перекладине был бледный Да, слава Богу, помогли копьём. И тишина, и страхов не осталось – Забились в горло и першат, першат... Всему виной одна Господня малость, А так рожать бы ей одних девчат. И маета, и руки как из теста – Сидишь и ждёшь неведомо чего, А в пустоте ни мрака и ни света, И кровных рядом тоже никого. Союз опасный и ненужный, И незатейливый, затем, Поскольку сам он безоружный, Я, так и быть, Его уем. Уем Его за то, за это, За все дурацкие года, Короче, чтоб остаться эхом, Ни кое-как, а навсегда... Никогда Он не станет твоим, Потому что он не был любим Ни тобою, ни кем-то из строгих И никем из убойных убогих. Много сыплется сверху до дна, Но душа у идеи одна. Я, себя не донимая, Вся совсем куда-то делась. А теперь я понимаю – Это сердце перегрелось, Перегрелось и опухло, И стучится неподъёмно, Потому что Он под утро Был со мной, а это стрёмно. Девственность очень простая вещь – В ней нет ничего святого. Её не нужно даже стеречь Для Голубя Иеговы, И, положив шалашный запрет На третью небесную кущу, Нужно вовсю танцевать и петь Здесь, посреди живущих, Идущих с попойки к жёнам домой, Пусть пятясь, но неумолимо, И, если не стать хоть чуть-чуть святой, Потуги все будут мимо. Роза, Голубь, Гавриил, Дух Вечерний, Свет Небесный, Взял Господь и сотворил Мальчика в утробе тесной. Да Его не разберёшь – Взял Господь и был таков, Но ребёнок, ведь, не перстень: Не закинешь, не стряхнёшь – Вон он, маленький, каков, И люби его, хоть тресни Посреди прямых врагов. Где же эта Песня Песней, Та, что как-то пел безвестный Голос Ангела прелестный – Иль теперь она без слов?.. Только луч упал прямой, И звезда вовсю светила – Как всё это чудно было, Да и парень рос чудной, Точно сам с нездешней силой В мир уйти хотел иной – Может, бабка погубила, У которой глаз дурной, Или трое мужиков, Что припёрли простодушно Золотых своих жуков И курений сладко-душных?.. Нет, неожиданность или тюрьма, Или несбыточные надежды Не могут свести просто так с ума, Поскольку в основе случались прежде, Не могут убить, извести, изжить, Но могут – постольку таков источник – По-настоящему огорчить – Попросту взять тебя и обесточить. Его хлестали по лицу И били долго. Он верить должен был Отцу, Но – не подмога. Он верен должен быть – кому – Каким-то звукам, Которые пришли к нему Скорей от скуки? Он верить должен, но зачем, С какого поля Так уродились насовсем И хлеб, и доля? И Элои, и Элои, Ламма савахвани – Как Ему-то, не герою, Не дрожать руками?.. Гвозди входят между брусьев, Поломав запястья. А солдаты, ведь, не трусы – Делят шмон на счастье. Обязательно надо убить Хоть кого-нибудь за пустяк, Обязательно надо растлить Хоть кого-нибудь просто так. Обязательно надо бежать Хоть куда-нибудь хоть от чего, Обязательно надо сажать Хоть за что-нибудь хоть кого. Обязательно надо прознать У кого что лежит и болит, Обязательно надо пронять Кто руками едва шевелит. Обязательно надо избить Неповадно чтоб было совсем, Обязательно надо испить Эту чашу, которая всем. Убегал мальчишка голым, Оторвав кусок плаща, А за ним с весёлым ором Лихо свистнула праща – Чтоб поймать, помять, пощупать, Руки – ноги перебить, Посреди скабрезных шуток Череп ловко раздробить. Но и он – упругий, смелый – Был вон там – и вдруг исчез, Словно выхватил пределы Для земного у небес, Точно весь загородился Наклонённой вышиной – Глаз у ловчих заслезился, Поражённый кривизной. Ну, а он бежит и слышит Только крыльев шумный свист – Сам не знает, чем он дышит – Будущий Евангелист. Небо падало, Но не сверху – откуда-то сбоку, Наклонялось и таяло, Начиная с востока. И сквозь твердь голубую и облачную Прямо в дых чья-то фара лихая – Словно где-то с прожектором, опытные, Ловят тебя вертухаи. Но потом сквозь слепящий свет Возникало другое пространство, Где ни суток уже, ни лет – Только некое постоянство, Постоянство того, что всё И открыто в тебе, и закрыто – Как у Пушкина и Басё: