***

Это был девятый его подвиг. Пожалуй, из самых красивых.

 

***

327 г.до н.э. Мидия.(Северный Иран.)

 

- ...а посему, предположения о том, что излишки воды из Гирканского моря подземными путями уходят в Эвксинское, могут оказаться ошибочны... Написал?

- Да, филэ, - Гефестион отложил стилос и подышал на озябшие пальцы.

Александр упругими шагами мечущегося по клетке льва, мерил устланное плохо выбитыми коврами пространство походного шатра. Гефестион, закутавшись в плащ на меховой подкладке, следил за ним спокойным взглядом. А Александр вдруг сказал неожиданное:

 

- Хм, амазонки. Нет, ну надо такое придумать?! Я едва успел скомандовать Кенасу, чтоб срочно создал оцепление из наиболее дисциплинированных воинов. Ты видел, какими глазами они все смотрели на их обнажённые груди? А бедные девочки едва держались верхом. Хорошо ещё, что в обморок не хлопались. Тоже мне, амазонки! - фыркнул.

 

Гефестион в ответ усмехнулся. Да уж, Атропат, сатрап мидийский, отчудил: притащил в военный лагерь македонцев сотню полуобнажённых девиц, худо-бедно обученных верхом держаться. Да у них же коленки дрожали и дротики в руках тряслись мелкой дрожью. И в глазах - вместо гордой надменности - ужас застыл. Смешно! Было бы, если бы не было немного грустно. Уж столько мифов рассыпалось в прах на их пути. Что-то ещё впереди?

 

- А эта "царица" - как её имя? Не запомнил...

- Фалиана, - подсказал Гефестион, мечтательно улыбнувшись. Красавица- скифянка! На царицу тянет с трудом, но на наложницу... Мммм...

- Да? - Александр с подозрением глянул на друга, остановившись на ходу. Но тут же сорвался снова в свой энергичный бег.

Пусть себе бегает, - подумалось Гефестиону. Александру так лучше думается. Эти девицы совсем сбили всех с толку. А ведь появились в лагере как раз в ответственный момент: Александр созвал землеописателей и картографов, решая важный вопрос о снаряжении экспедиции к низовьям Яксарта. Местные скифы утверждают, что Яксарт впадает в великое море. Но что это за море - Гиркания? Или иное? Это-то и предстояло выяснить будущей экспедиции. Александр, как всегда, составлял подробный отчёт Аристотелю. А тут - переполох с "царицей амазонок".

- Как она тебе?

- Что? - не сразу понял Гефестион, взявшийся как раз за чернильницу, чтоб взболтать краску.

- Как тебе "царица"?

У Гефестиона челюсть поползла вниз, когда он увидел странный блеск в глазах своего царственного друга.

- Ннну...я бы развязал ей поясок, - хохотнул осторожно, сглатывая ком и стараясь не поддаваться на чувствительный щипок внезапной ревности.

- Ещё бы, ты - и не развязал, милый Тесей!

- Я не претендую на первенство, дорогой Геракл, - в тон ему отозвался Гефестион.

Ну о какой географии теперь могла идти речь?

 

- По мне, так скифянки слишком грубы и малорослы, - Гефестион старался говорить без дрожи в голосе.

- И ноги у них кривые...как правило, - Александр задумчиво поскрёб подбородок.

- У этой - ровные. И косы длинные - до самой зад...до ягодиц. - Гефестион облизнул пересохшие внезапно губы. Нахмурился, постарался сосредоточиться:

- Так мы продолжим письмо к уважаемому учителю, или как?

- Что? А...ну да, конечно... - Александр с усилием потер лоб - таким знакомым до последней чёрточки движением! - и снова заходил по комнате, диктуя.

 

- Думаю, что смогу составить небольшой отряд из десяти или даже пятнадцати человек, с тем, чтобы дойдя до устья Яксарта взяли пробы вод и сделали подробное описание флоры и фауны тех мест... А у этой...Фалии красивые и дерзкие глаза. Как у кошки.

- Фалианы? - Гефестион ехидно уставился на Александра. Тот мгновенно вспыхнул под его взглядом.

- Что особенного, если я дам ей ребёнка, о котором она просит? Ты сам знаешь, у амазонок нет мужчин. И они вынуждены поэтому...

- О каких амазонках ты ведёшь речь? - оборвал его Гефестион. Похоже, Александр не на шутку впечатлился.

- Ну...если принять на веру и поддержать эту легенду. Почему нет? Представь, в жилах скифских потомков потечёт эллинская кровь! Разве это не достойное деяние? Не о том ли мы мечтали, начиная этот поход?

