- Чертовы спицы! – проворчала Мышь и отбросила вязание, - Все-таки жаль, что я не пью, - подумала она и потянулась всем своим серым тельцем, - В такой вечерок грех не напиться…

Мышь встала с крохотного кресла, сладко зевнула и слегка почесала коготки о когда-то красную обивку. Там уже и живого места то не было! Во все стороны торчали нитки, куски материи и нагло виднелась кресличья начинка. Какая бестактность!

- И как же мы до такой жизни докатились? - Мышь посмотрела в зеркало и вслух спросила свое отражение. Отражение показало язык, чинно поправило пенсне, зачем-то покрутило его в лапках и зашвырнуло в дальний угол. Туда, где страшно.

– А ведь были же и мы, так сказать, рысаками! - неожиданным баском пропела Мышь и пустилась вальсировать по комнате со своим ошалевшим от такой прыти отражением. Так они крутились по комнате минут двенадцать, а потом с оглушительным грохотом упали на кушетку. Будьте уверены, следующего такого падения она уже не выдержит! В смысле, кушетка...

– Спасибо! Вы очень любезны, - сказала Мышь, махнула лапкой и тотчас захрапела.

– О! А вот и сон пошел, - примерно через две секунды подумала она, поудобнее устроилась в груде разноцветных подушек и приготовилась к просмотру.

- Фи, опять про мою молодость… Поновее у вас там ничего нет? – крикнула она в пучины подсознания, но счастливую слюнку все же пустила. И неспроста! Ведь когда-то ее звали Маргарита….

 

- Сеньорита Маргарита, Ваш выход, - прокудахтал Хильберт за дверью костюмерной, - Говорю Вам - полный аншлаг! И королевская семья прибыли! Так, если она сейчас не выйдет, я труп – сказал он кому-то справа от двери и еще немного поскреб клювом по медной ручке.

- Ах, вечно Вы куда-то спешите! – дверь распахнулась и в проеме в ослепительном блеске явилась она.

- Ух ты, святая помойная корка! - только и смог прошептать Хильберт, не отрывая восхищенных глаз от картинно застывшей Маргариты. И тут же краем рта прошипел стоявшей рядом костюмерше Аде: – Чего стоишь, дура? Помоги Приме!

Ада пискнула, топнула ножкой и с неожиданной быстротой подхватила подол роскошного белого платья Примадонны. При этом она что-то бурчала себе под нос и периодически закатывала глаза.

- Прошу Вас, сударыня, - Хильберт подал Маргарите крыло, и вся троица отправилась к сцене по темному заставленному всяким барахлом проходу.

А в зале тем временем творилось нечто неописуемое. Публика переговаривалась, шумела, и оглушительно шуршала программками. Казалось, собрался весь цвет аристократии Парижа. В партере чинно расселись большие толстые мыши со своими супругами. Эти достигли многого в жизни и вправе наслаждаться заслуженным успехом. В первом ряду вальяжно развалился господин градоначальник. Рядом с ним несколько важных министров с толстыми, как головка сыра женами. В ложах аристократическая богема – графы, князья разных родов и подвидов. Вон граф Сизофф с прелестными дочками – голубками оживленно обсуждает падение курса хлебной крошки. Рядом баронесса фон Пудель и все ее семейство, как всегда рычат друг на друга. Любя, естественно. И, конечно же, в центральной ложе, в самой роскошной и большой - Королевская семья во главе с самим императором Серохвостом Двенадцатым и его супругой восхитительной Жасминой. Все уже давно расселись по своим местам и теперь ждали только одного... Да к черту оркестр! К дьяволу пьесу и ее подающего надежды молодого режиссера Жюльбера! Все ждали только ее. Затаив дыхание, все от мала до велика, ожидали Маргариту. Новую звезду на подмостках Высочайшего Королевского мышиного театра!

Появление юной Маргариты на театральном небосклоне можно было считать неожиданным и шокирующим, если бы не одно но. Но как же прекрасна она была! Каждый волосок на ее прелестной шубке, каждый усик на ее чудесном носике говорил: - Я - уникален! Я - восхитителен! Все видели ее необычайный талант, и уже в первом театральном сезоне она сделала ошеломительную карьеру. Прямо на самый верх - от статистки до Примадонны! Когда она пела, в зале десятками падали в обморок. Потом также десятками плелись отпаиваться чаем в буфет. Некоторые, правда, не разделяли общего восторга. А впрочем, речь идет лишь об одной единственной мышке. Но зато какой! Звали ее Лоретта... Однако, все по порядку. Мы к ней еще вернемся.

Когда Маргарита в сопровождении Хильберта и Ады уже почти доковыляла до третьего оркестрового выхода, случился престранный конфуз. Тут надо пояснить, почему к такой грациозной барышне автор применил дурацкий глагол «ковылять». А потом простим его. Правда, детки? Итак, сценическое платье Маргариты было насколько шикарным, настолько и неудобным. Чтобы нормально идти, приходилось вставать на цыпочки. Нормально идти, значит идти, не грохаясь на пол и не цепляясь руками за стены. Таким образом, вставая на цыпочки, можно было избежать зацепов проволочного каркаса за половицы. Представьте себе, это платье весило почти столько же, сколько и наша Примадонна! Поэтому Маргарита делала несколько шагов вперед, а потом отдыхала. Еще несколько шагов и отдых. И снова. И еще раз. Кроме всего прочего, на правом плече Маргариты, красовался чудесный цветок, чуть ли не с ее милую головку размером. Какой-то безымянный автор сделал цветок из серебра высшей пробы, и вдобавок довольно искусно усыпал его драгоценными камнями. Будь он проклят этот безымянный автор! Цветок весил килограмма два с половиной, и Маргариту при ходьбе клонило вправо. В-общем, платье было еще то!

- Кто придумал это идиотское платье! – в сотый раз пискнула Маргарита, чуть не завалившись на спину, и с досады плюнула на пол. Тут же правда сконфузилась и, как подобает, юной леди, залилась румянцем. Но ругаться не прекратила, - Это же форменное издевательство! Я буду жаловаться Императору! Уж он-то меня поймет! Вы еще узнаете, каково это - издеваться над Примой, крысы Вас всех дери!

