НОСТАЛЬГИЯ

 

Голуби, вы мои милые,

В прошлое куда-то унеслись!

 

Вид старой полуразвалившейся от времени голубятни, которую ещё иногда можно встретить в нашем городе, всегда наводит меня на грустные размышления. Это - как памятник ушедшей эпохи, как прощание с местом, в котором прожил многие годы и из которого уезжаешь навсегда; или - с человеком, встречи с которым уже не будет. Вместе с ними уходят в прошлое то ли отрезок твоей личной жизни, то ли целая эпоха жизни твоего народа с её традициями, обычаями, нравами, ценностями. Может быть, это связано с возрастом или особенностями психики, но мне почему-то всегда жаль расставаться с прошлым, каким бы оно ни было! Обновление жизни, особенно такое ускоренное как мы переживаем сейчас, вовсе не радует меня техническими (материальными) новинками - бытовой техникой, современными автомобилями, электроникой и компьютеризацией – и просто убивает "нововведениями" духовными. Мне кажется, приобретая дополнительные жизненные удобства, человек всегда теряет что-то очень важное: установившийся жизненный уклад, традиции, душевное равновесие, да и национальное самосознание. И я вовсе не уверен, что приобретения хотя бы компенсируют эти потери! Я сожалею, что на моих глазах время как бы всё ускоряет свой бег, как - будто Всевышний всё быстрее перелистывает страницы нашей жизни, стремясь сократить наше пребывание на Земле. Может быть, мы – люди - этого и заслуживаем?!

Ещё лет пятьдесят назад во дворах даже больших русских городов во множестве можно было увидеть для сегодняшнего человека странные "избушки на курьих ножках" – голубятни. Возле них всегда собирались, как в клубах по интересам, любители-голубятники. Здесь велись оживлённые разговоры о достоинствах и недостатках тех или иных пород голубей, заключались пари, торговые сделки, шёл бойкий обмен птицами. Любители – были людьми разного возраста и профессий. Это были и зрелые отцы семейств (даже деды), и парни, и подростки – их сыновья и внуки. Всех их объединяло чувство любви к этим красивым, добродушным и особо чтимым русскими людьми птицам. С каким благоговением они доставали из-за пазухи своих любимцев, с какой осторожностью и даже нежностью держали этих благородных птиц в руках, с гордостью демонстрируя их прекрасное оперение, изящество головки и природные украшения: окрас, банты, зачёсы, особые хвосты, мохны!

Увлечение голубями, как русская национальная традиция, корнями своими уходит в глубокую древность.

Издревле к голубям на Руси было особое отношение. В Ветхом Завете можно прочитать о том, как голубь, выпущенный на волю человеком, спасённым Богом во время Всемирного потопа, из ковчега, чтобы узнать просохла ли Земля, вернулся к нему с зелёным масличным листом в клюве. Таким образом, он известил Ноя о том, что Земля освободилась от воды и снова даёт плоды - пора выходить из спасительного ковчега и людям и животным!

Русские люди с принятием христианства (в 988 году при киевском князе Владимире) голубя стали считать птицей священной, божьей, а Святого Духа часто стали изображать в виде голубя! Они прикармливали голубей, гнездящихся под кровлей храмов, где для них даже сооружали специальные ниши. Позднее голубей стали разводить в домашних условиях, выводить новые породы, как бы стремясь угодить этим самому Господу Богу. Людей же, занимающихся этим, назвали голубятниками. Любовь к голубям отразилась и в русском языке. Слово "приголубить" означает: приласкать, обнять, обогреть.

Постепенно из полудиких сизых голубей было выведено множество домашних пород. Наиболее распространёнными были: чистые (белые, красные, чёрные), окраской похожие на сорок ("сороки"), похожие на чаек ("чайки"), с пятнами на спине ("крытые", "скобые"), пятнистые по всему телу ("мазари"). Были выведены хохлатые голуби (с пёрышками на затылке, растущими навстречу оперению), бантистые (с подобием банта из перьев на груди), мохноногие (с лапками вплоть до коготков пальцев, украшенными длинными белыми перьями), голуби с совсем маленьким клювом и большими белыми восковицами, голуби с хвостом трубой, похожим на индюшачий ("трубачи").

Любителями очень ценились лётные качества голубей, их способность часами летать кругами над голубятней, с каждым кругом поднимаясь, всё выше и выше и, в конце - концов, становясь еле видимыми в прозрачном голубом небе. Отдельно надо сказать о турманах, чаще всего рыжих, голоногих, иногда хохлатых голубях, не лету кувыркающихся через крыло или через хвост. Хороший турман мог, непрерывно кувыркаясь через хвост, подать с огромной высоты почти до самой земли. Бывали случаи, когда в азарте они даже разбивались!

