Летние вечера всегда такие обманчивые. Легкий, холодный ветер забирается под юката*, заставляя невольно вздрогнуть. Половицы скрипят под ногами, чуть слышно, как будто вторя шуму деревьев и журчанию небольшого ручья прямо у порога дома. Так монотонно. Музыка природы, в гармонии с вечерним алеющим небом, которое в следующую секунду сменяет свою палитру на розовато – сиреневую. Словно художник наносит все новые и новые маски на холст, неудовлетворенный прошлым своим результатом в достоверности изображаемого.

В доме тихо. Так тихо, что я слышу твое дыхание. Влево по коридору и направо, крадется невидимым зверьком.

Стараюсь неслышно ступать по циновке к твоей постели. Она светится в последних лучах догорающего дня каким-то бирюзовым оттенком.

Еле уловимый запах жасмина заставляет меня прикрыть глаза и снова вслушаться.

У человека, лишенного зрения, слух гораздо острее – мир звуков расстилается перед ногами, окутывает со всех сторон, будто тончайшие шелковые простыни.

Вдох. Глубокий, жасминовый аромат проходит сквозь легкие, даря гармонию и ощущения счастья, ощущение того, что ночь не закончится никогда.

Твой сон. Такой же хрупкий, как паутинка в капельках росы, поблескивающих на утреннем солнце. Так легко смахнуть его движением руки, сломать, созданное природой чудо.

Склоняюсь над тобой. Черные волосы растрепаны по подушке, ослабевшая от дурмана рука сжимает сверток. В нем вся твоя жизнь, надежда, то, ради чего ты дышишь, смеешься, улыбаешься.

«Я вернусь, Эния – чан. Когда золото солнечного диска загорится на горизонте, ты услышишь мои шаги в саду…».

Ты ждешь его, ждешь уже долгих пять лет. Каждый восход, прислушиваясь к шорохам за окном, прислонившись к давно отцветшей сакуре. Плачешь по ночам в одиночестве, потому что не хочешь, чтобы кто-то видел твои слезы. но я чувствую твою боль, слышу, как скатываются соленые капли с твоих губ, впитываясь в подушку.

Спи…

Целую кончики своих пальцев и слегка касаюсь ими твоего лба.

Спи…

Небо на улице уже потемнело, и скоро пойдет дождь – запах влаги носится между деревьев, а ветер уже шепчет о тяжелых тучах с запада.

Вспоминаются слова женщины, которую я встретила на мосту двенадцать лет назад.

«Цветущая девушка аметоко**» - обронила эта пахнущая виноградной сладостью незнакомка. Странно, что ты назвал её «вредной бабулькой», когда мы кормили вечером карпов в пруду. Я была уверенна, что этой женщине не более 25 лет. Он неё пахло молодостью и жизнью, сладостью.

Шум воды совсем рядом, карп хлопнул хвостом по глади, и по ней пошла легкая рябь, потому что сильнее стал разливаться запах лотоса.

В фонаре бьется мотылек, его тонкие крылышки ломаются о грубое стекло, растрачивая свой сказочный узор.

Веду рукой по стене, открываю створку фонарика.

Горячо, нащупываю трепыхающиеся создание и нежно накрываю его второй рукой.

Раскрываю ладони навстречу догорающему диску, восхода которого ты так ждешь каждый день.

Тяжелая капля ударяется мне об щеку. Одна, вторая третья, четвертая.

Так свежо и прохладно.

Хорошо….

Только бы дождь не разбудил тебя, хотя ты уже привык, что живешь рядом с аметоко. В детстве мама говорила, что шум летнего ливня успокаивал меня, а ты напротив плакал, не мог заснуть. А потом, когда меня били другие дети, за то, что я звала с собой дождик, ты закрывал мою голову руками и шептал на ухо, что они все плохие, а я хорошая.

Детская наивность,

Размерное шуршание дождевых капель о крышу успокаивало, юката прилипло к телу, капли стекали вниз по ногам, растворяясь в теплой траве.

Я никогда бы не увидела все стремительные краски этого мира, если бы не ты. Ты показал мне их, когда я отчаялась, ведь никому не было нужно счастье девушки с бесцветными глазами.

Дождь пах надеждой, как и подушка, пропитанная ароматом жасмина и твоих ночных слез.

Он вернется, я верю, вернется вместе с солнечным диском…

*

летнее кимоно из хлопка

**

японское поверье, что некоторые люди приносят с собой дождь, куда бы ни пошли