Клуб после 30.

 

Все мы люди, и каждому из нас хочется обыкновенного человеческого счастья, негаданной удачи, благополучия во всем. А главное – здоровья, чтобы насладиться жизнью, просыпающейся между нашими пальцами как придорожная пыль, и успеть схватить у нее то, чего больше всего хочется. Да вот не получается сгрести все эти замечательные качества в одну кучу. Самое главное – ни у кого: ни у бедных, ни у богатых, ни у успешных, ни у неудачников. Ни у здоровых, ни у больных. Разве что у единиц, странным образом умудряющихся прожить жизнь со своей второй половинкой в мире и согласии и уйти в мир иной почти одновременно, оставив на этом свете детей и внуков, по настоящему скорбящих о своих родителях. Но сейчас это уже нонсенс, неосуществимые надежды на то, что тебя еще будут помнить. Непременно долго. В основном после сорока лет у большинства начинается жизнь совсем иная, не та, о которой мечталось. Одиночная какая-то, с тоской по безоблачному прошлому и с мыслями о допущенных ошибках, которые ни выкинуть из головы, ни исправить. Огромное благо, если есть разумные дети, допускающие к внукам – в них вся радость, даже с вечными сумками, отрывающими руки, с тратой на них последних денег, с беспокойством и нервотрепкой за их взросление. И слезами умиления и радости на глазах за их шалости. В подобных случаях о личной жизни приходится забыть. Напрочь. Какой там секс с жаркими объятиями и поцелуями, какие невольные стоны от наслаждений, доставляемых умелым партнером! Какое прерывистое дыхания, дрожание рук и ног, закатывание глаз под лоб с неповторимым трепетом ресниц! Нету ничего, только частая сухость во рту, да изредка блестящий взгляд, брошенный невольно на того, кто вдруг заинтересовал и кто неизменно проходит мимо.Хотя тело по прежнему жаждет освободиться от томной энергии, накопившейся в нем, взорваться мгновенной испариной и выгнуться дугой, исторгая эту энергию сквозь непослушные распухшие губы. Ничего этого уже нет, все осталось позади, давая знать о себе лишь в редких цветных снах и еще более редких, словно украденных, случайных встречах, частично напоминающих о прошлых удовольствиях. Да еще этот вечный шершавый онанизм или мастурбация, после которых накатывает непонятное смущение и кажется, будто ты что-то у кого-то украл, а возвращать уже поздно.

И вот отдушина для мятущихся душ – клуб после тридцати. Это сборище – иначе назвать нельзя по ряду многих причин – для тех, кто не желает мириться с бытовухой, всеми силами стремясь из нее вырваться. И слава Богу, что такие мероприятия проводятся, что хоть подобным неловким образом, но заботятся об одиноких сердцах. Пусть с танцами под шумную электронную музыку, с навязанными полунегритянскими ритмами, которые с трудом можно назвать плясовыми, главное не в этом, а в том, что есть куда пойти. Изредка звучит медленная мелодия, чтобы отдышаться. О вальсах с польками можно забыть, да и танцуют их разве что единицы. В основном же однообразное топтание на месте с прижатыми к бокам локтями и с короткими как выстрел взглядами на окружающих в поисках сносной особи. Поначалу обстановка кажется нормальной, даже увлекательной.Тем более, что на новенького обращают внимание почти все. И невольно начинаешь искать то единственное, свое, чтобы пройти с ним до конца жизни, и чтобы уже раз и навсегда забыть о телесных терзаниях и об этих злачных местах. Именно с такими думами идут в клуб почти все. И оно находится, это единственное тело с одинокой душой, оно даже как бы взбодряется навстречу тебе, стряхивая с плеч осевшую на них пыль повседневной рутины. В глазах загорается огонек, а вдруг это оно, долгожданное счастье, о котором мечтал столько времени в пустой своей квартире. И начинаются встречи, чаще всего на жилплощади партнера, потому что у партнерши полна хата родичей. Женщина подсознательно обкладывается ими в целях собственной безопасности, порой лишая себя элементарных удобств для жизни и терпя незаслуженные оскорбления от своих же домашних. Время летит незаметно, и постепенно ты начинаешь замечать, что выбрал не тот объект, на который можно опереться. И цвет не тот, и фасон устаревший, да и каблуки оказались стоптанными. Кроме того – и это едва ли не самое главное – у многих женщин после сорока лет смазка во влагалище как бы усыхает, чтобы войти туда, приходится прикладывать немало усилий, отчего член, без того вяловатый от возраста и от испытаний, предоставленных нам нашей родиной, сникает совсем. В то время, как он должен чувствовать себя хозяином в доме, куда хочет войти с разрешения хозяйки, его тем не менее туда как-бы не пускают. Или примут, но заставят елозить взад-вперед как по наждачной бумаге.

