В. Ермошкин.

Давай по стопочке!

Рассказ

 

«Уф!» - наконец-то закончилась трудовая неделя. И город, словно зайдясь в кашле, начинает разбрызгивать своих жителей по всей округе, освобождая и очищая улицы от излишнего шума, потока машин, скопления народа и копоти. Кашляет долго, надрывно, до позднего вечера. Потом потихонечку успокаива-ется, замирает и засыпает, измотанный донельзя этим людским недугом. Такие приступы с ним случаются ежегодно летом, когда наступает пик солнечной ак-тивности и пик дачного сезона.

Жара достаёт всех. Собаки, высунув языки, лежат вповалку в тени деревьев, цветы на клумбах повесили головы и ждут, не дождутся ночной прохлады, птицы с раскрытыми клювами нахохлились и примолкли на ветках. Люди места себе не находят и бегут как можно подальше от этой раскалённой сково-роды, отдохнуть на природе, набраться сил. Набраться бы им ещё ума не меша-ло, но это как Бог даст. Город их выплюнул, вычихнул на выходные, и надеется немножко отдохнуть от этой сутолоки, привести себя в порядок, выспаться, к началу рабочей недели.

Теперь настаёт черёд страдать дачным окрестностям. Городская карусель начинает кружиться над полями и лесами. Сохраняя закон природы, если где-то убыло, значит, куда-то привалило.

Что там только не выделывают наши люди. Очумев, толи от жары, толи от спиртного, куролесят по всей округе. Рога в землю, музыка на полную катуш-ку, трусы в скатку, не видят никого и не помнят - и так всю ночь. А утром раз-бираются, кто, откуда и куда упал. Вот и выходит: кто с печи свалился, кто с грязью побратался, кто в глазах у соседа фокус навёл. А если обобщить, то все в одной пьяной яме побывали. Не хорошо, конечно, на чужой двор вилами указывать, но такие выкрутасы сплошь и рядом.

- Давай по стопочке! Давай за здоровье! Давай за то, чтобы у нас, всё, было! – провозглашал тосты мой сосед по саду Иван Пшеницын, обращаясь к своим гостям. Те нагрянули к нему на дачу нежданно-негаданно. Про то, «…чтобы у нас, всё, было!». Он как в воду глядел. Такое в этот раз было - в кошмарном сне не увидишь

А совратили мужика на гуляночку его земляки. Такие экспромты частенько бывают у беззаботных людей. Встретятся, ударят по пивку, а дальше начинают соображать, у кого давно в гостях не были.

- Сегодня что? Суббота! Погнали к Ивану! Он дачу возле озера строит. При-мет, не откажет! Он мужик в доску свой! Да ещё ведь никак родня тебе! – заме-тили Ваниному родственнику, приятели.

- Да какой я ему родственник, так через три колена свояк.

- Ну, не скажи! Свояк он и в Африке свояк! Заводи, давай, мотор!

И прикатили на берег озера сразу на двух машинах. Встречай, Ванятка, ста-рых дружков и подружек!

Сосед Иван был обыкновенным деревенским мужиком. Таких в народе на-зывают «картофельниками». Водкой зря не увлекаются, но уж если попадёт вожжа под хвост, то держись. Перебрался из деревни в город, обзавёлся семьёй, пробил участок земли у озера под сад. Оставалась одна малость - хорошо жить. И он старался не подкачать, пахал от зари до зари.

С ним плотно общаться мне не доводилось. Хоть и межу вместе протапты-вали, но друг другу, ещё не надоели. Как говориться: «Лучше медленнее схо-диться, чем быстро расходиться». На том пока и остановились.

Мужик он работящий, строительство садовой усадьбы начал резво и вскоре дом был заведён под крышу. К дому был пристроен гараж и из него, пока шла отделка в доме, сосед соорудил нечто летней гостиной.

А я только что начинал строительство. Поэтому пригласил в качестве про-раба своего тестя. Мы уже в сумерках поставили с ним палатку, развели костёр и начали строить планы на утро.

Через, открытые настежь, ворота соседской «гостинки», рекой лились праздные речи, ну, хоть записывай и закусывай. Мы сначала не придали этому застолью никакого значения; мало ли как люди отдыхают? Но вскоре тамошние события заставили нас держать ухо востро.

- Зачудесный ты, Ванюша, мужик! - угодливым голоском подстраивалась к хо-зяину дома Нинка, как потом оказалось, школьная подружка жены. Первая сто-почка слегка ударила ей в голову, и прибавила смелости. - И Любаша супруга, у тебя мастеровая! Вон, какой стол заварганила!

- Такого мужика плохо кормить нельзя. Быстро на сторону убежит, чужих щей хлебать! - сострил, чей-то голос.

- Да помолчите вы! Вам только бы хлебать, а в жизни и других прелестей пол-но, да что-то от вас, их, жёны дождаться не могут.

- Это у кого как. Может от твоего, и не дождёшься. Ты ко мне приходи! - не унимался тот же с хрипотцой голос.

- Счас! Много чести будет! Хлеборезку-то прикрой, а то ворона залетит. Рас-катал губёшки-то, слюнявые! - отрезала Нинка, чем вызвала бурную реакцию, в виде топота и смеха.

- Тихо! Я хозяин! Давай по стопочке! - окрылённый дерзкой шуткой, прокри-чал Иван. В гараже стихло.

- «Пьют!» – отметил я про себя.

Потом послышалось покрякивание, и забренчали столовые приборы. Гости принялись уничтожать приготовленные разносолы. Послышались новые шу-точки, хахоньки, всё продолжалось чинно и безвинно.

