Алла Николаевна, учительница начальных классов сельской школы, после уроков проверяла контрольные работы своего третьего «А».

- Уже весь сентябрь проучились, а они все никак не настроятся на школу! Это ж надо такое напридумывать! – в сердцах проговорила она, откладывая тетрадь по математике самой трудной ученицы Бобровой Тани на край стола.

Ребенок сложный. Семья состоит из мамы – алкоголички и Танечки - бледной девчушки с худенькими опущенными плечами. Мать толком не кормит, оттого и ребенок такой чахлый да болезненный.

Своих детей у Аллы Николаевны нет, она еще не замужем и пока не собирается, хотя претендентов предостаточно. Это и учитель истории Глеб Иваныч, и сосед Максим Викторыч. И даже доктор ухо-горло-нос из сельской больницы. Но с её избирательностью в людях отдать предпочтение кому-то одному очень сложно. Поэтому замуж она не выйдет никогда!

Во всяком случае, так утверждают мама Аллы Николаевны и её единственная подруга Елена Сергеевна - школьный библиотекарь. Сама же Елена Сергеевна уже давно замужем. Имеет двух детей и очень, очень положительного мужа. Вообще принято считать, что жизнь Елены удалась!

Отложив в сторону тетради, Алла Николаевна смотрит в окно на уходящий дождливый день. Ещё один день скучной и однообразной жизни.

А дождь забарабанил сильнее по оконному стеклу и размытыми полосами начал стекать прямо на карниз, и уже с него ручьем полил в кусты жимолости, которые растут прямо под окнами класса.

Заметно потемнело, но свет включать не хотелось – Алла Николаевна любит сумерки. Облокотившись на подоконник с красной геранью в горшке, она взглянула из теплого сухого класса на мокреть за окном и невольно поежилась. Потом вспомнила, что из-за контрольной забыла полить цветы, взяла с полки лейку с водой и стала аккуратно лить прямо под корень растения, боясь пролить воду на свежевыкрашенный белой краской подоконник.

Внезапный щелчок выключателя и яркий свет заставил Аллу Николаевну резко обернуться назад, к входной двери.

- Опять двадцать пять! – в дверях, неуверенно держась на ногах, стояла Нина Боброва - мать Тани - крупная бабища с одутловатым лицом и растрепанными волосами.

- Я никому не позволю забрать мою Танюшку! - завела она пьяным голосом свою старую песню, - я и до «верха» дойду, если надо! А на вас управу найду! Ишь, чего выдумали…

- Успокойтесь, Нина Ивановна, никто не в праве решать ваши проблемы без вашего ведома, - Алла Николаевна попыталась вразумить разбушевавшуюся мамашу, - к великому сожалению. Будь моя воля, я бы не стала с вами церемониться, - Аллу Николаевну захлестнули негодование и возмущение, - что позитивного видит ваша дочь дома? Вечно пьяное лицо? Когда Вы кормили её в последний раз? – но вскоре умолкла, видя, как та пьяно опускается на стул, сменила тактику, - Мой рабочий день закончен. Приходите завтра! – и, попробовав безуспешно поднять нежданную гостью, стремительно покинула класс, не заперев двери.

- Сан Саныч! Там у меня Боброва спит, выведи её, пожалуйста, и запри дверь!– попросила она сторожа, открывая на ходу коричневый зонтик, и вышла из школы.

- Ну вот, как всегда, самая последняя! - то ли хвалила себя, то ли порицала, обернувшись на темные окна других классов…

Дома мама приготовила ужин и уже стала накрывать на стол, когда услышала звук поворачивающегося ключа в замке.

- Аллочка! Все давно уже дома, а ты все сидишь одна, голодная. А вот была б у тебя семья, ты бы домой спешила… - так мама частенько воспитывала свою нерадивую дочь.

Между тем, ужин прошел тихо, без нравоучений. Потом Алла перемыла посуду (у мамы любимый сериал), и решила принять ванну, как вдруг раздался звонок в дверь. Это была Таня.

- Проходи, ужин еще не остыл! – ласково пригласила девочку на кухню.

- Спасибо, Алла Николаевна, А Вы маму мою не видели? – Алла отрицательно покачала головой, не сумев сказать ребенку правду, – а-то мне сказали, что она пошла к Вам в школу! Я оттуда, там уже пусто, вот я и решила, что она у Вас… - сконфуженно лепетала Таня, прекрасно зная, что ни за какие деньги её мать не пойдет к учительнице своей дочери выслушивать нравоучения. Она в них попросту не нуждалась.

