СМЕНИВШИЕ ПРОФЕССИЮ

 

Повесть

 

Когда развалилась огромная страна, что для многих было неожиданно, большинству из людей, вчера еще являющихся подданными всесильной державы, пришлось сменить свою профессию.

Допустим врачи. По законам этой страны они должны были лечить больных бесплатно, а обосновывалось это тем, что здешнее население это заслужило, бесплатно соорудив огромные строения, заводы, фабрики, каналы, искусственные озера, железные и другие дороги, при этом, в основном, не получая никаких других денег, кроме зарплаты, которая была очень небольшой и отнюдь не отражала тяжесть их труда. Одним словом, людей, бесплатно потрудившихся, и должны были бесплатно лечить. Но если бы спросить врачей, все, наверное, в один голос сказали бы, что деньги или какие-нибудь подарки в натуральном виде, скажем, рогатаго барана или жирного индюка, им отдают сами больные, в знак благодарности за лечение, даже обижаются, если врач не примет. Может быть это впервые пришло в голову больному, благополучно прошедшему лечение: от радости подарить что-нибудь врачу, так постаревшемуся для его спасения от болезни. Но постепенно отблагодарить врача начало принимать обязательный характер, и каждая болезнь, то есть лечение от болезни, приобрело свою цену. И уже потрудившийся бесплатно человек заранее знал, что его бесплатно лечить не будут. И этот человек, еще будучи небольным и имея силы для бесплатной работы, или почти бесплатной работы, зная, что когда-нибудь он может заболеть или непременно заболеет после многих лет тяжелого труда, начинал собирать деньги для будущего лечения. Этот период отношений между врачами и больными длился долго и устраивал обе стороны. Но через несколько лет наступил другой период, когда цены на лечение намного поднялись, и была, в основном, отменена форма натуральной оплаты. Новые, молодые врачи появляясь в этой среде, начинали думать прежде всего о том, как и сколько можно заработать, при этом все меньше заботясь о качестве и надежности оказываемых ими услуг, но требуя за них все больше и больше денег. Это не могло не оказаться на отношениях сторон и привело к тому, что те, кого должны были лечить бесплатно, стали все меньше обращаться по этому поводу, в первую очередь из-за недостаточности годами накопленных с этой целью денег и еще из-за того, что стали все меньше доверять молодым врачам, которые будто бы забыли о том, что этим людьям обещано бесплатное лечение. Может, осуждать молодых врачей тоже было бы неправильно, если считать, что их виной являлось то, что они попали в последний этап этих отношений, развитие которых и привело к такому результату. Но как один мудрец говорил, любая система рухнет, когда она будет зависеть от людей, которых кроме собственного благополучия ничего не интересует. Вот и когда-то огромная и единая страна разделилась на части и появились новые государства на ее месте, системы прежней не стало. Состояние оставшихся под ее развалинами ухудшилось до того, что они, можно сказать, перестали лечиться, только в редких случаях посещая места, для этого преднзначенные. Но также и надежды молодых врачей не оправдались. Хоть и продолжали им платить жалованье, но они изначально были усремлены на другое, и поэтому очень многие из них решили оставить свою работу и найти какую-нибудь другую, которая могла бы дать возможность больше заработать. Правда, не все нашли так быстро желаемое, но кое-кому удалось устроиться.

Один из тех бросивших свою профессию врачей был послан в другую страну, где люди жили по-другому и лучше его соотечественников. Здесь его приняли в канцелярию посольства ставшей самостоятельной, но изнемогающей маленькой страны. Работы было немного, целый день ему приходилось копаться среди бумаг, перекладывать их из одной папки в другую и искать среди них то, что от него требовал посол. Работников в недавно организованном посольстве было совсем немного, всего три человека: сам посол, его секретарь и он. С самого утра, приходя на работу и шумно поздоровавшись, будто их здесь было не три, а двадцать человек, посол проходил на свое место, за старым, слегка ободранным письменным столом, стоящим у единственного окна выделенной им комнаты, и тут же начинал жаловаться на то, что у его стола нет ящиков. Он будто замечал этот недастаток каждый день впервые и недовольно указывал на узкий подоконник за спиной, где ему приходилось держать некоторые книги, жерналы и бумаги, которые он листал ежедневно. Сидя на лучшем и единственном не шатающемся стуле, он смотрел местные газеты, которые приносил с собой, в основном ища глазами объявления об официальных торжествах и собраниях. И тут же начинал выражать свое удивление по поводу того, как могли его не пригласить на какое-то важное с политической точки зрения мероприятие.

- Это неуважение к нам, к нашей стране и государству, а также ко всему нашему народу, ведь они признали нас, и должны с нами тоже считаться, - кричал он часто в таких случаях, поправляя от его резких движений и трясения головы сползающие вниз очки в большой четырехугольной оправе.

Потом он успокаивался и начинал и читать события из жизни, в основном связанные с ее политикой и парламентом. Бывшему врачу и женщине лет сорока, работавшей секретарем, приходилось слушать его длящееся немало тоскливое и утомительное чтение, в котором они ничего смешного и интерсного не находили, но вынуждены были, сделав усилие над собой улыбаться, когда посол, останавливаясь после очередной фразы, которую считал очень забавной, поднимал свою большую, облысевшую голову и направлял свой довольный и ожидающий одобрения взгляд на них. Потом, по своему мнению, достаоточно ознакомившись с делами страны, в которой они находились и посмеявшись вдоволь над их странностями, он начинал обсуждать с ними дела посольства. И начинал он каждый раз с того, что спрашивал секретаря о том, нашла ли она более подходящие материалы для изготовления главного атрибута их страны, государственного флага. Флаг этот был многоцветный, и поэтому ей приходилось выбирать не один, а несколько материалов. Она каждое утро показывала послу выбранные ею в торговых точках образцы новых тканей. Посол все внимательно рассматривал, повернувшись к окну, пытаясь разглядеть их в солнечном свете, потом проверял их прочность, растягивая в стороны, и в конце гладил пальцами их поверхность, испытывая эти материи на ощупь. Каждый раз после завершения такой проверки он выражал свое восхищение по поводу необыкновенного вкуса секретаря, но при этом сожалел о том, что опять ни один материал для их флага не подходит. То его не устраивал цвет, то он жаловался на то, что они слишком тонкие или слишком грубые, а иногда находил их слишком блестящими, иногда чересчур тусклыми. Потом почтенный посол вызывал бывшего врача к себе, то есть к своему столу, и спрашивал, нашел ли тот те документы, на которые он ему указал. В ответ на это сменивший свою профессию врач утвердительно кивал головой и, направляясь опять на свое место, возвращался оттуда с кипой бумаг. Посол, взяв их, аккуратно клал на свой стол и велел ему стоять на месте, пока он все это не рассмотрит. Этот процесс длился долго, пока посол не просматривал эти бумаги, большинство из которых составляли его старые письма и обращения в вышестоящее ведомство на родине и многие политические и культурные организации этой чужой страны, где они находились. Повторно пересматривая каждую из них,он часто морщился, его лицо принимало невеселый и озабоченный вид, наверное, из-за того, что в этих бумагах он мало находил радостного.