И это является той частью нашей неграмотности во всем, отравляющей нам жизнь. Разве много ума требуется для того, чтобы купить в аптеке нужную мазь?Вдобавок, некультурная женщина обязательно обвинит партнера в мужском половом бессилии, заставив последнего почувствовать себя отработавшим истуканом. Начинаются новые терзания теперь по поводу того, что до клуба был, мол, полон сил и здоровья, даже ведро воды мог затащить на пятый этаж, а теперь это ведро вешать не на что. Но ведь чувства не угасишь и не спрячешь в кулаке. А рубить дрова по примеру Адриано Челентано давно не модно. И снова тянет в это общество, не только потому, что хочется доказать прежде всего самому себе, что не все еще потеряно, но и потому , что там столько новых лиц! И все разные. А вдруг во второй-третий раз выбор окажется удачнее. И ты уже начинаешь сравнивать свое первое приобретение, оказавшееся к тому же по большей части с теми же проблемами, от которых мечтал убежать, с другими фигурами, более привлекательными. Ты абсолютно не понимаешь, что люди одинаковы, везде. Ведь ты обыкновенный человек, и как все вокруг, учишься не на чужих ошибках, а на своих собственных. С самого рождения. Покажи ребенку на огонь и скажи ему – нельзя, обожжет! Ребенок округлит глаза и прошепчет, что иззя, обозет. Отвернись от него и через мнгновение ты услышишь истошный крик. Ребенок все равно сунул палец в этот огонь. Такой же и ты сам, потому что не меняешься тысячелетиями. И снова ты вкручиваешься в этот круг с сачком конической формы под ним. И не замечаешь, как втягиваешься в воронку, порочную саму по себе даже от внешнего ее вида.

И снова видишь вокруг равнодушные, одновременно настороженные лица пришедших на пошленький маскарад, замечаешь кавказцев и азиатов, толпящихся как всегда обособленной громкоголосой отарой, ловишь их наглые взгляды в сторону женщин, в том числе и на твою недавнюю пассию, которую ты успел оставить. Она еще старается скромно отводить глаза в сторону, она пытается цепляться за свою надежду, хотя понимает, что та несбыточна. И с раздражением усматриваешь ответные взгляды тех женщин,в большинстве своем-обещающие. И вдруг осеняет, что и твою бывшую пассию, и многих других женщин после танцев всегда ждали и будут поджидать на выходе лица без достойных устремлений и определенных занятий чаще альфонсы, и эти самые азиаты с кавказцами, которым русские доступные бабы сто лет не сдались. Они нужны им только для того, чтобы слить в них свою негативную черную энергию, накопленную на грязных и хамоватых базарах с другими торговыми точками. На большее они не способны, кроме как только торговать, в том числе и своими частями тел. Ведь радио, телевизор, паровоз и даже стиральную машину изобрели не они, за них это сделали люди, стоящие в развитии на порядок выше. А выходцы из стран третьего мира этим только пользуются, не удосуживаясь сказать спасибо. Но они наглее тебя, почти европейца, в чем-то более нравственно воспитанного, стеснительного. Азиаты прутся напролом даже тогда, когда их отталкивают с отвращением, у них в мозгу заложено, что женщину нужно добиваться любыми путями. Как заведено у животных. Но не по уму, как успел доказать человек разумный. А после того, как дело сделано, ее можно с презрением и оттолкнуть от себя. Даже подтереть ею волосатую свою задницу, что зачастую и бывает. Тем более,большинству женщин нравятся не галантные ухаживания допустим француза или шведа, к чему следовало бы стремиться, чтобы совместные дети выросли умнее своих русских сверстников - им от рафинированных интеллигентов становится скучно и дурно - а именно это первобытное хамоватое обращение, они от него без ума. Ведь так с ними поступает сама природа в их лице. И рождаются новые орды неграмотных в большинстве своем полукровок, способных лишь на торговлю чем угодно, но начисто лишенных цивилизованных правил общежития. А нацменам этого только и надо, тем самым на подсознательном уровне, как бы через доступную бабу-дуру, унижая всю русскую нацию в целом, господствовавшую над ними долгое время. Кто она, эта русская подстилка? И что из себя представляет?

