НЕ ВЕРЮ!... А ПРИДЕТСЯ…

 

Ух, как прекрасна эта жидкость! Как она играет сквозь грани стакана, если направить через нее лучи солнца, точно в сказке превращая обычное стекло в хрусталь! Но, что там стакан: предмет дешевый и бездушный…Человека, самого человека, который звучит так гордо, но порой слабого и трусливого – эта жидкость способна превращать в героя, в гения, философа! А запах! Ух, какой запах! Если бы огонь имел запах – он пах бы именно так…

Петр Ильич глубоко вздохнул, с наслаждением опрокинув стакан водки, и обвел взглядом своих корешей. Насчет корешей - это, конечно, громко сказано, хотя они и выяснили все насчет уважения друг к другу и пришли к взаимному согласию, что друг друга все же уважают. Но сейчас, глядя на них, Петр брезгливо поморщился – он их не уважал. Ну, разве может, например, вот этот растрепанный дворник Василий создать такой панегирик этому прекрасному действу, которое темные люди, а особливо темные жены называют пошло и прозаично – «пьянка»! Конечно – нет. Василий называет это просто – «выпить», но пьют воду, а это – бальзам, эликсир, услада для души, допинг для ума, красноречие языку…

Петр Ильич крякнул. Ему бы сейчас трибуну, он бы знал, что сказать людям, он бы всех поразил своим умом! Но…слушателей было лишь двое, а говорить с ними все равно, что бисер перед свиньями метать. Васька-то ладно, но вот Студент… вроде бы и учится парень и умишко должен иметь, а вот, на тебе! – мыслит не лучше Васьки.

Петр опять вздохнул – эх, не с кем даже поговорить. Один он на всем свете, как есть один. Родителей своих почти не знал – померли рано: отец – от, хм, все той же «пьянки», а мать… Какая-то болезнь мудреная, соседка как-то говорила, да не запомнил, мал был еще тогда. Родня дальняя хоть и есть, да уехал он с родины, прямо из интерната в Москву. Сначала работал, жил в общаге, потом поступил на заочный. Учеба тогда шибко поощрялась. Вообщем, постепенно вышел из грязи, пусть не «в князи», но социальное положение сменил - с рабочего на служащего. Бухгалтер. М-да, по тем временам это было неплохо. Там же, в своей бухгалтерии, он и познакомился с Любовью. Тогда это звучало не только, как имя, а как действительно встреча с Любовью. Поначалу жили хорошо, детей, правда, не было. А так, потихоньку полегоньку все устроилось. И вдруг, перестройка! Любаня, как и каждая женская особь, обладающая каким-то шестым чувством, сразу же покинула завод и ушла в торговлю. А Петр… Петр все ждал, когда утрясется. Уж очень он верил в незыблемую Советскую власть. А вот, поди ж ты, Любка оказалась умнее. « Ну, нет, - поправился он, - не умнее - хитрее.» Он больше не желал наделять жену таким редким, мужским качеством, как ум. У него на этот счет было веское доказательство: ум – мужского рода, а вот хитрость, интуиция – это бабье. Он даже не помнил того, что именно Любкина серьезность и разумность , так привлекли его. Из всего женского коллектива бухгалтерии, он выбрал именно ее, как парень деревенский, оценив в ней надежность. Впрочем и сейчас, именно она продолжает давать ту же надежность, хотя бы в куске хлеба, и даже кое в чем повкуснее. Петр же на своем заводе уже седьмой месяц не получает зарплату. Но сейчас он об этом не думает, а думает о том, что будь Любка действительно умной женщиной, он не сидел бы сейчас с «этими», а пошел домой, и они поговорили бы с ней, как два умных человека. Но куда там! Если сейчас он придет и станет высказывать ей свои мысли, сразу такое начнется! «Опять глаза налил! И за что мне такое мучение?! У других мужья, если и выпьют, так жены их и не слышат: лягут и лежат. А тут , целый день на работе: шум, гам, говор, - голова идет кругом, придешь домой – так хочется отдохнуть…Так нет! Этот – горе оратор! Язык, что твой жернов – мелет и мелет! Хоть бы отсох!»

