«А я иду, шагаю по...» Нет, не Москве, как в песне и как я совсем недавно на примерку одного драгоценного пера в родном писательском кругу. Тогда по чему именно? Подскажу, что к мемориальной доске на здании, в котором создавался «Манифест Коммунистической партии». Из него (и здания, и Манифеста) мгновенно выскакивает навстречу мне дополняющий заглавие «призрак коммунизма». Недостаточная подсказка? В лоб не хочется... Не только получать, но и давать. Поэтому посылаю помощь «из другой оперы», зато моей собственной:

 

Б Е Л Ь Г И Й К Е

 

Упоительно-русой

провожаешь Брюссель

в мир Баварий-Боруссий.

Соловей к нам присел...

 

Ни к чему полумаски

столкновению лбов.

Прошепчи по-фламандски

только слово «любовь».

 

Так свершим повторенье,

хоть как мир и стара!

Ей дарили творенья

земляки-мастера...

 

Стынут краски петитом,

коль тела налиты.

До чего аппетитна

и спокойная ты!

 

По-французски? Не место,

хоть и сказочный дом...

Но давай по-немецки,

чтобы вспомнить потом!

 

Не пророчь мне, Кассандра!

Я душой обрусел.

А тебя – только завтра! –

пусть обнимет Брюссель...

 

Теперь догадались? Конечно, иду по нему и вспоминаю ту бельгийку. Давнюю, но незабываемую. Вот бы встретиться опять, чтобы счастье не проспать! Но, сколько ни брожу, всё не попадается. Ни адреса, ни телефона, ни даже имени... Как говорится, «не повод для знакомства»... Зато мемориальная доска, и охватила странная тоска. Решительно фотографирую её вместо желанной бельгийки. Нет, на фото не тоска, а доска. Но получилась именно тоска. Так мне и надо!

...И вдруг из здания выскакивает какой-то странный призрак. А вам попадались нестранные? Мне – нет. Кто бы это мог быть? А что он делает? Бродит. А где? По Европе. Да ещё и по самому центру столицы объединённой Европы. На меня наваливается прозрение... Неужели мне повстречался тот, о котором нам когда-то «все уши прожужжали»? Десятилетиями. А я конспектировал. Сдавал. На одинаковые оценки, негодные в Германии. Незабываемое. Других призраков изучать не доводилось. Метод исключения. Значит, «призрак коммунизма». Приближается. Кавычки на лице. Но «не догма, а руководство к действию». Какому? Бежать? Куда? К нему, от него или просто в сторону? Но зачем? «От судьбы не убежишь». Пока есть время. Сокращается, как шагренева кожа. Кролик перед удавом? Нет, царю зверей негоже. Посмотрим, кто кого! ...За считанные секунды проскакивают обрывки воспоминаний. Одно, потустороннее, приостановилось и пронзило:

 

А Н Г Е Л

 

Я мерю мир небесной планкой,

даров её не проглядел:

плыву – как вдруг знакомый ангел

над бурунами пролетел,

 

на хрупких крылышках спустился

на чудотворную волну.

Всем сердцем я к нему сместился:

к родному так душою льну!

 

И говорили, и молчали.

Какие славные слова!

Глубины смысла не мельчали.

Кружилась вихрем голова.

 

Друг друга трепетно касались

то ангелами, то людьми, –

мгновенья светлые казались

спасением от полутьмы.

 

Какое море ощущенья

зажёг желанный, распалил,

меня на духа очищенье

благословил и воспарил!..

 

Молчанье-золото и речи

я сокровенно берегу.

...Но не заметил нашей встречи

никто на дальнем берегу.