- Сколько можно им писать, что нам нужны хоть какие-то деньги, - чуть ли не кричал он часто в гневе, - чтобы мы могли здесь как-то дать о себе знать. Если я мог бы организовать хоть какой-то вечер для приема гостей, пригласив туда людей из местной знати, депутатов, известных артистов, богатых людей, торговцев и промышленников, хоть какая-то часть населения научилась бы здесь правильно произносить название нашей страны или хотя бы услышали о ней. А то у кого ни спросишь, все в один голос : не знаем, не слышали о такой стране... Что же они там думают? Вот, вот, всегда одни и те же ответы, - нервно бросал он пачку бумаг на стол, - денег нет, денег нет. Ждите лучших времен нашего государства. Может они и нокогда не наступят, что же теперь нам делать? Если бы наше правительство собрало бы с каждого своего гражданина по самой маленькой единице своих денег и отдало бы это посольствам, на эти деньги можно было бы во многих странах организовать подобные вечера, о чем я мечтаю эти два года, за какое время нахожусь на должности посла в этой стране. Нет же, никому до этого нет дела. Даже материал для флага покупаю на свои собственные деньги... - он остановился, наверное, вспомнив, что флаг еще не готов и материя для него не куплена. - Но я же стараюсь, чтобы наш флаг отличался от других флагов, и был лучше, чем у других посольств, которые здесь, чтобы никто не говорил: смотрите, какой у них плохой флаг, еще и сшит из безвкусного материала, и никто не смеялся бы над ним.

Потом посол, оставив в сторону эти бумаги, рассматривал ответы крупных местных организаций, каждый раз с надеждой на лице, но скоро она исчезала, наверное, из-за того, что и здесь он не находил ничего утешительного.

- Я же не могу открыто попросить у них деньги, они ведь чужие нам люди, - жаловался посол, - и еще не хотелось бы опозорить свою страну, показывая ее несостоятельность содержать свои посольства. Они, наверное, скажут, если поймут это: а зачем же ваше государство открыло эти посольства, на что же оно надеялось? Я хочу этих богатых, довольных собой людей приманить чем-то, скрывая свою конечную цель, - тут он воодушевлялся, - сделать вид, чтобы все выглядело так, что будто я стараюсь для них, но, согласившись на мое предложение, они, сами того не подозревая, попадут в невидимую ловушку, я их даже просить не буду, сами будут предлагать нам помощь. Но пока ни один из них не соглашается и не хочет принять мое предложение... Они иногда кажутся такими осторожными и хитрыми, эти проклятые буржуа! Но я уверен, кого-то из них, и даже не одного, мне удастся заманить... Начни печатать следующее письмо главе объединения легких промышленников,- теперь он обращался к своему секретарю, которая до этой минуты молча сидела за своей старой, как любили говорить когда-то в развалившейся стране, «дореволюционной» пишущей машинкой, лишь иногда перебивая безостановочную речь посла предложением подать ему чай или кофе. – Уважаемый господин, огромное вам спасибо за то, что вы ответили на мое письмо. В вашем ответе чувствуется искренность в проявленном уважении, интересе к нашей стране, недавно обретшей свое место и цвет на карте мира, и небезразличие к ее проблемам. Но со своей стороны, я еще раз подчеркиваю готовность оказать вам ту услугу, о которой я писал вам в прошлом письме. Хотя в своем ответном письме, поблагодарив меня, вы написали, что не нуждаетесь в ней, я думаю, что вам не следует так торопиться с ответом. На вашем месте я не стал бы спешить и хорошо обдумал бы предложение, которое поступило с моей стороны. С почтением к вашей глубокоуважаемой персоне, посол небольшой, но гордой страны.

Закончив одно письмо, он тут же начинал диктовать другое, повторно обращаясь ко всем организациям, от которых были получены отрицательные ответы, при этом не забывая отправить еще одно письмо на родину, с просьбой о деньгах. Завершив столь важные политические дела, посол просил бывшего врача найти другие нужные ему бумаги, на этот раз те, на которых он решал математические задачи. Получив эти бумаги, посол тут же с вдохновением брался и начинал писать на них всякие задачи. При этом не оставлял своих работников в стороне, проверяя их знания по математике или же объясняя свой замысел построения новых формул:

- Когда я опубликую или отправлю свои разработки в одно из высоких математических обществ, все будут потрясены. Это заставит весь научный мир изменить многие свои взгляды, а может быть впоследствии и отказаться от самой математики, выдвинуть алтернативу этой давно устаревшей науке. Ведь неправильно в конце концов, что мы продолжаем пользоваться теми же методами, которые были придуманы, а может временно предложены древними учеными несколько тысяч лет назад. Пользовались столько времени, хватит! Теперь нужно придумать новое. Да, это будет переворот в науке! И удивятся же все, кто меня знает, родственники, друзья, соседи, знакомые. Все зададут себе вопрос: когда же он успел сделать такое большое, невиданное до сих пор открытие? Вот какой великий человек жил с нами рядом, а мы не замечали.

Посол после этих слов останавливался, отходил в угол комнаты и, гордо подняв голову, молчал несколько минут, наверное, думая о бремени славы, которое должно было обрушиться на его не очень-то широкие плечи.

Будет неправильно сказать, что все дни в посольстве проходили вокруг таких тем, но бывшему врачу казалось, что в посольстве все вермя происходит одно и тоже. Если не считать, что секретарь - бывшая оперная певица - в редких случаях решалась спеть какую-нибудь арию из известных произведений, и только в отсутствие посла.

В свободное от работы время бывший врач любил ходить по городу, который отличался чистотой, спокойствием и не был похож на города его родины, с грязными, шумными улицами.