Но сначала они приведут их, этих заблудших особей, на какую-нибудь блатхату, снятую за бесценок у вечных алкашей, поставят на стол бутылку дешевого вина с кусками колбасы, крупно нарезанными, залопочут с жутким акцентом слова любви в уши своих временных и безотказных наложниц и устроят оргию со всеми приемами и позами. С обсасыванием и высасыванием всего и вся из всех. Это то самое, о чем мечтает каждый, стараясь вырваться из пут православной стыдливости. И здесь ничего вроде бы плохого нет, все так делают, весь просвещенный мир, иначе зачем заниматься сексом, обязанным приносить удовольствия и расслабление. Он для того и нужен человеку, чтобы кроме продолжения рода своего, скрашивать все прелести от пребывания на этой неприветливой земле. Если бы не национальное унижение от существа недалекого, присутствующее всегда. Это как потрахаться с животным, ничем кроме звериного желания не обладающим. Никакими разумными мыслями. Но пример здесь приведен самый яркий, чаще бывает, что нацмен в сексуальном плане намного слабее того же русского, и требует он только одного, чтобы потаскуха облизала с ног до головы его самого. За это он как бы платит, если говорить откровенно – копейки. Впрочем, многим бывает достаточно, лишь бы чувствовать себя нужной. Вот в чем вопрос, и он здесь самый главный. Но дело еще не только в этом, русская баба успела пройти весь белый свет, она побывала не только под африканскими аборигенами, но даже под австралийскими папуасами. И везде она чувствовала себя в своей тарелке, по одной причине – в генах у нее навечно застрял образ тухлого татаро-монгольского нукера с сопревшей задницей и с такими же вонючими половыми причиндалами, годами не слезавшего со своего сгнившего под ним седла.Русской бабе с тех пор эта вонь стала привычной.

И приходит прозрение, что все здесь так-же пошло, как пошла сама мысль о похоти. Здесь нет и не может быть настоящих чувств, а вместе с ними настоящих эротики и секса, здесь балом правит та самая презренная пошлость. Она возведена в царственный ранг, она завладела душами и не желает их отпускать. И все здесь находящиеся это прекрасно понимают. Но они здесь, потому что деваться им и правда некуда. Они не нужны друг другу, они потеряли главное – почву под ногами, и потому висят в воздухе шариками. Подойди к ним, проткни булавкой, и они сдуются использованными презервативами. Никому не нужными. Грубо сказано? Но так и есть на самом деле. На плечи снова начинает давить чувство тоскливого одиночества, от которого не спасают ни заинтересованные взгляды, ни громкая музыка, ни даже буфет с вечно прокисшим пивом в банках и бутылках. Ты открываешь глаза шире и видишь, как стараются угодить выходцам из стран третьего мира даже бабушки,кривоногие и горбатенькие, с грудями ниже пояса, подкрашенные и подведенные до проглядывания в них мумий. Как бегут они к столикам с бутылками дешевого пива и с какими-то объедками вокруг них, организованным их кавалерами в полуспущенных с пузырями на коленях штанах. Будто они в них наклали. Этим бабушкам за счастье, что они еще кому-то нужны, они радуются такой жизни, пусть даже придется полежать под кем угодно. Им все равно, лишь бы ощущать необыкновенное чувство нужности, и лишь бы партнеру, все равно какому, было бы с ними хорошо. Ведь действительно это жизнь, о которой тайно мечтают все, да не всякому удается переступить порог нравственности.