Но голубей люди любили не только за красоту на земле и в полёте, но и за способность привыкать к своему дому и возвращаться к нему, будучи унесёнными на значительные расстояния. Это качество было использовано при выведении породы почтовых голубей ("почтарей"). Этот крупный и сильный голубь мог пролетать сотни километров, преодолевая ветер, дождь и снег, подстерегающие его опасности в виде крылатых хищников (ястребов и соколов) и доставлять закреплённый на лапке контейнер с письмом. Прекрасно о "почтарях" (и не только о них) написал английский писатель Сетон-Томпсон в своей книге "Животные герои".

Ещё в 50-х годах прошлого века в Ленинграде жило много людей увлекающихся голубями. Все они: и взрослые, и подростки были, прежде всего, большими любителями родной природы! Как память о тех временах осталось название "Птичий рынок". Когда-то там можно было купить всевозможных голубей и наших местных, певчих птиц (щеглов, чижей, снегирей, чечёток), пойманных в наших лесах и рощах, приученных к жизни в городской квартире и круглогодично радующих людей своей красотой и превосходным пением, дающих ощущение тесной связи с родной русской природой! Давно известно, что человек, понимающий и любящий "братьев наших меньших", открывает для себя ещё одну замечательную страницу жизни, духовно обогащает себя, становится добрее, отзывчивее, патриотичнее!

О содержании и разведении голубей существовала целая наука. Голубятни устраивались на чердаке дома, на крыше сарая или строились специально во дворе в виде башенки высотой три-четыре метра с площадкой наверху, где и размещалось само жилое помещение для голубей. Оно представляло собой утеплённую будку с полочками по стенам и углам для гнёзд, корытцами для воды и корма и закрывающимся оконцем для выхода в вольер (шарабан), обтянутый металлической сеткой. Одна из стенок вольера откидывалась при выпускании птиц на волю, в полёт. Эта стенка с помощью длинной верёвки могла быстро закрывать выход из вольера. Необходимость в этом возникала при ловле чужого голубя, зашедшего вместе со своими в вольер. Ловля чужих голубей не только не противоречила правилам этикета голубятников, но и была узаконенным азартным развлечением, игрой.

В зависимости от материальных возможностей стаи держали разные по ценности голубей и их количеству (от нескольких штук до нескольких десятков пар).

Новых – купленных, выведенных или пойманных – голубей вначале приучали к голубятне: выпускали в вольер, затем, связав несколько маховых перьев одного крыла, – на настил и крышу голубятни. И только спустя довольно продолжительное время, связки снимали и разрешали голубю полетать в стае. Чтобы голубь более надёжно привык к дому, ему подбирали подругу (или друга), и эту новую пару на какое-то время отделяли от остальной стаи.

Существовала у голубятников и игра называемая "Спор". Суть её заключалась в том, что два хозяина стай заключали пари: голубь, подброшенный в летающую чужую стаю улетит домой или он примкнёт к чужакам, сядет вместе с ними на чужую голубятню, войдёт в вольер и будет пойман. Если голубя удавалось поймать, то он (или какой-то другой из стаи хозяина) становился призом. В противном случае проигравший расплачивался своим голубем, поставленным на кон. Верный своей голубятне голубь ценился очень высоко, ведь обладатель с его помощью мог пополнять свою стаю. Высоко ценились и голуби с задатками почтовых, способные найти свою голубятню, будучи выпущенными на значительном от неё расстоянии. С презрением относились голубятники к птицам, садящимся на крыши домов и особенно – на деревья. Хороший голубь должен был отдыхать только на своей голубятне.