 

...Тем временем призрак неторопливо приближается ко мне. Ангельское терпение? У нас обоих? Мне говорили о нём. Но всё никак не верится. А у призрака? Посмотрим. Ждать осталось недолго. «Паду ли я...»? Или пойду? По Европе или по знакомым местам ссылки и каторги декабристов? Нет, до декабря пока далеко. Октябрь. Правда, по новому стилю. Но в Европе старого и не было. Что ж, революционность налицо. И на лице. Призрака. На ангела не во всём похож. Материалист. Зато бородатый. Маркс или Энгельс? Обычно они дуэтом. И монументально в Берлине. А тут соло. Как понять? В лоб опять не хочу. Спросить, где родился? Если в Трире, то Маркс. А вдруг потребует налить? Трирское. Конечно, вино. А у меня нет. Или обидится, что основанный римлянами Трир продолжает свободное падение как упадок своего значения. В любом случае – в лоб. Не хочу. Спрашиваю: «Вы – гений?» Ответа «Мы – в лучшем случае, таланты» что-то не слышится. Значит, не Энгельс. Всё ясно. Призрак красноречиво помалкивает. Явно доволен. Может, даже не даст в лоб. Или всё-таки даст? Тогда хотя бы не мне!

Призрак берёт меня за руку. Вместе бродим по Европе, хоть не трирское вино. Интересно и уже не страшно. Даже увлекательно. Ведь призрак знает Европу наизусть. Лучшие места. Ходит и удивляется. Коммунизм налицо, а пролетариев всех стран что-то не видно. Вот и не удаётся им соединиться, несмотря на громогласные призывы ужасными тиражами. Призрак вопрошает:

– Были ли революции в Западной Европе?

Отвечаю как на духу:

– Разумеется. Даже в моей Баварии. Но краткосрочные, наподобие Парижской коммуны. Хорошо знакомой Вам. А вот я так и не заметил её следов в Париже, хотя и вожу по нему группы туристов и знаю куда лучше его, чем двоюродный Мюнхен.

Заинтересовавшийся призрак тотчас же уцепился за всемирно известную столицу пивных праздников, октябрьских, как и главная революция планеты:

– А где Вы обитаете в Мюнхене и какие следы революций видели в нём?

– У Королевской площади. Помню «Красную Баварию» – пивной завод в Санкт-Петербурге и жилой квартал в Харькове, а вот здесь она какого-то не столь вызывающего цвета, как революционные шаровары. Мне интереснее следы нашей родной революции. Месяцами жил Троцкий, правда, куда больше в Вене, которая в моей системе координат, хотя и уступает Парижу, намного ярче Мюнхена. А главное, в нём я нашёл на пешеходном расстоянии от меня две улицы и даже один дом, где Ленин годами жил на рубеже XIX-XX веков, издавая «Искру».

– И что, возгорелось из неё пламя прямо по Одоевскому?

– Прямо или криво, но со страшной силой. Им была охвачена не только «шестая часть Земли с названьем кратким Русь». Пламя дошло даже до Баварии.

– А почему не разгорелось в ней как следует?

– Крупская тогда же написала, что мюнхенские пивные ведут к классовому миру.

– А как было с революциями в других западноевропейских, не столь пивных местах, которые Ленин и Крупская почтили своим драгоценным присутствием?

– Были, но намного раньше. И на континенте, и в Англии. А вот на Капри – ни до, ни после. Даже многолетний буревестник революции не помог. Может, поэтому и стоит высоко над живописным южным заливом памятник Ленину. Хорошие места он выбирал...

– Что-то много слышу о нём. Бренд какой-то!

– Зато не бред. «Бог троицу любит». Маркс-Энгельс-Ленин. Потому и не удержался примкнувший к ним Сталин, хотя при его семинаристском прошлом и жаловал религию куда более троицы. Он-то и построил социализм. Правда, не совсем научный, ибо крепко держал в руках руль государственной машины и был создателем и полновластным хозяином мировой системы социализма, но никак не учёным. А если с огромной натяжкой вспомнить языкознание, то всё равно не совсем по специальности. Вот и длилась жизнь русской революции подобно человеческой... Тем не менее, Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин «живее всех живых».

– Важен результат. «Цыплят по осени считают». Если здешняя жизнь лучше коммунизма, то всё-таки «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Спасибо вашей революции! Пусть же её плодами когда-нибудь воспользуются и сами потомки её движущих сил!

...Доброжелательный призрак внезапно испарился, оставив меня наедине с западноевропейским коммунизмом, осенённым мемориальной доской и октябрьской тоской.