К операции мы готовились долго и тщательно. Осечки быть не могло. Все было обмозговано, продумано до мельчайших подробностей. И я до сих пор не могу понять, что случилось. Добились ли мы успеха? Или же потерпели сокрушительное поражение?..

 

Вот как все это происходило. Среди нас была одна девочка, Люда, которая когда-то училась на кулинара, - ее-то нам и удалось забросить в стан врага. Устроилась работать в столовую, в мясной цех. Пельмени лепить. Романтическое занятие, ничего не скажешь. В общем, пельмени она лепила, а линию-то свою гнула - разведала, как на завод проникнуть, где какие ходы-выходы, где охрана сидит, где сигнализация поставлена, в какое время лучше всего идти на дело, и все такое прочее. Пару раз даже вызвалась дойти до директорской канцелярии, отнести документы на подпись; все незаметно осмотрела, изучила, подметила. Но, что характерно, Люда так и не смогла выяснить, что именно на заводе производят. Кто чуть повыше рангом, знал, да помалкивал, глубокомысленно покачивая головой; кто попроще званием, просто выполнял свою маленькую работу и старался держаться подальше от закрытой информации.

Тянуть долго не стали - куда тянуть? Город у нас непромышленный, относительно тихий и спокойный. Завод в окрестностях - один-единственный, он и привлек всеобщее внимание. А последние полгода терпеть вообще стало невыносимо. Что там производили, на этом чертовом заводе, нам было даже не так интересно - лишь бы жить не мешал. Но... Сизые облака, которые каждый уик-энд обязательно выливали нам на головы склизское, маслянистое подобие дождя; безрадостная радужная пленка на поверхности реки, где купаться уже больше не хотелось; постоянная грязь и пыль на улицах города; запах не то серы, не то аммиака, щедро растворенный в воздухе (ночью, когда прекращались активные выбросы автомобильных выхлопных газов, это становилось особенно заметно); и множество других, менее заметных, менее назойливых неприятностей...

И ничего - ничего с этим невозможно было сделать. Пикеты у ворот предприятия, письма в администрацию, демонстративные голодовки, привлечение журналистов, телевизионные репортажи, опросы общественного мнения - все без толку. Все у этих господ было схвачено, за все вперед проплачено, не подкопаешься, не подберешься. Любые попытки повлиять в этом вопросе на властные структуры заканчивались обвинениями в грязных PR-технологиях, в спекулировании на актуальных проблемах города ради повышения политического рейтинга и кресел в местном парламенте.

 

Что в таких нечеловеческих условиях могло сделать зеленое движение? Действовать своими силами, конечно.

Один из моих бывших одноклассников работал в "Скорой помощи" - вот мы и решили по максимуму использовать данное обстоятельство. Теперь представьте картину маслом: к парадному подъезду завода подкатывает бригада парамедиков в зеленой спецодежде и бегом, не сбавляя шага, мчится мимо ошалевшего вахтера и растерявшегося охранника, ничего не слыхавших о вызове скорой, прямиком наверх. Санитары вихрем летят по лестнице, по коридору и, минуя секретаршу, врываются в кабинет генерального директора. Но всеобщее недоумение и беспокойство за здоровье начальства длится недолго. Вскоре выясняется, что директора взяли в заложники; кабинет надежно забаррикадирован; из-за двери слышны обличающие слова о преступлениях против экологии и недопустимости загрязнения заводом окружающей среды; звучат требования прекратить основные виды производства.

Не знаю, что там происходило за дверями, а в кабинете дело продвигалось со скрипом. Директор оказался каким-то совершенно нелепым, чудаковатым, плюгавым мужичонкой в мятом жеваном костюме и в ботинках разного цвета. В кабинете стоял огромный телевизор, где показывали предвыборные дебаты, и генеральный директор, не обращая на нас внимания, все время пытался сделать звук погромче. Когда мы привязали директора к стулу и отобрали пульт дистанционного управления, он, наконец, осознал некоторое неудобство и стал звать секретаршу. Он таращился по сторонам и невразумительно мычал, пытаясь вникнуть в наши слова. А мы от волнения тоже, честно говоря, не могли сообразить, с чего начать.

- Ручку! - кричали мы наперебой. - Ручку в руки бери! Подписывай быстро наши требования!

- Кто вы такие? - испуганно вопил он. - Откуда вы взялись? Почему без доклада?

Когда он через пару минут уяснил, что мы - союз экологов и требуем подписания приказов о прекращении основных видов производства, загрязняющих окружающую среду, он вдруг загнулся от хохота. Думали, даже загнется окончательно, но нет, ничего, оправился. А, оправившись, он выдал:

- Самонадеянные молодые люди, да вы хоть знаете?.. Знаете, что тут производится, на заводе?

Мы, растерянно переглянувшись, промолчали, и директора вновь скрутило в истерически-спазматическом смеховом удушье. Нам все это уже перестало нравиться. Плеснули на него водой из графина. Потрепали по щекам.

Вроде оклемался. Обвел нас проникновенным ироническим взглядом, вытерся шелковым платочком.

- Вот оно что! Ну, вы даете! Вы думаете, я могу что-то запретить? Ни вы не можете, ни я не могу! Куда мы без завода? Это же наша жизнь, как вы не понимаете? Кто вам позволит поменять политический строй? Это же очередная революция, а у вас на это силенок не хватит!

Сначала мы решили, что он, бедолага, бредит. Но чем дальше он выкрикивал свою чушь, тем жутче нам становилось.

- Загрязнение окружающей среды! А чего вы хотели? Любое дело порождает отходы, побочные эффекты, а особенно если это само по себе грязное дело! Конечно, вот грязь и сыпется, льется на вас со всех сторон! Да вы сами же ее создаете, эту грязь, сами подыгрываете! Думаете, почему вы ничего не можете добиться в администрации? Почему политики плевать на вас хотели? Да потому что они пользуются нашей готовой продукцией! И они ни на что ее не променяют!

- Мы хотя бы можем посмотреть, что вы производите? - потеряв терпение, спросил я. - Покажите нам! - Директор снова хотел согнуться в припадке смеха, но, видимо, силы иссякли, и получился лишь жалкий судорожный клекот.

- Вы с нашей продукцией знакомы - вы бы назвали это грязными политтехнологиями, агитацией, пропагандой, рекламой, как угодно. Даже не сама пропаганда, а сырье для нее, стройматериалы - идеи, образы, концепции. Вы думаете, можно их увидеть? Обнюхать? Пощупать? А потом сжечь? Порвать? Растоптать?

Мы стояли, яростно сжав кулаки. Похоже, он не врал, этот несимпатичный, этот гнусненький мужичонка. Похоже, нам действительно нечего было здесь больше делать.

- А может, вы хотели бы взорвать завод? Чтобы никакого больше загрязнения? Но он не один такой! Их много, они повсюду, эти заводы! И от вас ничего не зависит, дурачье! Это как стихийное бедствие, наводнение, извержение вулкана!.. Черт с вами, уходите, пока я не вызвал охрану. Идите. Пока я не передумал. Идите же. Ну!..

 

...Вот, собственно, и все. Что еще можно сказать? Мы узнали то, что хотели узнать, но кому от этого стало легче? Проблема оказалась нам не по зубам. И мы просто пытаемся жить дальше. При встрече избегаем смотреть друг другу в глаза. Делаем вид, что ничего не произошло. Тупо следим за всевозможными политическими событиями. Голосуем на выборах. Искренне возмущаемся поведением народных избранников...

Просто пытаемся жить дальше.

----------

5-7.12.03.