Несмотря на уговоры женщин, Таня не захотела остаться, как это частенько бывало, а ушла разыскивать пропащую мамашу, обещав забежать позже.

Алла долго лежала в теплой ванне с пушистой ароматной пеной и раздумывала о сложной ситуации, сложившейся в классе и о судьбе несчастного ребенка, который при живой матери был сиротой. Об отце Тани никто ничего не знал, а в сведениях о родителях в графе, об отцовстве стоял жирный прочерк.

Алла Николаевна уже давно вынашивала идею об опекунстве, так как об удочерении не может быть и речи. Ребенок уже немаленький. Да и все «прелести» своей жизни Таня помнит прекрасно. А вот если бы можно было оформить опекунство… Что ж, это и впрямь прекрасный выход из создавшейся ситуации. Таня давно уже приглянулась и маме, Ирине Петровне. Девочка кроткая, тихая и ей трудно жить той жизнью, на которую ее обрекла непутевая мать. Алла прекрасно помнит, как она впервые обратилась за помощью к адвокату. Молодой юрист не только проконсультировал её, но и подсказал, к кому надо обратиться за нужными документами.

Ох, как же все медленно делалось! Но вот он - результат её кропотливого труда - лежит в папке стола и дожидается своего времени.

Дело осталось только за школой, которая, как бы это странно не казалось, не спешила выносить сор из избы и лишать мать родительских прав. Вот такой запутанный клубок!

****

 

- Ни за что не открою глаза! Еще бы, стоит только зазеваться, как тут же приходит «оно», чтобы поглазеть на меня. «Оно» будет шумно дышать мне в ухо, гладить одеяло, отчего-то станет вонючим. Потом, кряхтя, сядет на кровать и начнет раскачиваться из стороны в сторону. Обидней всего то, что я не могу из-за «него» вставать ночью в туалет, а это значит, что утром, как всегда от меня будет плохо пахнуть. Девчонки в классе вреднющие, тут же сделают противные мины, начнут обзываться, толкаться... Даже Ленка, с которой мы дружили во втором классе, будет ехидненько улыбаться со своей парты. Дело - дрянь. Ведь им не объяснить, почему я боюсь вставать ночью... Страшно… открывать глаза, опускать ноги на ледяной пол (брр, холодно!), пытаясь наугад надвинуть тапочки на босые ноги… «Оно» подстерегает меня всюду! - думает Таня, ложась спать во влажную, дурно пахнущую постель, в дурно пахнущей комнате, без какого-либо ужина. А есть хотелось страшно. В животе дико урчало, что-то хлюпало, шевелилось и, наконец, сжималось, постепенно отгоняя чувство страха.

- А где-то рядом, под моей кроватью, там под полом, за шершавыми досками заботливая мышиха-мать принесла на ужин своим деткам-мышатам огарочек свечи или даже кусочек колбасы. А может сыра. Нет, все же колбасы. Той самой, жутко вкуснющей, которую лишь однажды удалось попробовать на дне рождения тети Шуры, среди груды немытой посуды, битых тарелок, тряпья, обрывков старых газет. А прямо здесь, внизу, у мышей был пир горой, они пищали и возились. Отчего, видимо, и появились выражения: «пир горой» и «мышиная возня»…

Со временем, чувство голода берет свое и Таня, пытаясь отвлечься, начинает думать о завтрашнем дне, дожде за окном, брошенном котенке под лестницей…

Мысли приводят ее к дому учительницы, где всегда полно вкусной еды, где кругом чистота и порядок и, самое главное там ей очень рады. И ребенок начинает вспоминать те самые счастливые дни своей жизни, проведенные в доме Анны Николаевны во время простуды.

Таня помнит, как за ней ухаживали: поили из ложечки чаем с малиновым вареньем, прямо в теплую постель с розовой простыней приносили вкусную румяную котлетку на ровном квадратике подрумяненного хлеба. Были бесконечно добры. И девочка закрывает от удовольствия глаза, вспоминая вкусные пирожки старой бабушки, учительской мамы. Она помнит и красивую картину с грачами в золоченой раме, что висит на стене в комнате Анны Николаевны.

