Большая Навозная Куча, находившаяся сразу за деревней, всегда очень гордилась своим высоким предназначением.

- Ведь через что наша земля-матушка родит? – важно вопрошала она, когда какой-нибудь пахарь подъезжал к ней отгрузить часть ее содержимого. – Через меня! Стало быть кто белу свету первая кормилица-поилица, да одевалица, да и всему голова оказывается? Обратно, я! Так ведь?

Многочисленные Жуки-Навозники, которые и жили в Куче, и питались ею, дружно отвечали, что так, что другой такой Кучи они не знают и как хорошо в такой вот Куче жить, после чего долго и старательно аплодировали. Куча была рада и довольна, тем более что своих Жуков тоже по-своему уважала и ценила. Вообще-то они были Жуки работящие и послушные, только дело делать не любили, а любили устраивать по всяким поводам митинги, парады и прочие коллективные мероприятия. А уж родной своей Кучей при любом случае не восхититься и за все хорошее не поблагодарить – грех, а то и изменой попахивает!

- До чего же вы докатились все, смотреть противно! – негодовала Куча Мусора, сваленная прямо напротив Навозной, за неглубокой пересохшей канавой. – Где ваше насекомое достоинство? Только и знаете – навоз ковырять и за это ковыряние благодарить, словно в мире ничего больше не существует! Разогните наконец среднеспинки, вырвитесь из тоталитарной безысходности, посмотрите, как мы живем!

Куча Мусора была не такая большая, как Навозная, но зато считалась очень красивой: в ней можно было найти и старые полуистлевшие книги и газеты, и просроченные консервы с разноцветными этикетками, и изношеннные ботинки, и даже телевизор с настоящей солнечной батареей (как положено он, конечно, не работал, но это уже другой вопрос). По этой самой причине Куча Мусора неустанно твердила всем, что она воплощает собой сочетание принципов демократичности, толерантности и высокого уровня жизни; и на ней проживало великое множество Помойных Мух, которые именно так и считали – не без основания, впрочем, им-то там добра хватало с запасом. Когда эти Мухи наедались, напивались и им становилось скучно, они устраивали или воздушные гонки вокруг Кучи, или выборы самой популярной и процветающей Мухи, или, если уж совсем приспичивало, сочиняли разные истории и тут же их разыгрывали, как и положено насекомым, в личинках. Надо ли говорить, что все они презирали и Навозную Кучу, и ее Жуков, а те их люто ненавидели:

- Ничего, придет время, тварюжина тухлопрокислая! – грозилась Навозная Куча. – Придет час, и сгинешь ты с лица земли, как и не было тебя! То-то Мухи твои поганые нажужжатся тогда, то-то напросятся пощады, то-то лапки хилые черной работой потешат!

- Это как же случится, интересно? – возбухала и Куча Мусора. – Вторжение готовите, да? Как бы самой потом жалеть не пришлось, наши Мухи не только самые сытые, но и самые сильные и технически оснащенные на свете, быстро всех этих Жуков расшвыряют по таким углам, где их не найдет никто и никогда!

- Заткнись!! Не бывать на свете такой силе, перед которой навозный дух согнется!

- Сама замолчи! Дангхилша, эвилдурка непроходимая!

Так эти две Кучи все время и жили: ругались, грозили изничтожить враг вражку дотла, иногда для вида мирились, да и то ненадолго. Так бы это и продолжалось до скончания мира (или уж до скончания той деревни точно) – однако же ясным майским днем в жизни Навозной Кучи призошло нежданное событие. Шальной ветер откуда-то занес прямо ей на верхушку крылатое семечко; оно споро пустило корешки, взметнуло к небу гибкий стебель, резные листочки – и вот, глядите-ка, через несколько дней на Навозной Куче распустился невероятно прекрасный Цветок – похожий на высокую корону, нежно-лиловый с тоненькими прожилками наверху и становящийся перламутровым к донцу, почти прозрачный, с ароматом волшебного вина. Тот, кому его тогда доводилось видеть, совершенно забывал, где этот Цветок растет – просто стоял и смотрел, и уходил очень не скоро.

- Как прекрасен мир вокруг! – сказал Цветок, едва распустившись. – А где это я оказался?