- Сударыня, - еле сдерживая улыбку, вставил в поток ругательств Хильберт, - Боюсь, как раз Его Высочество Император Серохво Двенадцатый Вас и не поймет.

- Это отчего же так, надутый Вы голубиный шар? С чего Вам, знать, что поймет, а что не поймет сам… (тут голос ее дрогнул) …сам Император. По щеке ее прокатилась крупная, как жемчужина слеза. – Отвечайте немедленно, враль!

- Как это патриотично, мадмуазель Маргарита! В конце концов, как это трогательно! – в глазах Хильберта тоже заблестели слезы, и он вытянулся, словно связист на параде - Вы подаете блестящий пример молодежи! - и он кивком головы указал на зевающую во всю пасть Аду.

- А ну-ка, не увиливай, прохвост! – Матильда легонько стукнула Хильберта по клюву перламутровым веером и снова чуть не упала, – Черт!

- Вы такая романтичная и воздушная….

- Зубы мне не заговаривать! А ну-ка, говори по существу, - Маргарита в бешенстве закрутила глазами, как жонглер двумя хула-хупами.

- Я и говорю, - стараясь сохранять спокойствие, продолжил Хильберт, - В-общем, я говорил Вам, а Вы, стало быть, забыли, коль скоро так себя ведете, сударыня…

- Что же я на этот раз забыла, врунишка Вы этакий? – Маргарита с еще большим энтузиазмом закрутила глазами.

Хильберт вздохнул, и продолжил: – Боюсь, Вы забыли, что покрой этого платья придумал наш Император, а сшили его в Королевской портняжной под пристальным вниманием Самого! Он уже в своей ложе. Ждет не дождется, когда Вы выйдете на сцену в этом, - Хильберт окинул платье оценивающим взглядом, усмехнулся в жидкие усики и продолжил, - ослепительном платье!

Да лучше бы уж он сразу влепил ей между глаз трехпудовой гирей, если хотите знать мое мнение! Было бы, по крайней мере, милосердней. Нет, лучше бы он просто выстрелил ей в ухо… Вы только посмотрите на него - просто раздавил Маргариту этими словами! Каков прохвост!

- Так, я не поняла, а чего мы стоим? – через семь минут абсолютного молчания, сказала Маргарита, – Ада, душка, если ты мне сейчас же не поможешь, я засуну кулак в твою зевающую пасть и даже попробую продвинуть его дальше с прокручиванием!

- А Вы, мелкий вредитель, уберите свои крылья от… этого чудесного платья!

Маргарита решительно поднялась на цыпочки и, игнорируя попытки Хильберта помочь ей, направилась к выходу на сцену…

 

Мышь открыла глаза и потянулась. Потом приподнялась на локте, чтобы было видно отражение в зеркале, и сонно пробормотала ему: – Эй! Ты помнишь, что было потом? Да, да… Как всегда - оглушительный успех, охапки цветов, сорок два обморока и роскошный прием в Императорском дворце. И еще, мне пришлось весь вечер быть в том идиотском платье, будь оно проклято!

- Ну ладно, давай смотреть дальше, - пробурчала Мышь, - Похоже, сейчас покажут историю про Лоретту. Мышь подложила под голову кулачок и счастливо зачмокала.

 

В то время, когда Маргарита взлетала на вершины театральной жизни Парижа, в Европе вовсю набирал популярность хоккей на льду. Его завезли из Канады, и новая забава очень быстро прижилась в Старом свете. Хоккей даже стал популярен. Не так, как футбол конечно, но все же.

- Марго, дарлинг! На этот раз ты мне не откажешь! – заявил по телефону Джек Линдон, ее тогдашний ухажер, - Я взял два билета на хоккей в субботу в три. Пойдешь?

Джек был американцем, сыном богатого спонсора театра. Знакомство с ним положительно влияло на ее карьеру в Королевском театре. Не лишним будет отметить, что Маргарита ничего такого ему не позволяла. Она ведь была прилично воспитанной и целомудренной девушкой. Маргарита согласилась посмотреть диковиную игру. Свежий зимний воздух еще никому не мешал. И не пожалела ни капельки! Она тут же влюбилась в этот быстрый, головокружительный вид спорта. После она всегда говорила - Это была любовь с первого щелчка. Маргарита даже приобрела абонемент и стала ходить почти на все матчи. Местная команда называлась «Парижские Корсары» и ребята там подобрались как на подбор! Высокие и широкоплечие, они нарезали круги по льду, гоняясь за каучуковой шайбой, словно жизнь их зависела от этого крошечного диска. Те, кто видел Маргариту на трибунах в то время, потом рассказывали об этом детям! На это действительно стоило посмотреть. Раскрасневшаяся и чертовски красивая, она свистела и улюлюкала, когда ее любимцы забивали гол и переживала и даже плакала, когда они проигрывали.

Маргарита обладала острым умом и довольно быстро разобралась в правилах и тонкостях игры. Она стала настоящим экспертом в хоккее. Глядя на игру вратарей, она часто сравнивала их с собой и со своим положением в театре. В хоккейной команде обычно задействовано два вратаря. Один из них основной, а другой запасной. Основной стоит в воротах, а другой в это время полирует лавку на тот случай, если с основным что-то случится. В команде «Парижские корсары» играло два замечательных вратаря. Гюстав и Пьер. Любимцы публики. Они были настолько равны по силе и по ловкости, что невозможно было отдать кому-то из них предпочтение. Поэтому тренер ставил их на матчи по очереди.

Такая же ситуация сложилась и с Примами в Королевском театре. Целый год Маргарита делила звание Примадонны с великой и несравненной Лореттой. Статная и грациозная она была живым воплощением Мельпомены, музы трагедий. Сколько пылких сердец разбила ее холодная и возвышенная красота! Сколько замечательных ролей она сыграла и сколько цветов и судеб упало к ее ногам! Маленькая мушка на ее правой щеке уже много лет как вошла в моду среди Парижских красавиц. С годами правда Лоретта слегка подрастеряла свой пыл, успокоилась и в характере ее обнаружились совершенно скверные черты. Она стала пропускать репетиции и даже забывала на премьерах текст. Она меняла ухажеров, как перчатки и дурная молва следовала за ней, как запах за сыроделом.