Это он-то мелет? Петр Ильич вновь крякнул и уже без всяких панегириков опрокинул новую дозу. Мелет…Все бы так мололи! Вот послушаешь этих, в думе, - вот они мелют, причем говорить-то правильно не могут. А Петр говорит правильно, речь, что у твоего Демосфена. Совсем Любка озверела, а тогда ведь именно за его начитанность и полюбила его. .Сама-то хоть и в Москве родилась, а книг в руки не брала. Последнее время, правда читает, но дрянь всякую. Всё нетрадиционно хочет вылечить свою бесплодность. Баба – она и есть баба. Верит во все подряд. До перестройки лба перекрестить не умела. А сейчас: то в церковь ходит, то по телевизору смотрит, как какой-то мужик руками машет. Один раз даже ему предложила – сядь, мол, может пить перестанешь. Пить1 Да Петр разве пьяница?! Так, изредка, для души, когда совсем невмоготу станет. А тут, недавно, заявила, что вычислила по таблице какой-то, что в прошлой жизни она было храмовой жрицей. А он, видно, и в прошлой жизни был мужик из деревни. Ну дура, как есть – дура. Читала бы книги – знала бы, что жрицы при храмах часто роль подстилок для всех желающих исполняли, нашла чем гордиться! Он тогда ей так и сказал: иди, мол, на Тверскую, там сможешь полностью окунуться в прошлую жизнь. Она в слезы: «Ты, - говорит, - ничему не веришь!...»

И это – правда. Он не верил ни во что и ни в кого: ни в Бога, ни в дьявола, ни в духов, ни в душу…Верил в партию – да и та лопнула. Но вот что интересно – книги. которые он собирал и любил читать были как раз далеки от реальности и настоящего. Любил он древнюю историю, особенно же любил мифологию…Знал всех богов, богинь, героев и прочих существ. И раньше, когда в бухгалтерии кто-то находил в кроссворде вопросы, связанные с его хобби, то сразу же бежали к нему: «Петр Ильич, бог огня в греческой мифологии – шесть букв!» Пожалуйста! «Низшие духи у скандинавов?» Пожалуйста! Любка тогда гордилась им. Так вот, читать-то он это читал, но считал мифологию частью истории, написанную древними людьми, а то, что они верили во всех этих богов и существ - так на то они и древние. Но он человек образованный, Дарвина в школе проходил, знает, что и откуда. Библию тоже читал, в плане самосовершенствования – тоже ведь история, да и поспорить можно, зная, о чем речь. Это верующие принимают все как есть за чистую монету, и в этом смысле быть неверующим очень даже хорошо – сразу видишь и несоответствия и противоречия. А спорить Петр любил; где, как не в споре, можно блеснуть своей эрудицией, острым умом и красноречием.

Допив третью дозу, он поднялся, немного покачался на месте и зигзагами пошел к подъезду. Увидев его, Любка всплеснула руками и открыла рот, но Петр помахал руками перед ее носом, покачиваясь, прошел в комнату и ничком завалился на застеленную кровать. Любка так и осталась стоять с открытым ртом. Небывалый случай, чтобы муж не сказал ни слова! А Петр Ильич даже не думал о том, какое впечатление произвел на жену. Ему было очень плохо. Никогда раньше не было так плохо, и с каждой минутой становилось все хуже: как будто что-то тяжелое наваливалось на него, давило, мешало дышать, волокло куда-то во тьму… Петр хотел позвать жену, но не мог – та же сила зажала ему рот, потом достала что-то изнутри, отчего внезапно стало очень легко; так легко, что он, как воздушный шарик взлетел вверх, потом вбок, а потом его полет превратился в одно стремительное движение. Мелькнула лишь удивленная мысль: «Твою мать!»…И все. Что-то потянуло вниз, обо что-то стукнуло, и сознание на миг померкло…