- На родине своей, милый! – умилилась Навозная Куча. – А и какой же ты славный, ни в сказке сказать, ни в газете напечатать! Вот, глядите все теперь, завидуйте, нигде в целом свете такого чуда не может быть, только здесь, у меня! Ура!

- Ура!! – подхватили все Жуки и устроили Цветку овацию.

- Ура, кобура, на брюках дыра, - зашипела выцветшая с досады Куча Мусора. – Уважаемый Цветок, да вы оглянитесь окрест и призадумайтесь, на чем вы стоите, в смысле, растете?

- А на чем же я расту? – переспросил Цветок. – Кажется, на земле расту, как и полагается… Хорошая земля, мягкая, теплая…

- Ты не слушай голоса вражьего, синок! – веско сказала Навозная Куча. – Ей, свалке поганой, на свете самую малость жить осталось, сроют ее не сегодня-завтра, вот она и скулит напоследок, злобу точит на кого ни попадя! Ты ж ее не бойся, я тебя вскормила-вспоила, и в обиду не дам!

- «Хорошая земля, мягкая, теплая!» - не унималась Куча Мусора. – Дорогой Флауэр, не уподобляйтесь вы Жукам-Навозникам! Ну ладно, видеть не видите, так хотя бы принюхайтесь и проникнитесь!..

- Я тебе принюхаюсь! Чья бы бешеная корова мычала!!

Цветок понюхал. Все Цветы на свете имеют отличное обоняние (а вы разве не знали?), но, к сожалению, так при этом устроены, что, кроме своего же собственного запаха, почти ничего учуять не могут. Поэтому и в этот раз Куча Мусора никакого успеха не достигла.

Так и стал Цветок расти на вершине Навозной Кучи, и поначалу все, как ему казалось, шло хорошо. Однако же он (как, опять-таки, все Цветы на свете) был очень любопытен и разговорчив (чтобы не сказать большего), любил смотреть на все, что смотрится – и на Кучу Мусора, разумеется, тоже, и как раз на нее-то чаще, чем на многое другое. Куча Мусора, что бы там ни говорила Навозная, исчезать с лица земли почему-то не собиралась, и в ней, надо отдать должное, все-таки было на что посмотреть.

Навозной Куче взгляды Цветка в ту самую сторону страшно не нравились:

- Ты туда не заглядывайся, на красу лживую, незачем тебе она! Здесь-то у тебя и простор – не оглядишь, и еды до отвала, и воздух свежий сколько влезет! Чего тебе еще надо?

- «Свежий воздух»! Это же надо до такого договориться! – ухохатывалась Куча Мусора. – Нет, Флави, вы явно и абсолютно не понимаете, в Кучу чего вас занесло попутным ветром!..

- Ты лучше умолкни, а то ведь лопнет моя чаша терпения, тебя потом и с пинцетами взад не соберут, – освирепела Навозная Куча. – А ты тоже хорош! Не глазей, куда не разрешено!

- А почему? – удивился Цветок. – Разве для того, чтобы просто посмотреть на что-нибудь интересное, непременно нужно спрашивать разрешения!

- Больно уж ты умен, как я вижу! Сегодня ты смотришь, куда самому вздумается, завтра заместо воды дождевой, небушком посланной, газировки пильсыновой пожелаешь, а послезавтра – задом развернешься и отречешься от всего родного, оно ведь все быстро происходит!

Цветок не очень понимал, почему с ним непременно произойдет такое, но возразить вслух не рискнул: Навозная Куча, он понял, разозлилась всерьез. Однако, чем больше он себя уговаривал не перечить ей и ни в коем случае не смотреть, куда не разрешено, тем больше его разбирало любопытство: что же в этой Куче Мусора такого страшного и опасного – ведь он же особенно ни про что на белом свете еще не знал. Вот… вроде бы лежит, никого понапрасну не задирает, и разные непонятные и интересные вещи то там, то сям из нее высовываются, и все эти Мухи вокруг нее летают, жизни радуются… не то, что Жуки-Навозники, все до одного угрюмые и замороченные… Цветок поглядывал осторожно, прикрывшись листочками, словно это и не он вовсе, но это ему, к сожалению, не помогло: одним неудачным днем двое Жуков, не случившихся ни на копании, ни на собрании, как-то нехорошо на него посмотрели, посовещались чуток и отправились доносить Навозной Куче о дерзком и отвратительном попрании устоев правильной жизни.

