Что хочет автор. Литературные конкурсы

Сам момент «ухода» он благополучно пропустил, вместе со всей страной находясь в алкогольном трансе. Только третьего января он забрел на кухню, (проснулся он почему-то в стенном шкафу под неподвижно висящими чучелами костюмов), где на сверкающей двери холодильника обнаружил прижатую магнитом записку. Он поглядел на свое отражение – опухшего красноглазого монстра в невообразимо измятой сорочке залитой жидкостями разных сортов и брюках с оторванной левой штаниной, приложив значительное усилие, открыл холодильник, и вдруг голову пронзила игла боли.

Он очнулся в том же месте, наверное, через пару секунд, потому – что холодильник еще не успел разразиться писком по поводу – «Дверь слишком долго открыта! Немедленно закройте!». Максим уже не стоял. Он видел только нижние ярусы на дверце, лежа на боку, заблокировав ее собой словно не удачливый атакующий сраженный на пороге в арсенал или сокровищницу. Не мучаясь придумыванием причин, почему он находится именно в этом положении, Максим протянул руку, вынул с нижней полочки банку пива, откупорил, глотнул три раза и снова отключился.

Теперь холодильник пищал. Максим открыл глаза, опираясь на руки, приподнялся, вспомнил, где находится, потянулся к дверце, выудил оттуда еще четыре банки и отодвинул их, подальше присоединив к ним початую. Затем он медленно отполз от холодильника, пользуясь только руками, уподобившись теперь летчику Маресьеву. За его спиной, мягко щелкнув, закрылась дверца, и холодильник удовлетворенно умолк.

Когда иссякла вторая банка Максим смог сидеть. Прикончив третью, он встал и, сделав два шага, снял с дверцы записку. Текст был короток, но чтобы воспринять его Максиму понадобилось несколько минут, ходить это совсем не то же что думать.

Почерком Вероники там было написано:

Максим!

Наши отношения не имеют смысла. Мы чужие люди. Ты сам по себе, я и Вика отдельно.

Мы уезжаем, и не пытайся нас искать.

Ника.

P.s. Совет на будущее: в доме может быть 20 комнат и дорогая мебель, но если в доме нет любви там поселяются монстры. Помни об этом, если еще раз соберешься жениться.

Прощай.

Смысл записки не сразу, но все же дошел до него. В дивном спокойствии наплывающего опьянения Максим допил пиво, сидя теперь как человек - на стуле и потащился в комнату вздремнуть.

Максим отупело, обошел пресловутые двадцать комнат своей квартиры и обнаружил что, вместе с женой исчезла и та самая дорогая мебель. Вся. Полностью. Хотя нет, в большом зале остался кожаный диван, в его спальне телефонный аппарат и в гостиной пианино дочери. Чертово пианино! Именно оно почему-то подкосило его. Дочь любила играть на пианино, впрочем, как и жена и, оставив этот черный блестящий объект посреди гостиной, они будь-то, нанесли ему тяжкое оскорбление.

- Суки! – сказал Максим и пошел прочь из комнаты.

За спиной хихикнули. Он обернулся. Никого. То есть, конечно, не совсем. Пианино стояло на том же месте, и в его полированной поверхности слегка искаженные отражались и Максим и пустая гигантская комната. Максим пожал плечами и вышел. Через десять минут он таки добрел до своего пока что единственного ложа рухнул на него и погрузился в забытьё.

Ему снился странный сон, (кто-нибудь слышал о не странных?), будто он находится в бальном зале, где звучит воздушная, словно шелковая паутина, музыка, одежды дам и того прозрачнее. Там и тут стоят хрустальные чаши, в которых мягко блестит спиртное – сладкое, но не приторное, крепкое, но не бьющее в голову. Он беседовал с элегантными мужчинами черных костюмах и белоснежных, словно с рекламы «тайда» рубашках. Он кружился в вальсе, обвивая рукой тонкую талию партнерши, слушал ее нежный шепот, от которого мурашки по телу, сознавая при этом, что единственный танец, выученный к тридцати пяти годам – это цыганочка с выходом исполняемая им каждый раз, когда его приглашали на чью-либо свадьбу.

Он проснулся, и некоторое время смотрел в потолок. Никто не подошел к нему, никто не произнес ни звука, музыка умолкла, бал закончился, гости разошлись. Он резко сел на диване и сейчас же отпрянул назад, едва не ударившись лицом о блестящий корпус пианино. Сердце нехорошо стукнуло о ребра и Максим, привалившись к спинке дивана, закрыл глаза.