«Твою мать!» - подумал Петр, едва придя в себя. Иных мыслей не было. Но зато было другое – вновь полное ощущение своего тела. Он подвигал руками, ногами, покрутил головой и открыл глаза. То, что он увидел над собой, заставило его вновь зажмуриться и потрясти головой. Но, вновь открыв глаза, он увидел, что видение не пропало. Он даже не сразу понял – чье лицо склонилось над ним? Что не Любкино – это ясно, Любка и в молодости не выглядела так. А это – настоящая красавица или м-м-м, красавец? Переведя взгляд в свободный вырез туники, он понял, что все же второе. Волосы длинные, как у тех ребят, что в цепях ходят, правда, в отличие от них - ухоженные, кудрями. На волосах венок из знакомых листьев, только вот какому растению они принадлежат, сейчас он не мог вспомнить

- На, похмелись, - засмеялся этот странный парень, - сразу легче станет. От моего вина не умирают и с ума не сходят – это уж потом наизобретали., - и он протянул ему рог. Самый настоящий рог, доверху наполненный чем-то ароматным и рубиново-алым. «А, хуже не будет», - подумал Петр и разом опрокинул рог. Вот это вино! Сразу прибавилось сил, прояснилось в голове, но вот обстановка так и не прояснилась. Более того, приняв сидячее положение, он оторопел еще больше, увидев, где он находится, и кто находится перед ним. А перед ним, по всей огромной поляне, обсаженной по кругу высокими деревьями, сидели непонятные существа: одни, похожие на людей, только также не по-людски прекрасные, а другие…Другие – брр…И Петр торопливо перевел взгляд на юношу, который забрал у него рог и теперь с усмешкой наблюдал за его реакцией.

-Ты?...- Петр озадаченно умолк.

- Я - Дионис, ты же читал обо мне, - юноша насмешливо фыркнул, оттолкнув ногой лохматого, с козлиными копытами мужичка, который, сидя на траве, корчил Петру рожи, - как видишь, я существую. «Сплю я что ль?» - Подумал Петр, незаметно стараясь ущипнуть себя, но чьи-то ручки ущипнули его раньше. Юная девушка, на вид совсем девчонка, но с вполне развитыми формами, почти не скрытыми гирляндами плюща, игриво ущипнула его за щеку и уселась рядом с козлоногим.

-«Менада, - вспомнил Петр свое хобби, - а это видно сатир»… « Да такого просто не может быть», - снова с ужасом подумал он. Однако, это было. Петр, хоть и в полной растерянности, но не без любопытства, начал осматривать тех, кто перед ним, остерегаясь слишком крутить головой. Кто знает, что в мыслях у этих созданий? В мифологии они не слишком добрые иногда были. И, как бы подтверждая его опасения, к нему подошел ужасного вида пес, и стал обнюхивать всеми тремя головами.

- Кербер, фу! – Крикнул на него юноша с хоть и красивым, но довольно плутовским лицом. Догадка мелькнула в мозгу Петра, и он перевел взгляд на ноги юноши. Так и есть! На ногах того были сандалии с крылышками. «Гермес, - подумал он, - бог торговли. Вот Любке надо кому молиться, глядишь, оборот был бы больше». Эта мысль его немного развеселила. Он понемногу начал успокаиваться, вроде ничего плохого делать ему никто не собирался. Даже этот пес. Поэтому любопытство начало завоевывать основные позиции. Как-никак, надо же что- то узнать, ведь не на Олимп же он попал, в самом деле! Да и нет никакого Олимпа, то есть того, с богами. Все это вымысел. Но вот то, что это не Олимп, то есть не только Олимп – в этом он убедился. Если еще, например, вон тот юноша с золотыми кудрями и лирой и похож на Аполлона, то есть олимпийца, то вот этот мутант с головой собаки, явно из Египта.