- Э-эх, вот бы опять так пожить! Хоть совсем чуточку! - мечтательно потягивается ребенок. Представляет, с каким удовольствием легла бы она сейчас в чистую постель, с головой укрылась пушистым одеялом, чтобы вдоволь надышаться уютом, теплом. Отогреться душой.

Думала и том, с какой радостью она бы осталась навсегда у этих добрых людей. И пусть ее вечно пьяная мама живет без нее со своим таким же вечно пьяным дядей Колей.

Тот последнее время стал как-то странно и непонятно себя вести. То попросит воды, то ужин ему подавай, будто она и впрямь уже хозяйка. Но главное - его глаза. Из обычно настороженно- злых, как у той самой огромной собаки, которая всегда подкарауливает ее за углом дома, они вдруг становятся блестящими и влажными. И если она не подаст ему воды в вечно грязной кружке, то он начинает злобно поджимать губы. А взгляд сразу превращается в налитые кровью глаза зверя.

- У-ух, страшно! - девочка втягивает голову в плечи, зарывается под подушку.

В конце концов, веки ее смежаются, и она засыпает не по-детски тревожным сном, временами мыча и поскуливая из-под одеяла.

Утро не встретило никак: дождь не прекращался всю ночь. Мать еще с вечера лежала на полу в кухне. Поэтому к холодильнику нельзя подойти, чтобы еще раз убедиться в отсутствии съестного. И к плите не подберешься, чтоб чайник включить и хоть немного согреться. А ванной уже давно нет ни мыла, ни зубной пасты.

-Эх, вот бы денег, где достать,…мечтательно разглядывая свое отражение в грязное зеркало, мечтает Таня. – А что, если подойти к Аллочке Николаевне и попросить в долг? Она же добрая! – и Таня с легким сердцем, от принятия единственного верного решения, вышла в подъезд и сбежала вниз по лестнице, живо перебирая скорыми ногами.

Едва прозвенел звонок на урок, как в класс вошла педагогиня по воспитанию и забрала Таню на консультацию к психологу.

- У ребенка явно выражен безусловно- рефлекторный способ самозащиты….- врач еще долго и нудно диктовал педагогине диагноз. А Таня уже мчалась обратно в класс. На перемене ее подозвала к себе Алла Николаевна и протянула листок бумаги, сложенный вчетверо, который надо отдать маме. И, несмотря на то, что Аллочка очень незаметно для других учеников передала ей этот лист в руки, все увидели и начали ехидненько хихикать, тыча в Таню пальцем.

–Ах, Боброва больна! – гаденько прокартавила одна из учениц.

–Энурезом! – следом подхватили остальные. Глаза Тани наполнились слезами, и она выскользнула из класса.

Здесь, в коридоре было спокойно, никто не донимал и она молча уставилась в окно. Дождь все не унимался. Девочка невольно съежилась.

- Не плачь! – кто - то осторожно тронул её за плечо. – На, откуси! – это был забавный малыш – первоклассник, пухленький, с ямочками на щечках. – Меня тоже дразнят «жиром», но я ведь не плачу! – и карапуз заулыбался, настойчиво протягивая Тане надкусанное яблоко. Оно было таким краснобоким, с желтым краем отпечатанных зубов мальчика и так соблазнительно просилось к Тане в рот своими сочными кристалликами. Она еще раз почувствовала подступающий голод, противно разливающийся щемящей волной, что заставило больно сжаться её маленький желудочек ... - Спасибо, но я не голодна! – ответила Таня, глотая слюнки. Что даст ей этот кусочек, ведь им не наешься!

Звонок на урок заставил её вернуться в класс. География была самым скучным из всех предметов. Кому охота слушать про оголившиеся деревья, которые скоро уснут? И без того на душе тягомотно.… А тут еще есть хочется так, что в животе больно. Да и издевки одноклассников не дают глаза поднять – стыд какой.… Но мысли Тани недолго витали в классе. Они заставили появиться под самым Таниным носом огромную тарелку с румяными, аппетитными пирожками. И тарелка эта была в добрых руках Ирины Петровны. А уж какой аромат кружился вокруг, он сладко щекотал ноздри, проникал прямо в гортань, спускался до пустого урчащего желудка. Так и хотелось взять в руки теплый сочный кусок пирога – признак благополучия и заботы о своих близких…

Даже если бы Таня и знала урок, не смогла бы заставить себя выйти к доске. Еще одна «пара» украсила мятую страницу дневника.