Кроме всего прочего, молодящиеся старухи через некоторое время становятся сводницами, наверное за копейки, кидаемые им в сморщенные руки, или просто от собачьей верности своему великодушному хозяину, приручившему их, нашептывая новеньким женщинам о благах, которые ждут их за половые связи с кавказцами и азиатами.Здесь и надежная защита, стол, накрытый для них, и секс, не сравнимый с русским мужицким, когда сделал свое дело и отвалился на бок смело, забыв о неудовлетворенной своей подружке, лежащей рядом. И обнаруживаешь, что слова старых сводниц находят слушателей, у которых начинают поблескивать глаза. То одна, то другая дама выходит из круга танцующих и идет к столику в конце зала, самому шумному. Особенно полные женщины, спрос на которых среди местного населения гораздо ниже. Попадаются и просто красавицы, стройные, высокие, с прекрасными чертами лица и с одним лишь изъяном. При взгляде на таких женщин понимаешь, что им как-то без разницы, кто их будет терзать, лишь бы за это что-то перепадало.

А тут от стены уже отделяется толстая неопрятная баба лет под сорок, она нагло хватает твою партнершу по танцам за рукав платья и почти насильно оттаскивает ее в сторону. Затем дотягивается до уха женщины и что-то жарко шепчет слюнявыми губами, указывая пальцем на обрюзгшего лысоватого кинг конга на сидении вдоль одной из стен. Чаще армянина или азербайджанца.Он занимает сразу два сидения, и складки от живота, провисшего между ногами, похожи на вязкие волны из жратвы, исторгнутой необъятной утробой, и обтянутые материей рубашки, трещащей по швам. И ты стоишь и не знаешь что делать, то ли врезать наглой продажной бабе по сальной морде и увести от нее ту женщину, то ли плюнуть на все и отойти в сторону, как советуют новые знакомые из местного контингента, более опытные. Ведь один раз так уже было, когда заступился за женщину, которой домогался азиат, и которая в поисках защиты прижалась к твоему плечу. А когда дело дошло до развязки, она вдруг схватила за руки тебя самого и оттолкнула от зверька,распалившегося окончательно. Крикнула не ему, а тебе в лицо, мол, чего ты затеваешь драку и кто ты такой! И вдобавок оглянулась в поисках милиционеров. И зверек тот, прикрытый этой женщиной, успел смазать тебя по щеке, а затем подхватил ее под руку, обернулся и с издевкой засмеялся в лицо. Опять в твое. И ты так и не понял, проглатывая горький комок обиды, кто она, с кем она, и что она хотела на самом деле. И вдруг как бы осеняет, что когда была война в Чечне и чеченцы резали горла русским солдатам, такие вот женщины не таясь жили с боевиками, у которых руки были по локоть в крови их соплеменников. И ничего, как так и надо было. А потом вспоминаешь совсем уже страшное, как русские матери искали своих сыновей – солдат по всей трижды проклятой Чечне, как унижались они перед дикими горцами, готовые сделать для них все. И делали, чего стесняться этих фактов. За что, для чего!?Ради своих детей? И разве этим можно оправдать раболепие перед врагом, неприкрытое ничем? А разве раньше не было войн и таких-же женщин-матерей? Но те матери проглядывали все глаза дома в великой надежде, что их дети останутся живы, они не шастали по вражеской земле, не унижали национального достоинства своего, и своего народа, и не вымаливали у кровного врага кусок хлеба, одним прикосновением испоганившего их родных детей. И ты смотрел на этих женщин, и они казались тебе такими же продажными, как те шлюхи, которых вытаскивали из-под боевиков. Тепленьких, оплеванных дикой спермой. И ты рвал на себе тельник, а вместе с ним и душу и кричал в небо, потому что кричать больше было некому – да лучше бы сдохнуть на этой войне, чем видеть все эти унижения. Или не родиться вовсе, никогда и ни за что. За что, за какие грехи господь наградил появиться на свет русским, и когда мы успели превратиться в беспринципную мразь? После великой революции, когда мразь, господствующая над всем миром, выпустила на волю орды хамов, наделив их лозунгом, кто был никем, тот станет всем? И когда за спинами холопов она успела обзавестись в очередной раз немерянными капиталами?…