- Отставить! Давай по стопочке! – с душой нараспашку, но уже хмельным го-лосом, продолжал командовать мой сосед. Водка не спеша, делала своё обыч-ное дело, превращая людей в нелюдей.

За столом пошли разговоры за жизнь. Каждый хотел, чтобы слушали только его. Стали слышны нотки обиды и обстановка постепенно стала накаляться. Одним словом пошёл пьяный базар. Иван, пытаясь выправить положение, при-зывал гостей соблюдать субординацию:

- Тихо! Отставить! Я хозяин! Давай по стопочке! - неслось на всю округу. Но привычной идиллии не наступало. Все уже пили не по команде, а как-то враз-нобой, внимание притупилось. Ивану же спьяну такой расклад сильно не нра-вился. И он начинал раздражённо реагировать на всё, что попадалось ему на глаза.

- Руки! Убери руки! Рр-уки убери! – набросился он на своего родственника. Тот из добрых побуждений, видимо, взял Ивана за руки и пытался его успокоить. Сзади на помощь подскочила Нинка, и повисла у Ивана на плечах.

- Ваня! Ванюша! Да оставь ты его! Ну, давай песню споём! – и пыталась запеть «Ой мороз, мороз…». Иван хотел, было поддержать застольную, но вместо песни раздалось, что-то похожее на рычание. И он окончательно потерял над собой контроль.

Он смахнул с себя Нинку и допустил такие оскорбления в её адрес, что от стыда примолкли даже лягушки на болоте.

- Отойди отсюдова! Сука детдомовская! – выпалил Иван, и схватил свояка за грудки. Мужики всполошились, бросились разнимать, успокаивать, но колесо пьяной машины набрало ход.

Послышался женский вопль, звон разбитой посуды. Любаша кинулась к Ивану и запричитала:

- Ваня! Как тебе не стыдно, мы же с Ниной в одном интернате учились! Госпо-ди, что мне делать-то? Ты же никогда даже подумать про такое не мог! Как мне теперь людям в глаза смотреть? – и она сквозь слёзы пыталась образумить му-жа.

Но Иван был не управляем. Водка продолжала делать своё чёрное дело.

- Перешибу оглоблей! По кишкам растащу! Я хозяин! Я вас научу свободу лю-бить! – продолжал буровить Иван.

Природа отреагировала на эти события сильнейшей грозой. Сад погрузился в темноту. По-видимому, где-то выбило вставки. Но даже темнота не смогла остановить начавшуюся потасовку. На секунду все притихли, а потом с кула-ками бросились друг на друга, в поисках пьяной истины.

Некоторые пытались зажечь спичку или зажигалку. Но как только пламя озаряло лицо, в его харю прилетал увесистый кулак, а то и два. И всё это ком-ментировалось:

- Получил сволочь? Я тебе покажу, как солью в глаза бросаться!

Кто-то швырнул горсть соли в толпу, чтобы разнять дерущихся, тем самым подлил масла в огонь.

Тут уже били на слух, и оратор падал, неизвестно от чьего кулака. Так что охотников посветить или высветится, в последствии не находилось. Драка про-должалась в тёмную.

Мой Батя (так тесть позволял себя называть) не утерпел и побежал туда, чтобы как-то остановить пьяных мужиков. Но соседская калитка была на замке, и он яростно начал трясти высокий забор.

- Да что же это такое! Мужики! Слышите! Успокойтесь! Остановитесь! Пере-бьёте ведь себя! – кричал он, но его крики не возымели никого действия на буй-ную компанию. И тут отец от безысходности голосом Ивана с упором на букву «о» неистово закричал:

- Тихо! Отставить! Давай по стопочке!

Свершилось чудо. Драка моментально прекратилась. Надвигавшаяся буря прошла стороной. В гараже появился свет (видно починили линию), и «бойцы» сразу начали глазами стрелять по не разбитым бутылкам. Из подсобки прибе-жала перепачканная в извёстке Нинка и принялась козынить сбесившуюся ора-ву:

- Вот паразиты! Надо же, собаки! Как с цепи сорвались! Еле ноги унесла! Всю меня вымарали! Да чтобы я ещё куда …

- Давай не задерживай! Обноси! Примочки потом поставишь! Наливай по сто-почке! – раздавались пересохшие голоса.

Опять появилась водка, закуска, покрякивание. Не было только хозяина. Его тошнило, выворачивало на изнанку - он ползал по огороду, как перегревшийся мотоблок.

- Ой, не могу! Ой, мне так плохо! Умру ведь! Люба! Любушка! Где же ты, моя голуба? - стонал Иван, сплёвывая слюну. Откуда-то из темноты доносился плач его жены.

Отец удручённый воротился к костру. Глаза его сверкали от злости, папироска прыгала в зубах и не находила себе места. Такой сильной реакции от него на этот случай я не ожидал.

- Пап! Да, не принимай ты близко к сердцу. Ничего с ними не случиться. По-думаешь, подрались! – пытался я успокоить тестя.

Судя по всему, наверное, он видел драки и похлеще. Как никак прошёл все сложности довоенного и послевоенного детства. Подростком работал в бригаде с пленными немцами, зэками и другими неординарными людьми, повидал и похлебал всякого в жизни, но этот случай у него выплеснулся в сильнейший протест.

- Да не могу я! Понимаешь, не могу! Мы же люди! Понимаешь, Люди! Обра-зованными считаемся, городскими! А погляди вокруг, сынок, как мы живём? Что делаем, что мы творим? Чего мы добиваемся? – и он кивнул уже в сторону другой, отдыхающей у озера, компании. Там тоже назревал скандал.

Обязательно надо напиться! Подраться! Обоссаться… Вот тогда погуляли! Вот тогда побратались! Вот тогда насытились! Ну, разве это жизнь!?

 

20. 09. 04г