Когда он приехал сюда, ни слова не знал на языке этой страны, и первые дни часто опасался, что вдруг затеряется и не сможет никому объяснить, где он живет. Также он вначале испытывал страх перед толпой местных людей, которые как ему казалось, особенно не любили иностранцев. В начале пребывания здесь, однажды в поезде, среди аборигенов, он попал в очень неприятную ситуацию. Ему хотелось выйти из вагона, в котором стоял тяжелый запах, в тамбур и постоять там, дыша более свежим воздухом. Только перед самой дверью, прямо на голом полу, сидели несколько человек и играли в карты. Дойдя до них, он мог бы перешагнуть через их ноги и, открыв дверь, выйти в тамбур. Но он не хотел себе такое позволять и, как человек, получивший хорошее воспитание, попытался попросить у них разрешения пройти. Однако то, что он пытался объяснить им с помощью рук, сидящими на полу не было понято, и, посмотрев на него, они о чем-то друг за другом стали спрашивать на своем языке, что в свою очередь не было понято бывшим врачом. Так, оставшись перед людьми, не собирающимися, по всей видимости, давать ему дорогу, он не знал, что делать. Его безвыходное положение вызвало у играющих в карты презрительный смех, на который через какое-то время среагировали все сидяшие в вагоне. Став посмещищем такого количества людей, он почувствовал себя униженным и, разозлившись, начал, теперь на весь вагон, громко кричать на своем языке. Его крики подействовали на всех, вынудив их прекратить свой смех, а двоим пришлось подняться с пола, отойти в сторону и пропустить его в тамбур. После этого случая он старался все время избегать какого-то ни было сборища людей и подходил что-то спрашивать (постепенно он и начал выучивать необходимые фразы на местном языке)только к одиночкам.

Но, несмотря на изредка случавшиеся неприятности, ему нравилось жить в этом большом чужом городе. Его здесь никто не знал, если не считаь посла с его секретарем и малого количества людей, посещавших иногда посольство. Это освобождало его от многих обязанностей, которые он имел перед знакомыми и родственниками в родном городе. Здесь ему не нужно было ходить на всевозможные сборища, как свадьба, поминки и всякое такое, которые любили устраивать на его родине. Безуловно, подобные собрания проходили и здесь, но он, к своему счастью, оставался от них в стороне.

Бывший врач любил ходить по этому городу, особенно по вечерам, но старался далеко не уходить от места, где жил. А жил он в одном из относительно малолюдных и старых кварталов города. Во время одной из таких прогулок он, опять дойдя до черты, за кототую под страхом заблудиться не выходил, хотел вернуться обратно. Только стоял приятный теплый вечер, и променад в такую погоду доставлял ему много удовольствия, поэтому он решил продлить его еще немного и через некоторое время, сам того не замечая, оказался в совершенно незнакомом ему квартале. Отсюда, даже если бы захотел, он не смог бы вернуться назад, не помня дорогу, которая привела его сюда. Квартал этот он видел впервые, что было неудивительно, так как за время своего нахождения в этом городе, то есть всего за несколько месяцев, он кроме посольства, которое находилось в центре города, и местности вокруг своего жилья, мало куда ходил. Здесь народу было немного, но они при этом еще и отличались, как ему показалось, от жителей знакомых ему частей города. Эти были хуже одеты, озлоблены и еще более недоброжелательны, чем те. Здесь также были хуже освещены улицы, и никакой чистоты, которую он привык видеть в этом городе, здесь не наблюдалось. Будто всю грязь, собранную в других частях города, специально привозили сюда и выгружали прямо на улицах, у подъездов и на углах производящих такое же тяжелое впечатление низкоэтажных домов. Ему хотелось вернуться назад, в тот квартал, в котором он жил. Но узкие, темные улицы здесь разветвлялись в разные стороны, и нелегко ему было вспомнить, какая из них именно привела его в эту заброшенную, по всей видимости, бедную часть города. С другой стороны, продолжая оставаться здесь, он все больше испытывал страх, особенно в те минуты, когда какая-та группа людей, маленькая или большая, двигалась в направлении того места, где он стоял. Он делал только беспокойные, неуверенные шаги в разных направлениях, что со стороны могло показатся так, будто он ходит по небольшому кругу. Такую странность его действиям придавала та нерешительность, порожденная незнанием местности, которая не давала ему возможность выбрать какую-либо из дорог. С приближением людей он, вместо того, чтобы, как бывает обычно в таких случаях, попросить помощь и узнать у них, как он мог бы вернуться в ту часть города, где жил, старался прятаться от них, хотя особо такой возможности тоже не было. Глядя на эти усталые, обвислые лица, грязные и рваные одежды, остекленевшие глаза, с замершим блеском гнева и ненависти, он не осмеливлся обратиться к ним. Наоборот, он в это время мечтал только о том, что они его не заметили, что могло бы вызвать у них недобрые чувства к чужеземному беспомощному человеку, издеваться над которым или ограбить его в такой ситуации не составляло бы никакого труда для них. Но пока все проходили мимо, и хоть некоторые из них направляли на него короткий и резкий взгляд, никто не останавливался около него, и все продолжали свой путь.

Пока бывший врач думал, как выйти из положения, в которое он попал, мимо него прошел одинокий человек. «Все равно к кому-то из них придется обратиться»,- подумал он и, сатарясь вспомнить стандартные слова, которые используются в таких ситуациях, попытался остановить прохожего. Тот, опустив глову и крепко держась за отвороты своей длинной и поношенной куртки, в отличие от предыдущих хотел было пройти мимо него незаметно, не направляя свой любопытный и дерзкий взгляд в его сторону, как это делали другие прохожие. Может, из-за того, что был один, он сам боялся подвергнуться нападению со стороны стоящего ночью посреди улицы человека. Бывший врач решил, что прохожий его скорее всего не понял, может из-за того, что он не совсем помнил слова подходящих фраз, или непонятно их произносил. Вторично он попытался остановить ночного незнакомца, успевшего уже немного отдалиться от него, крича ему вслед, при этом стараясь улучшить свое произношение, вспоминая как это получается у жителей этого города и пытаясь им подражать. Одинокий прохожий остановился и, как выяснилось, понял то, о чем его просил бывший подданный некогда великой державы, и быстро согласился показать ему дорогу, чтобы тот мог бы вернуться обратно.

