Саласпилс ( перевод с татарского Эльмиры Шарифуллиной) Белые цветы – сама невинность, Красные, как символ крови красной. В этот год на месте Саласпилса Разлеглись цветы ковром атласным. За волной волна бежит по лугу В океане пряных разнотравий. В сорок первом в окружении вышек Здесь бараки мрачные стояли. В сорок первом из души ребячьей Кровь сосали с «Гансовским» размахом. Было их не семь, а все семь тысяч, Что из детства вывели на плаху. Было их не семь, а все семь тысяч. Непосильный труд глаза туманил. Матерей же виселицы ждали, Тех, что детям свой паёк отдали. Кутался закат в туман белесый, И цветы обнял туман, и души. Что вам сниться, сосны на опушке? Вы событий тех глаза и уши. К небу свои ветви простирали И молили отвести невзгоды? Думаю, что реки в час зловещий Вспять катили горестные воды. Лучше умереть – не видеть зверства. Лучше умереть - такая малость… Только им пришлось терпеть и верить, Крест неся, пока душа держалась… *** Поляны, в страшные года Вы для кого цвели? Ведь ни смеяться, ни играть Их души не могли. Решеткой небо за окном, Ключ щелкнул у дверей. Закрыли детство на замок, - Нет чувства, тяжелей! Ручонкам детским не сорвать, Не тронуть лепестков, Не видно бабочек полет Сквозь щели потолков. Как звуки крыльев о стекло, Их номера звенят. По этим самым номерам Детей впускают в ад. Кому нужны здесь имена? Их нет, как нет – забудь! Не пробежать, не поиграть В плену барачных пут. Здесь выстрел затыкает плач И лепет детских губ. Фашист, как деспот, как палач Всех в страхе держит тут, Чтоб беззащитных малышей Распять и выпить кровь, И с наслаждением лакать, И жаждать вновь и вновь… Ни честь, ни сила не нужны, Проклятье заслужить. Нет, Газраиля, упыря С фашистом не сравнить. Цветы, простоволосый лес, Тропинки среди плит… И старикам и молодым – Боль душу бередит. Игрушки, хлеб лежат, как дар… Нет, долг перед детьми, Чье детство грубо растоптал Сапог былой войны. *** Монолог матери, зверски убитой вместе с семерыми детьми Семеро детей моих – семь моих рваных ран, Семеро детей моих – семь моих ярких звезд, Семь морей поглотили, поглотил вас злой океан, И плывут по волнам лепестки утонувших роз. В камень я обращусь – каменеет душа, скорбит. В рваном сердце моем саднят раны моих детей. И природа – мать, пригорюнившись, рядом сидит - В колыбели качала детушек с первых дней. Душу я обнажу, приоткрою навстречу дню. Пусть увидит он, как из сердца сочится кровь. Эх, природа – мать, лишь в одном я тебя корю: Одного б дитя сберегла мне твоя любовь! Ты могла ураганом взметнуть, унести его. Я простила бы все за один этот чудный миг, И надежда, что он живой грела б оттого, Что он там, где смерч на груди у тебя поник. Или в пропасть бездонную сбросила бы его С горной кручи, обрыва, с самой высокой скалы. Может беркут зоркий, отправившись утром в полет, Вынес вверх его, на свободу - не на пиры. Ты природа, то ли мачеха, то ли мать всем нам? Дети милые мы твои, иль постылые пасынки? Семерым детям моим нанес семь смертельных ран, И поставил фашист клеймо гробовой доски… *** Зовет меня латышская земля, И в Саласпилс вновь приезжаю я. Какого цвета небо надо мной? …Цвет глаз людей, замученных войной? Здесь у цветов небесный аромат. Здесь чувства будят вечности набат. Им вторит стук сердец из-под земли: Чтоб мы наш мир от войн уберегли. Здесь эхом горя нам звучат шаги, И кажется, идешь среди могил… О, Саласпилс – латышская земля, Пусть в сердце сохраниться боль твоя! | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
