Когда-то Земля представлялась людям огромной. Вести о происходящем приносили странники, пилигримы, скороходы. Иноземцы казались существами почти фантастическими, а их благоденствие или беды – никак не связанными с жизнью обывателей другой местности. Ещё в девятнадцатом веке первый Рейхсканцлер Германской империи Бисмарк шутил, что, если станет известно о скором конце Света, он поедет на север страны, в город Шверин, куда события доходят с опозданием лет в сто…

 

Шверин, в котором я сейчас живу, старинный, идиллический городок – столица самой бедной немецкой земли, Мекленбург – Передней Померании. В его границах – десять больших и множество мелких озёр, островки леса, романтический замок, а жителей в городе – девяносто с чем-то тысяч. Тихая, прелестная глубинка. Тихим Шверин был всегда, но в двадцатом веке события, в том числе, пагубные, перестали в него опаздывать. Фашизм пришёл сюда в тридцать третьем. Но поначалу и он был тих. Члены здешней немногочисленной еврейской общины писали тогда одному из соплеменников, уехавших в Швейцарию, что он явно поторопился. Город по-прежнему мил, так же бьёт фонтан на круглом озере, неподалеку от синагоги, также утопают в цветах балконы домов, жизнь почти не изменилась. Написавшие это письмо были увезены в концлагерь ночью, тихо, почти не заметно для соседей. Они просто исчезли…

 

Военной промышленности в городке не было, поэтому в войну его не бомбили. Но, нарушая местную идиллию, потянулись в Шверин беженцы из Гамбурга и других разрушенных городов. В день, когда отравился Гитлер, учительница – беженка на вокзальной площади Шверина высказала вслух свою радость по поводу смерти фюрера. Её слова услышали мальчишки – члены «гитлерюгенда». Учительницу повесили на ближайшем фонарном столбе. Через несколько часов в Шверин без боя вошли американские войска. Не пострадал ни романтический замок, ни домики четырнадцатого века.

 

Вскоре Шверин отошёл к советской зоне оккупации. По странному стечению обстоятельств ещё в Москве судьба свела меня с племянницей первого коменданта Шверина, проведшей в нём своё детство. Воистину, тесен в наше время Мир!

 

Для Шверина настали времена ГДР. Сейчас многие горожане вспоминают их с ностальгией: у всех была работа, уровень жизни – ниже, чем в ФРГ, но много выше, чем в СССР; дома стояли обшарпанными, запущенными, но женщины, не боясь потерять работу, рожали троих детей и больше… Объединение принесло и радости, и горести. По причине конкуренции в Шверине были закрыты практически все промышленные предприятия, безработица достигала порой тридцати процентов. Безработные не нищенствовали, но молодёжь, особенно женщины, потянулись на Запад. Здесь, в Германии, я очень явно почувствовала, насколько большинство женщин подвижнее мужчин, легче адаптируется к новым условиям.

 

Местные власти стали охотно принимать в город эмигрантов: с ними приходили субсидии из центра. Манила и мечта достигнуть вожделенной цифры в сто тысяч жителей, несмотря на катастрофическое нежелание коренного населения заводить детей. Вместе с эмигрантами беды Мира стали выплёскивать на улицы тихого Шверина. Постепенно он стал превращаться в некий Ноев ковчег: то появлялись курды, бежавшие от Хусейна, то югославы, то жители воюющих стран Африки. Но основным поставщиком эмигрантов и переселенцев стала территория бывшего СССР. Местные чиновники уже не удивлялись паспортам несуществующего Союза и разномастным документам пятнадцати новообразованных государств. Им приходилось вникать в проблемы «не граждан» Латвии, жителей Чечни, Приднестровья, Карабаха… Но большинство приезжих составляли российские немцы, столь непохожие на своих местных этнических сородичей. Немало приехало в город и российских евреев с членами семей различных национальностей. Впрочем, коренными жителями все приехавшие из бывшего СССР воспринимаются как русские.

 

Дом, в котором я живу, когда-то был общежитием фабрики. После объединения фабрику закрыли, потом – снесли. А здание общежития приобрела и реконструировала западная фирма. Сначала в нём жили только местные немцы из числа малообеспеченных неудачников. Позднее стали селиться и эмигранты. Моими соседями слева стала семья курдов: мама и её младший сын – подросток, Мухаммед. Тридцатипятилетняя женщина сначала боялась выходить из дома без мужчин, постепенно привыкла. Её старший сын сидел в тюрьме в Ираке, муж воевал в рядах курдского сопротивления. Соседями справа были какие-то быстро сменявшие друг – друга молодые, бравые арабские мужчины. Из-за тонкой стенки доносились то молитвы, то пламенные, пышущие гневом речи трибунов по арабскому телевиденью или Интернету, возможно, с призывами убивать евреев, курдов, а может быть, и немцев, и прочих европейцев…

 

В день, когда в Ирак вошли войска США, жителей нашего дома охватили несхожие чувства. Арабы, к которым сбежались соплеменники с других этажей дома, негодовали, молились, временами просто выли от горя. Курды – бурно ликовали. Еврейская семья из Биробиджана, имеющая родственников в Израиле, была тихо счастлива. Местные немцы тревожились, опасались разгула терроризма в случае, если Германия поддержит США. На следующий день все арабы нашего дома исчезли, возможно, уехали воевать в Ирак. А в тихом Шверине случилось невероятное: горожане, в том числе – школьники, провели антивоенную демонстрацию. На неё вместе с одноклассниками пошли и сын курдки, и дочка еврея из Биробиджана… «Зачем вы идёте?» – спросила я их. «А как к нам будут относиться в школе, если мы не пойдём?» – ответили мне вопросом на вопрос. Да, Германия – демократическая страна, но идти против мнения большинства чревато и в ней…

 

Через месяц арабы вернулись. Но после обнаружения немецкой полицией нескольких террористических групп в Германии, арабы как-то незаметно покинули наш дом. Не живут сейчас в Шверине и югославы. Курды остались. Немецкие власти сначала решили, что они уже могут вернуться на Родину. Потом рассудили, что обстановка в Ираке пока далека от идиллии, и разрешили курдским семьям ещё пожить здесь. Если где-то на Земле вспыхнет новый очаг войны, у меня, вероятно, появятся новые экзотические соседи. А пока и местные немцы, и эмигранты озабочены мировым кризисом. Цены на продукты в международной сети дешёвых магазинов «Альди» и «Лидл» стремительно растут. Повышаются и тарифы на электричество: Германия решила бороться со всемирным потеплением. Что тут скажешь? Мы все – в одной лодке.