Убедившись, что откинет копыта он не здесь и не сейчас Максим, открыл глаза, и полностью сел спустив ноги на пол. Он был все в том же большом пустом зале. Тускло блестел паркет, хрустальная люстра на потолке, ярко освещая все вокруг, лишь подчеркивала величину и пустоту комнаты. Он встал и поплелся в ванную, вяло, гадая какое сегодня число. Он забрался в душевую кабину, включил душ и сел, подставляя голову под горячую воду, это ему всегда помогало. Под струями воды он вспомнил, что остался в квартире один и, исследовав все закоулки души, обнаружил, что все-таки не испытывает сожаления. Оказалось, что основным чувством по поводу отбытия Ники является облегчение. Несмотря на дочь и не особо обременительные супружеские обязанности.

«Облегчение, - сказал он, даже не пытаясь перекрыть шум воды, - если уходит жена, а ты испытываешь облегчение, то, значит, есть повод для … праздника»

Максим брился, стараясь чтобы безопасный «жиллет» не отхватил ему губу или нос, когда к нему вдруг пришло воспоминание о пробуждении, как он чуть не ударился лицом о пианино. От неожиданного приступа страха он отпрянул от зеркала и выронил бритву. Он повернулся к дверям ванной, чтобы увидеть в них, «Что увидеть? Газовую плиту? Холодильник?», и конечно в дверном проёме никого не было. Светло- бежевая стена коридора была девственно чиста, и именно ее прозаический вид вернул Максима к реальности, к той самой, где пианино, а так же другая мебель никуда не ходят. «Ходят, ходят, - проворчал он, снова взявшись за бритву – Вся мебель ушла к этой твари, и только пианино с диваном в грузовик не поместились».

Макс посетил кухню, выбросил пустые банки в мусорное ведро, выпил стакан апельсинового сока, без охоты пожевал бутерброд с ветчиной. Неторопливо одевшись, глядя на свое отражение в дверце стенного шкафа, Максим спросил у своего отражения, где собственно может быть сейчас Ника. Двойник из зеркала, повязывая галстук, заметил, что его это не особенно волнует, и он собирался сегодня поразвлечься, благо времени предостаточно.

В половине шестого вечера Максим ввалился в прихожую в обществе четырех человек. Мартини, водку и шампанское, нес смуглый здоровяк, Ромка Федунов, всегда модно и спортивно–молодежно одетый, несмотря на то, что был ровесником Макса и владел десятком компьютерных магазинов. Высокую блондинку звали Олеся, рыжеволосую хохотушку звали Света, черноволосая красавица отзывалась не иначе как на Элину. Всем было весело.

Увидев, пустую прихожую, Максим как-то сразу вспомнил, что Ника удалилась вместе с мебелью, и диван в доме всего один.

- Что случилось? – спросил Роман, обнимая Олесю и Свету за талию.

- Черт, совсем забыл…, жена ушла, вместе с мебелью…

Роман расхохотался. Скинул кроссовки и, обнимая девиц, двинулся в сторону кухни, не выпуская впрочем, пакетов с продуктами.

Элина блестя черными глазами, приподнялась на цыпочках и тихонечко чмокнула его в уголок рта.

- Ты нам об этом уже говорил, - шепнула она, - Но ведь нам мебель не нужна. Пол у тебя остался?

- Да, - хихикнул Максим, - Мужской.

- Ну, вот и славно.

Она сбросила шубку прямо на пол и пошла вперед, где в темноте комнат зажегся огонек кухни.

Максим, улыбаясь, повесил одежду на вешалку, от мебели из прихожей только она и осталась, и двинулся следом.

- Ты идешь?

Элина повернулась, и чуть наклонившись вперед, смотрела на него, отступая назад, и Максим сразу припомнил, почему они взяли к себе в компанию эту восточную красавцу. Помимо имевшегося в близких родственниках выходца из Азии, Элина ещё получила в наследство роскошный бюст, которым уже с пол года смущала Максим и вот теперь…

Девушка сделала ещё шаг назад и с грохотом налетела на что-то твердое. Она вскрикнула и упала, Максим расслышал приглушенные ругательства.

- Ты вроде говорил у тебя мебели нет?

В голосе чувствовалась та особенная женская стервозность, которая (уж Максим-то знал), после свадьбы превращается в единственную ноту, звучащую в женском голосе.