– Гадко начался, гадко и заканчивается! – девочка завершила свои познания о несправедливости мира, обнаружив дома целую вереницу пустых бутылок, перевернутый стол и торчащие из-под него ноги в грязных ботинках.

Слезы досады душили ее, скатываясь по впалым щекам: -Ну почему, почему все так несправедливо? Почему всем этим вредным Ленкам, Валькам - все, а мне - ничего? Э-эх - закатав обтрепанные рукава старенькой кофточки, принимается за работу и не замечает появления дяди Коли.

- Дай воды, пить хочу! - нетерпеливо потребовал он от оробевшего ребенка. Пил жадно, будто только что вернулся из пустыни - захлебываясь и гулко глотая, а вода струйками стекала по щетинистому подбородку прямо на грудь.

- Ух, хороша! - вытирая рот грязной рукой, он игриво подмигнул молодой хозяйке. - Фу-ты, нуты, какие мы уже большие! Ах, какие скромные! - он схватил девочку за руку, грубо притягивая к себе. Таня не поддавалась, ударила его прямо веником в лицо, но не рассчитала, и оказалась прижатой мужскими руками к столу. Негодяй вцепился в ребенка и слюнявым ртом потянулся к нежной детской шейке, рыгая перегаром и бранясь. Борьба продолжалась недолго, победила сила.…

А когда пьяная мать с бутылкой в руках вошла на кухню, то увидела застывшую дочь на полу и своего дружка в весьма неприглядном виде.

-Ублюдки! Сволочи! Убью обоих! - накинулась разъяренная мамаша на дитя, лежащее на полу, в самой, что ни на есть срамной позе. По лицу несчастного ребенка струились слезы.

****

- Я и сама могу поехать, все документы у меня есть! – уверяла Алла Николаевна завуча школы, - мы просто не имеем права больше тянуть! Это же преступление! Она совершенно не следит за ребенком: Таня голодная, неухоженная. Да она домой из школы не хочет возвращаться! Где это видано? Оно и понятно – там всегда пьяные дружки её матери. Вы видели синяки у нее на спине? Нет? А я видела! И спасать надо не мать, а ребенка от матери….

Они еще долго разговаривали, то и дело срываясь на повышенные тона. Администрация школы по- прежнему не хочет брать на себя ответственность по поводу лишения матери родительских прав. Это пятно на весь район. А школа- то передовая по всем параметрам и все комиссии этот факт подтверждают. Ну а где же элементарная гуманность? Нет, равнодушие давно задушило в людях милосердие. Всего этого Алла Николаевна никак не могла понять. Точно так же, как и не могла принять. - Выходит, что чужие дети никому не нужны? Она горько усмехнулась. – У нас нет и не может быть чужих детей! – резко оборвала она беседу с администратором.

Дома мама, как всегда приготовила вкусный ужин: любимые блинчики с мясом под густой сметаной. Все ждали Таню, но её все не было.

Дочь делилась с матерью наболевшим - о школьном разговоре по поводу Таниной матери. Ирина Петровна всегда внимательно относилась к проблемам дочери, выслушивала, сопереживала до слез. Нередко такие посиделки на кухне заканчивались обоюдным плачем. После чего обе женщины: мать и дочь начинали себя ругать за невнимательность друг к другу, просить прощение и громко чмокаться. Они близкие людьми и все у них было общее. Они - семья!

Но в этот вечер они не зашли так далеко, лишь ограничились просмотром семейного альбома, на которых мама моложе, а дочь еще носила короткие платьица, сшитые заботливыми мамиными руками.

Алла все детство засыпала под звуки строчащей швейной машинки. Ведь надо же растить дочь и Ирина Петровна каждый вечер садилась за шитье, выполняла заказ немногочисленных клиенток. Конечно же, теперь и руки не те и зрение упало…

Чуть позже пришла Елена, возвращаясь из магазина и нарушила семейную идиллию. Она щебетала на кухне о том, как маленький Гриша промочил в саду ноги и теперь, ясное дело, простынет, не смотря на все предусмотренные меры, включая согревающий компресс и сухую горчицу в носках. Елена всегда вносила оживление и разнообразие в замкнутый мирок Аллы и Ирины Петровны. Елена всегда шумная, многословная и ей всегда рады.