Навозная Куча разъярилась:

- По-хорошему понимать не желаешь, да?! Удрать к мусорным тварям задумал, предателем стать решил?! Думаешь, с красой твоей везде, где угодно, и стол, и дом найдется, забыл, кому ты этой красотой-то обязан, гаденыш неблагодарный! Ничего, мы тебя сейчас в разумение введем, вообще пожалеешь, что на свет родился!

Жуки-Навозники, как всегда, приветствовавшие слова Кучи бурными овациями, переходящими в аплодисменты, по ее команде набросились на Цветок, искусали его за листья, выдернули несколько тычинок и затем выставили вокруг охранение – следить, чтобы бедолага опять не вздумал посмотреть в каком-нибудь непозволительном направлении.

Цветку впервые в его недолгой жизни было по-настоящему больно и страшно, тем более, что он по-прежнему так и не понимал, за что его так наказывают. От боли и горя венчик его потускнел и поник, обгрызенные Жуками листья скукожились, начали засыхать – он уже и наполовину не выглядел таким красивым, как совсем недавно.

Между тем Куча Мусора, все это видевшая и слышавшая, совершенно не собиралась торчать, сложа… сложа мусор, видимо: то, что Навозная Куча стала так обращаться с недавним любимцем, заслуживало разработки и исполнения вполне определенного плана. Прошел день, и ночь, и еще один, и на третью ночь, когда Жуки, бывшие в охране, потеряли бдительность и заснули, к Цветку осторожно подобралась самая надежная и бесшумная из Помойных Мух.

- З-з-з, зря страдаешь, выбирай свободу, - тихонько жужжала Муха, изловчившаяся незаметно забраться Цветку прямо в венчик, - з-з-з, заслуживаешь большего, чем сидеть в навозе, з-з-з, зевать не надо, мы тебя заберем отсюда, но и ты немного помоги нам, з-з-з…

- А что же я сделаю? – прошептал Цветок. – Я ведь умею только расти на одном месте и показывать себя, а больше – ничего…

- З-з-з, земля тебя за корни держит, ты только вытяни их наружу, а уж остальное – наша забота…

Цветок натужился изо всех сил и один за другим стал вытягивать свои нежные корешки из рыхлого навоза. Это было тяжело и мучительно, но ему так захотелось сняться со своего неизменного места и избавиться от грубых и жестоких Жуков, что он все-таки сумел это сделать (хотя редкий Цветок способен на такое, прямо скажем). Проворная Муха выскочила из венчика, свистнула, споро подлетели еще шесть Мух, ухватили Цветок за все, что только можно ухватить, и потащили вверх.

- Ой! Ну и ну!.. – Цветок, по понятным причинам никогда раньше не летавший (разве что, когда был семечком, но это не в счет), почувствовал, что у него кружатся донце со всеми до единого лепестками.

- Стой! Куда?! Тревога!!! – оплошавшие Жуки-охранники заметались, но поскольку летать они все давно разучились, ловить Цветок им было уже поздно.

- Предатель, гад, подлец!!! – взревела не своим голосом разбуженная Навозная Куча, поняв, что произошло. – Ничего, запросишься ты еще обратно!.. Покажется тебе вскорости чужбина заманчивая пуще топки, молить будешь, слезами, аки росой, изойдешь – ан не приму, нет тебе боле на мне места! Эй, ты!! – это уже Куче Мусора без всякого перехода. – Ну-ка, быстро вернула мой Цветок взад! А то сейчас такой асимметричный ответ вкачу, все картонки порастеряешь!!