Максим нащупал выключатель и дал свет. Элина сидела на полу и ухитрялась при этом потирать то место, на котором сидела. За ее спиной высилось пианино. Максим засмеялся и присел перед ней на корточки.

- Не сердись, - сказал он.

Макс заглянул ей в лицо, - в глазах выступили слезы.

- Сильно ушиблась?

- Что смешного? – спросила она. Она уже не сердилась.

- Ты налетела на первый из двух предметов мебели, что у меня остались.

- А какой второй?

- Диван.

- Ну, тогда ты прощен.

Элина подала ему руку и позволила, подняв с пола сопроводить на кухню, где уже вовсю хозяйничали Роман и девушки.

Пир горой! В призрачной анфиладе комнат, где дымят сигаретами, сигарами и трубками. В залах, где кружатся в вальсе изыскано одетые пары, где прыгает под модного ди - джея кислотная молодежь. И везде смех, голоса, звон бокалов, шуршание шелковых…

Максим приоткрыл один глаз. Зал был пуст. Он лежал на диване и смотрел на распахнутые двери в пустой ярко освещенный коридор, только, далеко- далеко, Рома с хихикающей Светой пытались взгромоздиться на блестящую полировку пианино. Прямо перед его глазами прошествовала черноволосая девица в коротенькой шелковой ночнушке. Она закрыла обе створки дверей, повернула ключ и обернулась. Это была Элина, и Макс внезапно осознал, что не так уж он и хочет спать. Черт, да совсем не хочет!

Элина скользящим шагом приблизилась, и призывно улыбаясь, наклонилась к его лицу.

- Ты ещё не спишь, милый? – промурлыкала она.

Он определенно не спал. Шелк с едва слышным шуршанием соскользнул с белой кожи.

В коридоре хихикали и хлопали деревом по дереву.

Максиму Стукову в жизни не снилось столько снов, сколько в пост новогоднюю неделю. Его обычный лимит был раз в неделю, причем сон, как правило, забывался уже к завтраку.

Сейчас ему снились тропики. Он, Максим, прятался в тени пальм, у его ног шевелилась всякая живность, а сверху с черного неба хлестал тропический ливень. Сначала, несколько капель просочилось сквозь густую листву пальм, в которой торчали бананы, финики и почему-то несколько плодов, подозрительно напоминавших яблоки – белый налив. Потом капель стало больше. А затем дождь хлынул на Максима, что называется «как из ведра». Максим поднял голову и увидел, что мохнатые листья пальм развернулись ребром к тёмному небу, пропуская потоки воды, хлещущие с небес. Максим попытался отступить назад в глубь леса, ноги его разъехались в скользкой жиже, в которую превратилась почва, и он упал.

Он сильно ударился спиной и головой, от души обругал все древовидные растения и тут в глаза ему ударил слепящий свет.

Он сидел в душевой кабине, сверху били струи горячей воды. Спину и голову, ещё ломило от удара, в черепной коробке, казалось, было пусто.

Кряхтя, Максим поднялся. Крови в кабине видно не было – значит, ранений нет. Он подставил голову под воду, и несколько минут спустя, окончательно пришел в себя.

Максим выбрался из душевой кабины и поглядел в зеркало. Выглядел он против обыкновения совсем не плохо, может быть чуточку более красный и распаренный чем нужно, но это скоро пройдет. Максим почистил зубы, побрился, пригладил волосы и вышел из ванной.

В квартире было светло, тихо и пусто. Никто не пел, не танцевал, никто не соблазнял его шелковым бельем. «Интересно откуда у Эли, такая рубашка? Не в сумочке же она её принесла?! Хотя, может быть и в сумочке…» Максим обошел все двадцать комнат и с облегчением обнаружил, что квартира пуста. Чувство росло и крепло в нем, когда он находил, что и в этой комнате никого нет, и в самом конце, когда он ступил в кухню, где естественно тоже никто не обнаружился, то понял облегчение – оправдано. Он любил праздники, вроде вчерашних, но утро, как правило, выявляло все недостатки твоих собратьев по веселью. И очень неплохо, что все участники праздника удалились, самое главное – красть у него теперь нечего.

Он сел за стол и положил перед собой трофеи. За время обхода квартиры, он обнаружил несколько явно не ему принадлежащих предметов и теперь любовался добычей.

Ему досталось: сережка золотая с красным камушком – одна штука; колготки женские – одни; носовой платок с неопределенной половой принадлежностью; купюра номиналом в пятьсот рублей и пригоршня мелочи.

