- Расскажи мне сказку…

 

Большой Ги пытливо вглядывался в глубину Аниных голубоватых глаз, словно желая увидеть на дне блеск золотого плавника.

 

- Ну расскажи…

 

Анна отложила мятую желтую книжицу.

 

- Почему вдруг я? Расскажи сам. Ты же умеешь, у тебя гораздо лучше получается.

- Да, но все мои сказки грустные и злые.

- Хм… Действительно? Как же я раньше не замечала…

 

Анна наигранно подняла левую бровь, сдерживая предательски поднимающиеся уголки рта.

 

- Интересно, а почему?

- Я рассказываю то, что мне доступно. Я вижу мир сквозь узкую щель. До меня доходят только самые яркие краски, самые высокие ноты. Помнишь, здесь стояла ваза? Много лет. Я не видел ее, пока в один прекрасный день она не упала и не разлетелась на тысячу звенящих кусков. Один из них до сих пор лежит под твоей кроватью, Анна. Или гроза… Я вижу вспышки молний, я слышу дождь. А солнце? Это просто свет…

- Интересно… А как же я? Я тоже как гроза? Меня-то ты замечаешь?

- Когда человек рождается, он кричит. Он оглашает миру каждый удар своего маленького сердца. Это потом его научат шептать, не топать ногами. Научат его искать и находить Смысл в каждом движении. Научат его быть мертвым. Когда люди уходят, я даже не замечаю: словно упал еще один сухой лист. Меня никто не учил быть мертвым, поэтому я буду жить вечно. Тебя я вижу так же ясно, как в первый раз. Тебя тоже еще не научили…

- Да, мама всегда говорила, что я неуч. А ведь уже двадцать пять лет - пора бы мне научиться не топать ногами… Кстати, ты заметил, что я выросла?

- Двадцать пять? Смешно. Год, месяц, день… Смешно. Зачем давать имя каждой песчинке в песочных часах? Зачем носить на руке кусок железа? Тик-так, тик-так… Глупые, глупые люди. Вместо того, чтобы есть, они считают горошины на тарелке. Я вижу только то, что вижу. Ты все такая же…

 

Какое-то время Анна молчала. Что-то было неправильное в этой большой полутемной комнате. “Тик” – говорили круглые настенные часы. Взгляд успевает охватить все: белую стену, окно, вечно скрипящий паркет, полуоткрытую дверь в чулан… И только Ги невозможно разглядеть. То ли он съежился в большом старом кресле, то ли вытянулся во весь рост в углу и его тень занимает пол комнаты.

Кажется, что прошла вечность. “Ну же, ну же! Неужели это все, неужели уже больше никогда?…” - думала Анна. “Так” – отвечали ей часы… Где-то за окном проехала машина, нарушив гармонию. Анна откинула длинные волосы. Почему-то она чувствовала досаду.

 

- И все-таки ты ошибаешься. Я выросла. Меня больше не пугают твои сказки. Вот уже десять лет, как я сплю спокойно, Большой Ги.

- Просто я больше не хочу пугать тебя. Теперь я Маленький Ги, зови меня так. Отныне я буду рассказывать страшные сказки твоей маленькой дочери, уже скоро. Но я по-прежнему буду приходить к тебе, иногда. Мне нравится молчать с тобой, смотреть, как играют искорки в твоих глазах, как ты еле заметно шевелишь губами, когда читаешь. А теперь расскажи мне сказку.

Анна снова улыбнулась. Маленькие морщинки вокруг извечно детских глаз разгладились, голос снова стал чистым и звонким:

 

- Хорошо, слушай. Жил да был на свете Маленький Ги…

 

.........................................

 

Большой Ги сидел в темном чулане. В замочную скважину было видно часть комнаты, а в узкую дверную щель – квадрат окна и несколько звезд. Он не спал. Последнее время он вообще мало спал. Он вглядывался в темное небо и думал. Думал о том, что где-то в этом мире есть золотой дворец с высоким крыльцом, неподалеку – прозрачный пруд с кувшинками и золотой рыбкой на дне. А на лужайке сидит он, Маленький Ги.

Да, где-то в этом мире есть Добро. Но где же? Почему он не видит его? Он снова вглядывался в темное небо, он вслушивался в эту тихую осеннюю ночь. Вот вдалеке прозвенел трамвай, вот стала видна еще одна звезда, вот (или только показалось) упал с ветки сухой лист. И был еще какой-то странный, монотонный звук, до сих пор ему незнакомый…

…Ги перевел взгляд на комнату. “Тик…” – сказали часы.