- Лоретта не заслуживает тех денег, что ей платят, - говорили обыватели.

Театр все реже собирал полные залы, и руководство искало выхода из тяжелой ситуации. Не все в директорате считали, что виной кризису причуды увядающей Примы. Так же грешили на непростую экономическую ситуацию в Европе и на отсутствие ярких новых спектаклей. Но тучи над головой Лоретты сгущались, и вот-вот должен был грянуть гром.

Театру была нужна новая икона, свежая кровь, которая подняла бы искусство на новую высоту и наполнило кассу монетами. Этой новой кровью и стала Маргарита. Сама того не зная и не желая, она перешла дорогу великой приме Лоретте. Протеже самого Линдона, Маргарита сразу же приглянулась и руководству и главному режиссеру. В третьем же спектакле она с блеском проявила все грани своего таланта и затмила других актеров. Гиблая казалось пьеса, прошла у зрителей на ура. На следующий день Маргариту пригласили в кабинет директора театра.

- Разрешите, - спросила Маргарита, отворив тяжелую дубовую дверь.

- Проходите, милочка, - раздался скрипучий голос откуда-то из глубин кабинета. Судя по тому, как он звучал, размер кабинета был не меньше хоккейного поля.

Маргарита робко вошла и остановилась, не сделав и шага. В кабинете было так темно, что после яркого света приемной она ничего не видела.

- Что же Вы стоите? - спросил невидимый владелец скрипучего голоса, - Проходите сюда. Садитесь.

- Да, - сказала Мышь, - конечно. Сию минуту.

Она ненавидела темноту.

- Не стесняйтесь, деточка.

Мышь сделала маленький шаг вперед. Нога встала на что-то мягкое.

- Ковер, - догадалась Маргарита. Она глубоко вздохнула и сделала еще два шага. Потом еще один и бум! Уперлась животом во что-то твердое. Отскочив в ужасе назад, Маргарита поскользнулась и шлепнулась на пятую точку! Как же больно и неловко ей было!

Спустя секунду глаза ее залил ослепительный свет, и Мышь увидела перед своим носом ботинки. Она подняла глаза выше по коричневым идеально отутюженным брюкам, по лацканам пиджака и встретилась глазами с улыбающимся кротом. Он сконфуженно улыбался и протягивал ей руку. Каким-то чудом на носу его криво висело пенсне, в остальном Директор был безупречен.

- Мадмуазель Маргарита, - сказал он, надеюсь, Вы не ушиблись?

Маргарита оперлась на его руку и быстро встала.

- Господин директор...

- Зовите меня просто Феликс, - ответил директор и поставил на место опрокинутый стул, - Не мудрено, что вы упали. Об такой и слон бы запнулся, не то, что мышь!

Мышь улыбнулась и поправила юбку.

- Мадмуазель, прошу простить меня! – сказал Феликс, провожая ее к своему столу и помогая сесть, - Я все время забываю, что не каждый может видеть в темноте так же хорошо, как я.

- Ничего страшного, - сказала Маргарита и засмеялась, - Какая же я глупая! И неуклюжая, как корова!

- Вашей вины здесь нет. Напротив, Вы очень грациозны, - сказал Феликс, - И падали сейчас так эффектно!

- Смеетесь надо мной?

- Помилуйте! Только, чтобы снять напряжение в разговоре... – сказал Феликс, - Ладно, ближе к делу. Я был вчера на спектакле.

- Вам не понравилось? - В животе у Маргариты запорхали бабочки. Большие такие!

- Мне конец! - подумала она и вцепилась в край столешницы.

- Не понравилось? Отнюдь, - сказал Феликс, - Можно я буду звать Вас Марго?

- Марго?

- Да, Марго. Вас это коробит?

- Нет, просто никто меня так еще не называл...

- Я люблю быть первым, - сказал Феликс и улыбнулся.

- Хорошо. Пусть будет Марго, - сказала Маргарита, - Куда он клонит? – подумала она, - Все мужики одинаковы...

- Так на чем мы остановились? Да! Мне очень понравилась Ваша игра, Марго.

- Спасибо! Но... – Маргарита просто не верила своим ушам! Когда она шла сюда, была уверена, что ее карьере конец. Ей-то казалось, что играла она отвратительно. Партнеры ее не поддерживали, а публика напряженно молчала на протяжении всего спектакля. Похлопали, конечно, в конце, но Маргарите показалось, что хлопали скорее из жалости. К ней, к плохой пьесе, к сонным актерам, к своим кровным потраченным франкам...

- Марго, Вы спасли вчерашнее представление. Уж поверьте старому театралу. Я знаю, что говорю. Можете отнести мои слова в банк, и Вам выпишут чек! Роль конечно никудышная, что уж говорить... Но это временно. Мы в Королевском театре поддерживаем молодые таланты, и смею Вас заверить..., - Феликс подслеповато прищурился и пожевал губы, - В-общем, мы хотим предложить Вам новый контракт.

- Что?

- Контракт на два года на половину всех главных ролей. Женских, естественно.

- Половину ролей?

- Ну, Вы понимаете, Марго, нас не устраивает положение вещей в театре. В частности с нашей Примой, мадам Лореттой. Ходят всякие слухи. Вы ничего не слышали?

- Я? Нет...

- Боюсь, Лоретта уже отыграла свои лучшие роли. Но мы не можем вот так запросто указать ей на дверь. Вы же понимаете...

- Но мадам Лоретта – прекрасная актриса. Она – легенда. Она и есть Королевский театр!

- Насчет первого вашего утверждения, - сказал Феликс, - пожалуй, что все еще да. Хотя, годы никому не идут на пользу. А вот насчет второго - к сожалению, это так. Этого не отнять. Зритель видит афишу нашего театра с Лореттой в главной роли и думает примерно так: - Опять эта Лоретта! Сколько ж можно? Она никуда не годится! Эта старая калоша все еще играет Джульетту?

- Ну, зачем же так грубо?

- Грубо говорите? Но ведь это Париж! Сколько театров в Париже? Вы знаете?

Маргарита задумалась.