Пока они возвращались, житель темного квартала что-то говорил ему все время, а работник посольства понимал только отдельные слова, но часто уважительно кивал головой, будто все понимал, о чем говорит неутомимй незнакомец. Граница между этим кварталом и остальным городом четко было обозначена, как ему показал и объяснил его спутник, в чем сам бывший врач никогда не догадался бы. Это было похоже на очень высокую каменную стену, стоящую поперек дороги, длящуюся, как можно было догадаться, на несколько сотен метров, но имеющую в себе многочисленные огромные отверстия в форме арок, находящиеся друг от друга на небольшом и одиноковом расстоянии. Когда они дошли до этой стены, незнакомец остановился и показал ему, что оказавшись за ней и все время держа путь прямо, он может прийти в то место, куда хотел. Бывший врач, поблагодарив его, хотел продолжить свой путь в том направлении, которое тот ему показал, но вдруг новый знакомый остановил его и стал что-то быстро говорить, с уверенностью, что его обязательно должны понимать. Бывший врач понял только то, что тот ему что-то предлагает, а позже с трудом выяснил суть предложения: новый знакомый спрашивал его, не хочет ли он развлечения, которое заключалось в платном свидании с женщиной. Бывшего врача такое неожиданное предложение со стороны неопрятного незнакомого, какими являлись все жители грязного квартала, немного насторожило и озадачило: «А не хочет ли он ограбить меня, видя, что я человек приезжий и чужой в этой стране». Несколько дней назад деньги у него кончились и до дня получения жалованья оставалось еще немало времени. Кроме посла и его секретаря он никого не знал в этом городе и, так как стеснялся просить деньги у самого посла, пришлось обратиться к бывшей оперной певице. А она, не пожелав отдать ему свои деньги, сылавшись на то, что ей нужно купить еще много для себя вещей, предложила ему взять деньги, выделенные на покупку материала для флага. Она считала, что в скором времени посол вряд ли что-нибудь выберет, а те маленькие куски от материалов ей в торговых центрах дают бесплатно, и ей придется еще не раз показывать их послу. Использовав эти деньги, он мог бы вернуть их, когда получит зарплату. Ему пришлось в конце-концов согласиться, хотя не дня не оставляла его тревога о том, что вдруг именно сегодня посол решит дать ей указание купить только что показанные материалы и сшить из них красивый, разноцветный флаг. Но посол медлил, каждый день убеждая своих работников в том, что их флаг должен быть самым лучшим, сшит из лучших материалов, и когда такой красивый флаг будет висеть над их посольством, это все сразу заметят и обязательно поинтересуются, какому государству он принадлежит, и отношение к нему изменится в корне.

К тому дню, когда он впервые заблудился в чужом городе, он из этих денег,а сумма была немаленькая-ведь посол хотел купить само лучшее-потратил совсем немного, и всегда их держал целиком при себе, чтобы в случае принятия послом решения успеть их передать секретарю.

Услышав такое неожиданное предложение от сомнительного, похожего на бродягу человека, он первым делом подумал о том, что может, приведя его к выходу из темного квартала, тот вдруг вспомнил, что у бывшего врача - а он был одет неплохо и старался всегда по своей привычке произвести впечатление человека, не в чем не нуждающегося,- могли бы быть с собой деньги, для отнятия которых, то место, где он застрял, подходило больше, чем ворота в светлый город, куда бродяга сам его привел. Может, только сейчас пожалев об упущенном, он старался поправить положение и снова заманить чужака в глуб грязного, напоминающего отсюда огромную свалку квартала. С другой стороны, предложение бродяги показалость ему заманчивым: за семь месяцев, что находился здесь бывший врач, он не имел никакой возможности иметь отношения с какой-либо женщиной. То, что бывший врач, если не считать небольшой запас слов и отдельные фразы, выученные им, не владел языком местного населения в достаточной мере, и то, что кроме посольства он никуда не ходил, за исключением одиночных вечерних прогулок, лишало его такой возможности. Единственная женщина, которая могла быть для него доступной, была та самая бывшая оперная певица, то есть секретарь посла. В те минуты, когда они оставались в небольшой комнате одни, и она пела ему свои любимые арии, он думал о том, как соблазнить эту хоть немолодую, но со страсной натурой женщину, но она не давала ему повода. Она всегда делала вид, будто не понимает того, что скрывается за взглядом, который он иногда очень долго не отрывал от нее. А его останавливало только то, что, узнав о такой связи, посол мог рассердиться, и уволив с работы, отправить его на родину. Это для него было самое страшное. Вернуться туда, откуда ему с трудом удалось уехать и откуда доносились самые плохие слухи, он конечно не хотел.

Нельзя было сказать, что в этом чужом городе, тем более работая в посольстве, ему жилось особенно хорошо. Но он надеялся, постепенно выучив местный язык, найти себе хоть какую-нибудь работу в этом городе, но уже не как подданный той страны, откуда приехал. Он слышал, что можно устроиться в этом городе дворником, на какую-нибудь другую тяжелую работу, на которую обычно не идут местные жители. А потом, может, он мог бы найти более престижную работу, к примеру официанта в кафе. Хотя ни дворником, ни охранником или официантом он никогда не работал и не имел навыков местим метлой или нести сразу на одной руке большое количество наполненных тарелок или налитых до краев какой-то жидкостью бокалов. Нет, этому он никогда не учился и его не учили. Он никогда не думал, что когда-нибудь ему придется делать такую работу. Ведь он готовился стать врачом и всю жизнь, надев чистый, белый, хорошо накрахмаленный халат, сидеть за столом в кабинете, войти в который должно было собираться каждый день немалое количество людей. А он, довольный собой, зевая, засунув одну руку в карман брюк, откинул бы край халата за колоено, демонстрируя этим новые черные брюки и такого же цвета, к тому же блестящие туфли. Откуда появился у него такой образ? Те врачи, к которым его водили, когда он был ребенком, были совсем другие, всегда ласково улыбались и стрались уверить его в том, что он смелый, ничего, никакого укола или горького лекарства не боится, может выдержать любую боль, которую необходимо перенести, чтобы избавиться от болезни, уничтожить ее, а когда что-то убиваешь, уничтожаешь, независимо от того, плохое оно или хорошое, всегда бывает больно.Но когда он стал взрослым и встречался с врачами, которые были всего на несколько лет страше его, он сталкивался часто если не с такой, то очень похожей сценой с накрахмаленным халатом, блестящими туфлями и выскомерным, безразличным ко всему лицом. Врачи стновились все более равнодушными к состоянию больных и все меньше напоминали тех, кого он помнил с детства, как своим поведением, так и внешностью. А когда он устроился работать в одну из больниц, почувствовал, что с каждым днем теряет интерес к выбранной им профессии, все больше соприкасаясь с врачами, думающих только о благосостоянии. Какое-то время его в стенах больницы держало только то, чтобы как можно больше собрать денег у приходивших больных, как и других врачей. Какое-то время все шло будто бы как он ожидал. Следуя примеру врачей из соседних кабинетов, он никогда не благодарил пациентов, принимая у них деньги. Всем своим видом страясь показать, что нужно было дать больше. Некоторые даже поддавались такому испытанному воздействию и соглашались увеличить сумму, что подчас превышала принятую ставку, которую обычно негласно назначали все врачи города. Каждый вечер он, пересчитывая на этот день заработанные деньги и откладывая их основную часть, считал, сколько еще нужно обслужить больных, чтобы набрать нужную сумму для покупки необходимых вещей, чтобы стать в городе хотя бы «средним» человеком. Но через какое-то время, когда он еще не успел осуществить свою мечту, то есть стать «средним» человеком, количество больных резко сократилось, а оставшиеся не могли платить нужную сумму за лечение, которая к тому же все время росла. В итоге получилось так, что у населения не осталось тех денег, которые в течение определенного времени должны были стать его деньгами и обеспечить ему потребности, которые он считал необходимыми.