Но этот вопрос из другой оперы под названием… пусть даже прокофьевского «Наваждения», а нам дальше, по теме.

Такие случаи, когда женщины вдруг бросались на защиту нацменов, бывали не раз и не два, значит, лучше подождать, чем дело закончится. Вот и сейчас замечаешь с какой-то извечной русской тоской, смешанной с непонятной грустью и ревностью, что твоя нынешняя партнерша по танцам с милой улыбкой якобы отказывается от предложения сводницы, громко и почему-то радостно, не переставая кидать любопытные взгляды в сторону кинг конга. Тем самым давая понять, что все возможно, только не сейчас. Она даже не подумала оскорбиться ни на пошлое предложение, ни на то, что собеседница грубо оттащила ее перед этим в сторону, оставив стоять с растерянным видом ее партнера, а значит, защитника, могущего и силу употребить. И вспоминается еще один эпизод, глубоко ранящий душу, сидящий там, где угнездилось национальное самосознание.

Это было в Пятигорске, в санатории. В холле стояли столики для игры в домино. Один армянин за шестьдесят лет с паскудной ухмылкой на лице, изборожденном морщинами, неторопливо подставляя костяшки, рассказывал о том, как он трахал во все дырки русскую бабу и как после этого она тащилась к своему мужу, размазывая по щекам сперму. И лезла к нему, своему законому мужу, целовала его оттянутыми своими губами, едва смыв с морды эту самую сперму. А вокруг сидели и стояли русские мужики, и услужливо похохатывали. Почти все они были выходцами из деревень, крестьяне, посланные хозяйствами на отдых. По их обликам, сытым и недалеким, было видно, что их не интересует ничего, лишь бы только им наваливали побольше жратвы, да не было бы войны. Вот если война начнется, то призывать начнут и крестьян, а у них работы всегда по горло. И то нужно сделать, и это успеть. Было тяжело от мысли, что все эти люди всегда как бы спешат, даже углы везде срезают, натыкаясь на идущих навстречу, вот только дела никакого не видно. Как был колхоз, так он везде и остался. В связи с этим невольно вспоминается поговорка, что колхоз способен породить только колхоз, хоть возвеличь его до маршальских аршинных звезд. О какой гордости за свою нацию может идти речь, и кто эту гордость когда видел! А еще было стыдно присутствовать при прилюдном унижении национального своего достоинства через какую-то сволочь, потерявшую всякую совесть. Армянин, видимо, почувствовал это, он притаился, настороженно осмотрелся вокруг. Но неприязненным и жестким к нему оказался один всего лишь взгляд. И армянин под общее трусливое хихиканье докончил историю, смачно сплюнув на пол, недавно вымытый уборщицей. Он был наглый как танк, потому что умом не обладал. И он был памятливым и мстительным. И было понятно, что рассказывал он эту историю еще по одной причине – от бессилия на то, что член его свое отслужил. Через некоторое время он встретился в коридоре с тем, кто тогда окатил его жгучим взглядом ненависти и презрения, остановился напротив и не заглядывая в глаза сказал, мол, мало того, что русские отобрали у них родной язык, они еще распустили своих женщин, и те перестали признавать в мужчине мужчину. И эта зараза расползается на другие нации, и дальше по всему миру. А женщину надо держать в руках, потому что в ее власти находится и мир, и война, и сама жизнь. Жизнь, такая на вид всемогущая и такая слабая и беззащитная на самом деле.

Он был прав, этот армянин. И он был неправ, потому что никто его сюда не звал и не принуждал жить по российским законам. Он приехал сам из своей нищей страны.