- Около двухсот! Да, да! Вы не ослышались! Париж – огромная сценическая площадка. И в каждом из этих двухсот театров постоянно рождается что-то новое. Новые течения, мысли, подходы. Загораются и гаснут звезды. Меняются режиссеры, актрисы, сценаристы. Каждый день в Париже премьера! Вы представляете, что это значит для публики?

- У них должно быть головы идут кругом от такого изобилия, - сказала Маргарита.

- Выбор, Марго. У них есть выбор. И если парижане считают, что Лоретта – старая калоша, пойдут ли они в наш театр? В Королевский театр! Подумайте об этом! Величественный фасад этого храма культуры засижен мухами, Марго. И мы хотим это изменить. А Вы нам поможете.

- Но почему я?

- Вы талантливы.

- У меня нет опыта...

- Вы красивы.

- А если я не справлюсь?

- Вы умны, Марго и я лично прослежу, чтобы у Вас не было проблем в моем театре. Труппа настроена против Лоретты. Так же, как и Директорат. Закат звезды Лоретты уже произошел, хотите ли Вы этого или нет. Так что, не стоит по этому поводу переживать. Мы лишь хотим процветания театру. А Лоретта со временем сама поймет, что ей пора в отставку. И уйдет. Здесь нет вашей вины, Марго.

- Я просто не понимаю...

- Обещаю Вам, я сделаю так, что каждый актер этого театра будет на вашей стороне. Они ведь игнорируют Вас, не так ли?

- Да, но...

- С этого момента они Вас полюбят. Поверьте, у меня есть для этого специальные рычажки, - Феликс рассмеялся и достал из сейфа бумаги, - Это контракт. Подпишите его, и смею вас уверить Марго, уже в этом сезоне Вы станете Примой.

Феликс подвинул контракт к Маргарите и протянул перо, - Сумма контракта на второй странице. Надеюсь, Вы крепко сидите, милая? Не хотелось бы, чтобы вы упали еще раз.

Маргарита взяла контракт. Контракт как контракт. А ей казалось, что она обожжется, если возьмет его в руки. Аккуратно подшитые листы. Дорогая мелованная бумага с водяными знаками. Первый класс. Маргарита попробовала читать. Взгляд упорно перескакивал через строчки. Ей было трудно сконцентрироваться. Сейчас ее больше волновала судьба Лоретты, чем собственная. Но ведь такое предложение бывает только раз в жизни. Маргарита перевернула страницу, и взгляд ее стразу прилип к огромной сумме вознаграждения. Маргарита усилием воли подняла глаза на Феликса. Он все еще держал в вытянутой руке перо и улыбался. В этот момент он больше походил на китайского слугу, чем на Директора театра. Эта мысль рассмешила Маргариту. В другой раз она бы расхохоталась в голос, но в данной ситуации это было неуместно.

- Вы должны пообещать мне что-то! – сказала она вместо этого.

- Что угодно Марго!

- Я должна быть уверена, что Вы поступите с ней по совести.

- Обещаю Вам!

- Дайте мне слово джентльмена, Феликс.

- Даю Вам слово! – Улыбка мгновенно ушла с его лица, и теперь Феликс напоминал самурая перед решающей битвой. Он положил руку на сердце и добавил: - Лоретта много сделала для этого театра и лично для меня. Я клянусь, что она не будет обижена.

- Хорошо, - сказала Маргарита. Выхватила перо из руки Феликса и подписала контракт, - Есть у Вас шампанское? Это надо обмыть.

То, что произошло дальше уже история. Жизнь Маргариты изменилась за одну ночь. Репетиции, премьеры, званые ужины. Хвалебные статьи в газетах и цветы от поклонников. На темном небе Парижа зажглась еще одна звезда, в то время как другая стремительно падала вниз.

 

Стройная фигура в роскошном вечернем платье быстрым шагом шла по терассам парка. Она почти бежала, не глядя на прекрасный ландшафт. Плотная вуаль скрывала лицо. За ее спиной желтым светом горели окна Версальского дворца. Сквозь них тут и там были видны силуэты людей. Из дворца доносилась веселая музыка. Незнакомка пробежала через ажурные ворота и скрылась в карете.

- Трогай, - сказала она и задернула занавески. Кучер в треуголке с галуном и перьями щелкнул хлыстом, и карета тронулась с места.

Незнакомка сняла шляпку с вуалью и бросила на атласный диван. Вуаль скрывала печаль и боль на лице этой увядающей, но все еще прекрасной мыши. Глаза ее были полны слез. Незнакомка моргнула, и крупная слеза скатилась с ресниц правого глаза и покатилась по щеке мимо пикантной родинки к уголку рта. Только здесь вдали от чужих глаз Лоретта смогла, наконец, дать волю своим чувствам. Она закрыла лицо руками и горько зарыдала.

- Неужели это конец? – думала она, - Но я еще полна сил! Уже пятнадцать лет я в одиночку тащу этот чертов театр! И это благодарность? Подумать только, Его Величество даже не стал со мной говорить! Эх, Серохво! А когда-то ты увивался вокруг меня, как кот возле пакета с салом!

Лоретта вспомнила, какие надежды питала, собираясь на сегодняшний бал в Королевском дворце и ей стало стыдно и горько. Спазмы рыданий снова охватили ее. Весь вечер она искала возможности поговорить с королем, а когда, наконец, оказалась рядом с ним и поздоровалась, поклонившись в изящном реверансе, тот лишь отмахнулся от нее: - А, Лоретта... Рад, рад Вас видеть в добром здравии! Однако, где же Ваша прекрасная коллега, мадмуазель Маргарита? Она была просто очаровательна в этой своей роли!

И был таков. Укатился словно головка камамбера с кучкой своих фигляров фаворитов. А Лоретта осталась одна. Снова одна на балу, который, как теперь она поняла, давался исключительно ради Маргариты. Теперь вот едет одна в карете. Домой, где тоже будет одна. Дворецкий и экономка не считаются. Что же она сделала не так? Где совершила ошибку? Отдала лучшие годы искусству. Ни семьи, ни детей. А ведь она всегда считала артистов своей семьей, а театр домом. Роли были для нее, как дети. Они рождались в муках и дарили Лоретте счастье. Она думала, что так будет всегда. Даже не думала – принимала, как должное. И вот все от нее отвернулись. А от ролей, которые считала детьми, остались лишь пожелтевшие афиши и старые программки. Газетчики, которые всегда ей восхищались, и те отвернулись. Даже сплетни про нее перестали печатать. Словно и нет ее уже больше. Так, где же она совершила ошибку?