- Удивляешься, - раздался рядом удивительно мелодичный голос, - а удивляться нечему. Ты видишь перед собой жертвы неверия вашего мира, который был когда-то наш. Петр посмотрел на говорившего - он был также прекрасен, с длинными серебристыми волосами, разве что одет иначе, то есть действительно одет, а не полуобнажен, даже длинный плащ спадал с плеч. Лицо совсем юное, но глаза…Глаза – сама вечность. Петр стал перебирать в голове всех богов, чтобы случайно его не обидеть. .

- Я не бог, - серебристо рассмеялся юноша, - я эльф.

Еще не легче. О таких он тоже читал, правда, не в мифологии, а в художественной литературе, а в мифологии…

- А, ты об этих, - казалось эльф читал его мысли. Он пошарил рукой в траве и протянул Петру на ладони крохотное существо, похожее на стрекозку в вертикальном положении. Но у стрекозки было миловидное личико, пушистое облачко волос и нежное хрупкое тельце.

- «Бред какой-то, - Петр вновь почувствовал нереальность происходящего, - таких штук десять, и можно бегать и стряхивать их с себя. Впрочем, - подумал он, - при белой горячке не эльфы, а чертики по тебе бегают.»,- и в этот момент он увидел и чертика. Раньше он его просто не заметил. Впрочем черт был не таким уж и маленьким, наверное ему по пояс. Черт сидел на пеньке, скрестив ножки, и глаза у него были грустные. Он был точь-в-точь, как в книге русских народных сказок. А если вспомнить эти сказки - то грусть черта понятна; что только русский мужик с ним не проделывал. Теперь Петр более внимательно оглядывал поляну; вон там, у дерева, маячит что-то волосатое, большое, глаза с чайные блюдца – не иначе леший. А вон на соседнем дереве девица полуобнаженная сидит. В прямом смысле полуобнаженная : по живот голая, а ниже хвост. А там , за деревьями, лошадь белая ходит. Лошадь, как лошадь, только рог во лбу. А вон какая-то нимфа крадется к кустам, соблазненная ёбосаном*. И что она в нем нашла? Обычный перец, такой Любка в борщ кладет.

Внезапно зашумели кроны деревьев. Петр поднял голову. Трехглавый змей тяжело пролетел над поляной и скрылся за деревьями. За ним легко спланировал Пегас. Петр обернулся, чтобы рассмотреть поляну позади себя. Но, если там кто и был, то все померкли, исчезли из поля зрения, потому что его взгляд выделил только ЕЕ. Невообразимо прекрасную, причем в отличие от статуи с руками и в пеплосе**. Сама богиня любви улыбалась ему. В том, что это она – Петр не сомневался. Его созерцание было нарушено яркими всполохами света. Он вновь поднял голову и увидел совсем низко то, что в любимых Любкиных газетах называлось – НЛО. Всех форм и размеров, они проносились над поляной, но, зависнув на миг над деревьями, исчезали, как растворялись. Одно из них зависло так низко, что Петр даже разглядел в иллюминаторе препоганенькое зеленое существо.

- На Землю полетели, - с затаенной горечью произнес небольшой коренастый мужичок с длинной бородой, по всей, видимости, гном.

- Да, - поддержал его эльф, - и вот ведь что обидно – их ведь не было. Люди сами их создали своим воображением, так же как своим же неверием прогнали нас. А чем мы не угодили? Мы, например, природу берегли, целебные травы находить учили…

- А мы? – перебил его гном. – Мы берегли недра. Живи мы сейчас – не было бы столько землетрясений.

- А мы? - пропели нежно нимфы вод. - При нас вода была чистой, как слеза.

- А я? – Впервые серьезно и без усмешки Дионис взглянул на него. – Я дал людям вино. Но разве такое? Мое вино несло силу, бодрость после труда, лечило душу от горя…а во что вы его превратили? Во что вы нас превратили? Сначала оклеветали, приписав все присущие вам пороки, а потом и разуверились!

- Это что! – Подхватил эльф. – Нас вообще лишили права называться божьими созданиями.

- А мы? – Грустно пропищал чертик. - Когда верили в нас, то больше верили и в Бога.