Но не все в том клубе после 30 было плохо, это лишь одна сторона медали, которая первой бросается в глаза. От нее не убежишь, и вряд ли равнодушно пройдешь мимо. Во всяком случае, есть еще люди, которых вся эта грязь больно ранит. И все-таки есть и другая сторона все той же медали. Не все женщины, придавленные обстоятельствами, плохие от природы. Попадались нормальные, стремящиеся семейную жизнь, давшую трещину, наладить по настоящему. Они не плыли по течению, подобно многим подругам, а рвались осуществить мечту, разочаровываясь от очередного временного партнера и снова бросаясь на поиски счастья. Они не шастали глазами по сторонам, не подпускали кавказцев с азиатами, этих сексуально озабоченных особей, а действовали целенаправленно. И таким женщинам хочется поклониться до земли и помочь в меру своих сил, хотя временных ухажеров у них тоже было не мало. Да твердо можно сказать - не по их вине.

Вот три примера из собственной практики.

Такой оказалась Аннушка. Это была удивительно стройная, с тонкими чертами лица, женщина из Западной Украины, галичанка с глазами, меняющими цвет от ярко-синего до почти черного. А перед нею была Ирина из Западной Белоруссии, тоже с яркими васильковыми глазами, зато с фигурой не совсем складной. Когда она злилась, или что-то ей не нравилось, она медленно опускала и поднимала свои длинные черные ресницы, тем самым выражая абсолютное свое несогласие с оппонентом. Обеих женщин объединяло одно – у них были уже довольно взрослые дети. У первой было два сына 18 и 20 лет, у второй две дочери 16 и 19 лет. Они страстно хотели, чтобы мужчина, объявлявшийся рядом с ними, заменял детям папу. Но как ни страшно это признавать, это было невозможно. Никто и никогда не сумеет найти общий язык с детьми, уже выросшими, сформировавшимися. У них уже устоялся свой характер, они обрели свой склад ума, они стали обладать привычками, укоренившимися в их сознании, а значит, вряд ли допустили бы к себе в душу постороннего человека со своим уставом. Им легче было послать подальше нового маминого ухажора, несмотря на неудовлетворенную тягу к мужчине, к бросившему их родителю. Сколько не объяснял женщинам эти особенности, они не хотели слушать. Они не могли понять, как это мужик не находит в себе силы подойти и дать по шее их сыну или дочери, если те в чем-то зарывались. Ведь это так просто в отличие от них, слабых и добрых к своим детям. Начинались нервотрепки, раздражения, уже по пустякам. Чтобы их прекратить, влезал против воли в чужую жизнь. И получал по полной программе, как и предполагал. Вновь приходило осознание того, что пора менять подружку. Ведь жить только с тобой она не могла, потому что сам ты ей сто лет не был нужен. Обоим был нужен помощник в разборках с подросшими детьми, чтобы снова занять лидирующее положение в семье, которое пошатнулось, но которое было у них всегда. Женщины не понимали и не могли понять, что их поезд, как счастье, о котором они мечтали в начале семейного пути, показал им красные свои стоповые фонари. И путь у них, после расставания с мужем и кормильцем - неважно по какой причине и кто был виноват - только один – смириться и тянуть лямку до конца. А там как вывезет. Если дети найдут себя, то создадут свои семьи, дружные, а пойдут по другой дорожке, начнут пить и дебоширить. Тогда жизнь покажется адом. Тогда, как говорится в народе, будешь рад и смерти. Самое страшное, винить будет некого, потому что воспитатель у них был всего один – ты сама.