Моё неравнодушие к голубям проявилось очень рано. Лет восьми – девяти, ещё в эвакуации, я подобрал замерзающего больного полудикого сизака и принёс домой. Соседи по коммунальной комнате не разделили моего восторга, и голубя пришлось спрятать на пустующих антресолях в ванной комнате, а выпускать его оттуда и кормить только когда этого не видели взрослые. Через пару недель голубь поправился и уже не хотел сидеть в одиночестве в заточении. Он стал ворковать и подавать другие признаки своего существования. Это было замечено недоброжелателями, и после скандала, сопровождаемого моими слезами, он был выпущен на волю. Но память о первом знакомстве осталась. Позже, уже вернувшись из эвакуации в Ленинград, я нашёл подобных себе неравнодушных к голубям друзей-мальчишек и мы, пройдя курс обучения у опытных голубятников, решили собирать свою стаю (держать голубей, как тогда говорили). Прежде всего - соорудили из старых досок будку и установили её на четырёх вкопанных в землю столбах на пустыре за домом. Благо пустырей в Ленинграде после войны хватало, и никто против подобной их застройки не возражал! Будку обили старым железом и изобрели замок – внутренний засов из толстого бруса, через специальное отверстие, отодвигающийся проволочным крючком. Накопив денег, мы купили на птичьем рынке, который тогда располагался на станции Витебской железной дороги "Воздухоплавательный парк" (в просторечье "Воздушка"), две пары самых дешёвых голубей – "мазарей", экземпляры, отбракованные профессиональными заводчиками. Однако сколько радости они нам доставили: ведь это были наши собственные голуби! В наших детских глазах они были самыми лучшими на свете! Стояла ранняя осень, и всё свободное от школьных занятий время мы проводили возле своих голубей, приучая их к новому дому, наблюдая за ними и любуясь. Мы мечтали о том, как, наконец, выпустим их в свободный полёт, и они вдруг окажутся превосходными летунами, а, может быть, на наше счастье среди них обнаружится и кувыркающийся турман?! Вот будут завидовать нам окрестные голубятники-взрослые и парни! Но радость и надежды наши оказались преждевременными. Тех голубей у нас украли, вскрыв как-то ночью наш примитивный замок. Пришлось правдами и неправдами снова собирать деньги, чтобы купить других.

Наученные горьким опытом теперь на ночь своих голубей мы стали прятать в подвале нашего многоквартирного дома, где для каждой семьи было выделено место для хранения картошки. В те послевоенные времена жилось трудно, и у многих ленинградцев за городом были огороды.

Свою небольшую домашнюю голубиную стаю мы пополняли и дикарями, пойманными возле Никольского Собора. Помню, как одна старушка, схватив меня за ухо на месте преступления, долго объясняла мне особую роль голубя в животном мире и в жизни Православного русского народа. Навсегда осталась в моей памяти одна из сизых голубок, добытых таким неправедным путём. Совсем невзрачная на вид, с огромным вороньим носом, да ещё и одноглазая – она обладала исключительной памятью и верностью. Возможно, оценив нашу заботу о ней и сытую жизнь в тепле и уюте, она возвращалась в голубятню, будучи выпущенной в самых отдалённых и незнакомых ей уголках большого город; появлялась на своей будке через несколько дней, когда и ждать-то её уже давно переставали. Помню, как впервые принёс я её за пазухой к взрослому парню - хозяину большой стаи - и предложил поспорить, что она обязательно улетит, не останется в его стае, и он её ни за что не поймает. Опытный голубятник и все присутствующие при этом разговоре дружно смеялись над моей голубкой, её невзрачностью и слепотой. "Где ты только откопал такое чудище!? – сквозь слёзы говорил мой оппонент, а его друзья просто рыдали. Абсолютно уверенный в победе, наконец, он согласился спорить с условием, что возьмёт пару голубей на выбор из нашей скромной стаи в случае своего выигрыша. Но он оказался слишком самоуверенным! Подброшенная в его летающую большую стаю наша Косая, набрав вместе с чужаками достаточную высоту, к большому изумлению зрителей, сразу взяла курс на свою голубятню. Осмеянный самоуверенный спорщик отдал нам своего породистого белого голубя. Подобные выигрышные для нас споры продолжались до тех пор, пока слава о некой необыкновенной мальчишечьей одноглазой "вороне" ни разнеслась по всей округе. Как же мы гордились своей верной дикаркой!

Наши голуби не были отличными летунами, способными часами держаться в воздухе, не было у нас ни хохлатых, ни бантистых, ни трубачей – негде было взять денег на их приобретение – и любоваться красавцами мы ходили к "настоящим" голубятникам или ездили на "Воздушку". Но мы твёрдо верили, что когда вырастем и будем сами зарабатывать деньги, то обязательно заведём самых красивых и дорогих голубей, и будем держать огромную стаю. Было нам тогда по тринадцать - четырнадцать лет!

Однако обстоятельства сложились так, что той мечте не было суждено осуществиться, а вот давнее увлечение голубями осталось навсегда яркой детской страницей в книге моей жизни. Да и само занятие голубями, к сожалению, ушло в прошлое: как исчезли из ленинградских дворов доминошники; русские народные песни во время праздничных застолий, такие как: "Ревела буря, гром гремел…", По диким степям Забайкалья", "Раскинулось море широко"; как забылись зажигательные народные пляски: "Русская", "Барыня", "Цыганочка". А жаль! Ведь со всем этим мы – русские люди - теряем свою национальную самобытность, утрачиваем национальное самосознание, сплочённость и силу единого народа!

 

4