- И ни взад, и ни вперед, сама же сказала – нет боле места! – довольно захихикала Куча Мусора, на верхушку которой как раз в этот самый момент аккуратно устанавливали беглый Цветок. – Уже сама не знаешь, чего хочешь, всякую адекватность потеряла! Ничего, надо уметь достойно проигрывать, коли неспособны, господа, подобающим образом обращаться с элитой растительного мира – предоставьте тем, кто умеет! Дорогой Флави, располагайтесь, где вам удобно, вот коробка из-под сапог «Саламандер», вот донце коньячной бутылки, вот корпус робота-трансформера, штат высококвалифицированных Помойных Мух готов выполнить любое ваше пожелание, располагайтесь!.. Располагайтесь и рассказывайте скорее, всем нам интересно с самыми эксклюзивными подробностями узнать, как плохо вам жилось в навозе! А вашу полную безопасность я сейчас обеспечу, - Куча Мусора угрожающе ощетинилась навстречу подползающим Навозным Жукам тройным частоколом из битых стекляшек, за которым угрожающе зажужжал целый рой самых здоровенных Мух.

- Ничего, пирамида иудомасонская, недолго тебе и мухосрании твоей жить-жужжать, - процедила совершенно почерневшая Навозная Куча. – Мы с Жуками нашими долготерпеливые, но уж коли кто нам в душу плюнет, пощады не жди… Да и вообще, я безо всяких Цветов припеваючи проживу, а вот он-то без меня – никогда!

И вот прошло несколько дней, и стало яснее ясного, что Навозная Куча была права – Цветку на новом месте становилось все хуже и хуже. Он молчал, тускнел и вял, хотя Куча Мусора старалась для него, как могла: умащивала в старую вату и поролон из обивки развалившегося кресла, подкладывала к корешкам самые крупные и свежие картофельные очистки, пробовала вдобавок к дождевой воде поить выдохшейся пепси-колой из банки, за отдельную кормежку подряжала самых музыкальных Мух развлекать Цветок художественным жужжанием – ничего не помогало. Бедолага страдал и действительно очень, очень сильно хотел назад.

- А нельзя ли было бы, - спросил он однажды Кучу Мусора, - ну, скажем, чтобы вы и Навозная Куча договорились как-нибудь и сделали мне одну пусть совсем маленькую кучку посередине, прямо на краю канавы? В ней была бы половина навоза для пропитания и половина – разного мусора для удовольствия, и я бы рос на ней для вас обеих, и для Жуков, и для Мух… Для всех сразу…

- Еще чего! – возмутилась Куча Мусора. – Я, конечно, исключительно вас уважаю и ценю, Флави, но вести такой бизнес с этой дангхилшей, этой империей вони – даже и не фантазируйте!

Цветок ничего не ответил; его венчик почти совсем посерел и опустился еще ниже.

- Мучается, перебежчик кривоцветный, - мрачно злорадствовала Навозная Куча. – Стосковался по землице-матушке, не впрок пошли заканавные деликатесы-то! Ну, что делать с ним будем? Пора бы репатриацию путем экстрадиции, совмещенной со спецоперацией, устроить… Скажем, если прорыть потихоньку тоннельчик, а потом молниеносным броском на чужую территорию и малой кровью… Шансы на успех не менее восьмидесяти трех из девяноста пяти… Ничего, будет теперь как шелковый, каяться перед всем народом сто раз станет…

Навозные Жуки, очень внимательно слушавшие, конечно же, выразили восхищение гениальным стратегическим планом, провели короткое построение и принялись рыть названный тоннель (хотя чем глубже они зарывались, тем медленнее копали); Куча Мусора и Мухи насторожились, а Цветок, похоже, ни на что это не обращал внимания.

- Пить… - тихо попросил он и беззвучно заплакал (без слез, конечно – где это видано, чтобы у Цветов проливались слезы?). Ему вдруг показалось, что сейчас он полетит, и будет ему это даже легче, чем когда он был маленьким семечком.

- Я хочу домой… - прошептал Цветок сам себе и оторвался от помойной вершины – только не вверх полетел, а покатился под уклон, путая и ломая листья, марая лепестки, задевая выступы истончившимися корнями; скатился до основания Кучи Мусора, потом еще дальше и еще, на дно канавы – и застыл там неподвижно.

Что тут началось!

- Операцию по экстрадиции отменить, экстренно перейти к плану 6-15 дробь омега! Хватай его и выноси, короче говоря! – взревела Навозная Куча.