- Как?! – Неожиданно брякнул Петр. – Вы что же, хотите сказать, что и Бог есть? Так, где же он? – И Петр огляделся.

- Не богохульствуй, человек, - сердито сказал Анубис, впервые раскрывший рот, чем сильно удивил Петра; морда собачья, а говорит по-человечьи, - он – везде.

- Ну а если, - все же не унимался Петр, - а если и в него перестанут верить?

- Ну, если люди перестанут в него верить, - усмехнулся эльф, - тогда и людей не будет.

Петр вскочил. Да что они тут такое говорят! Да кто они такие? Есть ли они вообще?

- Как это людей не станет?! – Возмущенно крикнул он. – Ты думаешь, о чем говоришь?

Человек – это царь природы! Это может ты – дитя природы. А мы – цари! Ведь даже вы, боги, оказывается, зависели от нас. Что касается меня, то я ни во что это не верю. Это все галлюцинация. Тебя нет, - Петр ткнул пальцем в первого, кто подвернулся под руку – гном исчез. На миг Петр замер, а потом обрадовано стал тыкать пальцем во всех направлениях: - и тебя нет, и тебя, и тебя… Поляна пустела и исчезала…Под конец осталась одна Афродита. Она была такая живая, настоящая, от нее веяло теплом и ароматом цветов. Петр на мгновение замолк и потом, не без сожаления сказал: - и тебя тоже нет… Афродита исчезла. И в тот же миг на него навалилась пустота, что-то тяжелое сдавило со всех сторон, куда-то поволокло, потом опять появилась легкость, стремительный полет завладел телом… «Твою мать!» - подумал Петр…

- Твою мать! – Повторил он и открыл глаза. Над ним склонялось бородатое лицо.

- Эй, гном, ты что, бороду постриг? – Еще не совсем оклемавшись пробормотал Петр.

Мужик сердито посмотрел на него, и, обратившись к кому-то, сказал, - Ничего, скоро полностью очухается. Петр перевел взгляд и увидел заплаканное лицо Любки. Мужик, теперь Петр увидел белый халат на нем и понял, что это врач, стал собирать что-то в свой чемоданчик. Любка вышла его проводить. Когда она вернулась, Петр понял, что отдохнуть и обдумать то, что с ним было, ему не удастся. Он не ошибся. Сев рядом, Любка сначала тихо, потом все громче, стала всхлипывать, а потом заревела уже в голос:

- Что, допился паразит?! Допился? Ты знаешь хотя бы о том, что врач тебя с того света вытащил? Ты хоть знаешь, сколько мне пришлось заплатить ему? Все, все, что было отложено мне… - она не договорила и снова завыла.

- Любань, ну, Любань, - промямлил Петр, - ну я заработаю…Вот завтра же пойду, и…

Но Любку просто взорвало:

- Заткнись! Я устала от твоих обещаний! Я не верю тебе! – При этих словах Петр почему-то вздрогнул. – Я не верю в тебя! Ты для меня отныне – пустое место!...Она продолжала еще что-то кричать, но Петр уже не слышал ее. Оглушенный и растерянный он лежал, закрыв глаза, пытаясь принять более удобное положение. Но было по-прежнему жестко. «У, стерва, - подумал он, - даже подушку забрала». Он открыл глаза, и…вскочил, как ужаленный. Та же поляна, те же, м-м-м …лица. Дионис, улыбаясь ему уже как старому знакомому, протянул рог:

- Ты только теперь будь осторожней насчет своего верю не верю Неровен час, останешься совсем один.

Петр оглядел поляну – все на месте: вот и эльф, как бы приветствуя, приподнял свой кубок, вот и козлоногий, вот и Кербер укладывает поудобнее ему на ноги одну из своих голов…

«Ну, что ж, - подумалось Петру, - может и поверю», - и он посмотрел на Афродиту. В ее глазах светилось твердое обещание помочь ему в этом…

 

* Ёбосан – злой дух японца в корейской мифологии, соблазняющий девушек в образе красного перца.

** Пеплос – выходное платье древних гречанок.