Самолет заходил на посадку, стукаясь о полотно облаков и покачивая крыльями. Салон трясло. Как всегда в таких случаях, надрывно плакал ребенок. Быть частью всего этого невыносимо. Я закрыл глаза и представил себя на земле. Мысли после семичасового полета застоялись, как лошади в стойле. Я тряхнул головой, скидывая оцепенение с нервных окончаний, и мысли нехотя подчинились.

 

Сначала я поеду домой. Скину вещи и приму горячий душ. Потом позвоню. Или сначала позвонить, а уж потом в душ? Неважно. Главное, что я дома, и нас разъединяет не семь тысяч километров, а одна остановка на такси. К черту звонки! Приеду так. Куплю букет цветов и нагряну прямо на работу.

 

Самолет тряхнуло. Тетка в соседнем кресле пискнула и схватилась за ручки кресла. В иллюминаторе качнулась земля с жилками дорог и рябым блеском озера. И тут же скрылась за серым облаком.

 

Ненавижу самолеты!

 

Еще минут пятнадцать и мы на земле. Так, куртка наверху. Не забыть книжку и MP3 плеер. Интересно, дорогу возле дома уже отремонтировали? Надеюсь, что да. А то ходить по этой грязи все лето – перспектива не из лучших.

 

Чего она там высматривает? Тетка с соседнего кресла навалилась вдруг своей желтой мохеровой кофточкой и ста килограммами веса. Приклеилась к иллюминатору, даже рот открыла. Что там? А ведь мы уже совсем низко! Внизу проносятся какие то склады, жухлая трава, сгнившие колеса. Дорога с жуками-автомобилями. Горизонт все ниже. А желудок все выше. Вот он ткнулся мягко под горло, как слепой кутенок в руку. И бабочки на его месте.

 

Уф, вроде отпустило… Почему так надсадно ревут двигатели? Они всегда так или мне просто страшно? Скорей бы это кончилось. Все что может трястись в этом чертовом самолете дребезжит так, что кажется - сейчас мы развалимся по кусочкам. Трясутся очки на моем носу, и болтается какая-то селезенка в правом боку. Мы уже летим параллельно земле, и все ждут толчка колес. А его все нет. Какова длина посадочной полосы?

И тут я вижу высокие трубы какой-то котельной или завода. Из них плотный белый дым. Стелется, клубясь параллельно земле. И в мозгу что-то щелкает. Какой же сильный ветер! Встречный. Внутри все замирает. Неужели это последнее, что я увижу? Стелющийся дым, треск, грохот, огонь и все?

 

И тут, наконец, мягкий удар колес о землю. Все происходит так быстро, что не успеваешь осознать. Понимание приходит позже. И только тем, кто выжил. Неудачники даже не понимают, что с ними произошло. И уходят в черную пустоту. А пока для нас в этом самолете – только полотно событий, разворачивающихся так быстро, что начинает подташнивать.

 

Колеса касаются земли, и я слышу тяжелый выдох над плечом. Рано радовались. Самолет ощутимо потянуло влево. Это ветер сбивает его с курса. Когда-нибудь были в автомобильном заносе? В самолете круче. Визг шин и тяжелый скрип старого самолета, закручивающегося в баранку. Я спинным мозгом чувствую, как пилот тянет штурвал. Внезапно вспотевший, он вытягивает самолет и в голове его пусто. Только рефлексы. Настала, может быть, главная секунда его жизни. Вот он момент истины. Еще пару градусов влево и мы превратимся в огненный факел. Все еще заносит, но меньше. Хочется кричать, но уже не успеть – слишком все быстро.

 

А этот парень за штурвалом знает свое дело. Самолет начинает со скрипом выправляться. Турбины снижают обороты. Мелькание за окошком все медленнее и вот мы уже плетемся по взлетному полу к месту стоянки. Прилетели.

 

Я кладу книжку в рюкзак и достаю куртку. Сажусь в кресло и представляю, как легко сейчас смеется пилот, и вижу его мокрую от пота спину в голубой рубашке с погонами.

 

К черту дом, к черту звонки! Прямо с вокзала с цветами к ней.