- Наши кучные интересы под угрозой, красная тревога, мэйдей, мэйдей, куда вы, мазафаки, смотрели?! – перекрыла ее Куча Мусора.

Жуки-Навозники и Помойные Мухи со всех ног и крыльев ринулись к Цветку в канаву, добрались до него одновременно – и тут же, не уделяя бедолаге какого-то особого внимания, взялись рвать одни других на части. Жуки без изысков рубили передними лапами-лопатками всех, до кого дотягивались, Мухи налетали сверху, хватали за все шесть ног, поднимали, куда повыше, и швыряли, куда потверже.

- Пить!... – просил Цветок, но слышал ли его хоть кто-нибудь в жужжании и гвалте; по нему ведь еще и топтались.

- Ах, так?! – совершенно вышла из себя Навозная Куча. – Внезапно и вероломно, без объявления и предъявления?!.. Стереть гадину с лица земли!!

Шлеп! Увесистый ком свежего навоза, запущенный Кучей, угодил в свалку насекомых, раздавил десятка полтора Мух, за компанию стольких же Жуков и, разбрызгавшись, оставил несколько жирных клякс и на Куче Мусора в том числе.

- Ну, это уже попрание всех общекучных ценностей! – рассвирепела и та. – Ради защиты священных прав на свободу и личное достинство силу можно применять в неограниченных количествах!

Хрясь! В бок Навозной Куче ввинтилась банка с протухшей сайрой, пара зеркальных осколков впились в землю посреди канавы, никому, впрочем, серьезно не повредив.

- В собственном логове!.. Не пощадим!!..

- Всем способным летать и кусать, тетя Хипа вантит вас!..

Великая битва за обладание самым прекрасным на свете Цветком закипела вовсю: Жуки и Мухи жужжали, скрежетали, носились туда-сюда с такой скоростью, что двоились и троились в глазах, обе Кучи ругались невообразимо и швырялись одна в другую и в белый свет всем, что только находили. Пожилой Жук, который обычно не любил ни копать, ни бегать непонятно куда (хотя приходилось, куда денешься), получил в свалке с обеих сторон, потерял две лапки, запутался в шерстяной нитке, был опрокинут на спину и волей-неволей оказался совсем рядом с истоптанным, загаженным Цветком.

- Эге, - сказал этот Жук, присмотревшись, прислушавшись и, по мере способностей, принюхавшись, - да Цветок-то этот, тудыть, совсем тихий. Помер он, похоже, тудыть, от обращения-то нашего…

Как ни странно, хотя говорил он негромко, его услышали.

И обеим Кучам, и их Жукам и Мухам отчего-то стало страшно, хотя они и сами не могли толком понять – отчего.

И схватка прекратилась – не сразу, а от середины и волной к краям; так было еще страшнее.

И наступила тишина.

Погибший Цветок, исчахший и грязный, валяющийся на дне сухой канавы, вопреки всему казался в сто раз более прекрасным, чем живой, потому что всем, наконец, стало понятно: другого такого Цветка у них никогда в земной жизни не будет.

Никто не прикоснулся к нему и теперь; тихо-тихо Мухи и Жуки выползли из канавы, разбрелись по своим Кучам, попрятались – словно и нет никого.

Вечером в деревню, на окраине которого произошли эти события, приехал знаменитый профессор ботаники, случайно услышавший от местных жителей том, что на обычной навозной куче появилось растение, какого вроде бы никто в округе раньше не видел. Он достал мертвый Цветок из канавы, осторожно очистил от грязи, расправил лепестки, постоял немного, тяжело вздохнул и увез Цветок с собой. Сейчас каждый может увидеть его в знаменитом музее живой природы, в самом большом зале: бережно сохраненный искусными руками лучших мастеров гербариев, этот Цветок и неживой изумляет всех своей красотой, и сотни тысяч людей приходят посмотреть на него.

А Навозная Куча и Куча Мусора с тех самых пор живут очень тихо; не то, чтобы военные действия начать – от них и простой ругани теперь не дождешься. Лишь иногда, не сговариваясь, они высылают по паре Жуков и Мух, чтобы те забрались повыше и смотрели, смотрели, смотрели в низкое серое небо – будто ждут от него какого-то чуда.