Акапулько

 

«Я не верю ни в одну из существующих религий, - говорил Мадзини, - но вместе с тем я убежден, что смерти не существует, что жизнь не может быть иная, как вечная, что бесконечный прогресс есть закон жизни... В моей деятельности я всегда руководился и буду руководиться религиозной идеей. Самое великое, самое святое, что Божество дало человечеству - это стремление к свободе; бороться за нее - значит осуществлять в жизни волю Божества и следовать нравственному закону».

 

Один из старейших городов на Тихоокеанском побережье Мексики, Акапулько возник на месте индейского поселения. Он расположен в просторной естественной бухте, где скалы, песчаные пляжи, долины в дымке, дома по склонам, сады заполняют пространство. В испанские времена сюда прибывали гигантские корабли, галеоны, груженные богатствами далеких Филиппин, здесь на причале разгружались колониальные товары по дороге на Мехико и Вера-Крус. Грузы переваливались на восточный берег, уже - Атлантического океана, откуда вновь отплывали в Испанию.

На подходах к Акапулько бриг был подвергнут осмотру французским фрегатом, французы бесцеремонно и деловито осмотрели трюмы на предмет оружия, проверили документы подозрительных пассажиров, - американских мужланов, неудавшихся наемников мексиканской Революции. Через Акапулько шла французская торговля гренами - шелковичными коконами из Китая и Японии, поставляемыми для лионских фабрик. С началом Гражданской войны и блокады портов Конфедерации флотом северных штатов Америки - шла из Мексики и торговля хлопком, столь необходимым Англии, Франции и Испании. Интервенция на востоке уже началась. И на этот раз экспедиционный корпус повторил путь всех завоевателей Мексики, «путь Кортеса»: высадка в Вера-Крус и марш на Мехико.

 

По узеньким улочкам по склонам, мощенным камнями, среди извивающихся каменных стен, ходят коричневые люди, прижимаясь к теневой стороне. Маленькие балкончики над головой заставлены яркими цветами. Резные деревянные калитки и входные двери из кипариса ведут в затененные деревьями испанские дворики с непременным фонтаном посередине. Можно идти и по солнцу, но скоро сомлеешь или получишь солнечный удар. При полуденной жаре в сиесту чувствуешь нехватку разреженного воздуха, как рыба, выброшенная на берег.

Бакунин не замечал красоты песчаных пляжей Калеты, обрамленных скалами и цветущими кустарниками, а в районе Старого Акапулько, где в лавчонках можно купить разнообразную рыбу больших размеров: барракуды, тунцы, сеуки, дорадо, полосатые марлины и тихоокеанские парусники, - его мутило от материализма распластанных туш.

После смерти друга Мишель сторонился своих попутчиков по рейсу «Пацифика», как вообще любых других. Его не интересовала их дальнейшая судьба, и он, спустившись в город, бессмысленно передвигался в коконе своего одиночества.

 

Со временем оно приходит, одиночество. Судьба сводит с людьми случайными, большинство которых - дрянь, общаешься с ними по необходимости, не подпуская близко к себе, и все больше возникает желание быть одному.

Ноги принесли его туда, где обычно люди стараются не появляться - на городское кладбище бесчисленных Педро, Гомесов и Лопесов, с черными даже днем аллеями каких-то сплетшихся тропических бородатых деревьев. Места вечного отдохновения заставлены многочисленными каменными изваяниями. Черепа вырезаны на могильных плитах, обычно с изречением - «Если сегодня ты, то однажды буду и я, если я сейчас, то когда-нибудь будешь и ты», - или другие подобные яркие выражения, подразумевающие день очищения.

 

Солнце садилось в исполосованный красными облаками горизонт. Вечером океанский бриз охладил город на склонах бухты, освободил обывателей от корсета жары. Улицы неспешно наполнялись праздными гуляющими, женщинами в пышных, как колокола, черных юбках, сопровождаемыми кабальерами и «мачо». Нищие просили подачку, индейцы торговали домоткаными пончо, что они носят как плащи. В береговых тавернах, под навесами на открытом воздухе, мексиканцы ели чисто мексиканские блюда: сухие пресные тяжелые лепешки-блины, рубленое скатанное мясо с массой муки и ядовитейшем огненным перцем. До обеда у многих кокосовый орех, после - манго. И все запивается отдающей самогоном дешевой водкой - хабанерой. А певцы в широких шляпах, все увешанные бубенцами, в тавернах городка уже пели под гитары и примитивные скрипки об очередной победе Порфирио Диаса над погаными «гринго». «Гачупин» и «гринго» - два высших ругательства в Мексике. Гринго – белый человек, «гачупин» - это испанец.

Вот она, воля народа!

Мексиканский революционер мчится к некой Революции Духа, но… ему нечего защищать в ней, пока нет в ней – «сакрального». Истинно-народного. Попутчики по обочинам не вызывают в нем сочувствия, потому что они – «проезжие». Революционеру важнее его волевые Акты высвобождения своего «сакрального».