Лоретта достала платок и вытерла слезы. Одернула шторку и невидящими глазами посмотрела в ночь. За окном яркими огнями мелькал ночной Париж. Прекрасный, как мечты ее молодости. Карета уже подъезжала к Монпарнасу, где в просторной квартире вот уже пятнадцать лет жила Лоретта. С тех самых пор, как тетка привезла ее в Париж из Верхней Нормандии. Лоретта была тогда еще совсем девчонкой. И звали ее по-другому. Анна Мария. Одежда ее пахла морем и рыбой. И она умела мечтать.

Кто бы мог подумать тогда, что эта милая девочка достигнет таких высот? Только она единственная верила в себя. И шла к своей цели. Своим трудом и талантом она сама пробивала себе дорогу наверх. И вот теперь, когда пришло время собирать урожай, все рушится, словно детский домик из картона под порывами ветра. Что она сделала не так? Вот уже два месяца прошло с тех пор, как Лоретта ощутила все нарастающую скорость своего падения. И все это время она не перестает задавать себе этот вопрос. И не находит ответа. То, что с ней происходит сейчас, не было следствием ее ошибок. Не могло быть. Все чаще мысли ее возвращались к той, кто был ближе всего в театре. С кем она так наивно делилась лучшим, что в ней было.

Бывают моменты, когда ответ на вопрос - словно удар молнии. Когда все вокруг вдруг озаряется ослепительным светом и части головоломки становятся на свои места. Именно это произошло в голове Лоретты в тот момент, когда лошади сворачивали на улицу Гэте. А может это и впрямь была молния? Ведь по осени они в Париже не редкость.

- Маргарита! – прошептала Лоретта, - Как же я сразу этого не поняла?

Лоретта выглянула в окно. Через два квартала будет ее дом. Пора приводить себя в порядок. И пора, черт побери, поставить кое-кого на место!

 

По служебной лестнице театра кубарем скатился Мышонок в сером картузе. Он буквально слетел на лестничную площадку второго этажа, когда из репродуктора на стене раздался гнусавый голос Хильберта: - Внимание персоналу, задействованному в первом акте! Ваш выход через пятнадцать минут.

Мышонок резко затормозил, дослушал сообщение до конца и облегченно вздохнул.

- Отлично! - сказал он тонким голосом и присел на узкую скамейку. Посмотрел на лапки и выругался. Вплоть до рукавов серой курточки они были испачканы черным машинным маслом. Мышонок огляделся в поисках бумаги или тряпки. Ничего. На грязном полу валялись только окурки и сгоревшие спички. Он аккуратно двумя пальчиками залез в левый карман брюк и выудил оттуда белоснежный платок с вензелями. Брезгливо вытер руки и бросил то, что когда-то было платком в квадратную урну. Затем достал из правого кармана брюк папироску и спички. Подкурил и с удовольствием затянулся. На лице его под широким козырьком блуждала улыбка. Он снова глубоко затянулся и пустил дым тонкой струйкой вверх к высокому закопченному потолку. В его манере курить было нечто жеманное. Особенно в манерно отставленном мизинце правой лапки. На лестнице снизу раздались тяжелые шаги. Мальчик прислушался. Шаги приближались. Мальчик вскочил со скамейки и дернулся к выходу. Потом передумал, сел и, отвернувшись от лестницы, глубоко затянулся.

Сначала над ступенями появилась грива нечесаных волос, словно восходящее солнце. А потом и сам их владелец. Старый грузный пес. Рабочий сцены. Он внимательно посмотрел на мальчика и остановился. Слегка нагнулся вперед и сощурил глаза.

- Мадам Лоретта! – сказал он наконец радостно - а я ведь Вас и не узнал поначалу.

- А... Жак..., - сказал мальчик и посмотрел на Жака, - Да, я играю сегодня Эйса. Это...

- Я знаю, мадам Лоретта, сказал Жак, - Эйс - потерявшийся мальчик. Маленькая, но хорошая роль, мадам.

- Это уж точно, - сказала Лоретта и затянулась папироской.

- Мадам успеет к первому акту? – спросил Жак, добродушно улыбаясь.

- Не волнуйся, Жак. Мадам сегодня все успеет.

- Какой день! Какая замечательная премьера! – сказал Жак, качая головой, и пошел по лестнице вверх, - Ни пуха, ни пера! – крикнул он уже со следующего лестничного проема.

- К черту! - ответила Лоретта, кинула окурок на пол и придавила носком ботинка.

 

В Королевском театре премьера. В фойе звенит медь, и поют скрипки. В напомаженном воздухе витает предвкушение чего-то прекрасного и необычного. К этому невозможно привыкнуть, сколько бы премьер ты не посетил и в скольких бы не играл. Уже на улице перед театром чувствуется нечто волшебное, что заставляет прохожих остановиться.

- Что здесь происходит? – спрашивает толстая утка.

- Почему такая давка? – в недоумении оглядывается молодой кот.

- В Королевском премьера! – кричит мальчишка сурок.

- Питер Пэн! – вторит ему другой.

К величественному зданию один за другим подкатывают кареты и дилижансы. И них выходят роскошные меха и галантные фраки. Все с достоинством поднимаются по ярко желтым от света фонарей мраморным ступеням и смешиваются с шумной толпой в вестибюле.

- Программки, покупайте программки! – уже на входе создает суету пожилая крыса.

- Извините, билетов на премьеру уже нет, - звучит из окошка кассы.

Сам директор театра встречает гостей, поднимающихся по белоснежной мраморной лестнице. Он одет в фиолетовый фрак. На голове его фиолетовый цилиндр.

- Господин министр! Рады Вас видеть сегодня!

- Феликс! Но детская пьеса в Королевском! Право это...

- Господин министр, Питер Пэн – просто чудо! Уверяю, Вам понравится! Проходите, пожалуйста!