Пейзаж, старуха, корыто... Сверху бормотал как будто: «Это сын Твой, Мати Мое...», И, когда уже под утро Их пошло к могиле двое, Тот прикрыл Её тихонько И локтём соприкоснулся. Дурно было Ей и горько, Но какой-то луч проснулся, И какой-то свет забрезжил По холмам Ерусалима, И в безумственной надежде Хоть последний раз на сына Поглядеть, лицо потрогать, Да глаза ещё проверить Заспешила по дороге К той новёхонькой пещере. Где же Сыне, там насельный, Глаз Его глубоких заледь?.. Только смертный холст нательный, В нём и клок волос на память. Да здравствует Эммаус, Да сбудется прогресс! – Куда сошлись, намаясь, Рыбак и книжный жрец. Один прокукарекал, Другой кадиш прочёл, Потом другим калекам Накрыли тихий стол. Глядишь – разговорились: Кто больше кем любим, Но так и не добились – Кому тащиться в Рим. У умного – гражданство, Другой – совсем простой – Не понял графоманства Крестьянскою тоской. Но как-то было мирно, И, вроде, благодать, И, хоть, её не видно – Не трудно угадать. Вот так и примирились Заклятые враги, А после помолились – «Ты, главное, не лги...», – Сказал один другому, Поцеловав в чело. И молниям, и грому Серьёзно повезло – Не надо им трудиться И лишний раз греметь, Поскольку даже птицы Решились вдруг запеть, Благославляя бедных На весь неправый суд, Куда их не последних Их судьбы занесут. Один распнётся с миром, Вниз головой вися, Другого под секирой Зарежут как гуся, Но встреча совершилась, И умерший ожил, И в жилу всё случилось, Хватило б только жил!.. Уходят руки, уходят ноги, Уходит жизнь, пропала тень, Ни зги не видно, ни дороги, А ты висишь как старый пень Ногами вверх, уже под утро, Не понимая ничего, И в крест плюют кому не лень, И тихо брезжится как будто, Что ты совсем не знал Его, Что сквозь прошедшие года Никак не кончится минута, Которая не навсегда, Которая не напоследок, В которой есть ещё, ещё... И сквозь которую проедут Уже готовые на всё, Глядишь, и в глаз ногой заедут... И ландшафт, и охота, и бег фазаний – Ярких крыльев в траве утонувший распах, И уже ни желаний и ни притязаний – Вдох и выдох, и крепкий размеренный шаг. Вот и всё, что случилось, и дело – как дело, Правота – пусть уродлива – а как права! – И бегут, и смеются, и делают смело, Не помня где ноги, а где голова. Впереди лежит Эллада – Кипра там какой-то Пафос, Позади – Тибериада И вдовы ничейной статус. Не боится сердце бури, Коли плоть огонь не тронул, И бегут по моря шкуре Разноцветные бутоны, Словно розы расцветают Посреди дремучих валов, И сверкают, и мерцают, Точно россыпи кораллов. А корабль проносит мимо Кипра, отклоняя влево – Он летит неудержимо, Скрежеща собой несмело. Вот и парус наклонился, Бок – ещё немного – треснет, Кормчий молча прослезился И решил, что с бурей вместе Будь что будет, только жалко Эту женщину с мужчиной Отправлять вот так на свалку – Пусть и Бог тому причиной... Но волна – как скалистый уступ – Только слишком подвижен он. Если вера коснулась стоп – Он поможет тебе как чёлн. Стоит только закрыть глаза И шагнуть наугад вперёд – Только думать совсем нельзя, Если гребень морской несёт... Вынес на берег Йоханан, Опустил и дыханья ждёт. Лопнул сзади морской бархан, Оглянулся – морем идёт, Вся увитая в розах волн, Все бутоны горят росой В обрамленье сапфирных крон С изумрудной внутри слезой. Не идёт, а летит, скользит, Точно парусник или смерч, К той, которая там лежит, Приготовившись встретить смерть, И младенец в руках блажен – Спит себе и слегка сопит Посреди этих водных стен – Хризолитовых пирамид. Вот и встретились, и слились Тело с телом, душа с душой, Два луча навсегда сплелись, Превращаясь в один большой, Сердце дрогнуло и пошло, Приоткрылся глаз водоём: «Что-то здесь на меня нашло – Словно с Сыном мы вновь вдвоём, Или дал мне Он знать о себе В благодатные эти края, Где лежу на пустынной земле – Пусть ничейная станет моя». | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