Максим искренне удивился, что не осталось использованных презервативов и нижнего белья, и решил посмотреть на пианино, не осталось ли следов развлечений Ромы и Светы.

Он вдруг застыл. Купюра выпала из ослабших пальцев и спланировала на пол.

Перед глазами отчетливо встала картинка, из вчерашней ночи: он лежит на диване и через открытую дверь видит Романа и Свету, карабкающихся на пианино. Но из комнаты он мог увидеть только те объекты, что находятся в коридоре. Но пианино, пианино, было в зале. Хотя, Элина каким-то образом умудрилась удариться об инструмент при входе в квартиру, значит …. Что это значит, он не понимал. Мозг отказался работать.

Он приготовил завтрак – согрел в микроволоновке остатки вчерашнего мяса по-бургундски (откуда взялось?), выпил два бокала мартини, и, наконец, осознал, что вопрос с пианино, можно решить просто – сходить и проверить. Максим влил в бокал мартини, добавил тоник, и одну оливку и так, с бокалом отправился по местам «боевой славы».

Пианино стояло, где и должно. В большом зале, где раньше, до мебельного кризиса была гостиная. Максим не разрешал, супруге, заставлять дочь играть при гостях. У самого Максима, в детстве была скрипка, и он помнил, как, его постоянно таскали показывать гостям и родственникам, словно редкое животное.

Следов семенной жидкости на полировке, равно как и где-либо рядом не обнаружилось. Максим допил мартини и еще раз обошел квартиру. Второго и третьего пианино не оказалось.

«У меня едет крыша», - сказал он своему смутному отражению в стекле кухонной двери. Максим сел за стол, налил себе ещё мартини, и тут его вновь осенило.

Они встал, отправился в спальню и взял телефон и позвонил Андрею. Он ждал, слушая гудки вызова минут десять, перезванивал, но номер не отвечал.

«Будем рассуждать логически, - сказал Максим (похоже, говорить в слух с самим собой, превращалось в привычку), - Само пианино ходить не может. Это факт, не требующий доказательств. Даже если у инструмента есть колесики, кто-то должен катать его. В случае с Андреем и девчонками, это могли сделать они сами, но все другие случаи это не объясняет».

Он отхлебнул мартини и заявил, обращаясь к холодильнику:

- Значит, кто-то перемещает пианино по квартире. Для чего? А для того чтобы у меня слетела крыша. Кому это может быть нужно? Только тому, у кого есть ключи от входной двери. А у кого есть ключи? У кого остались не только ключи, но и вся мебель и техника? Конечно! Вероника Стукова, в девичестве Малинина.

Он отхлебнул из бокала и набрал номер телефона тещи. На четвёртом гудке трубку сняли.

- Алло, - сказал хриплый голос, - Алло.

- Дайте Веронику, - попросил Максим. Уверенность куда-то испарилась.

- Веронику? – обладатель голоса казалось, раздумывал. – Веронику? А вам срочно?

- Очень, - сказал Максим. Он осторожно отодвинул трубку и приложился к бокалу. Заболела голова. Он подумал, что не узнает голоса, кроме того, он даже не может определить пол его владельца.

- Да, я слушаю, - сказали в трубке. Голос Вероники дрожал.

- Это Максим.

Повисла пауза.

- Кто?

- Максим.

- Какой?

- Стуков.

- Ах, вот как. Ты понял?

- Что?

- Ну, как же…

Она замолчала. Было слышно только её дыхание.

Максим сидел у стола совершенно сбитый с толку. Вероника должна была устроить скандал или плакать в трубку, но он вела себя странно. Очень странно.

- Вероника, давай встретимся. Нужно поговорить.

И тут она начала кричать. Это были не своеобычные вопли про то, как она его ненавидит, о том, какой он урод, козел, и прочее. Она кричала так, что, наверное, у неё кровь брызнула из разодранных голосовых связок. Он вопила истошно и бесконечно.

Максим пораженно уставился на трубку. «Если она хочет, чтобы у меня крыша поехала, то у неё неплохо получается. Крыша едет и очень быстро».

Крик захлебнулся, и Максим вновь приложил трубку к уху.

- Вы ещё там? – голос теперь был идиотически жизнерадостен. И снова не возможно было понять кто это мужчина или женщина.

- Что у вас там происходит? – спросил Максим.

- У нас весело! – ответил веселый псих на другом конце провода. – Присоединяйся!

Максим посмотрел на телефон. Огонек приёма на трубке не горел, очевидно, он случайно нажал на клавишу ухом.