Итак надежды бывшего врача не оправдались и он тоже покинул больницу, где его как и многих других, если не считать пожилых врачей, которые многие годы своей жизни провели в белых халатах, ничего не держало. А этим пожилым врачам, с одной стороны, было нелегко оставить свою профессию, которая в течение многих лет обеспечивало им положение в обществе, а с другой стороны с ее помощью приобретя уже многое, они могли какое-то время жить и на небольшие деньги. И наконец, они надеялись, что, может, скоро все станет как прежде, и люди найдя деньги на лечение, опять вернутся к ним. Но у молодых врачей, которым непременно хотелось иметь сразу многое, терпения на то, чтобы ждать и надеяться, что былое вернется и все, как старшие врачи утверждали, станет на свое место, не было. Так они ушли из больницы, сняв свои белые халаты и высокие круглые колпаки, оставив их навсегда в бледно-окрашенных стенах этого заведения. Теперь нужно было найти другую работу, которая позволила бы им получить то, что не могло дать собственная профессия, на приобретение которой ушло немало лет. Покинув свои места, молодые врачи, к которым и примкнулись также многие молодые юристы, инженеры и люди остальных специальностей, тут же бросились искать другую, более прибыльную работу. Вот и бывшему врачу, который несколько месяцев тщетно провел в поисках новой и прибыльной работы, однажды во время встречи с родственниками неожиданно предложили: у новоявленного государства в одной из немаленьких стран открывалось посольство, и при его желании один из родственников мог бы содействовать тому, чтобы бывшего врача назначали помощником посла(официально и позже его должность в самом деле называлось именно так). Хотя предложенная работа не обещала ему много прибыли, но он обрадовался возможности уехать со своей родины и искать свое затерянное счастье на чужой земле. Его основная беда была в том, что он и врачом был плохим, кроме названия некоторых болезней и лекарств, он мало что знал по своей профессии. А что касалось трудно произносимых названий костей, многих других болезней и лекарств, значение которых не было ему понятно, они и не старался их запомнить. Ведь стать великим врачом и обладать глубокими знаниями в врачевании он не собирался, это ему и вовсе не нужно было, чтобы собрать ту необходимую сумму у посещающих его больных, которые верили, что любое лекарство, выписанное врачом, и соблюдение его рекомендаций помогут им избавиться от недугов.

Вот тогда он, обрадовавшись предложению родственника, принял его, хотя навыков и особых представлений у него в дипломатии и вообще в политике не было. Однако в новообъявленной маленькой стране такие люди, можно сказать, отсутствовали, включая того самого человека, назначенного послом, хотя он и считал себя еще непризнаным великим ученым, очень тоже мало понимал в делах государственных. Тут бывший врач решил твердо: больше никогда он не вернется на родину, туда, где, как он был уверен, скоро люди должны были начать грызть друг друга от ненависти друг к другу. Оставаться в посольстве - значило слушать каждодневные глупые речи и указания посла, и скрытое от его ушей пение секретаря, которые уже смертельно ему наскучили, и где, хоть даже в чужой стране, он чувствовал себя в рамках непонятных, изрядно напутанных и кажущихся иногда глупыми законов своей страны,- каждый день посол сообщал им о новых законах, принятых в их стране, которые являлись в основном запретами на разные виды деятельности и действий. Вот и поэтому он был готов уйти на любую другую работу при первой возможности, если бы она у него появилась. А потом выбрать один из путей, который позволил бы ему остаться в этой стране и стать ее гражданином. Одно его преимущество было в том, что он был холост, и женитьба на женщине из местного населения могла бы дать ему такую возможность. Только он хотел бы оставить это на самый последний случай. Как уже говорилось, недостаточное знание местного языка мешало ему общаться с женщинами из этой страны. Может, устроившись на работу среди коренных жителей, он мог бы найти другой путь, чтобы остаться здесь и порвать окончательно свои отношения с родиной. Он даже здесь по полученным письмам от родственников узнавал, что теперь их страну из-за ее тяжелого положения покидают многие и за куском хлеба уезжают в другие края, а их стране, если так будет продолжаться грозит опустошение. Но это его волновало очень мало, он каждый день ходил после работы о улицам города и старался узнавать, пока только для разведки, не предлагают где-либо подходящей ему работы. Встречая расклеенные по городу объявления, он старался отыскать среди них такие, в которых предлагалась работа; дело было в том, что если в каком-либо из них предлагалсь бы работа, то он обязательно это бы понял, потому что слова, обозначающие работу, частично выучил он уже наизусть. Но работы предлагалась мало, есло даже предлагалась, то требующей в основном определенных навыков и необходимых знаний, от которых он был далек.

Сегодня он также после работы прогуливался, разглядывая обяъявления, расклееные по городу, и вдруг очутился в незнакомой и внушающей ему тревожные чувства части города и стал «заложником» бродяги. Но он стал заложником не только его самого: ведь если бывший врач уже нашедший дорогу с его же помощью, хотел бы перешагнуть через один из проемов, ведущих прочь от этого малоприятного места, вряд ли этот хилый и опустившийся человек смог бы преградить ему дорогу. Здесь он даже вряд ли осмелился бы устрашить его ножом или каким-нибудь другим оружием, потому что по ту сторону ограждения ходило множество людей, и хотя в их сторону никто не направлялся, все ровно они услышали бы его крик, если он в случае угрозы со стороны бродяги звал бы их на помощь. Но преступили бы они ее, эти люди по другую сторону преграды, явно отличающиеся по своему внешному виду от тех, которых он видел в этом квартале, и которые вряд ли хотели бы появляться здесь? Может, могли они эту сцену грабежа или убийства безмятежно созерцать как обычную стычку между двумя людьми из низов, борющихся между собой за добычу и не могущих ее поделить.

Кто его знает. А с другой стороны помощник посла поймал себя на том, что все-таки он стал больше заложником предложения, сделанного бродягой. Он знал, что здесь, как и в других городах, можно за деньги найти женщину в специальных заведениях, но ему никто дорогу в эти места за все время пребывания в этом городе не показывал. Иногда он встречал в газетах номера телефонов женщин, которые предлагали за деньги свое тело. Несколько раз он попытался даже позвонить по некоторым из этих телефонов, но не мог никогда объясняться до конца, сказать то, что он хочет и вынужден был каждый раз прервать разговор. Но теперь наконец-то нашелся человек, который собирался проводить его в дом, где наверняка содержались платные красавицы, хоть и это происходило в грязном и сомнительном квартале, последствия могли быть для него не очень-то желательными, хотя бы тем, что он мог потерять все деньги, которые находились у него в кармане. Но он все ровно решил последовать в том направлении, обратно в темноту, куда его приглашал его попутчик-бродяга. Бывший врач, двигаясь вслед за ним, старался не думать о том, что ему придется отвечать, если в том таинственном и заманчивом месте, куда его звал путеводитель темного квартала, ему придется потратить все деньги, выделенные для изготовления флага. Сейчас он старался думать только о том, какие его встретят красавицы в том заведении, куда они направлялись.