Много было женщин, ведь говорилось уже, что подобные клубы невольно подталкивают к тому, чтобы их посетитель превратился в обыкновенного коллекционера. Если, конечно, детородный механизм у него находился всегда в рабочем состоянии. Там царит атмосфера, располагающая к половому беспределу. Но запомнилось еще одно знакомство. Новая подружка была из тех, кто боится ходить по улицам одна. И это чистая правда. Это была красавица с точеным носиком, с огромными темно-карими глазами, с пухлыми губами и таким удивительно правильным лицом, что невольно казалось, что она пришла в этот мир из сказки. А когда она улыбалась, ровные ряды белых зубов словно подсвечивали каждую черточку, заставляя задерживать дыхание. Но людям известно, чем слаще фрукт, тем больше в нем червоточин. У этой женщины червоточина оказалась одна, но червь посягнул на ее душу, выхолостив напрочь. Она не была гулящей, наоборот, ее можно было бы назвать однолюбкой. Но грех, который она на себя взвалила, не становился от этого легче. Женщина семнадцать лет была любовницей своего начальника по работе, имевшего законную семью и детей. Он был армянином, эта нация всегда отличалась болезненным сластолюбием. В процессе совместных встреч дошло до того, что она могла в любое время позвонить своему любовнику домой, и когда к телефону подходила супруга, потребовать у нее позвать к трубке ее мужа. И та, тоже русская баба, исполняла требование. Воистину, нет подлее и безропотнее русской души. Если представить на миг, в каком аду прошли для одной женщины и для другой все семнадцать лет жизни, то по коже невольно продирал мороз. Один мерзавец с согласия другой бездуховной твари разрушил одну семью, оставив ребенка без отца, и семнадцать лет держал свою родную жену в униженном состоянии. Каждодневно. Все оправдания на счет того, что одна дрянь не хотела уступать другой дуре в борьбе за призрачное семейное счастье, кажутся беспринципными. Под конец троглодит завел себе новую подружку, более молодую, а отслужившую срок пассию выкинул на широкую дорогу, на которой кого только нет.

К сожалению, она рассказала о своей прошлой жизни далеко не сразу, тогда, когда к ней появились неподдельные чувства. Да и кто бы не влюбился в настоящую красавицу, пусть и бывшую крестьянку, живущую в четырехкомнатной городской квартире, которую сумела выцарапать у спившихся интеллигентов. Без помощи своего любовника, тот в силу своего менталитета только наполнял холодильник продуктами и возил свою пассию по курортам. Он распределял деньги, выделенные профсоюзной организацией в помощь беременным и родившим уже женщинам. Сколько слез было пролито за эти копейки будущими матерями и женщинами, у которых родились малыши, невозможно себе представить. Какая-то, не меньшая, сволочь надумала поставить кота охранять сметану. Самое страшное, эти женщины терпели все издевательства над ними, унижались перед мразью за свои, выделенные им государством, деньги. Действительно, без рабского угодничества русский человек – не существо разумное.

Но время все расставляет по своим местам. В этом случае тоже пришло прозрение. И такое отвращение вдруг проснулось в груди к своей недавней избраннице, что невольно захотелось плюнуть ей в лицо. Ведь точно так-же, наладься у нас совместная жизнь, она могла поступить и со мной, потому что для таких людей предательство – основа всей их жизни.

И опять мучительные поиски своего, нужного только тебе, с незаметым втягиванием в водоворот судьбы, из которого мало кто выбирался. Снова скользящий взгляд блестящих глаз по танцующим людям в клубе после 30, то и дело натыкающийся на ответные – уже знакомые и еще скрывающие за трепетом век какую-то загадку. Пошлую или обыкновенную, человеческую, как у всех, но все равно почему-то неразрешимую. Та же громкая, убивающая чувства, музыка, те же телодвижения, вяловатые, бесцельные. И все тот-же вопрос, задаваемый самому себе – почему неразрешимую? Неужели с возрастом, когда увеличивается доля опыта, растет и возможность допущения новых ошибок. Или страх ошибиться заставляет уходить от проблем, чаще всего лишь бытовых, до их выявления, тем самым, воздвигая стену недопонимания там, где ее никогда и не было? Где выход из этого порочного круга? Ведь все хотят обрести семью, жить по людски. Все до единого, за исключением разве что откровенно больных. И нет этой возможности создать семейный уют. Практически никакой. И начинаешь осознавать, что время, так необходимое сейчас, на склоне лет, которого было так много в начале пути - упущено.

Безвозвратно.