сходить с ума он начал еще намного раньше того момента, когда мать отослала его в дурдом. где-то в глубине души он понял это, сидя как-то холодным январским вечером у камина и с тоской оглядывая порез на левом предплечье, небольшой, но глубокий. стискивая зубы от ярости, чтобы не зарычать и не расхуярить весь этот дом ко всем чертям, он яркой вспышкой осознал, что терпеть ее не может. она взболтала его, нагрела, как шампанское - пробка вылетела. он погружался все глубже и глубже, оказывался все ниже и ниже, пока не узрел человека, презрительно назвавшегося тем же именем, его собственным, стоя у него в спальне, облаченный в его одежду, с наслаждением затягиваясь его же сигаретой. этот человек выскоблил из него остатки терпения, отчего он сделался бешеный, как уличные коты, и мрачный, будто на последней войне у него перебили всю родню. человек издевался, советовал, приказывал, напоминал, вытаскивал из самых темных уголков подсознания все то самое непривлекательное, что может там храниться, изящно чиркал зажигалкой и - сжигал, а потом доставал дубликаты, снова чиркал - снова доставал, так что все помещения наполнились дымом, а легкие его - запахом жженой кости и крематория. человек доставлял кучу проблем, он воровал сигареты, выпивал весь кофе в доме, прятал целый ворох препаратов от мигрени, приводил с собой кучу разных сомнительных существ, разделяющих с человеком неизвестных координатов обитель. поначалу существа сии сильно его удивляли и пугали, а потом он привык и кроме раздражения не чувствовал ничего. была одна тварь - его постоянный гость находил ее сексуальной, что не оставляло сомнений в ее принадлежности к женскому полу - которая пряталась по темным углам и все грозилась заменить в нем всю его кровь на абрикосовый сок, которого он терпеть не мог. у твари были каштановые волосы, густые и играющие золотом на солнце, а лицо она успешно скрывала за весьма странной вуалью, если так можно было назвать сложное сооружение, произрастающее прямо из ее головы и ниспадающее на белое лицо. его девушка - та, которую он терпеть не мог - и эта жеманная тенистая незнакомка смешивались в его мыслях все больше по мере того, как он не видел первую и все дольше созерцал последнюю. он разучился спать, если ему и случалось задремать от усталости где-нибудь в особняке, то просыпался он неизменно от вкуса абрикосового сока во рту, и бежал проверить, не успела ли эта дрянь претворить в жизнь свои циничные угрозы. проверка состояла в том, чтобы увидеть собственную кровь, только узнать, что она по-прежнему красная и горячая. крови из пальца казалось ему недостаточно, оттого он частенько прибегал к веносекции, и уходил из ванной с повязкой на запястье и чувством некоторого облегчения. чувство это похожий на него гость сдувал одним махом, говоря, что у незнакомки много дел и она непременно произведет подмену крови сегодняшней ночью. его посетитель не щадил красочных оборотов, описывая процесс. не упускал он также возможности подшутить над его внешностью или какими-либо чертами его характера, обращался к нему не иначе, как "эй, белоснежка". как-то, проверяя кровь на доброкачественность в очередной раз, он засмотрелся на алые капли, смешивающиеся с водой в раковине, и немного переборщил. этого зрелища вполне хватило его сексуально неудовлетворенной истеричной матери, которой в ту ночь, увы, не спалось, чтобы забиться в припадке ужаса, вызвать врачей и, подписав несметное множество разнообразных бумаг, упрятать его в то самое место, где электричество - лечебная процедура, а двери закрываются только с одной стороны.