- Ну-ка расскажи, чем закончился твой поход к директору, - предложила она Алле, наливая горячий чай в чашку и, шумно прихлебывая, удобно уселась на табурет слушать сегодняшний диалог между подругой и администрацией. Алла неторопливо, уже в который раз начала подробно пересказывать весь разговор, сетовала на его незавершенность и бездействие школы.

– Ребенка жалко. Она такая маленькая, беззащитная… Мы с мамой смогли бы ей дать то, чего она лишена с раннего детства. Ведь у меня и документы все готовы на оформление опекунства. Они тоже, знаете, мне нелегко достались! – печально закончила Алла свой рассказ. Постояв еще пару минут в прихожей, обсудив другие дела минувшего дня, подруги чмокнулись на прощание. Ирина Петровна аккуратно уложила в сумку Елены вкусное угощенье – блинчики - для всей семьи, включая шалуна Гришу. И малиновое варенье, если все - таки он начнет кашлять.

После ухода Елены, мать и дочь разошлись по своим комнатам. Алле стало ясно, что этой ночью ей так и не удастся заснуть.

- ****

 

Девочка сразу не поняла, что произошло. Нет, то, что ее унизили, жутко обидели - это понятно, но такое… с ней…. А тут еще мать накричала, больно ударила. Немного придя в себя и оглядевшись, Таня увидела множество кровоподтеков и ссадин на руках, ногах, животе, который и без того страшно ныл. Девочка попыталась встать, но тут резкая боль внизу живота опрокинула ее на спину. Она, как подкошенная, рухнула на пол, больно ударившись головой о батарею…

Таня не знает, как долго она оставалась в таком положении. А когда открыла глаза, то кругом было тихо и темно. Не было слышно пьяной брани матери, бьющейся посуды. Стол по-прежнему лежал на боку. Вокруг было все разбросано: посуда, тряпки и что-то еще, непонятное из-за темноты. Таня прислушалась. Тишина. Осторожно потрогала живот. Убедившись, что он уже не лопнет, как ей казалось раньше, девочка пытается сесть. Но обмякшее тело не слушается. И тогда огромным усилием воли ребенок приподнимается с пола, прижимается к стене и садится, превозмогая боль. Немного передохнув, девочка ощупывает голову, пытаясь унять в ней шум, пальцами попадает во что-то липкое, тягучее. Резко ударяет в нос запах железа. «Кровь!», - промелькнуло в ее сознании и только тогда ей стало страшно по настоящему. Слез уже не было. Но Таня почувствовала, как в груди что-то сильно сжалось в комок, и ей трудно стало дышать. Онемевшие ноги не слушались. Она оправила мокрый подол платья и снова руками наткнулась на кровь.

-Что это со мной? Я вся в крови!- животный страх поверг ее в оцепенение.

Ребенок не помнит, как долго сидит на полу, в жуткой темноте, слыша противное бульканье внутри себя. Таня замерла, боясь шевельнуться, чтобы кровь не вытекла из ее тела вся, до последней капли. Как в кино про войну, где раненый солдат умирал, истекая кровью. Девочка сжалась в комок, по-детски умоляя кровь не покидать ее.

***

Тем временем мать ребенка продолжала развлекаться и радоваться жизни. А чего унывать, ведь жизнь одна и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно.… И в шумной пьяной компании, где все любят друг друга, не нарушая свободы человека нравоучениями, бесконечными лекциями о пагубном вреде алкоголя, она сидела и попивала то, что ей наливали друзья. Она вообще была неприхотливой: засыпала, где придется, а нередко и с кем придется, ей было глубоко наплевать, что на ней надето и одета ли она вообще, главное, чтобы было не холодно. Она уже не помнит, что является матерью девятилетнего ребенка.

- Дети - цветы жизни! - это она любила повторять, особенно в пьяной компании. А вот то, что надо как можно реже попадаться на глаза учителям, этим занудам, вечно учившим жизни - Да что они смыслят, что видели? - это она крепко запомнила, ведь от них одни неприятности. - Сами не живут и другим не дают! - характеристика всех зануд - учителей в веселой и задушевной компании. Да и много ли человеку надо? Колька под боком. Да и какая, в сущности, разница, с кем делиться радостями жизни! Материнских обязанностей она никогда не выполняла, так как не имела ни малейшего об этом представления. А материнские чувства со временем свелись до минимума, из которых она ясно ощущала одну лишь материальную выгоду, пусть маленькую и незначительную, зато стабильную. Занять на очередную бутылку под детские деньги было проще, да и люди охотнее откликались! А о том, что произошло днем с дочерью, она уже и не вспоминала:

- Подумаешь, велика беда, так, глупые слезы взбалмошной девчонки!

