В неприглядно-коммунальном темном крошечном подвале, Наблюдая за ногами, проходящими куда-то, Ощущая, как печально мясо режется трамваем, Кто угодно мог внезапно ощутить себя Пилатом. И в самом себе меняя зной пустыни палестинской На сырой московский воздух, тот, что с дымом перемешан, Увидать, понять и выбрать среди тысяч жен российских То ли адское созданье, то ли лучшую из женщин. А она, увидев всю грязь, Захотела улететь в ночь. И явился сил ночных князь Для того чтобы ей помочь. Притащив с собой своих док, Старику раскрыв его бред, Показал в своих делах прок И причину всех людских бед. А старик, на то и Мастер, отдавать свое - негоже, Наплевал на все виденья, что покой его душили. Но ему взамен на счастье путь спокойный был предложен - Показать, как все там было и не лезть в дела чужие. И еще советом дельным одарили на прощанье: Не просить и не канючить, типа можно ли, нельзя ли, А тем паче перед сильным и владеющим созданьем - Сам отдаст все, что имеет, и попросит, чтобы взяли. И старик ушел в свою жизнь, Свою горечь унося прочь - Ни к чему ему лететь ввысь, Да и незачем любить ночь. На шкафу, чернея, спит кот, Наслаждаясь тем, что мир съел, И, не целясь, души пьет влет, Упиваясь пустотой тел. В неприлично-ненормальном пыльном, маленьком подвале, Окружив себя виденьем, неизбежностью и болью, На мгновенья засыпая, старый Мастер доживает, Только мудростью спасаясь и неистовой Любовью. А она себе летает, тьму со светом перепутав, Вместе с теми, кто сорвался и теперь неприкасаем. Налетавшись, насмеявшись, возвращается под утро… Есть тела у них, но души перерезаны трамваем. К нам откуда-то течет свет, Ночь лакает этот свет, ест. Сотни, тысячи земных лет Кто-то снова свой несет крест. Где-то тихо так сидит кот, Терпеливо ночь глядит он… И в мурлыкании нет нот, Слышен только лишь один стон. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