Идти пришлось не так уж долго. На одной из таких же улиц, мало отличающейся от других, которые он успел увидеть в этом квартале, путеводитель бывшего врача остановился. В темноте трудно было разглядеть двухэтажный дом, изнутри которого слышался громкий шум. Бродяга, открыв деревянную дверь, позвал его за собой. За дверью, на лестнице, стояли два похожих своим видом на него же мужчин, только эти были крупнее, которые вначале остановили бродягу, а потом и бывшего врача, начав обшаривать их с ног до головы. Вначале бывший врач подумал, что они ищут, где же лежат у них деньги, только потом понял, что они проверяют, нет ли у него с собой оружия. Несмотря на выражаемое недовольство его путеводителя - как он понимал, тот заявлял о том, что они ведь его знают - стражи заведения пропустили бродягу, тоже только осуществив полную проверку. Поднявшись на второй этаж, он вслед за бродягой вошел в полумрачную комнату, которая по всей видимости была огромная, но из-за слабого света внутри комнаты, который тускло освещал ее центральную часть, углы были в полном мраке. К ним, не успели они войти, тут же подошел пожилой мужчина с изогнутой спиной и с седыми кудрявыми волосами, улыбаясь больше глазами и при разговоре согнувшись еще больше, и что-то спросил у бродяги, скорее всего интересуясь человеком, намоминающим всем своим существом чужоземца. Бродяга в ответ, насколько удалось это понять бывшему врачу, сказал что-то вроде того, что клиент готов вести с ними переговоры, слегка кивая головой в сторону помощника посла. Работник - может, даже хозяин - заведения показал им место недалеко от центра комнаты за одним из столиков, своим расположением образующих большой круг, который больше всего освещался и где стояли множество женщин; только по тому, как они медленно меняли свое место в этом кругу, можно было понять, что красавицы танцуют под ритм плохо звучащей музыки. Их то прибавлялось, то убавлялось в освещенном кругу, а причину бывший врач только понял тогда, когда, по всей видимости, две уставшие красавицы хотели отойти от танцующих и сесть в один из темных уголков. Но как только они приблизились к желаемому месту, их тут же остановили двое других, еще более грубых мужчин, чем те, что стояли на лестнице и, толкая в спину, привели опять к танцующим. Столы, образовавшие танцевальный круг для красавиц, были предусмотрены для клиентов, и женщины могли за них сесть только по их приглашению и разрешению работников заведения. Изогнувшийся мужчина еще раз подошел к их столу и спросил, принести ли им что-нибудь попить. Хотя бывший врач отказался, тот все ровно принес им через несколько минут две чашки кофе и поставил на стол вместе с подносом, на котором были еще насыпаны несколько орешков. В темноте трудно было разглядеть цвет кофе, но по вкусу он больше напомнил чай терхдневной давности, и скупо при этом заваренный. Сделав один-два принужденных глотка и поморщив лицо от того, что почувствовал во рту, бывший врач отстранил от себя чашку кофе. Красавицы продалжали танцевать, его путеводитель все время направлял его взгляд к ним, чтобы кого-то из них он выбрал. А садиться им не давали потому, что приходившие клиенты видели их во всей красе.

В танцевальном кругу можно было различить несколько групп, то есть тех, которые все время стояли и танцевали вместе. Если еще внимательнее их разглядеть, можно было увидеть и то, что эти группы организованы по внешней и цветовой схожести. Бродяга поймав его взгляд, скользащий от одной группы к другой, наверное, понял, что его гость тоже интересуется происхождением красавиц. Глубже усевшись в кресло и протянув одну руку вперед, он стал называть, откуда. из какой страны приехала каждая из групп. В основном, это были женщины и молодые девушки из той самой развалившейся страны, также из стран, которые были спутниками великой державы, и еще стран, которым бывшая «вечная система» помогала, стараясь приблизить их к себе. Бывший врач решил выбрать одну из тех женщин, которые составляли западную группу его бывших соотечественниц. Она, отойдя от своих подруг, под их защитными взглядами пошла к их столу. Она была одета так - это было заметно, когда красавица приблизилась и села рядом с ними за стол, - будто старалась как можно больше и ярче демонстрировать участки некоторых частей своего тела, которые женщины обычно стараются прятать от взгляда посторонних, и особенно мужчин. Трудно было назвать вид, который она себе придала, обычным для этих мест, хотя в этой стране женщины могли себе позволить многое как в одежде, так и в поведении. К тому же она была одета неаккуратно, волосы были плохо расчесаны, а на груди и ногах, которые она обнажила больше других частей, виднелись какие-то следы, направленные в основном вниз и напоминающие грязь, потекшую вместе с потом по телу. Как только она села рядом, бродяга стал что-то обсуждать с ней, потом повернувшись в сторону бывшего врача, назвал необходимую сумму, которую нужно было предъявить. Названная сумма примерно составляла половину стоимости флага, то есть нужного материала для него, и немало удивило бывшего врача. Но он, украдкой опустив руку в карман и немного отвернувшись от своих застольных товарищей, пытался незаметно вынуть оттуда требуемую сумму, при этом стараясь не вытащить и не показать все имеющиеся у него деньги. Добыв из глубины кармана денег чуть больше того, чем просили, он лишнее быстро засунул обратно и отдал нужные деньги бродяге. Бродяга отвел ее в сторону и что-то отдал ей из этих денег, но как понял бывший врач, не всю сумму. Потом бродяга вернулся с ней за стол и дал ему понять, что свою красавицу он может забрать. Но в это вермя подошел тот самый согнувшийся мужчина, с тем же железным подносом, на котором теперь лежала только небольшая бумага. Бывший врач не хотел на это обращать внимание и собрался удалиться вместе с женщиной, которую выбрал. Но пожилой мужчина остановил его, указывая на бумагу и дал понять, что он должен еще платить деньги. Бывший врач смотрел на написанную на желтой, помятой бумаге цифру, отражающую ту сумму, которую он должен был платить за недопитый им кофе. От этой цифры у него чуть ли глаза на лоб не полезли, и своим недовольным и возмущенным видом он старался дать понять, что что нельзя требовать такие деньги за очень некачественный кофе, который составил половину стоимости женщины за одну ночь. Только после того, как приведший его сюда бродяга положил свою руку ему на плечо, бывшему врачу стало ясно, что сумму, указанную на бумаге, лучше заплатить, если он хочет уйти отсюда с женщиной, а то можно было лишиться ее, и вперед заплаченную сумму вернуть было бы нелегко. Смирившись с положением, которое очень трудно было изменить в свою пользу для человека, еще очень плохо знающего язык и характер людей этой страны, тем более из темного квартала, он отдал пожилому мужчине и эти деньги, и взяв свою дорогую добычу, стараясь как можно быстро уйти вместе с ней из этого места, покинул заведение.