Из выключенного телефона неслось:

- У нас классно! Все довольны! Всем очень весело!

Максим нажал на клавишу. Зеленый огонек мигнул, но вместо гудка из трубки был слышен всё тот же голос:

- Просто не знаешь что теряешь. Просто не догадываешься.

Максим швырнул трубку через всю кухню. Она ударилась о стену и взорвалась, словно граната. Максим прикрыл лицо рукой, и по ней хлестнули осколки. Один из осколков, острый и зазубренный вонзился в дверцу кухонного шкафа за спиной Максима.

- Замечательно, - сказал Максим, - Просто здорово.

Он вдруг преисполнился душевного спокойствия. «Присоединяйся к нам» - говорил явный сумасшедший из впоследствии взорвавшегося телефона. «Очень может быть, что присоединюсь», - сказал Максим, он взялся за бутылки и принялся готовить себе коктейль. Он взял восемь бокалов и наполнил все. Периодически взглядывая на осколок в дверце шкафа, он отпивал мартини и начинал напевать. Через пол часа он отключился.

Проснувшись, он обнаружил, что слышит какие-то посторонние звуки. Не шевелясь, Максим, сидел и слушал. Он не понимал, что он слышит, но ему не казалось, это точно.

Звуки были слишком слабые. Они шли откуда-то из глубины квартиры, они не усиливались и не стихали. Они не казались механическим, и уж точно это не был звук от перемещения пресловутого пианино.

Максим решил, что нужно разобраться во всем раз и навсегда. Он встал и прошелся по кухне, разминая затекшие ноги. Он чувствовал себя пьяным и веселым. Тягостное ощущение от разговора с Вероникой ушло. Ему стало казаться, что разгадка истории с пианино близка. Он засмеялся. Он взял из сушилки большой блестящий нож и, напевая под нос модный мотивчик, пошел по пустым комнатам.

Для начала он посетил гостиную. Пианино было на месте.

- Ну, что? Стоим? – обратился он к инструменту, - Ну стой, а я пойду, осмотрю владения, свои.

Он удалился, шлепая по полу босыми ногами.

Звуки доносились из его импровизированной спальни. Точнее из встроенного шкафа купе. Подойдя, ближе он определил и характер звуков, в шкафу кто-то горько плакал.

Дверь отъехала в сторону. Максим невольно отступил назад, и на миг воображение нарисовало перед ним удивительно ясное изображение себя самого сидящего в шкафу.

В шкафу действительно сидел человек, но конечно не Максим, да и не мужчина вовсе. Там забившись в угол, всхлипывая от ужаса, сидела светловолосая девушка. Абсолютно голая.

Максим опустил нож и сказал:

- Привет, Олеся. Хочешь в душ?

Она замолчала, вглядываясь в его лицо.

- Максим? – спросила она.

- Ну, а кто ещё? Давай вылезай, уже обедать пора, а ты все сидишь в шкафу.

Максим говорил беззаботным тоном, с легкой иронией. Как будь-то это в порядке вещей, что девушки, забежавшие к нему в гости пол дня проводят сидя голышом в шкафу.

- А оно…? Оно ушло? Ты убил…его?

- Конечно. Пошли.

Он протянул ей руку, и она выбралась из шкафа.

Максим отвел её в ванную, и она сразу же бросилась к унитазу. Она не стеснялась. Она влезла под душ и заставила Максима пойти с ней. Она тряслась от страха и радости, что всё закончилось. Как выяснилось, она так испугалась, что просидела бы молча до второго пришествия, но очень уж ей захотелось в туалет, и она не выдержала начала плакать.

- Молодец, - сказал Максим, - Хороший способ. Таким образом, ты уменьшала содержание жидкости в организме. Когда я в детстве плакал, мне мама так и говорила: «Плач, плач – меньше писать будешь».

Она не выдержала и рассмеялась. Слишком громко и резко, но это все же лучше чем ничего.

Он тоже засмеялся, и они хохотали уже вместе. А потом они неожиданно сплелись в таком же яростном и истеричном объятии.

В приоткрытую дверь ванной был виден пустой коридор, пустой квартиры. Крики из ванны заглушали тихие шаги и легкий скрежет, а потом тихонько заиграло фортепиано.

Максим Стуков смотрел, как Олеся в одной из его рубашек порхает по кухне. В руке он держала полупустой бокал. Он отказался от выпивки и попросил кофе. Она сварила кофе и нажарила кучу тостов, приготовила яичницу с беконом.