Меняется государственная идеология, и к ней подтягиваются «новые революционеры». Захватившие власть и собственность в стране нуждаются в «трубадурах», поющих об исключительности своего национального Духа, приоритетом своей Воли над традиционной структурой власти, - коррумпированной и компрадорской по своей сути. По большому счету «новые мексиканцы» - это «кордебалет» у своих северных хозяев. Их Революция так же далека от живых людей, как и их культура далека от Реальности, и держится на иррациональности и инстинктах Зверя, не способная изменить Зло.

 

Власть есть последнее удовольствие, это удовольствие насилия толпы. И зло безнаказанно, и желание власти становится центром, а он, порождающий страх, подавляющий волю, ненавидимый и обожаемый, идущий в своих желаниях дальше других, будет вызывать благоговейный трепет и преданность. Воплощать свободу воли. Но только в рамках их круга и морали! Общества «охотников за головами». Затягивается брешь в разрыве мироздания, возвращается Небытие. Народ радуется своему мужеству, провиденческой мудрости и воли вождя. Хвастаясь перед своими женщинами, превращая всякую победу в карнавал.

 

С окраин показалась процессия, разлилась многолико. Мексиканцы с одинаковым задором пляшут как под сальсу, гитары, так и под загадочные мелодии старинных индейских флейт. В Мексике в католический День всех Святых чествуют еще и День смерти – древний фестиваль, на котором празднуется иная жизнь – и который является веселым поводом для украшения домов, магазинов и публичных мест, черепами ставриды. Чествуют "Санта Муэрте" (Святую Смерть). Этот культ сложился в результате распространения христианства среди ацтеков, поклоняющихся смерти, во времена испанского завоевания этих земель. В течение нескольких столетий Церковь подавляла процветание культа смерти, но пришло время, и в бедных районах опять восхваляют смерть. Запретить поклонение Смерти - и власть не может, - это единственное, что дано народу на этом свете.

Бакунин пробирался сквозь разряженную страшными нарядами толпу, веселящими, как их кумир - многозубой улыбкой костяка. Такая близость символов смерти, как ни странно, будоражила и очищала, делало всех, участвующих в процессии, равными. Некоторые преподносят красную розу и свечу в дар «синьоре скелету», облаченной в балахон и сжимающей косу в костлявой руке, - в другой же, усыпанной драгоценностями руке, Смерть сжимает весь мир.

 

Приверженцы культа утверждают, что Смерть творит чудеса, помогая прокормить семью, избавляя от страшных болезней, помогая выжить в преступном мире. Они отказываются от помощи Церкви, утверждая, что Святая Смерть не делает ни для кого исключения, перед ней все равны - и проститутка, и продавец контрабанды и убийца, а Католическая церковь только наказывает, а не помогает.

 

В мексиканской и многих других культурах смерть – это не конец, а всего лишь состояние между разными жизнями. Поэтому череп символизирует иную жизнь и реинкорнацию. Это сообщение, что смерть это не полное ваше уничтожение, а лишь переход в новое состояние после вашей физической жизни. День смерти украшенный огромным количеством фигурок маленьких, смешных скелетов, изображающих разные сценки из жизни, музыканты, любовники, танцующие, пьющие, молящиеся и раздумывающие, в общем, всего того, что люди делают в жизни. Это целая кустарная индустрия, признанная для украшения и декорирования всего окружающего с помощью черепов. Черепа различных размеров и видов, сделанные из шоколада и сахара. Часто на них присутствуют имена, сделанные из глазури и люди обычно покупают черепа со своими собственными именами, с именами умерших родственников, именами любимых, также именами ныне здравствующих членов семьи. Сахарные черепа несут домой, ставят в определенное место (алтарь) и, в конце концов, съедают. Также есть другие черепа сделанные из семян амаранта, зерна вперемешку с медом, являющиеся священной пищей для празднования смерти. Коллективный смех объединяет, но ничего не значит, как треск хвороста под котлами в аду.

 

Человек со своей верой – только заноза в заднице бога. Любая новая религия начинается с принесение себя в жертву новому «богу», пусть называемому «нацией», а государство – с принесения в жертву «другого». Во время Мексиканской революции и гражданской войны, все воевали против всех – мексиканцы-креолы против «латинос», выходцев из католической Европы, индейцы против креолов. Старые вожди имели родовую власть, а через «помазанье на царство» приобретали сакральную власть. Республиканские выборы, голосование и избрание – старый языческий обряд приобщения к сакральности власти. Власть народа, привыкшего ко лжи социума, есть начало женское, темное, лунное, она всегда – отраженный свет сильной воли лидеров. Воля, разрывающая на мгновение ткань мироздания, направленная на сиюминутный политический момент, не отягощенная этическим вектором, ведет в никуда, к смерти. Культура христианского Ренессанса - сон, по поводу которого мы рефлектируем, гуманитарная составляющая которого равна нулю, этот сон действенного разума ни на что теперь повлиять не может.

Смерть, её приход, показывает, как человек ничтожен, впрочем, - как и при рождении, - и уходит навсегда в ничто. А между двумя ничто – целая жизнь, страдания, борьба, - судьба.