Она и сама точно не помнила, когда с ней это случилось впервые, но знала, что еще совсем девчонкой, подумаешь, год или два разница. Досадно было только вначале, когда она Кольку с ней застала, да и почему именно он, а ведь притворялся спящим, подлец!

***

«Оно» появилось снова, когда Таня лежала на боку совсем не на кухне, как ей казалось, а в своей кровати. На этот раз «оно», шумно сопя и кряхтя, сползло прямо с настенного коврика, оттуда, где только что резвились плюшевые мишки. Затем «оно» приблизилось к Таниному лицу и пахнуло в него дяди Колиным перегаром. Девочка вжалась в постель, боясь шелохнуться. А «оно» все смотрело и смотрело ей в лицо, противно дыша вонючим ртом. Нет, не ртом, а пастью. Звериной пастью, потому что Таня вдруг отчетливо увидела страшные острые клыки, готовые вцепиться ей в глотку.

«Оно» уже начинает гладить Танино одеяло, сначала тихонько, будто боясь спугнуть, затем все настойчивее и ощутимей. Словно догадалось, что напуганному ребенку уже никуда не деться…. Теперь «оно» подкралось к самым ногам и стало трогать их мохнатой лапой. Таня встрепенулась: « Так, значит, «оно» уже под одеялом, если так явно ощущается его противная, жесткая шерсть».

Но «оно» времени не теряет даром, и потихоньку стягивает с девочки одеяло, оголяя горящее огнем ее больное тельце. Таня из последних сил вцепилась в самый край ускользающего одеяла, но «оно» настойчиво тянется к ее тонкому горлышку. Вот «оно» уже сомкнуло свои лапы на шейке и начинает потихонечку его сжимать. Сожмет и отпустит…. А Тане и дышать-то уже нечем, она хоть и открывает рот, а воздуха все нет и нет. А «оно» неумолимо сдавливает хрупкую девичью шейку. Все сильнее и сильнее становятся его тиски. Таня измучена. «Скорее бы конец!», - проносится в глубине ускользающего сознания.

В глазах Тани так отчетливо сверкнули яркие звезды, что она решила, будто уже на небе. Но, тело по-прежнему было налито свинцовой тяжестью, и боль не отступала, а значит, небо и звезды - всего лишь мираж.

Таня чувствует сквозь закрытые глаза, как «оно», наконец-то, отступило, уползло в другую часть комнаты и чем-то брякнуло в углу. Затем ребенок слышит звук льющейся воды из-под крана, отчетливо видит, как «оно» пьет воду из грязной кружки уже стоя посередине кухни, где все еще царит беспорядок и валяется веник, которым Таня совсем недавно отбивалась от мерзкого дядьки.

Теперь «Оно» стояло спиной к девочке и шумно хлюпало, поглощая воду, которая почему-то тут же вытекала из-под него кровавыми струйками. Много крови, так много, что Таню передернуло от увиденного, и она зажала лицо ладонями. А «оно» все продолжало пить, и вот уже огромная багряная лужа образовала широкий круг на грязном полу.

Невесть откуда появилась противная Ленка и тут же начала обводить мелом пол вокруг этой лужи, громко хохоча. Таня хотела крикнуть ей:-Уходи!- но слова застряли комом у нее в горле. Однако Ленка вдруг громко взвизгнула и исчезла.

Через некоторое время Таня вновь открыла глаза, увидела, что «оно» уже совсем рядом. «Оно» стояло, широко разинув пасть, оголяя гнилые клыки. Таня только теперь поняла, что перед ней был никто иной, как сам дядя Коля.

Она змеей выскальзывает из его рук и внезапно, сама, не осознавая каким образом, оказывается у распахнутого окна. Еще через мгновение она взгромоздилась на грязный и липкий от крови подоконник. Босые ноги не слушаются и съезжают вниз, но Таня ощущает всей спиной, как дяди Колины руки тянутся к ней, готовые схватить за рубашонку и силой дернуть её назад…

-Нет, только не это… - успевает подумать девочка и, отталкивая его ногой, теряет равновесие и летит вниз. К звездам.