После того, как они оказались на улице, его избранница, делая некоторые плавные движения свои телом, что помогают женщинам принимать такие позы, которые выводят мужчин из себя, стала мягким и кокетливым голосом что-то говорить ему на местном языке, протягивая каждый звук. Бывший врач очень мало нашел в ее речи слов, которые понимал. Но он н собирался утруждать себя стараниями объясняться на этом языке, как ему приходилось делать, когда он сталкивался с местным населением. И он заговорил на том языке, который многие годы являлся основным языком падшей державы. От неожиданности она вначале замолчала и, придя в себя только через какое-то время, она спросила его, откуда же он знает этот язык. Врач по профессии в ответ сказал, что он тоже из той пропавшей страны, которая теперь разделилась на разные части под разными названиями. Платная красавица так обрадовалась этому, что бросилась его обнимать, целовать и прижиматжся к нему своим телом. Потом она спросила, из какой же части он все-таки некогда единого государства, которая теперь считается самостоятельной. Оставивший свою пофессию врач назвал эту страну, в посольтве которой он приехал работать. Услышав, из какой он части разваленной страны, женщина обрадовалась ему еще больше и сказала, что за все два года нахождения в этой стране впервые встречает на чужбине соотечественника-мужчину, хоть и бывшего. Она явно уже с приподнятым настроением шла с ним рядом и задавала ему вопросы о той части бывшей единой державы, какова там жизнь, как живут теперь люди, довольны ли нынешним самостоятельным существованием или желают вернуться в прошлое, восстановление державы и бывшего строя? На все эти вопросы отвечать быстро было невозможно, и их разговоры шли вокруг них всю дорогу, ведущую в приют ночных красавиц, и имели продолжение еще там.

Они свернули в более узкую, еще более загрязненную и плохо освещенную улицу, которую сменили еще несколько коротких и ей подобных. Забора вокруг двухэтажного дома не было, он стоял впритык мало от него отличающимся домам с обеих сторон, наверное, на самой плохой и темной улице из всех, по которым они прошли. Хоть было темно, можно было догадаться, о нехорошем состоянии дома как снаружи, так и внутри. Женщина, держась за болтающуюся металлическую ручку двери, начала искать место в ней для того, чтобы открыть ее ключом, который она держала в другой руке. Долго копаясь и создавая неприятный, резкий звук, который получается от соприкосновения и трения двух металлических поверхностей, она наконец-то открыла дверь, которая вела в такой же темный узкий коридор, с тяжелым и сырым воздухом. Она, взяв его под руку, стала двигаться в темноте, пока не дошла до одной двери. Вернее, это было только проемом для входа в комнату, а самой двери не было, ее заменяла когда-то бывшая, наверное, когда-то белого цвета, но теперь кажущаяся даже в полумраке серой простыня. Задвинув в сторону эту материю, заменяющую им дверь, она пригласила его в комнату. Тут же она начала рассказывать ему что, все они имеют ключ от входной двери, которую всегда держат запертой, под страхом того, что сюда могут проникнуть нежелаемые для них люди; а чтобы отводить полицию, которая все время, особенно по ночам, за ними охотится, они никогда не зажигают свет в коридоре, а в комнатах зажигают только слабый светильник, который стоит у всех на подоконнике, только во время посещения клиентов. Работают они ночью, вернее их работа начинается с вечера, с поиска клиентов, ночью они делают ту работу, о которой уже договорились за определенную сумму. То место, где они встретились, считается обычным кафе, там вначале все соототечественницы собирались, чтобы просто посидеть или что-нибудь выпить. Потом, узнав об этом, туда стали приходить местные мужчины и начали договариваться с ними прямо там. Увидев это хозяева кафе решили не упустить свою возможность заработать на них. Потом поняв, что они могут принес-ти даже больше дохода, чем их кафе в свои лучшие времена, они пришли к такому мнению, что лучше только название этого заведения так сотавить и в основном заниматься ночными крсавицами, то есть ими. А кафе еще хорошо тем, что деньги за то, что они сводят людей друг с другом, они берут под видом оплаты за застолье. А чтобы не было в кафе лишних разговоров, они привлекли туда ряд крепких и имеющих опыт в разного рода схватках молодых людей, которые также следят за ними, при этом правда обращаются очень грубо. А что касается того человека, который привел бывшего врача в это кафе, такие туда много приходят. Хозяин кафе обещал каждому, кто приведет клиента, десятую часть от общей суммы, за которую он может договориться с клиентом. Потом ровно половину от той суммы, полученной у посредника, отдают девочкам, оставляя другую половину себе, но еще они, как она уже говорила, и сам бывший врач стал свидетелем, берут дополнительные деньги, якобы за чашку кофе. Потом она стала интересоваться, где же тот посредник нашел его и не боялся ли он прийти в незнакомый и сомнительный квартал. Когда бывший врач рассказал, то что с ним случилось сегодня вечером и как этот человек, показав ему дорогу, только в конце предложил развлечение, она в ответ сказала, что, обычно такие люди ищут своих жертв в других, более престижных частях города, в основном среди приезжих из других концов страны или же иностранцев. Бродяга вначале, по ее мнению, хотел в самом деле помочь ему, раз привел его к воротам, открывающимся в остальной город. Но, наверное, в конце решил и попробовать заработать на нем.

Весь этот разговор происходил перед дверью, то есть занавеской, висевшей в ее проеме, и бывший врач оставался стоять здесь, пока женщина, пройдя внутрь, старалась включить светильник, который, как она рассказала, должен был находиться на подоконнике и, по всей вероятности, освещать только один угол комнаты. Она наконец-то включила светильник, который осветил угол у окна. Он, войдя в комнату, почувствовал, что под ногами у него не ровно, это доказали хруст и звон разбивающейся посуды. Но бывший врач остановился вовремя, и в полумраке, стараясь перепрыгнуть через этот барьер, упал на что-то мягкое, что отнюдь тоже не напоминало пола. На этот раз под его ногами оказался матрац, только наполовину накрытый непонятного цвета, близко к серому, как у входа, простыней и тонким одеялом, которое основной своей частью лежало на полу. Женщина это время, стоя у окна, спокойно наблюдала за тем, как бывший врач приближался к источнику света, спотыкаясь о предметы, разбросанные повсюду. Только сейчас, когда его глаза немного привыкли к полумраку, он начал разбирать те предметы, которые мешали ему добраться до окна, где оставалась стоять его бывшая соотечественница. Кроме посуды, включавшей в себя перевернутые тарелки, лежащие на боку стаканы, помятые вилки, ложки, и матраца, лежавшего на середине комнаты, через который он переступил, он различал еще матрацы, которые лежали ближе к углам комнаты. Кроме этих предметов, в комнате не было других вещей, ни одного стула, стола и шкафа для одежды, которая валялась здесь на матрацах или висела на самом подоконнике. Увидя его немного удивленный вид из-за обстановки комнаты, молодая женщина стала объяснять ему, что кроме нее живут в этой комнате еще двое, которые тоже из того же города, что и она, приехали. Нельзя сказать, что с другими соотечественницами они в плохих отношениях, но в комнатах все разделены по городам или областям. Здесь всего двадцать комнат, большинство из которых занято ими, выходцами из бывшей великой страны.

