Послеобеденный рассказ

 

Нюшка в белой косыночке, приоткрыла крышку кастрюли, дохнувшей паров кипящего варева, и бухнула в клокочущую массу полпачки соли. Подумав мгновенье, сказала нехотя «о!» и тотчас забыла о содеянном: в духовке подгорали куры.

К полудню обед был готов, но ему предстояло еще целый час париться на медленном голубоватом огне, уничтожающем остатки витаминов и всякого вкуса.

Нюшка задумчиво смотрела в окно, механически нарезая помидоры: недозревшие с зеленой корочкой и уже начинающиеся разваливаться под пальцами – все подряд. Понятие «сервировка», о котором когда-то будто бы где-то слышала, давно забылось и она сваливала помидоры кучками на тарелки разного размера и, побрызгав их жидкой сметаной, относила в буфет.

Нюшке нравилась предобеденная тишина в буфете с табличкой у входа «Для сотрудников». Правда, теперь тишину нарушало жужжание мух, запутавшейся в паутине в углу и ожившей, видно, в струе пара, поднимавшегося от печи.

Профессиональным взглядом Нюшка окинула буфетную стойку, заметив жирные пятна на верхней в стопке тарелке, предназначенной для хлеба, она ловко взяла тарелку пухлыми пальцами и, вытерев о бедро, прикрытое пожелтевшим халатом, водрузила на место в стопку, смахнув заодно притаившегося у края разноса с нарезанным хлебом блестящего коричневого таракана.

Оставшись довольной наведенным порядком и собой, она однако скоро вновь загрустила, представив, как через некоторое время эта благодатная тишина и порядок, единственной хозяйкой которых была она, будут нарушены шаркающими шагами, звоном ложек, недовольными вопросами: «Почему чай холодный?», или «Почему чая нет?».

В эти мгновения Нюшке становилось противно, она начинала жалеть себя, мысленно ругать судьбу свою и тех, кто в несколько минут уничтожал всё приготовленное ею, уничтожал безжалостно и без всякого аппетита, с одним и тем же выражением лиц, - скучным и постным. А как хотелось бы заметить во взглядах посетителей хотя бы искорку сочувствия к ней, к Нюшке, с раннего утра парившейся у раскаленной плиты!

Вот и наступал обязательный час обеда. Распахнулись двери, и в одну минуту у стойки образовалась очередь жаждущих не зрелищ, а обыкновенного хлеба и еще чего-нибудь съестного. Здесь все были равны: рядом с миловидной секретаршей Оленькой стоял элегантный профессор Крымов.

Нюшка всем наливала один и тот же бульон, буфетное меню не блистало разнообразием, подавала тарелки с помидорами. Делала она это неохотно и не торопясь, зная, что обслуживает клиентов, которые привыкли в окружающей жизни к унижению и невниманию обслуги, которые по пустякам шума поднимать не станут, а, может быть, возмутятся молча или дома с родными за ужином на тесной кухне.

Но как не медлила она, еще задолго до окончания обеда наливала последнюю порцию бульона какому-то доценту, а остальным стала предлагать кур, слегка подгоревших и сухих с уже остывшими макаронами да кефир, разлитый в тяжелые граненные стаканы…

Рабочий день наконец подошел к концу. Перебросившись двумя словами с тётей Глашей, которая оставалась еще мыть посуду и полы в буфете, Нюшка сунула в свою поношенную сумку оставшиеся полпачки соли, несколько помидоров, предварительно отобранных утром, какао, ссыпанное в свернутый из засаленной газеты пакетик и, повесив на проржавевший гвоздь пожелтевший халат, пошла домой, уставшая, но довольная собой. Пусть кто-то пишет свои диссертации, пусть двигает науку и прогресс вперед. Хотелось бы знать, как двинули бы эту самую науку без ее, Нюшкиного, обеда. Не в знаниях дело, а в пользе, которую приносишь людям, думала еще более от таких мыслей, довольная собой Нюшка.