Олеся села напротив него, перегнулась через стол и чмокнула его в уголок рта.

- Спасибо, милый, - сказала она, - Всё было волшебно.

Она залпом выпила свой коктейль и выпорхнула из кухни. Он услышал как она, напевая, ходит по квартире, разыскивая свою одежду.

Максим тупо смотрел на противоположную стену. Он пытался вспомнить, что-то важное, но память отказала напрочь. Он встал, как самнабула прошествовал к холодильнику, пошарил наверху. Достал лист бумаги.

Максим!

Наши отношения не имеют смысла. Мы чужие люди. Ты сам по себе, я и Вика отдельно.

Мы уезжаем, и не пытайся нас искать.

Ника.

Прощай.

«Если в доме нет любви, там поселяются монстры» - подумал он.

Монстры.

Он выронил листок и пошел к выходу. В этот момент девушка закричала.

Максим побежал. Он поскользнулся на паркете и растянулся, больно ударившись подбородком, но тут же вскочил и снова побежал. Он вбежал в гостиную, но она была пуста. Тут он осознал, то, что пора было понять ещё в кухне, крики неслись совсем не из гостиной, но он побежал именно сюда, потому что здесь находилось пианино. Вот именно, находилось. Сейчас пианино в гостиной не было.

Он побежал, обратно надеясь, что не опоздал. Надеясь, что девушка успела укрыться в спасительном шкафу, как и он когда-то.

Он влетел в спальню и увидел пианино.

Крышка была откинута, и он мог видеть клавиши. Только клавиши были не черные и белые. Клавиши были красные. Все до единой.

- Олеся, - позвал он, - Олеся.

Крышка со стуком захлопнулась.

Максим вздрогнул.

- Олеся, - позвал он.

Прошел к шкафу мимо пианино, безмолвного, мертвого.

Он тронул дверцу, и она отъехала в сторону. В шкафу была Олеся. Очевидно, удар отбросил её туда. Он не мог понять, что видит. Шкаф был полон крови. Его рубашка превратилась в красную.

- Умерла, - сказал он. Его мутило.

Девушка пошевелилась и подняла голову. Волосы слипшимися космами упали на лицо.

- Ты пришел? - прошептала она.

- Да, - сказал Максим. Он присел на корточки.

- Спасибо, - сказала он и протянула к нему руку. На месте пальцев были кровоточащие пеньки.

Он отшатнулся и опрокинулся назад. В тот же миг Олеся вывалилась из шкафа, как нелепая изломанная окровавленная кукла. Он откатился назад и тут девушку заслонил блестящий корпус пианино.

Максим извернулся и вскочил. За спиной раздался отвратительный влажный мощный хруст, словно кто-то решил одним укусом проглотить большой кусок.

Максим достиг дверей. Остановился, обернулся.

Пианино, как ни в чем, ни бывало, стояло в центре комнаты.

- Я знаю, что ты сожрало их всех, - сказал он.

Пианино стояло неподвижно и безмолвно.

- Меня ты не получишь, - сказал Максим. – Это мой дом и всё здесь, в том числе и ты – моя собственность! Я твой хозяин!

Он поймал себя на мысли, что, наверное, окончательно свихнулся, если разговаривает с пианино, но тут пианино метнулось к нему.

Двигалось оно молниеносно. У него не было никаких колес, но неслось оно, словно реактивный самолет.

Максим отпрыгнул в коридор и захлопнул дверь. Пианино налетело на неё и бряцанием похожим на мучительный стон отлетело назад. Двери в доме Максима Стукова, были дубовые. Максим повернул ключ в замке и прислонился лбом к прохладному дереву.

Максим стоял, прислоняясь лбом к двери, и думал о том, что видел в последний момент на блестящей полировке, он видел, как пианино проглотило Романа и Свету в самый разгар их любовных утех, как застало врасплох Элину, направлявшуюся к выходу, на ходу пересчитывая деньги, извлеченные из бумажника Максима. Он увидел, как пропала в разверстой пасти пианино домработница Клавдия Михайловна, он увидел Олесю, которую размазанным пятном швырнуло через всю комнату.

- Когда в доме нет любви, там поселяются монстры, - сказал Максим и хихикнул.

- Монстры, - повторил он и засмеялся ещё громче.

Он повернулся спиной к двери, крутя на пальце ключ, и закричал.

Монстры ждали его в коридоре.

ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 13.12.2007 19:16

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.