Валялся в парке на желтой дорожке окурок. Обычный такой - от папироски-самокрутки из душистого самосада. И все было бы ничего, если б не куча обстоятельств, которые повлекли за собой череду судьбоносных для той местности событий.

Во-первых, парк был не простой. Парк принадлежал графине Эленор.

Во-вторых, окурок лежал именно на той дорожке (в липовой аллее), по которой графиня Эленор любила гулять после обеда.

В-третьих, наступило как раз послеобеденное время, и графиня Эленор, отправившись совершать моцион, встретилась-таки с окурком.

- Мориииис! - завизжала красная от возмущения леди, призывая паркового смотрителя. - Ко мнееее!

Бедняга, теряя правую туфлю (он всегда ее терял, когда взволнованно бежал на призыв госпожи - возможно, в такую минуту его правая нога худела, на нервной почве), рысью промчался по липовой аллее, чтоб замереть по стойке "смирно" перед графиней. Кроме него на вопли Эленор сбежались и все парковые слуги, чуя неладное.

- Что? Что? Что это? - тыкая изящным пальчиком в окурок, задыхалась графиня. - Кто посмел гадить в моем парке?!

- Ваша милость, ваше сиятельство, - залепетал, становясь белее белого, смотритель. - Я не знаю, я не видел... Но я узнаю...

- Найти! - топнула ногой Эленор и тут же сломала каблук у розовой шелковой туфельки. - На-ка-зать!

- Ваша милость, это из-за бычка сыр-бор? Так эт мой бычок, - из толпы парковой прислуги выступил высокий, широкоплечий молодец, черноволосый, кареглазый. - Я тут недавно. Не знал, что у вас с этим строго, гы, - и нагло, белозубо ухмыльнулся, шаря темными глазами по изящной фигурке графини.

Его взгляд притушил возмущение Эленор и зажег кое-что другое.

Высокородная леди порывистым движением руки откинула назад золотистые локоны, что растрепались в порыве гнева, и сказала голосом все еще взволнованным, но с нотками томной усталости:

- Ах, так ты здесь недавно? Что ж, пойдем, я лично тебя проинструктирую...

 

Через месяц в усадьбе отгремела пышная свадьба. Графиня Эленор сочеталась браком с красавцем Жоржем, бывшим парковым работником, который возил тачки с опавшими листьями и сучьями на свалку.

- Как это демократично, милая моя, - восхищалась поступком графини ее соседка - маркиза Вивьена. - Так то! Дадим бой сословным предрассудкам! Тем более, ваш Жорж - просто алмаз неграненый!

О, да. Жорж выглядел великолепно во фраке нежного кремового цвета, такой стройный, такой смуглый, такой белозубый. И вел он себя безукоризненно: стоял у столиков и с небрежной грацией опрокидывал в себя бокал за бокалом.

А как же он порадовал Эленор во время первой брачной ночи! О, таких постельных утех графиня еще не знала: Жорж был неутомим и ненасытен. Не то, что ее покойный муж - чопорный и старомодный во всех вопросах граф Анри.

- Жорж, ты моё счастье, - вот какие слова прошептала Эленор в ухо супруга, когда за окном посветлело и первые солнечные лучи осторожно просочились сквозь легкие шелковые портьеры в их спальню.

- Ага, - согласился новый граф, чмокнул жену в щеку и сказал, зевая. - Я пойду, курну.

- Иди, моё счастье, - по-кошачьи потягиваясь, разрешила Эленор. - Но не забудь - я жду тебя, - сладко засмеявшись, обняла подушку.

- Ага, - кивнул Жорж и, набросив на широкие загорелые плечи простыню, пошел курить - на балкон; а закончив, бросил окурок вниз - на клумбу с прекрасными гиацинтами...

 

Через полгода старинную графскую усадьбу было не узнать. В парке повсюду валялись окурки, пустые пивные бутылки, старые газеты и прочий мусор. Многие дорожки были полностью усыпаны опавшими листьями, когда-то живописные полянки изуродовали чудовищные кострища. Изящные белоснежные скамейки были загажены и обломаны, потому что на них теперь садились только таким способом: забирались с ногами и сидели на спинке, как куры на насесте.

Никто ничего не убирал, не чинил, не чистил: новый хозяин поместья - граф Жорж - распустил почти всю парковую прислугу, посчитав ее содержание лишними расходами. Зато на сэкономленные деньги он устраивал среди вековых вязов и прекрасных каштанов грандиозные вечеринки с кострами до неба, обилием шашлыков и выпивки. Для веселья Жорж приглашал из соседних деревень своих старых друзей. Они разоряли графские оранжереи и теплицы, топтали траву и клумбы, бросались камнями на спор по цветочным горшкам, которые украшали беседки.

Графиня Эленор, беременная и плохо себя из-за этого чувствовавшая, теперь все больше сидела на южной террасе, в кресле-качалке, укрытая пледом, обложенная подушками. Она пила чай с молоком и вязала полосатые пинетки. Попутно, считая петли и слушая, как на заднем дворе грязно ругается с конюхом ее супруг, леди размышляла о том, что не стоит быть поспешной в решениях, касающихся замужества. А еще - о том, что не пора ли подумать о разводе...