- Мадмуазель Регина! Счастлив! Вы с новым кавалером? Он Вам очень идет!

- Мадам Ле Стат! Вы как всегда восхитительны! Позвольте, я помогу Вам с ходунками! Осторожнее, пожалуйста! Здесь еще одна ступенька...

В буфете не продохнуть. Дым стоит коромыслом. Звон бокалов и шум голосов смешались в единый гул. Все столики заняты. Да и вообще места практически нет. Справа от барной стойки длинная в два ряда очередь. Она как удав опоясывает буфет и своим хвостом касается входа. Остальное пространство буфета занято пьющими и жующими гостями.

- Ой, мы весь первый акт так простоим! – сказала милая полосатая морская свинка своей подруге, - Китти, ты слышишь?

- Слышу я... Пойдем-ка лучше прогуляемся по фойе, - предложила Китти, - Ты видела столько там молодых офицеров?

- Конечно видела! Ну, так что – идем? – сказала полосатая морская свинка и улыбнулась от мысли о молодых офицерах.

Они протиснулись к выходу. В фойе, как и во всем театре, оживленно. На скамейках у стен ни одного свободного места. Там шуршат программки и ведутся неспешные разговоры. О последнем спектакле, о Маргарите, о капризах парижской погоды, бог знает еще о чем. Красная ковровая дорожка смягчает шум шагов, но каблучки не проведешь! Они цокают по сверкающему паркету, они поют песню замечательному празднику.

- Эй, Полли! Сколько там времени натикало? – спросила Китти.

- Без двадцати семь, - ответила Полли, глянув на крохотные часики на запястье.

- У нас еще есть немного времени, – сказала Китти, - Смотри, Жан-Жак!

- Где? – спросила Полли, вглядываясь в бешеный калейдоскоп лиц впереди.

- Да вон же, возле колонны! – показала Китти лапкой, - Разговаривает с тем долговязым в зеленом фраке, - Подойдем?

- Давай.

По дороге им встретились два молоденьких офицера мыши. Тот, что пониже внимательно посмотрел на Кити и Полли и подмигнул каждой. Второй офицер даже не повернул к ним голову. Прошел прямо, как будто шпагу проглотил, мимо самых очаровательных морских свинок в Париже. Даже его тонкий длинный хвост не подал никаких признаков внимания.

- Эй, Сыриус! - дернул его за рукав друг, - Смотри какие цыпочки!

- Отстань, Николя! – ответил Сыриус, - Сколько можно отвлекаться на каждую смазливую девчонку?

- Вовсе и не на каждую, - ответил Николя, - Эти две были просто божественны! Такие милые свинки...

- Скажи лучше, какие у нас места? – спросил Сыриус, лавируя между гостями.

- Самые лучшие, мой юный друг!

- Как тебе это удается? – оглянувшись назад на друга, спросил Сыриус.

- Что?

- Получать всегда самое лучшее и не платить за это.

- Потому что я не мечтаю о несбыточном, как ты. Извините ради бога! - Я беру то, что могу взять.

- Я не о чем таком не мечтаю! – сказал Сыриус, теребя аксельбанты на груди.

- Ну, я же знаю, зачем ты так стремишься на этот спектакль! – усмехнулся Николя.

- Брось ты! – сказал Сыриус, остановившись возле входа в зал.

- Ладно, ладно, мой друг. Кажется, я переборщил сегодня. Клянусь, больше и не заикнусь о Маргарите - сказал Николя, доставая пригласительные, - Извините, нам сюда? – спросил он у важной овцы билетерши.

- Можете пройти и здесь, господа, - ответила та, - Ваши места в партере. Прямо у сцены, в третьем ряду.

- Ого! – даже присвистнул Николя, - От женщин все-таки бывает прок, - сказал он и подмигнул билетерше.

В этот момент прозвенел первый звонок. Сыриус инстинктивно посмотрел на часы. Без четверти семь.

- Пожалуй, сядем на места, - сказал он и вошел в зал. Николя последовал за ним.

На сцене тем временем стояла благоговейная тишина. Все было готово уже за пару часов до спектакля. Реквизит для первой сцены на местах. Остальное готово и только ждет своего часа. Главный художник театра, старый лис Пеньон, лично прошелся по сцене и напоследок окинул ее цепким немигающим взглядом.

- Ну все, - выдохнул он, вытер лысину платком и скрылся в темноте. Долгая кропотливая работа по оформлению спектакля закончена. Удалась ли она – решать зрителю. Мягкие шаги лиса затихли на боковой лестнице, и на сцене осталась лишь Маргарита и актриса, играющая роль Венди. Они стояли посредине сцены в месте, где сходится занавес. Венди в розовом газовом платье и с огромным бантом на голове смотрела сквозь щелку в зрительный зал. Она выглядела, как милый хрупкий ребенок. Только увеличенный в три раза. На Маргарите была зеленая курточка и в тон ей обтягивающие трико. Она постукивала по полу правой ногой в остроносом мягком ботинке.

- Ну что там? – шепотом спросила Маргарита и поправила охотничью шапочку с пером.

- Рассаживаются, - так же шепотом ответила Венди.

- Кто пришел?

- Все пришли! Все здесь, Марго. На посмотри!

- Ой, нет... Я лучше присяду.

Маргарита отошла на несколько шагов в сторону и села на ящик из-под прожекторных ламп.

- А король здесь? – спросила она.

- Нет еще...

- А Линдон?

- Здесь. И Джек рядом. Сидят во втором ряду. Прямо напротив. Важные такие!

- Эти американцы такие неотесанные, – сказала Маргарита, - а с Джеком я вообще больше не буду встречаться...

- Ой, Марго!

- Что?

- Король! С Жасминой. Она такая красивая!

- А сколько время осталось?

- И дети с ними!

- Время сколько осталось, спрашиваю?

Венди оторвалась от щелки: - Что? – повернула голову к Маргарите. Через секунду до нее дошла суть вопроса, и она пожала плечами: - Второго звонка еще не было... Ой! А вот и он!

- Десять минут... – прошептала Маргарита и встала.

- Ладно, - сказала она, - Пойду, воды выпью.