- А кто снимает остальные комнаты?-спросил, перебив ее речь бывший врач.

Она ответила, что другие комнаты в основном снимают женщины, приехавшие из стран, которые прежде принято было считать дружественными, всячески им помогая. В любом случае часто удерживали у людей из зарплаты, чтобы помочь им, которые, как тогда говорили, попадали часто в трудные ситуации, из которых нужно было их вытащить.

- Мы им помогали, веря в то, что таким образом завоевываем себе верных друзей, но как только наша страна пала, они первыми от нас отвернулись,-продолжила досадно.- А здесь они не скрывают от нас того, что презирают нас. Но я никогда не думала, что отдавая неоднократно часть своей и без того небольшой зарпалаты, заслужу у этих людей одну ненависть. Иногда доходит до того, что мы с ними устраиваем драки, в основном из-за клиентов, особенно зимой, как сейчас, когда их бывает очень мало.

Пока они разговаривали, входная дверь часто открывалась, и закрывалась, слышались стуки каблуков по коридору. Прислушавшись к этим звукам, она продолжала:

- Это наши красавицы возвращаются с охоты, в основном, наверное, с пустыми руками.

Бывший врач спросил ее о причине отсутствия всяких необходимых условий в комнате, что она объяснила тем, что другие комнаты, как он говорит, с условиями, стоят намного дороже. Поэтому им приходится селиться в таких отелях, где кроме хозяина никого нет. А здесь он появляется здесь только по утрам, чтобы брать с них суточные. Того, кто не может платить, он тут же выбрасывет на улицу. По возможности они помогают тем из соотечественниц, кто долгое время сидит без клиентов, но это только до какого-то времени, потом им приходится уезжать обратно на родину, если и дальше они не смогут ничего заработать. Сейчас у многих из них плохое положение из-за отсутствия клиентов. Даже часто завидуют друг-другу, если кому удается поймать клиента, хотя в том заведении, где они мужчин ищут, те должны их выбирать. А они должны танцуя не остановливаясь демонстрировать прелести своего тела. Когда к кому-то из них клиент приходит, две другие девочки ночуют у подруг. Обе девочки, живущие с ней были сегодня в кафе и увидели, что она ушла с клиентом, значит ночевать сегодня не придут.

Бывший врач стоял недалеко от женщины, своей бывшей соотечественницы, и не знал, что делать. С одной стороны ему хотелось уйти из этой комнаты, грязной, неуютной, являющейся не то, чтобы местом разврата, а скорее несчастья и грусти. Ведь он видел и других женщин, которые также продавали свои тела, при этом проведя намного более радостный образ жизни, чем эти, кого он сегодня встретил, которые часто даже не имели возможности помыться, ухаживать за своим телом. Теперь заплатив столько денег, ему трудно было отказаться от нее, а уйти он мог бы только дождавшись рассвета. Требовать обратно свои деньги тоже было бы неправильно, тем более когда из всей заплаченной им суммы в ее руках осталось меньше половины.

- А кем ты работала в своем родном городе?-спросил он ее, старась этим затянуть время, чтобы принять окончательное решение.

- Я учительница,-ответила она грустно.

Потом рассказала, что работала только не в городе, а в селе, в обычной деревенской школе, куда поехала работать вместе со своим мужем. Зарплаты было мало у обоих, но хватало этих денег снимать маленькую комнату в деревушке и худо-бедно кормиться. Но после того, как год прожили там, муж начал жаловаться на сильные головные боли. Она вначале думала, что это скоро пройдет, но с каждым днем его жалобы стали усиливаться, и когда вынужденно оставив школу, она привезла его в город, чтобы показать врачам, они нашли у него очень тяжелую болезнь, возникшую из-за сильного воспаления мозга. В больнице был еще ее отец, которому вместе с ней врачи назвали очень крупную сумму, чтобы мужа вылечить. Только на одни лекарства нужно было отдать деньги, которые составляли бы их двухлетную зарплату вместе, и еще больше нужно было отдать врачу, чтобы он принялся за его лечение. Но, естественно, такие деньги они не могли бы найти, то есть спасти ее мужа у них не было возможности. Тогда ее отец, разозлившись, начал с ними ругаться, требуя лечить мужа дочери по законам страны, то есть бесплатно. Врачи таких шумливых людей не любят и обещали, что необходимая помощь и медицинский уход для него будет, насколько это позволят возможности самой больницы. Только посещая мужа она стала чувствовать, что никто им не занимается и небходимого лечения он не получает. Она, наверное, не ошибалась, через несколько месяцев он прямо в больнице умер. Она с отцом с трудом устроили ему похороны, потратив ее последнюю зарплату и последние оставшиеся деньги отца, которые он сберег на черный день. После похорон мужа отцу тоже стало плохо, он с утра до вечера стал говорить о болезнях, от которых у него не будет возможности лечиться, о неизбежности смерти и что похоронить его не будет никаких денег. Тогда, чтобы успокоить его, она решила примкнуть к одной группе, в которой были несколько ее соседок, и уехать в эту далекую страну на заработки. Но отцу она объясняла все по другому: будто они всей группой, приезжая в эту страну, торгуют на разных рынках, что в самом деле и делают некоторые из их краев. Если она немного зарабатывает денег, то основную часть посылает отцу. А он пишет ей письма, в которых указывает, сколько еще не хватает для того, чтобы заказать себе гроб, место на кладбище и устроить легкие поминки, а о болезнях и лечении он давно молчит.

Ему показалось, что сейчас, после ее рассказа, он забыл о всех недостатках, которые присутствовали в ней и в этой комнате. Он нашел в ней очень много родного и знакомого, и их отношения будто вышли за рамки клиента и платной красавицы. Он любил ее до самого утра на том же матраце, который вначале вызывал у него отвращение. И любил он ее совсем по-другому, как женщину, с которой только, что познакомился и их душевная близость в конце отдала их в объятия друг друга.

 

Баку, май 1998