- Македонская кровь, - поправил Гефестион. Ревность продолжала наступать и всё больней впивалась в сердце. Смешно, однако! Он - ревнует? К кому? К немытой варварке с широкими скулами и раскосыми глазами? К испуганной девке, что сейчас, должно быть, мёрзнет в предоставленном ей шатре, не смея покинуть его, оставаясь под присмотром приставленной Александром охраны. А с нею сотня ещё более жалких девиц, предназначенных в утешение товарищам Александра. Да что они такое в сравнении с гаремом Дария, оставленным в Экбатане?

 

- Я распоряжусь, чтобы их накормили? - предложил Гефестион.

- Конечно! - встрепенулся Александр. - Они же наши гостьи.

- И что ты думаешь с ними делать?

- Примем их так, как они того пожелают.

- И ты сам... - Гефестион отвёл взгляд: слишком уж красноречивым мог взгляд оказаться.

- Я лишь выполню то, что должен. И ты сам можешь первым выбрать любую.

- А если я выберу "царицу"? - Гефестион вскинул на царя дерзкие и отчаянные глаза.

Лицо Александра на миг окаменело. Потом красные пятна проступили на его скулах, взгляд потяжелел. Повисла гнетущая пауза. Гефестион слышал, как шипит и плюётся факел. Звякнул стилос, выпавший из одеревеневших пальцев.

Александр вздрогнул и, вдруг, хохотнул:

- Ладно. Я всё понял, филэ. Утром отошлём их, к такой-то матери. Одарим по-царски, конечно. Но - пусть убираются. Негоже им сеять раздор в нашем войске. Амазонки же никогда не были нам друзьями.

 

292 г. до н.э. Фракия. Дворец Лисимаха.

 

- В Гиркании к нему явилась Фалестрида, царица амазонок. Царство её простиралось от Фасиды до Термодонта. А надо сказать, царица отличалась красотой необыкновенной и силой, и славилась среди своих мужеством небывалым. Так вот, оставив войско у границ Гиркании, прибыла царица в наш лагерь со свитой в триста дев в полном воинском вооружении. Царь, изумлённый необычайным явлением и достойным видом женщины, спросил Фалестриду, что ей надобно. Она ответила, что желает зачать от него ребенка. Ибо он превзошёл всех мужей своими подвигами, она же выделяется среди жён своей силой и отвагою. Дитя, рождённое от родителей, которые превосходят прочих людей, конечно, будет первым в мире по доблести.

 

- Вот заливает, - усмехнулся Птолемей, и поднёс к губам свою чашу.

Лисимах лишь махнул рукой да покачал головой: Онесикрит оседлал своего конька и вновь травит байки про славные былые дела. Эту историю про амазонок Лисимах в первый раз много лет назад услышал. В Пелле ещё. Сразу по возвращении домой. И сказал тогда, осадив зарвавшегося приятеля:

- Сколько, говоришь, "амазонок"?

Тот, поняв, что попался, упрямо пробормотал:

- Триста.

- Вот как? А я где же был тогда? - Лисимах усмехнулся.

Онесикрит прекратил свои россказни, надулся. Но всё равно, едва лишнего хлебнёт, вновь и вновь эту историю рассказывает.

И каждый раз с новыми подробностями.

Вот и теперь, восторженно замершие юнцы - новое поколение, что о Великом Александре знает лишь из таких вот сказок да легенд, - раскрыв рты слушали изрядно захмелевшего Онесикрита. А тот и рад соловьем заливаться: записывай успевай только. И ведь записывали!

Эномай, любимец Лисимаха, краснея от смущёния, спросил:

- А что же царь?

И старый киник заплетающимся языком продолжил:

- Александр пришёл в восторг. Принял царицу и, проведя с ней тридцать дней, отпустил домой с богатыми дарами. Где-нибудь сейчас наследник разгуливает, - Онесикрит покосился на друзей, возлегающих на близко поставленных ложах: пусть слышат! Всё никак не поделят. Вот и сейчас собрались, чтоб решить, как Деметрия осадить.

Юноши, сверкая взорами, переглянулись. А старый рассказчик спокойно и требовательно протянул рабу свою чашу.

 

Лисимах подозвал раба, указал взглядом на Антиомена, старательно скребущего стилосом пергамент.

- Вели ему писанину сжечь. Не хватало ещё, чтоб чушь всякая для потомков сохранилась.

Раб помчался поручение царя выполнять. А Птолемей лишь вздохнул:

- Бесполезно это. Уж столько всякого понаписано. Приезжай ко мне, я тебе, кстати, библиотеку свою покажу. Я собрал про Александра всё, что сохранения достойно. А в чулане особом корзины набитые вот подобной брехнёй стоят. Красным помечены свитки: "Ложь". Чтоб было потомкам с чем сравнивать. Эх, загостился я у тебя что-то. Завтра, пожалуй, в Александрию отправлюсь. Домой.