- Ага, - ответила Венди. Она жадно смотрела в щелку. В зале все уже почти расселись. Никто не хотел пропускать начало спектакля. Над рядами мерцал волнующий свет украшений. Бриллианты, сапфиры, топазы преломляли свет ламп и кружили голову. Весь цвет общества собрался сегодня под сводами Королевского театра. Венди было немного страшно. Но больше страха было чувство счастья от близости таких важных и значительных людей и от предвкушения успеха. Уж в успехе то она не сомневалась!

Когда прозвенел третий звонок, над оркестровой ямой показалась голова дирижера. Он взмахнул крыльями, и в зал полилась нежная мелодия. Занавес распахнулся и спектакль начался.

Если Вы не читали историю про Питера Пэна или не видели постановку в Королевском, где он все еще в репертуаре, немедленно сделайте это. Это очень хорошая история. И зрители на премьере это сразу почувствовали. Конечно, было непривычно поначалу. Ведь обычно здесь заламывают руки в горьких стенаниях или читают обличительные монологи, подвывая от избытка чувств. А эта чистая и простая история сразу подхватила весь зал в едином порыве и понесла в волшебную страну воображения. Все словно попали обратно в детство. Заулыбались. Кое-кто открыл рот, да так и не закрывал его до конца представления. Всё, что происходило перед глазами зрителей, начиная от декораций и заканчивая костюмами актеров и музыкой, было таким милым, нежным и родным, что хотелось потрогать и пощупать, и взобраться на сцену и всем вместе быть там.

Прошло уже две или три сцены, в главного героя все не было. И хотя было интересно и весело, все ждали Маргариту. И вот, наконец, она в образе Питера Пена влетела через окно в комнату Венди и ее братьев Джона и Майкла. Зал разразился овациями. Тогда Маргарита полетала еще немного на бис. Когда, она взлетела над сценой, все в зале ахнули одновременно. Со стороны это казалось настоящим чудом. На деле все было просто. К специальному поясу на теле Маргариты был пристегнут тонкий металлический трос. Другой конец троса через систему колесиков высоко над сценой, спускался вниз и был в руках работника сцены Жака. Старый пес раньше работал в цирке силовым акробатом. Там он жонглировал гирями и штангами. Выйдя на пенсию, устроился работать в Королевский театр. Именно он и помогал Маргарите летать.

Жак подтянул трос, и Маргарита поднялась над сценой. Старый пес улыбнулся, услышав крики восхищения в зале, и слегка потянул трос вправо и вниз. Маргарита развела руки в стороны и сделала плавный круг над сценой.

– Клац, - раздался треск наверху, и что-то отдалось в руки Жака. Он взглянул наверх на кулису, но ничего подозрительного не увидел. Да и как тут увидишь, когда до кулисы 20 метров? Да и темновато. Жак плавно ослабил трос, и Маргарита опустилась возле кровати Венди. Он подтянул трос к себе и подергал его из стороны в сторону. - Вроде все в порядке, - подумал Жак, - Да и что там может быть не так? Я же проверял сегодня за пару часов до спектакля. Механизм в норме. Трос тоже. И все же стоит посмотреть...

Жак оглянулся и заметил другого работника сцены. Новенький, но довольно смышленый малый. Мангуст Луи. Сидит на сундуке с инвентарем и, раскрыв рот, смотрит на сцену.

- Эй, Луи! – прошептал Жак. Ноль внимания. Чуть громче: - Луи!

Луи с блуждающей улыбкой на мордочке повернул голову и посмотрел на Жака.

- Иди сюда!

- Что?

- Сюда беги! Быстро!

Жак посмотрел на сцену, потом на сценарий с жирными красными метками и прислушался. Маргарита похлопала Венди по плечу и сказала подчеркнутую в сценарии фразу. Жак аккуратно потянул трос. Маргарита скрестила руки на груди и взлетела на метр от пола.

- Клац! - раздался уже знакомый треск. Жак нахмурился и опустил Маргариту на пол. Что-то, несомненно, происходило там наверху. – А ведь скоро сцена, в которой Питер Пэн учит детей летать, - подумал с замиранием сердца Жак, - И если что-то не так, то на этой сцене это точно отразится. Надо срочно что-то делать!

- Эй, Луи!

- Да здесь я, - ответил мангуст. Он оказывается уже давно крутился возле Жака.

- Ты был когда-нибудь наверху? – Жак ткнул рукой туда, где в темноте терялся трос.

- Ты меня сам туда водил, когда я на работу устраивался...

- Видишь этот трос?

- Ага!

- Там наверху что-то происходит. Что-то трещит, будто ломается или рвется. Дуй наверх и проверь. Понял?

- Вроде да...

- Сейчас по боковой лестнице на самый верх. Там выйдешь на балкон. Пройдешь по нему налево до приставной лестницы. Лезь по ней на мостик и с мостика увидишь механизм крепления троса. Посмотри там внимательно. Понял?

- Да понял я... – Луи дернулся бежать.

- Стой! – сказал Жак.

- Что?

- На, возьми фонарик. Там темно, как у крота в норе, - Жак протянул Луи фонарик.

- Ну чего стоишь? Беги, Луи, беги!

Луи стартанул так, что пыль поднялась. Через секунду он уже скрылся в дверном проеме, ведущем на боковую лестницу.

- Давай, малыш! - прошептал Жак и прислушался к диалогу на сцене.

- Ты больше не бываешь в Кенсингтонском парке? – спросила Венди

- Почему. Бываю иногда... - ответил Питер Пэн.

- А больше всего где бываешь?

- Там, где потерянные мальчишки.

- Кто они такие?

- Ребята, которые вывалились из колясочек, пока няньки зевали по

сторонам. Когда ребята выпадут из коляски и их семь дней никто не хватится,

тогда они отправляются в страну Неверлендия. Я там - их командир.

- Как здорово!

- Здорово-то здорово, да скучновато. У нас ведь нет там девчонок.

- Какой ты молодец, что так говоришь про девочек. Вот, например, Джон

- вот он там спит,-- так он девчонок просто презирает.

- Примерно через десять минут Питер начнет учить детей летать, - подумал Жак, - Только бы Луи успел!

Луи бежал вверх по лестнице, как будто сдавал спортивный норматив. Сосредоточенно и быстро. Ступеньки мелькали под его лапками, как шпалы под курьерским поездом. Еще один пролет, поворот, и еще вверх. Наконец он добежал до самого верха и толкнул тяжелую дверь. Перешагнув невысокий порог, он оказался на балконе над сценой. Балкон проходил по всей длине сцены на высоте примерно 15 метров. Сцены отсюда практически не было видно. Зато было слышно зрителей. Они смеялись и хлопали. Мангуст побежал по балкону в сторону зрительного зала. А вот и лестница. Луи бросил быстрый взгляд вниз. Отсюда сцена была как на ладони. Актеры, словно муравьи, а сцена, как коробка из-под обуви. Луи улыбнулся и полез вверх по лестнице. Перекладины были холодными и скользкими. Сердце у Луи стучало так, как будто в груди его был целый оркестр японских барабанщиков. Ему было темно и страшно. Луи остановился. Крепко схватился одной лапкой за перекладину, а другой аккуратно достал из кармана брюк фонарик. Включил его и сунул в нагрудный карман. Теперь, когда он видел перекладины перед собой, лезть стало не так страшно. А вот и мостик. Главное – не смотреть вниз. Подтянуться, занести ногу и... Есть!

- Ого, как же здесь высоко, - подумал Луи, и медленно пошел по металлическому мостику вперед. В левой руке он держал фонарик, а правую выставил перед собой. Ему казалось, что он может наткнуться на что-нибудь и ему было страшновато. Вот и механизм крепления троса!

- Венди, летим со мной, расскажи мальчишкам сказку, - просил Питер Пэн.

Конечно, ей польстила такая просьба, но она возразила:

- Господи, да как же я могу? Ты подумал о маме? И к тому же я не умею

летать.

- Я тебя научу.

- Летать?

- Я тебя научу запрыгивать ветру на спину. И мы тогда полетим вместе! – сказал Питер Пэн и взял Венди за руку.

- Ну вот, начинается, - подумал Жак. Он в сотый раз аверное посмотрел наверх, но не увидел там ничего, сколько ни напрягал глаз. Слишком высоко. А Луи все не возвращался.

Спектакль продолжался и нужно было работать несмотря ни на что. Жак потянул трос, и Маргарита легко взлетела. Вверху снова раздался треск. И еще раз. – Черт! Стараясь действовать как можно аккуратней, Жак покрутил Маргариту над сценой и опустил возле кроватки Венди, – Ну где же Луи? – думал Жак и все вглядывался в темноту наверху. На лбу его крупными каплями блестел пот.

Луи посветил фонариком на механизм крепления и в груди его похолодело. Кусок троса на пятьдесят сантиметров ниже колесика выглядел словно мочалка. Отдельные его металлические пряди торчали во все стороны, как после взрыва. Даже не специалист бы понял, что оставалось совсем немного, прежде чем трос порвется совсем. И тогда... Луи посмотрел вниз и нашел глазами Жака. Сверху он был похож на маленького мохнатого жука.

- Жак! - крикнул Луи. Не слышит. Еще громче! – Жа-а-а-ак! – Черт! Бесполезно...

В этот момент колесико заскрипело, и мохнатый кусок троса поднялся вверх. Луи посветил на место обрыва. Он увидел, как трос крутится, и под напряжением лопаются отдельные его металлические волоски. Один за другим. С противным металлическим звоном. Луи снова посмотрел вниз на летающую над сценой Маргаритой, потом опять на место обрыва. – Долго он так не протянет, - подумал Луи и, не разбирая пути, побежал по мостику. Одним прыжком лишь скользя лапами по перекладинам, он слетел с металлической лестницы и чуть не упал, приземлившись на балконе. В пятки больно отдало и Луи схватился за поручень, чтобы не упасть. Из груди его вырвался стон. Он постоял секунду с исказившимся от боли лицом. – Вперед! – прошептал Луи и, прихрамывая, побежал по балкону к выходу на лестницу. Кажется, он растянул ногу при спуске с лестницы. Бежать было больно, но Луи терпел, крепко сжав зубы.

- Я должен успеть! – билась единственная мысль в его голове, - Я должен успеть!

Маргарите было легко и приятно. Роль удавалась. Это было понятно по реакции зала и по куражу ее коллег-актеров. Спектакль шел, как механизм швейцарских часов. Выверено и точно. Маргарита полностью растворилась в образе Питера Пэна. Это было удивительное новое чувство. Она не играла Питера. Она и была Питер Пэн. Вместе с тем, она четко контролировала все, что происходит вне роли. Она видела зрителей и слышала их смех и возгласы восхищения. Она чувствовала время и непринужденно импровизировала. Время полетать! Маргарита бросила быстрый взгляд поверх головы Джона за кулисы. Старый добрый Жак как всегда наготове. - Умаялся, наверное, крутить меня над сценой, - мелькнуло у нее в голове, - Ну ничего, последний полет и конец акта. Тогда старина Жак сможет отдохнуть. – В путь! – крикнула она, слегка присела и взвилась в воздух.

Бежать вниз по ступеням обычно легче, чем подниматься. Только на этот раз было очень больно. Луи бежал практически на одной ноге, перебирая руками по перилам. Его правая нога почти не слушалась. Едва он переносил на нее тяжесть тела, острая боль пронзала лодыжку, словно ее прижигали раскаленным железом. Но Луи старался не замечать боль. Еще совсем немного, каких-то два пролета и все закончится. Они остановят спектакль. Причем так, что никто даже не догадается, что случилось непредвиденное. Изменят порядок сцен или сделают антракт. В таких случаях, что-нибудь всегда предусмотрено. Только бы успеть! И в этот момент Луи услышал, как ахнул зал.

– В путь! – крикнула Маргарита, слегка присела и взвилась в воздух. Дети тоже взлетели и следом за Питером полетели к окну. До него оставалось каких-то пару метров, когда вверху что-то хрустнуло. Маргариту сильно встряхнуло и все закрутилось у нее перед глазами. Она даже пискнуть не успела, хотя и поняла, что падает. Вернее только начала понимать, когда раздался грохот удара, и на нее навалилась темнота.